Влад
Каждый новый шаг – смертельный! За каждым поворотом, за каждой закрытой дверью – новый враг! Идем на пределе, но мы должны, как бы ни было трудно и опасно! Только мы можем спасти этот мир – я и Дюк Нюкем!..
– Пойдем, Игорян! Мамка уже сготовила. Я ей обещал, что придем в восемь, а уже пятнадцать минут девятого! Пойдем! Папка с селекторного пришел и психует, наверное! Он, когда жрать хочет, совсем невменяемый становится! Давай сохраняйся, и пошли!
Я откинулся на стуле, покрутил затекшей кистью правой руки, посмотрел на Яцека, который уже полчаса нудил у меня под ухом.
– Давай уровень закончу, – хотя я уже одурел от четырех часов войны, и моя задница стала такой же деревянной, как стул, на котором сидел, башка ничего не соображала, а в глазах рябило, но жажду крови я еще не утолил и был готов продолжить бойню.
– Какой уровень?! У нас еще дел полно! Мы же хотели сегодня с папкой поговорить! Пойдем, пока он трезвый! Пожрем и поедем; надо секцию оформить. Мне позвонил ДээС, сказал, что ее с причала снимают!
– Ладно, иду, – я нехотя сохранился. – Блин, мне осталось немного до конца уровня! Теперь придется снова с середины начинать! Не мог прийти через пару часов!
– Ты что, дурак, Игореха? У нас разговор серьезный, откладывать уже нельзя!
Я встал, потянулся, присел пару раз, разминая затекшие ноги. Три недели назад Очкарик продал мне в рассрочку свой бэушный «486 R-style» за семьсот баксов. Я его немедленно отнес Валере Паяльнику (нашему товарищу, который шарит в технике). Он мне большого апгрейда не делал – денег было не густо, – но видеокарту поменял и оперативки добавил. И еще он мне установил «Дюка Нюкема». Я до этого немного прохладно относился к шутерам – ни «Дум», ни «Квэйк» меня не трогали особо. Хотя надо признать, они тоже прикольные, но не трогали. А «Дюк» вставил! Да так, что уже почти три недели я променял реальную реальность на виртуальную. Мочить ублюдков стало моей целью в этой жизни, и дошло до того, что, выходя на улицу, я с опаской поглядывал на угол дома – нет ли засады. Из этой паранойи меня выдергивал Яцек. Я с ним уже второй месяц подъедался при железной дороге. Он мог и сам все делать (по большому счету, я ему был не нужен), но такой труд его унижал и отвлекал от главного – желания стать диджеем. И потому он предложил мне с ним партнерить – пятьдесят на пятьдесят. В его обязанность входило подписать заявку на дефицитный подвижной состав у своего конкретного отца, который занимал должность замначальника отделения дороги, а на меня свалилось все остальное: поиск клиентов, переговоры, постановка дефицитных секций, термосов и т. п. под погрузку; контроль, когда это необходимо во время погрузки; оформление документов в товарной конторе… На этот процесс уходило особенно много времени, так как все эти квитанции разовых сборов, подачи и уборки вагонов, какие-то нелепые, но необходимые железной дороге штрафы, – все эти бумажки под копирку кассиры заполняли вручную. В конце концов, Яцек не выдержал и после целого месяца героического труда в одиночку пришел к отцу и в ультимативной форме потребовал у него меня к себе в партнеры. Конкретный папа Яцека, хотя и относился ко мне, как к родному, скорее всего, согласился, скрипя зубами – оно и понятно, пускать чужого в кровный бизнес… Так я попал в эту тему. В первый месяц мы заработали по восемьсот, я потому и взял у Очкарика его компьютер. А за второй месяц – вернее, всего за три недели – мы уже подняли по косарю! Еще пару термосов у нас находились в работе, и я думаю, по тысяче двести закроем. Это не просто хорошие деньги! Если учесть, что последние полгода я вообще не работал и сидел на шее у родаков, а зарплата у людей сейчас сто пятьдесят в месяц, то мне порой кажется – я нашел клад. И вот еще вчера мне казалось, что все наладилось, но сегодня Владу с «ВиБиСи» сообщили, что его берут на работу – вести программу «Ночное такси» с полуночи до 4 утра; тем более что он ее сам придумал. Осталось дело за малым: нужно убедить его отца в том, что я теперь буду один за всех. Деньги так и будем делить пополам, но всю работу делать буду я один. Надо идти и говорить с Владовым батей.
– Как на улице? – спросил я, выключая компьютер.
– Там лето! Ты что, сегодня еще не выгребал? – ответил Влад вопросом.
– Выгребал до обеда – я же секцию ездил ставить. Тогда было пасмурно, – я хотел надеть свои любимые спортивные штаны, но Яцек начал залупаться:
– Ты что, к своему китайскому «Абидасу» еще и белую рубашку собрался надеть?
– Да футболка грязная. Я хотел ее постирать, когда пришел, но как-то не задалось. Думал, поиграю полчасика, а потом постираю, но не успел…
«Ладно, – подумал я, – надену джинсы. Хотя в них будет жарковато, как пить дать…»
– Ты бы лучше на Маяк искупаться съездил, море уже прогрелось. А то сидишь в своей норе, как крот. На тренировки тоже забил? – Влад вертел мою бронзовую медаль. Я ее выиграл когда-то на зональных соревнованиях в Комсомольске-на-Амуре и до сих пор ею гордился.
– На тренировке был. До спортзала главное – дойти! Пошли, жрать хочу, – я надел поясную сумку с документами. У меня классная сумка, из хорошей кожи. Очкарик мне на день рождения подогнал, и я ею втайне гордился.
Когда вышли из моей комнаты, я посмотрел в окно балконной двери: на улице и правда стояло лето. Было видно, что было жарко, детвора во дворе носилась полуголая, несмотря на то, что уже пошел девятый час. В моей комнате не было окна, и, если дверь в комнату оставалась закрыта, то связь с миром терялась напрочь. Собственно, моя комната изначально называлась кладовкой, – правда, достаточно большой, почти десять квадратов, – и вполне естественно, эту кладовку родаки переделали в жилище для меня. Я жил в двухкомнатной квартире на пятом этаже, подо мною жил Влад, а под ним на третьем – Марк. И, само собой, они также имели в собственности кладовки. Очкарик так и называл нас – «кладовочниками». Он жил напротив Влада в трешке и имел полноценную комнату с окном. Но еще он имел сестру, которую он терпеть не мог, и вел с ней боевые действия на протяжении всей своей сознательной жизни. Она постоянно на него жаловалась, стучала и сворачивала кровь по поводу и без повода. По мне, так лучше жить в кладовке, чем иметь сестру. Наверное, он из-за этой сестры сразу после бурсы женился и слинял на съемную квартиру. А мы до сих пор жили в кладовках свободными людьми.
– Блин, караси тоже забыл постирать! – у меня есть привычка с бурсы снимать обувь и следом носки. Я их сворачивал и совал в ботинок или в сапог: мало ли, если придется в кого-то метнуть, или кто пнет невзначай, чтобы потом не искать по кубрику. Вот и сегодня, когда я пришел с тренировки, разулся, снял носки, свернул и сунул по привычке в сандалии. А сейчас достал и вспомнил, что утром на станции, когда ставил секцию, запнулся о рельс и испачкал в мазуте свои белые носки. Я на автомате понюхал грязное место, на что Яцек тут же заострил:
– Ты еще на вкус попробуй! А хочешь, я тебе свой дам? Почувствуешь разницу…
– Да пошел ты, Яцек! – я заугорал вместе с ним. – В чем мне теперь идти? В туфлях жарко, а сандалии не с чем одеть – у меня белых носков всего одна пара.
– Одень с черными, в чем проблема? Давай только побыстрее! – он продолжал меня торопить.
– Черные сандалии с черными носками не смотрятся – только с белыми!
Влад порой ляпнет, что попало…
– Тогда без носков надевай и пойдем! Ты уже достал! – он стал открывать замок на входной двери.
– Без носков – в сандалиях? Ты че, дурак?
У него реально снесло крышу!
– Очкарик же носит сандалии без носков, а он пацан модный, понимает в этой теме!
– Очкарик – пацан модный, а я – пацан нормальный. И я должен одеваться, как нормальные люди, а не как пидоры! – я психанул на Влада, на Очкарика, на рельсы!
– Я скажу Максу, что ты его пидором назвал! – Яцек ехидно смотрел на меня.
– Я не называл его пидором, че ты гонишь! Я сказал, что я хочу выглядеть, как нормальный человек, а не как… модный! – да, наверное, перегнул немного в сердцах. – Ладно, иди домой. Дверь не закрывай на замок, я сейчас обуюсь и приду.
Вернувшись в кладовку, я надел черные носки, которые всегда носил с «казаками». Конечно, это – классные ботинки, и с черными «варенками» они смотрятся, но сейчас в них придется терпеть…
Входная дверь в квартиру Яцека была железная; они первые в подъезде себе такую поставили. Он, когда в квартиру заходил, замок-расческу не до конца захлопнул, и я свободно попал к ним в жилище. Пахло у них, как всегда, хлебосольно. Теть Вера, сколько я себя помню, постоянно готовила вкусно и много. Когда мы учились в школе и, особенно, в бурсе, она частенько приглашала нас на обеды, и даже Макс старался их не пропускать.
– Здрасьте, теть Вер! – я прошел на кухню и плюхнулся на угловой диван рядом с Владом.
– Привет, Игорешка! – она повернулась от плиты и улыбнулась в мою сторону. – Мальчики, подождите немного, у меня еще доходит – не могу до сих пор привыкнуть к керамической плите! Папуля пока в душе, как раз к его приходу будет готово.
О том, что Владика батя принимал душ, можно было и не сообщать: на всю квартиру было слышно, как он фыркал и кряхтел, словно бегемот.
– Игорешка, – теть Вера снова посмотрела на меня, – вы с Владькой разговор начинайте, когда папа поест. Тогда он нормально воспринимает. Но не затягивайте, а то лишнего хватит и тогда с ним уже серьезно не поговорить!
– Да знаю я, мамка! – Яцек нервничал: он явно опасался разговора с отцом. У него остался осадок от того, что отец его отправил с нами в бурсу, а не с Марком в театральный.
Теть Вера находилась на нашей стороне. Она, как и всякая мать, у которой был сын-красавец, видела его артистом, но, увы, – папа прокинул! Поэтому новость, что Владика берут на радио, она восприняла с энтузиазмом: диджеи – те еще артисты. И мою кандидатуру горячо поддержала: «Игореша, это же не Владькина работа – по рельсам бегать!»
Я согласен с ней на все сто: это – моя работа. Тем временем бегемот в ванной сначала затих, а потом чего-то запел, – наверное, вытираться начал. Мы тоже замолчали, как перед боем. Я посмотрел на Яцека – он в ответ криво улыбнулся.
– Если бы не выключали горячую воду, как бы мы узнали, что наступило лето? – дядь Тарас с довольным видом зашел на кухню. Он поздоровался со мной за руку, а Влада потрепал по голове.
– Мамуля, а что на ужин?
– Скобляночка из кукумарии и папоротник с говядинкой. Садись, папуль, – она смотрела на него своими большими карими глазами, полными любви.
Он отвечал ей тем же. Удивительно, как у них все это осталось после тридцати с лишним лет совместной жизни!
– Дары моря и дары тайги! – он вышел в коридор, зашуршал пакетом и вернулся с коробкой в руке. Открыв коробку, он достал из нее бутылку виски. – Клиентура сегодня уважила. Хлопчики, вы как со мной по стопке, а? «Блуе Лабел»! Сказали, что купили в аэропорту в Сеуле за сто пятьдесят долларов. Не брешут?
Я не знаю, кого он спросил, но я от этой цифры подскочил на месте:
– Сто пятьдесят долларов за бутылку с виски?
Я взял ее в руки, повертел, разглядывая этикетку. Никогда даже не думал, что буду держать в руках такую дорогую бутылку.
– Это же «Блю Лейбл»! – Влад со знанием дела выхватил у меня из рук бутылку и стал читать этикетку на обратной стороне. – Двадцать пять лет выдержки, че ты хочешь?
Он посмотрел на меня с таким видом, будто я последний дурак. После этого отвинтил крышку и понюхал с видом знатока.
– Да я ниче не хочу, – я обратно забрал у него бутылку и тоже принюхался к содержимому. Запах был сладковатый, но не сивушный, – во всяком случае, не явный, как у водки или самогона. Но все равно пахло алкоголем – запах, который я ненавижу так же, как и запах сигарет.
– Ну, как со мной для аппетита? – снова предложил нам выпить Владика отец.
– Не, дядь Тарас, я же не пью, вы знаете. Да и если бы пил, то все равно не смог – надо секцию ехать оформлять. Влад пусть с Вами выпьет!
Я прекрасно знал, что Яцек тоже не любитель, но не отказал себе в удовольствии пришпилить друга.
– Как будто я пью! Чего ты исполняешь? – он посмотрел на меня, как будто я его подставил под раздачу.
– Да… Думал, вырастет сыночек, будем с ним по рюмочке за ужином… Куда там – все у нас не как у людей! – сокрушался конкретный Владькин папа.
– Ладно тебе, папуля! У людей вон и за ужином, и на завтрак. Уж лучше наши пусть совсем не пьют, – вступилась за нас теть Вера. Она уже поставила на стол свежие огурцы, морскую капусту и сало – обязательный десерт в доме Яцеков.
– А может, ты со мной буржуйской, мам? – дядь Тарас кивнул на виски.
– Нет, папуль, я свою рябиновую буду, – она достала из холодильника початую бутылку «Рябиновая на коньяке» и поставила на стол.
– Тогда я Марека позову. Не одному же мне пить! Я что, алкоголик? – он взял большой тяжелый нож с наборной ручкой (явно зоновского производства) и постучал тупой стороной лезвия по батарее условным стуком. Ответный стук прозвучал в ту же секунду. Мы с Владом переглянулись – присутствие Марка не входило в наши планы, но, по большому счету, это ничего не меняло.
Теть Вера достала еще одну тарелку, рюмку и приборы. Через минуту в дверь долбился Марк.
– А я сижу на горшке, читаю, думаю, чем бы заняться. Вдруг слышу – Тарас Григорьевич маякует, и я воспарял, – Марк делился с нами радостью.
Он был постоянным собутыльником Владькиного отца и, что самое удивительное, несмотря на разницу в комплекции, пил и ел с ним на равных. За это идейный хохол его и любил – единственного еврея на свете.
– Марк, откроешь нам страшную тайну? – спросил Влад.
– Открою, – Марк не мог ни в чем отказать хозяевам в благодарность за приглашение. – Даже и не страшную открою.
– Когда бы тебе папка по батарее ни постучал, если ты в этот момент находишься дома, то отвечаешь в ту же секунду. Ты что, батарею с собой всегда носишь?
Дядь Тарас уже налил до краев в хрустальные стограммовые рюмки – он из меньших пить не мог.
– Сейчас, Владислав, я выпью и отвечу, – Марк поднял рюмку, чокнулся с отцом Владика, который произнес тост:
– Ну, давай!
Они опрокинули рюмки, посмотрели друг на друга, одобрительно кивнули, подтверждая качество напитка, и стали закусывать бутербродами с бородинским хлебом и салом, которые дядь Тарас соорудил, пока Марк с нами здоровался.
– Марек, ты вот аджичкой помажь, очень сильная вещь! – он пододвинул полулитровую банку с самодельной аджикой в сторону Марка.
– Спасибо, я после второй.
Марк и дядь Тарас с таким аппетитом пережевывали черный хлеб с салом, что мы с Владом тоже попросили по бутеру.
– Не-не, хлопчики! Это не еда, это закуска. Кто не пьет, тот и сало не ест!
– Папка, так нечестно! Дай и нам по кусочку, – Влад стал канючить с обидой в голосе.
– Владюш, а я уже скоблянку подаю, – теть Вера поставила на стол тарелки с едой, и мы так увлеклись процессом, что забыли о страшной тайне Марка.
После добавки первого блюда и на середине второго, когда была пройдена одна треть «Блю Лейбла», она кивнула сыну: стартуй! Влад, быстро пережевывая слова и папоротник, объявил отцу о своей договоренности на радио и о том, как он и я будем работать на железной дороге. Дядь Тарас его выслушал, не проронив ни звука, налил себе и Марку, который поднял рюмку и решил нас поддержать вместо тоста:
– Вот это сильно! У меня там однокурсница диджеем работает, Державина-Ванина Таня! – он утвердительно покачал головой, словно хотел придать своим словам больший вес, и добавил. – Дурочка, блиа!
В другое время дядь Тарас надрал бы Марку ухо за мат или даже за попытку ругнуться, но сейчас он упустил.
Они выпили, и только тогда конкретный папа сказал свое веское слово:
– Сынок, я для кого всю жизнь работаю? Ты же у нас с мамой один! Я думал, скоро ремонт на Станюковича доделаем, эту квартиру тебе отдадим – женись, внучат нам рожай и деньги зарабатывай! Сейчас самое время, сынок, больше такого никогда не будет! Теперь можно все! Я же на отделении вес имею, ты только нагибайся и подбирай, что под ногами лежит!
Яцек сидел с прямой спиной, немного покачиваясь вперед и назад. Для него отец являлся непререкаемым авторитетом, и он редко вступал с ним в бой с открытым забралом, но сегодня по-другому было нельзя.
– Па, я не могу работать на дороге, ты же сам все видишь! Там у вас устав, как на войне! Там специальные железнодорожные люди, которые говорят на железнодорожном языке! Игорян всего два месяца со мной крутится, но уже лучше меня их понимает! Пап, на радио работать – это моя мечта! Когда ты меня отправил в бурсу, я же пошел и отучился с пацанами, хотя хотел вместе с Марком в театральный поступать!
Он посмотрел на меня, как будто это я его отец, и в его взгляде я прочитал: «Хорош меня грузить, батя, мне уже почти тридцать!»
– Ну и кем бы ты стал в том театральном? Артистом? – он вопрошающе смотрел на сына, но Яцек молчал как рыба об лед, спрятав взгляд в тарелке. – Все артисты или пьяницы, или го… лубые. Вот Марк подтвердит…
Марк усмехнулся и в знак согласия кивнул головой. Ну, а что ему было делать – кто наливает, тот и прав.
– Да, мать… Думал, вырастет сын, будет нам опорой на старости лет. А теперь как? – весело спросил жену расстроенный папа.
Она видимо собиралась что-то сказать, но тут встрял Марк:
– Тарас Григорьевич, а ты меня усынови!
Он посмотрел на Марка, пытаясь понять, какой в этом подвох, потом положил ему на плечо свою большую руку и скомандовал:
– Наливай!
Марк проворно налил до краев янтарный напиток. Яценко-старший поднял рюмку и задвинул:
– Марек, давай за ваших выпьем! Все же, как ни крути, каждый из вас рождается с выигрышным лотерейным билетом – с талантом! В любом из вас есть талант! И самое поразительное в вашем народе, что из этого таланта, будь его самая маленькая кроха в еврейском человеке, он выжимает не сто процентов, а много больше! Если выжал сто – значит, жизнь прожил зря! Поэтому за тебя я спокоен. Это вот дураков надо усыновлять! – он кивнул в нашу сторону.
Марк слушал эти слова с довольной улыбкой, а дядь Тарас (я так понял) решил не усугублять и не портить себе чудесный вечер. В общем, тихий бунт закончился по-тихому.
– Завтра после двух приходите ко мне в кабинет, там все обсудим!
Я предложил Владу поехать оформлять рефсекцию, пока еще было светло, но нас остановила теть Вера:
– Мальчики, я сегодня испекла «Наполеон». Попейте чаю и поедете!
Она быстро собрала грязные тарелки со стола, и, пока Влад с Марком расставляли чашки и блюдца, а дядь Тарас заваривал чай, я из своего угла наблюдал за ней и думал о том, как она молодо выглядит. Влада теть Вера родила в восемнадцать лет. Она моложе мужа лет на десять, сейчас ей было сорок пять, но выглядела она свежее. Возможно, потому, что никогда не работала и имела время и средства заниматься собой, или просто у нее хорошая генетика. Сейчас, когда она стояла ко мне спиной, в красном спортивном костюме, который облегал ее фигуру, она и вовсе могла показаться нашей ровесницей.
В прошлом году на юбилей Яцека отца я ходил с ними на катере на Рикорда. Когда после массового купания в чистейшем море залезали по сходням на катер, теть Вера как раз оказалась впереди меня, а так как это – занятие не простое, она попросила ее подсадить. Конечно, я ей помог, но так после этого разволновался, что пришлось еще минут десять исполнять из себя заядлого ныряльщика, пока все не улеглось. Вот и сейчас, как только вспомнил тот случай, сразу почувствовал: силы приливают.
– Игорек, тебе один кусок или два? Ты где сейчас летаешь? – дядь Тарас щелкнул меня по носу.
– Да я, дядь Тарас, думал, как секцию будем оформлять. Сегодня в ночную смену Макаровна старшим кассиром – весь мозг вынесет, пока оформит!
– Вот молодец, постоянно про дело думает! С него толк будет! – дядь Тарас явно адресовал эти слова своему сыну, но смотрел почему-то на Марка.
– С этого? С этого будет, непременно будет, – согласился с ним Марк. Он уже заметно окосел, но очень старался выглядеть трезвее.
«Знали бы вы с Яцеком, о чем я думаю, харю бы мне начистили всей семьей!» – это я про себя подумал, а вслух сказал:
– Мне одного достаточно, теть Вер!
– Я уже два положила, Игореша, пока ты в облаках витал. Наверное, ты влюбился, – она с улыбкой подала мне тарелку.
– Да, в Макаровну! – я тупыми остротами на самого себя старался увести разговор на нейтральную тему.
– Да, Макаровна – зверь! Спуску никому не дает. Она на этой станции уже больше двадцати лет работает. ДээСы приходят и уходят, а она глыбой сидит! Но меня боится! Я лет пятнадцать назад… – пока дядь Тарас рассказывал какую-то байку про Макаровну, я думал, что у нас, в принципе, везде так: чуть засиделся человек на одном месте – и уже прикипел к нему всем телом. Уже свои правила устанавливает, под себя все и всех затачивает, и неважно, что его личные порядки конфликтуют с тем, как должно быть по закону, по уставу, по справедливости – если я двадцать лет здесь обитаю, то право имею свои законы писать.
Я в баню езжу на Змеинку, она единственная общественная в городе осталась. Там один мужик, его все Шляпой кличут (он в шляпе парится), – так он всех нас строит с формулировкой: «Я восемнадцать лет в эту баню хожу!» Интересно, это только у нас, русских, так?
Два куска «Наполеона» я в себя быстро запихал и стал торопить Влада собираться. Пока он одевался, его родители пытали меня, что у него за девушка, но я, естественно, оказался «не при делах».
– Говорил я ему, а теперь и тебе, Игорек, повторяю: берите «прыщавую» в оборот, пока она не при человеке. Какой-нибудь ухарь появится – и все, начнет вам кровь сворачивать, а потом поздно будет локоть кусать!
«Прыщавая» – это дочь НОДа. Она закончила в этом году институт и работала вместе со своей матерью в какой-то структуре при отделении. Они никуда особо не лезли – им и так хватало того, что приносил их отец, НОД. Но дядь Тарас переживал, что кто-нибудь с головой увидит перспективу и, женившись на «прыщавой», станет под себя загребать. Потом попробуй, осади зятя НОДа!
– Па, ну она же действительно в прыщиках! – Влад оделся и стоял в дверях, собираясь выходить.
– Это ничего, это временно. Если в нее всмотреться и представить, что она без прыщей, так даже симпатичная девушка, и с фигурой! А прыщи от того, что ее нерегулярно употребляют! Поставьте процесс на постоянную основу – и увидите, она человеком станет. Тем более, когда дитя родит! – самое прикольное было в том, что он не прикалывался. – У девки замкнутый круг: ее не пользуют, потому что прыщи, а прыщи – потому что не пользуют!
– Не, пап, я пас, я ее с детства знаю. Вон пусть Игорек хлопочет! – Яцек хлопал меня по плечу и ехидно улыбался.
– Не, я тоже пока не могу, мне надо сначала машину купить! К тому же, она на полголовы выше меня. А жить мы где будем – у меня в кладовке? – я сам себе казался очень убедительным.
– Ты думаешь, НОД свою любимую дочь без хаты оставит? – дядь Тарас снисходительно усмехнулся.
– Да, наверное, не оставит, – я быстро согласился. – Но я пока не готов!
– А может, тогда я пойду? Я всегда готов! – Марк встал, вытянул руки по швам и стоял перед Яцека отцом, ожидая приказа выступать.
– Эх, Марек! – дядь Тарас, который сидя был почти вровень со стоящим Марком, положил ему руки на плечи; надавив, усадил того обратно и немного встряхнув его, отдал приказ:
– Наливай!
Пока они выпивали, мы прощались. С меня взяли обещание: когда вернусь, снова зайду на огонек, а с Влада – что к завтраку он будет дома. Когда мы с ним наконец-то вышли из подъезда, на улице уже смеркалось, но воздух оставался теплым и влажным. Обожаю это время года – с начала августа до первого тайфуна: море уже достаточно прогрелось, и можно купаться днем и ночью. Мой старенький «спринтер», как обычно, завелся с трудом; из выхлопной трубы, пока он прогревался, валил сизый дым.
– Масло жрет? – спросил Яцек.
– Не жрет, но подъедает. Всего литр от замены до замены! – я встал на защиту своего авто.
– Да ладно, че ты залупаешься? Какая разница – жрет или подъедает? – мой друг уселся слева на переднее сиденье. – Поехали!
– Если к машине хорошо относиться, то и она тебя никогда не подъебет, я в этом уверен, – я выжал сцепление, воткнул первую и плавно тронулся с места.
– Поехали через Первую Морскую и по Светланской, – предложил мой вечно озабоченный друг.
– Зачем?
– Там наверняка телки ходят, – веский аргумент для Яцека.
– Но там и ментов полно, – я ему возразил, но свернул налево, в сторону Морской.
– О, хорошо напомнил про ментов! Ты Тяму давно видел?
– Давно. А зачем он тебе?
– Слушай, только это пока тайна! Мне папка «сурфа» отдает, надо права. Ты свои почем брал?
– За сто долларов. Но я только теорию покупал, а вождение сам сдавал. Все вместе стоило бы двести, но это было полтора года назад. Сейчас наверняка дороже, – меня, конечно, от этой новости жаба задушила. Везет же людям! Родился в хорошей семье – и все у тебя есть! Не надо копейки выдуривать, не надо в долги влезать или щемиться по каждому поводу. Яцек вон палец о палец не ударил, – уже и квартира, и «сурф»! Это он родился со счастливым билетом, а не Марк.
– Позвони завтра Тяме, поговори насчет меня, ладно? – мы свернули на Светланскую, которая, на удивление, оказалась почти пустая: народ, наверное, или еще купался, или уже отдыхал по домам.
– Ты сам ему позвонить не можешь? Он тебе такой же одноклассник, как и мне!
– Да, но ты же помнишь, мы с ним не очень… – Влад засмеялся от своих слов.
– «Не очень» – еще мягко сказано. Вы с Максом его десять лет чмырили, придурки!
Тяма был мальчик слабый, худой и плаксивый, и мои кенты над ним измывались с первого по десятый класс. Даже родительское собрание по этому поводу один раз собирали. Мне его было жалко: у него один за другим умерли отец и мать, и я всегда его защищал. И не зря. Все же добрые дела всегда добром возвращаются. У Тямы имелся дядя, глава районного ГАИ, он его к себе под крыло забрал сразу после школы. Теперь у меня в этой конторе есть хороший конец. Я и себе права делал, и Максу один раз выкупал, когда того поймали с запахом. Правда, Тяма долго тогда сопротивлялся, но за двойной тариф и злейшему врагу все простил.
– Я позвоню. Но учти, тебе будет дороже, сам понимаешь!
– Да ладно, сотка туда – сотка сюда, какая разница? – он расслабленно валялся в кресле, задрав ноги на торпеду, и грыз ноготь на среднем пальце правой руки.
– Конечно, разницы нет, когда сотки батины!
– Колода, ну че ты постоянно залупаешься? Посмотри вокруг! Жизнь хороша, чувак! – он вынул палец изо рта и стал описывать руками круги. – Слушай, а у тебя пилки для ногтей случайно нет?
– Ты, Яцек, ничего не попутал? Я тебе че, пидор, пилку для ногтей иметь? – порой меня его вопросы ставили на грань.
– Почему сразу «пидор»? Что, нормальному человеку не может понадобиться пилка для ногтей? Почему ты сразу все усугубляешь? Расслабься, чувак! Я же помню, у тебя на ключах зажигания висит брелок-щипцы. Там наверняка есть пилка, так? – он потянулся рукой к замку зажигания.
Я надавил на тормоз и начал на него наезжать:
– Ты охуел! Как я тебе на ходу сниму эти щипцы? – сзади тут же раздался сигнал недовольного участника движения.
– Ну, встань на минутку! – Яцек настаивал. Я прижался к обочине прямо на остановке напротив цирка, попутно обложив матом водителя объезжавшего меня автомобиля. Тот было притормозил, но увидел, что нас двое, нажал на газ.
– Чего тебе присралось ногти стричь, до завтра не дотянешь? – я вытащил ключи из замка зажигания и снимал щипцы, борясь с тугим кольцом, на который они были надеты.
– Слушай, до завтра никак! Стелла просила меня состричь. Она любит, когда я ее пальцами стимулирую, и прошлый раз испытывала дискомфорт от моих ногтей!
– Испытывала дискомфорт? Конечно, расцарапал ей розовые места! – меня обрадовала причина, из-за которой случился весь сыр-бор; кольцо на ключах как-то сразу поддалось, я отдал ему щипцы, снова завел автомобиль, и мы продолжили путь.
– Завезешь меня к ней на Патриску, она сразу за дурдомом живет, – уже стемнело, и он не видел своих ногтей. – Слушай, я включу свет в салоне, не видать ничего!
Он потянулся к выключателю на потолке.
– Ты че, дурак? Мне же дорогу плохо видно будет! Тебе не за дурдом надо, а прямиком туда!
– Игорь, в тебе столько негатива! Ты всегда всем недоволен!
– Зато ты всегда на позитиве! То машину на ходу глушишь, то вести мешаешь! Я тебя на Патриску отвезу, но сначала заедем на станцию, оформим секцию. Макаровна при тебе рога мочить не станет, она твоего батю боится.
– Ты злой! Меня же любимая ждет… – он хотел еще что-то сказать, но тут в свет наших фар попала одинокая девичья фигурка, которая шла в сторону Луговой. – Стой! Тормози!
Яцек вцепился мне в руль, я затормозил около девушки и открыл окно.
– Девушка, это же вы заказывали ночное такси? Прошу! – мой друг, источая приторную галантность, навалился на меня и, облокотившись левой рукой о руль, локтем надавил на клаксон. – Ой, это случайно! Садитесь сзади, мы будем вас довозить!
Она остановилась в паре шагов от нас, на тротуаре. Было темно, я не мог ее разглядеть, но мне показалось, что не очень страшная, на твердую «тройку». Девица смотрела на нас, вроде чего-то сращивала, а потом негромко сказала:
– Пацаны, я работаю!
– Вы будете смеяться, но мы тоже, – не унимался Яцек. – Мы едем вагоны оформлять. Айда с нами?
Телка пожала плечами и пошла дальше.
– Чего это она? – недоумевал мой друг.
– Она же сказала тебе – работает!
– В смысле?
– Ты че, дебил? Она проститутка!
– Да? Какая удача! Вот кто нам сегодня нужен! Давай за ней, у меня есть план!
Его последние слова сбили меня с толку. Я тронулся и догнал ее через пару секунд.
– Слушай, а какие расценки? – Яцек снова перевалился через меня. С него соскочила галантность, остался только голый интерес.
– Секс – пятьдесят, минет – двадцать пять. Все в резинке, – она сообщила прайс по-деловому, без особых эмоций.
– Слушай, а если мы вдвоем, сразу? – он не унимался, а во мне начинала кипеть злоба: вечно я влипаю в истории, в которых мне противно участвовать.
– Сто долларов, – ответила телка.
– Почему сто? Если секс – пятьдесят, а минет – двадцать пять, значит, на круг – семьдесят пять! – теперь Яцек устроил базар.
Мне захотелось пожевать его правое ухо, которое находилось рядом с моим лицом.
Она задумалась, решая для себя непростую арифметическую задачу.
– Хорошо, но все в резинке!
– А где ты живешь, далеко ехать?
Я ткнул его кулаком под ребра, но он не реагировал.
– Зачем домой? В машине можно. Поедем в гаражи перед железной дорогой справа, там сейчас никого нет в это время.
– А как ты себе это представляешь в машине? Мы же втроем здесь не поместимся…
Я уже понял, что он просто разводит эту телку, и решил: как только он освободит рычаг коробки передач, – еду.
– Один сядет на заднее сиденье, а второй сзади присунет, – телка объясняла диспозицию. – Только деньги вперед!
– Чур, я присуну сзади, вот мой полтяш! – он откинулся на свое сиденье, доставая деньги из кармана, а я в этот момент стартанул.
Яцек начал возмущаться, просил, чтобы я остановился, но мне было по фигу на его стенания:
– Слушай, и так столько времени потеряли! То ты к бабе своей торопился, а то на всякую херню из-за тебя полчаса убили!
– Мы же с тобой давно хотели кого-нибудь вдвоем отбарабанить! Ты сам об этом говорил!
– Хотели. Но давай нормальную девку найдем – зачем проститутку? Ты же знаешь, что я с проститутками не связываюсь из принципа! – я никогда не покупал и не собираюсь покупать шлюх, мне это в падло.
– Где мы нормальную телку на такую тему подпишем?
– Не знаю. Но ты найдешь. У тебя талант! – я закинул леща своему другу, чтобы его подбодрить.
Но он не унимался:
– Эта сука теперь про нас подумает: какие-то придурки, обломали на бабки!
– Мне все равно, что она подумает. А за нее не переживай – за нами три машины стояли, пока ты торги устраивал. У нее все будет нормально. Всем нужна любовь.
Мы подъехали к переезду со Спортивной – он оказался закрыт. Я, конечно, не сдержался и стал выговаривать своему другу, глядя на проходящие мимо полувагоны, про потерянное время, про его эгоизм, про то, как он мне дорог. Правда, Влад никак не реагировал на мои слова. Он тоже смотрел перед собой и порой улыбался. Когда состав прошел и шлагбаум подняли, мы с трудом проползли по разбитому переезду и поехали в сторону станции по Калинина. Слева, на сопках перед домами, окна которых почти везде были темными или освещались слабым светом свечей, горели костры.
– Смотри, люди как-то странно веселятся у костров. Поехали, посмотрим? – предложил Влад.
– Влад, люди на кострах жрать готовят. У них по двадцать часов в домах тока нет!
– Я помню в «ТОКе» читал, как в начале двадцатого века гимназисты на неделю на Чуркин в поход ходили. Один из них с восторгом описывал, как они готовили себе еду на костре. Видишь, все повторяется. Диалектика! Поехали на станцию, – он смотрел на город, который по обе стороны залива почти весь был погружен во тьму. Только в центре в некоторых домах имелся свет, а мы жили в центре, и нас чужая радость не касалась.
На станции все прошло, как я и предполагал. Макаровна, увидев Владика, надела на себя маску радушия и посадила его пить чай в товарной конторе. Меня она послала переписать номера пломб с рефсекции, которая стояла на объездной. Я психанул, но пошел. Когда я подошел к вагонам и стал смотреть на пломбы, возле меня выросли из темноты мужик с бабой ханыжного вида.
– Слышь, парень, че надо? – спросил мужик. В правой руке он держал то ли топорик, то ли молоток, но они стояли поодаль, явно меня опасаясь.
Я осветил их фонариком и сделал пару шагов к ним навстречу. Они синхронно отошли назад. Я замер, и они тоже.
– Пломбы переписываю, со станции послали. Я секцию буду оформлять. А вы машинисты? – мне не хотелось мурыжить ни их, ни себя.
– Мы же были на станции два часа назад, все им передали! – ответила баба.
Вот жаба Макаровна! Специально меня отправила, чтобы Владу в уши нассать! Я повернулся и пошел обратно на стацию, но меня снова окликнул мужик:
– Слышь, селедка нужна, алюторская, ящик? За три «Рояля» забирай!
Я было повелся, но потом подумал, что надо будет сначала Влада отвезти, потом ехать искать спирт по ларькам, возвращаться обратно. Целый час убью, если не больше.
– Спасибо, я только вчера ящик взял, когда термос оформлял. Кстати, за две бутылки, – я соврал, чтобы отделаться от них побыстрее.
– Ну, забирай за две, – это уже его баба вступила в торги.
– Куда я ее дену? У меня вся морозилка забита, – я продолжал врать. – Вы на станции спросите. По-моему, Макаровна хотела…
Это была мелкая месть, но хоть как-то я должен был ей ответить?
Когда вернулся на станцию, то нашел своего друга в прекрасном расположении духа. Он был любезен с Макаровной и особенно с новой девочкой-стажером, которую называл Оленька и обнимал за талию. Макаровна взяла у меня документы, я расписался в чистых квитанциях. В них она обещала вписать минимальные штрафы. За копией дорожной ведомости заеду завтра, она сегодня ее позже оформит: «Чего мы будем зря здесь время терять?». А если бы не было со мной Влада, то тогда бы я его терял один, и по полной программе! Когда я уже вез его к подруге, не мог не задать вопрос, который крутился у меня в голове:
– Влад, а твой отец что хочет взять взамен «сурфа»?
– Они с НОДом себе «крузаки» заказали в «Саммит-Моторсе».
– Новые?
– Конечно, новые! Леворульные, с полным фаршем. Папка говорит теперь: «Нужно жить, срочно!»
Да, надо срочно жить! В этом прав его батя. Надо держаться железной дороги – тут такие возможности!.. Хорошо, что я в моря не пошел, всю жизнь бы себе засохатил…
– Сегодня мой прощальный визит!
Я гонял свои думки и не сразу понял, о чем он говорит.
– Колода, ты что, присох? – Яцек тормошил меня за плечо. Мы стояли под опорной стеной, над которой возвышался нужный Владу дом. – Еще одну ночь, и я сливаюсь.
– Это не любовь всей твоей жизни?
– Эта – нет. У нее есть муж – морской!
– Так ты что, вачман?
– Да, но я же не знал! Стелла мне не сразу сказала. Еще у нее есть мальчик и собака-доберман. Мужа я не видел, а собака гораздо лучше мальчика. Спокойный такой пес, добрый, ласковый. А мальчик – настоящий бес. В прошлый заход я через полчаса хотел его с балкона выкинуть. Ненавижу чужих детей!
– Да ладно, не заводись! Не хочешь – не ходи; поехали на Шамору!
– Ни хера тебя закидывает – весь день дома сидишь, а ночью купаться ездишь! Нет, сегодня в последний раз схожу. Она мальчика к маме отвезла. Обещала мне что-то особенное…
Пока мы с ним терли, он включил свет в салоне, развернул на себя зеркало заднего вида и что-то улучшал у себя на лице: то прыщ давил, то свои густые брови разглаживал. С зеркалами Влад вел себя как телка – если рядом было зеркало, он обязательно в нем торчал. Если бы не знал, что первый среди нас по девкам – это Влад, я бы подумал, что он – «сладенький». Правда, Марк говорил, артисты все такие, а Яцек среди нас самый главный артист. Наконец он сам себе понравился, пригладил волосы (последний штрих!), освободил зеркало и подал мне руку:
– Давай! Я завтра к тебе зайду, как домой вернусь. Съездим на Маяк, искупаемся, потом пожрем и в отделение пойдем, к папке. Как тебе план, чувак?
– Вполне!
– Тогда держи! До завтра!
Он вышел из моего автомобиля; я развернулся и смотрел, как он карабкается вверх по сопке к дому своей девицы. Конечно, я мог подвезти его к подъезду, крюк не такой и большой, но мне показалось, ему пойдет на пользу прохватить вверх по сопке метров сорок.
Когда я поднимался к себе домой, то около двери в квартиру Яцеков пришлось притормозить. Оттуда негромко, но от всей души лилась песня:
– Смехом тоску мы лечим летом и среди зимы. Если заняться нечем, летку-енку пляшем мы!
Спетый дует Владика родителей звучал прекрасно. Но их разбавлял Марк своим баритончиком из прямой кишки, да еще и мимо нот. Он называет это «актерской песней». Буквально секундочку я раздумывал: может, позвонить? Но тут же устыдил себя – а кто будет мир спасать? Бегом – через две ступеньки на третью – домой!