Чеченцы. История российско-английской борьбы за Кавказ в XIX веке (З. Х. Ибрагимова, 2010)

История российско-английской борьбы за Кавказ в XIX веке

Англо-турецкая агентура «по-свойски» орудовала на Кавказе, готовя почву для колонизации территорий, привлекавших и природными богатствами, и стратегической выгодой. Англичане Уркварт и Белл, турецкий полковник Сефер-бей вошли в историю мировых разведок как легендарные политические авантюристы, шпионы и русофобы XIX столетия, по мере сил пытавшиеся поссорить кавказские народы с могучим северным соседом¹. Джеймс Белл, контактировавший с британским правительством, жил в Черкессии с 1837 по 1840 гг., вел дневник и, опубликовав его, отмечал возможную роль Кавказа, как берега, защищавшего Азию от российского агрессивного продвижения на юг. Он подчеркивал: «Если Британия или любая другая сила, противостоящая российским агрессивным действиям, решила воздвигнуть здесь эффективный барьер, она бы устроила это легко, объединив под общим флагом все народы Кавказа, благодаря их общим интересам, религии…». Россия, безусловно, преследовала свои цели в Азии, используя Кавказ, как базовый лагерь, с помощью которого можно осуществить свои амбициозные проекты. Так, например, вся российская политическая активность в Персии начиналась с Кавказа. По соглашению между правительствами в Петербурге и Лондоне от 31 августа 1901 г. Персия была разделена между двумя империями. К России отходили Тегеран и Северная Персия, а Британия – Шираз и южные провинции².

Генри Джон Темпл Пальмерстон (1784–1865) – английский государственный деятель, премьер-министр Великобритании (1855–1865) довольно открыто обосновывал свою неприязнь к России: «Мы знаем, что наши взгляды и интересы диаметрально противоположны русским… Россия – великий враг Англии; это утверждение исходит не из личных чувств, а потому, что ее интересы и цели несовместимы с нашими интересами и безопасностью; главной задачей нашей политики на предстоящие годы является противодействие ей». Пальмерстона называли, обыгрывая его фамилию, лорд Пемза (Lord Pumice Stone), намекая на его «негладкое» обращение. Своих соотечественников он раздражал неадекватным поведением. Даже королева Великобритании с трудом выносила его³.

В западной и, в частности, британской, литературе муссировались идеи о незаконности и недопустимости притязаний России на Кавказский регион. В их обоснование приводился целый ряд доводов: геополитические (угроза британским национальным интересам на Востоке, включая Индию; нарушение англо-русского и многостороннего международного баланса сил в пользу России); экономические (закрытие для Англии доступа к потенциальной колонии, источнику сырья и рынку сбыта); идеологические (неспособность «деспотической», «варварской» России цивилизовать кавказские народы, привить им либерально – демократические ценности; «бремя белых» в данном случае, как и во всех остальных, должна нести Англия); нравственно – филантропические (защищать население Кавказа от военной и морально-растлительной агрессии могущественной, циничной власти и духовной деградации)⁴. Царское правительство в формировании своей кавказской политики понимало и пыталось учитывать заинтересованность западноевропейских держав, особенно Англии, в кавказских делах. «России нечего опасаться за свои владения, – считал Александр I, – пока соседями с той стороны остаются слабые народы, как персияне и турки. Но притаись где-нибудь англичане, доставь горцам артиллерию, научи их военному искусству и тогда нам будет надо укрепляться уже на дону. Англичане стерегут нас, не спуская глаз»⁵.

При поддержке Англии в 40-е годы XIX в. аристократический центр национального совета польского национально-освободительного движения (Жанд Народовый) во главе с князем А. Чарторыйским (бывшим видным членом Негласного комитета Александра I), размещавшийся в «Отеле Ламбер» в Париже разрабатывал геополитические проекты, направленные на отторжение части территории Российской империи. Польская эмиграция планировала привлечь на свою сторону южных славян, казаков, горцев Северного Кавказа и в результате вторжения вызвать в России революцию. В дальнейшем планировалось образование Польши в границах 1772 г. с включением донских и черногорских казаков, а на Кавказе: Грузии, Армении и Федерации мусульманских народов в вассальной зависимости от Турции.

Особенно обострилась геополитическая ситуация в период Восточной (Крымской) войны 1853–1856 гг., когда Кавказский вопрос стремились использовать для реализации казавшихся тогда фантастическими планов расчленения России. Еще в начале XIX века Понсонби Джон (1770–1855) – английский дипломат, посол в Константинополе в 1832–1841 гг., составил «Особое теоретическое обоснование о положении Кавказа», где в качестве первоочередной задачи правительства Великобритании ставилось оказание помощи адыгам в прокламировании своей независимости, после чего Англия должна была признать независимость Черкесии⁶. Лорд Пальмерстон разработал свой план «раздробления» Российской империи, который называли «Планом тридцатилетней войны»⁷. Обосновывая задачи войны, английский премьер-министр Пальмерстон писал: «Моя заветная цель в войне, начинающейся против России, такова: Аландские острова и Финляндию отдать Швеции; часть остзейских провинций России у Балтийского моря передать Пруссии; восстановить самостоятельное королевство Польское как барьер между Германией и Россией. Валахию, Молдавию и устье Дуная отдать Австрии. Крым и Грузию отдать Турции, а Черкесию либо сделать независимой, либо передать под суверенитет султана». Пальмерстон при заключении Парижского мира (1856) пытался настоять на провозглашении независимости Черкесии, однако позиция французской дипломатии позволила России уклониться от этого требования⁸. Заслуживает внимания факт острых англо – французских противоречий, не дававших главным врагам России последовательно выступать против нее единым фронтом. Не будет преувеличением сказать, что от потери Кавказа Россию спасли не только штыки и пушки русской армии, но и вражда в стане ее врагов. Франция не видела смысла в том, чтобы передавать российские владения на Кавказе англичанам и тем самым усиливать британские позиции в районе Ближнего и Среднего Востока⁹.

Пальмерстон, не сдержав своего гнева, даже отчитал российского посла Поццо ди Борге за «желание России захватить Кавказ» и пригрозил, что Англия «поставит предел системе захватов, которую русский император намерен осуществить…»¹⁰. Бурная реакция Англии на присоединение Кавказа подталкивала Россию к форсированию установления контроля над регионом и введению здесь военной и гражданской администрации Российской империи, установлению постоянных государственных границ. Одновременно были блокированы попытки Англии добиться пересмотра торгового и таможенного законодательства России, что позволило бы усилить экономическое влияние Великобритании в регионе¹¹. Великобритания старалась всякими способами помешать России укрепиться на Кавказе. Даже в конце Кавказской войны, когда исход ее был уже предрешен, Англия продолжала свою целенаправленную подрывную деятельность, не оставляя надежды «сделать горцев независимыми и свободными». Весной 1857 г. в Турцию прибыл английский корабль «Африканец», груженный закупленным в Англии и предназначенным для горцев оружием, по настоянию посланника России в Османской империи А.П. Бутенева, он был задержан, а груз конфискован в присутствии российского консула¹².

Западная пресса утверждала, что России не под силу цивилизовать Кавказ политически и экономически, что это должна сделать Англия путем избавления народов региона от «военного деспотизма», переселения туда избыточного английского населения, развития предпринимательской деятельности. Способы послевоенного «наказания» России особенно часто продумывала британская пресса, к рекомендациям которой Лондонский кабинет прислушивался, ввиду того, что они отражали волю и настроение правящего класса Англии. «Таймс» считала обязательным наличие в будущем мирном договоре пункта, предусматривающего независимость «кавказских племен» и установление российской границы по рекам – Кубань и Терек. Это, по мнению газеты, необходимо для «поддержания европейского равновесия и ослабления державы, представляющей наибольшую угрозу ему»¹³.

В Англии окончание Кавказской войны было воспринято как национальная трагедия. На улицах Лондона и других городов Великобритании проходили массовые митинги, требующие наказать правительство, не сумевшее спасти Шамиля и Кавказ. Через пять дней после царского манифеста о полном победоносном окончании Кавказской войны от 21 мая (2 июня) 1864 года, лорд Пальмерстон в присутствие полного парламента объявил, что «Англия не признает русского владычества на Кавказе!»¹⁴ Но дело было сделано. Кавказ стал частью Российской империи. И после ожесточенной «подковерной» схватки России с Западными державами, прежде всего Великобританией, «потрясать воздух» было уже бесполезно. Кавказ принял свою судьбу и уже вовсю шел адаптивный процесс горцев к новой жизни.

В XIX веке вместо существовавших в Кавказском регионе подвижных границ начали появляться постоянные, закрепленные межгосударственными договорами. Это вызвало необходимость надежного войскового прикрытия и таможенного надзора. К середине 1850-х годов таможенная (пограничная) стража, бывшая в ведении Министерства финансов, обосновалась в восстановленных и вновь возведенных вдоль Кавказской линии крепостях и в населенных пунктах. Однако, еще долго система оборонительных сооружений и очертания границ видоизменялись – в зависимости от политической ситуации, результатов военных действий и усилий дипломатов. 15 (27) октября 1893 года вышел Указ Александра III об образовании внутри департамента таможенных сборов Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС), который оставили в ведении Министерства финансов¹⁵. Первым его командиром был назначен генерал-лейтенант А.Д. Свиньин – профессиональный военный, активный участник Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Спустя некоторое время, учитывая особо тяжелые условия охраны границы на Кавказе, Николай I разрешил пограничникам в случае крайней необходимости – при преследовании нарушителей «по горячим следам» – переходить границу на участках с Персией и Турцией. Им были предоставлены особые права и по применению оружия. Переход стражи к военной организации был завершен к 1899 году созданием семи пограничных округов, в том числе и на Кавказе. 7 мая 1899 года высочайшим приказом было определено, что штат 6-го пограничного округа будет дислоцироваться в Тифлисе и в его состав войдут Черноморская, Карская, Эриванская, Елисаветпольская и Бакинская бригады. Первым начальником округа был назначен генерал – майор барон Нольде. Протяженность границ на Кавказе к 1880 году по патрульным дорогам превысила 3000 верст¹⁶.

В условиях ожесточенной борьбы между крупнейшими странами за Кавказ малые кавказские народы не могли сохранить самостоятельность, и на определенном этапе неизбежно должно было последовать либо «добровольное», либо насильственное присоединение их к одной из борющихся мировых держав. Такая судьба была уготована и для чеченцев. Конец 50-х гг. XIX века явился заключительным этапом присоединения Чечни к России и включения ее в систему административного управления. В эти годы наместник приступил к качественно новой форме борьбы с движением сопротивления в Чечне. Воронцов понимал, что попытка обращения чеченцев к покорности только силой оружия не приведет к успеху, во всяком случае, не обеспечит прочного мира в Чечне. Особая роль в агитации стала отводиться обращениям к народу с обещаниями «даровать милость». Прокламации и различного рода воззвания к чеченскому народу регулярно читались во всех аулах и хуторах, и именно они сыграли главную роль в прекращении борьбы народными массами Чечни. Народ поверил обещаниям. Откуда чеченцам было знать, что это хитрый политический маневр и большинство обещаний так и не будут реализованы¹⁷.

Не смотря на прокламационные обещания, после включения Чечни и других районов Северного Кавказа в общероссийскую административно – политическую и правовую системы местному населению без обиняков было объявлено, что все равнинные земли края «приобретены правительством оружием и ценою крови, а потому считаются исключительным его достоянием…». Из этого следовало, что теперь земля становилась собственностью государства, завладевшего ею в результате войны, а не народов Северного Кавказа, которым она исторически и фактически ранее принадлежала. Так понимали ситуацию и органы центральной власти, и чиновники аппарата местной администрации. Отныне чеченское население становилось только пользователем своей земли. Таким образом, по мнению доктора наук Исаева С-А.А., «…в Чечне автоматически вводилась система государственного феодализма, т. е. создавалась система феодальной эксплуатации и чеченских земель, и чеченского населения со стороны российского государства»¹⁸. В ходе земельной реформы существовавший институт частной собственности фактически был ликвидирован. Все земли были заново перераспределены, господствующей стала общинная собственность.

Казалось бы, самодержавие, не доверяя буржуазным предпринимателям и страшась появления в России «чумазого» пролетариата, всемерно вознесло сельскую общину, возложив на нее функции регулирования всех сторон крестьянской жизни: бытовой и социальной, хозяйственной и административной, фискальной и правовой. Но именно этот подход стал бедствием для российской сельской общины, поскольку доводил до крайности сословную обособленность крестьянства, глуша позитивные и развивая отрицательные черты общинного уклада. Как считало правительство, общинное устройство было необходимо для России, т. к. только в этом случае государство могло бы исправно получать подати и повинности. Была жестко ограничена открытость крестьянской общины для выхода из нее и вступление в нее новых членов. Первые десять лет крестьянин не имел права отказываться от надела, а свобода его передвижения была ограничена паспортным режимом. В декабре 1893 г. выход крестьян из общины был совсем запрещен. В итоге установилось положение, когда «общинное право» оказывается, в сущности, эквивалентом крепостного права в части прикрепления крестьян к земле и локализации их места жительства¹⁹.

Частые обострения послевоенных российско-вайнахских отношений создавали у властных структур впечатление о не полной покорности чеченцев, о формальном («наружном») характере их подданства России, которое зиждется только на страхе перед российским оружием, что заставляло руководство сохранять в крае повышенную боеспособность в рамках военно-народного управления. Но в то же время, как показало восстание 1877 года, в Чечне подавляющее большинство представителей общин и духовенства вполне искренне считало себя в российском подданстве. Горцы уже интегрировались в новую систему, стремились улучшить свое социально – экономическое положение, но выступали против грубого вмешательства в их внутренний мир²⁰.

Опасаясь новых восстаний, Петербург рекомендовал местной власти применять гибкую политику, дифференцированный подход к разным горским народам. Один из чиновников царской администрации замечал: «Инородческое население судит как о самом правительстве, его целях и задачах, так и вообще о господствующей в государстве народности по тем представителям власти, которые поставлены для управления ими»²¹. В послевоенные десятилетия шел активный процесс взаимопознания и взаимовлияния соседствующих народов, ослаблявший вражду и недоверие. Ошибочно полагать, что горцы пребывали в добровольной или вынужденной изоляции от политической, экономической и культурной жизни остальной страны. Не следует умалять уровня их вовлеченности в общественно – политические перипетии того времени – ни в силу солидарности с мнением об их политической неграмотности, ни в силу видения о равнодушии, безразличии и исторической чуждости чеченцев всему, так или иначе связанному с Российской империей, включая происходившие в ее пределах события.

Чеченцы были представлены в Государственной Думе первого и второго созывов. Причем, эта представленность не ограничивалась пассивным присутствием. С думской трибуны озвучивались наиболее злободневные проблемы народа, отстаивались национальные интересы в рамках Российского государства²². Уже в первые дни работы Думы депутат от Терской области Т.Э. Эльдарханов в своем выступлении подчеркнул приоритет защиты национальных прав «маленьких народностей, у которых нет культуры, нет, кроме свободной прошлой жизни, ничего для борьбы с темной силой, которая надвинулась на нас». И дальше депутат отметил: «Счастье и мир для нас будут тогда, когда нам дадут устроить свою жизнь самим»²³. 15 мая 1906 г. 151 депутат Думы внесли законопроект о гражданском равенстве, предполагавший отменить «все ограничения в правах, обусловленные принадлежностью к той или иной национальности или вероисповеданию». Мусульманский союз также потребовал уравнения своих народов во всех политических, гражданских и религиозных правах. Депутат от Терской области П.П. Маслов в целом поддерживал в Думе позицию Т. Эльдарханова по отношению к горцам, характеризовал поведение чеченцев с положительной стороны: «…люди в высшей степени нетребовательные, не пьют, не курят…». Зато казаков с думской трибуны он часто критиковал, представлял в негативном свете²⁴. Революционные события показали, что политическая зрелость масс на Северном Кавказе и, конкретно, в Чечне были изрядно недооценены. Представляется, что идентичность происходивших в чеченском обществе процессов общероссийским очевидна. Иначе и быть не могло – процессы, происходившие на территории Чечни являлись неотъемлемой частью общеимперских процессов²⁵.

В территориальном отношении Российская империя эволюционировала, проходя через три фазы: расширение, неустойчивое равновесие и сжатие. В фазе расширения (XVIII – первая половина XIX в.) экспансия была чрезвычайно активна и осуществлялась по всем географическим направлениям. Согласно «Уставу об управлении инородцами» (1822 г.), земля была объявлена собственностью Русского государства и передавалась «инородцам» только во владение. После 1863 г., под влиянием европейской модели решения национального вопроса, национальная политика царского правительства стала склоняться к последовательной интеграции всех частей империи в цельное национальное государство²⁶. Суть поиска путей имперского строительства отразил крупнейший мусульманский публицист И. Гаспринский: «Каковы бы ни были отношения и системы политики, они преследуют одну цель – единство государства. Пути к этому двояки: или стремление к кровному, так сказать, к химическому единению данной народности с господствующей – отсюда система ассимиляционная, русификационная; или стремление к единению нравственному, так сказать, к нравственной, духовной ассимиляции на принципах национальной индивидуальности, свободы и самоуправления»²⁷.

Общественное сознание весьма часто к признакам империй относит факторы господства и подчинения, насилия и подавления. В более широком и методологическом плане стоит вопрос о взаимодействии центробежных и центростремительных тенденций в историческом развитии. С этой точки зрения история всех империй являлась классическим проявлением подобного взаимодействия на стадиях формирования, эволюции и распада. История империй включает в себя и вопрос о национальных отношениях, ибо едва ли не главная проблема всякой империи – это проблема национальная, этническая, очень часто – конфессиональная²⁸.

Решение национальных проблем в значительной мере зависит от обоснованного государственно-правового регулирования этой сферы жизнедеятельности общества и, поскольку межнациональные отношения- это разновидность общественных отношений, их регулирование осуществляется на основе тех общих положений, которые используются при регулировании общественных отношений в целом. Вместе с тем, специфика этих отношений (их духовная, территориальная и другая направленность) требуют при подходе к ним особой осторожности, деликатности, как со стороны законодателя, так и со стороны правопреемника. А в условиях многонационального государства значимость рационального правового регулирования этих отношений многократно усиливается, что обуславливает необходимость создания постоянного совершенствования теоретической концепции, позволяющей согласовывать национальные и государственные интересы на том или ином этапе развития общества. Из многочисленных государственных учреждений в Российской империи не было единого органа власти, ответственного за выработку и осуществление политики в национальных окраинах. Как правило, для решения конкретных вопросов в разное время создавались различные высшие комитеты и совещания²⁹.

На протяжении веков государственная власть в России обладала монопольным правом выбора путей социально-экономического, политического и даже культурного развития ее народов. В эпоху существования империи о реальном партнерстве между обществом и администрацией не могло быть и речи. Высшим достоинством неограниченного самодержавия считалась его внутренняя стабильность³⁰.

Национальный вопрос, понимаемый как состояние межнациональных отношений, всегда имеет конкретно-историческое содержание, включающее совокупность национальных проблем, среди которых можно выделить: национальное неравноправие, неравенство уровней экономического и культурного развития различных народов, атмосферу национальной розни и вражды и др.³¹. Политическим идеалом устройства империи было установление, насколько это возможно, одинакового строя жизни подданных империи – прообраза, модели унифицированного сообщества народов в «должном состоянии мира». Оптимальный путь строительства империи – мирный.

Социальное устройство Российской империи было уникальным. В условиях империи «корпоративность» и «коммунальность» как принципы русской жизнедеятельности не подавляли самобытность нерусских народов, поскольку в Российской империи в полиэтническом сообществе ни одна из религиозных и этнических групп (в т. ч. и русские) не могла монополизировать и осуществлять власть только в соответствии с собственными интересами. Тождество принципов становилось основой диалога культур и вместе с тем этнических конфликтов³². Российское государство свои функции осуществляло не столько в отношении подданных, сколько в отношении корпоративных объединений разного вида, занимавших собственное место в социальной иерархии: родовыми корпорациями, посадскими общинами, купеческими сотнями, крестьянскими, казачьими, горскими общинами и т. п.

Государство своими законодательными актами закрепляло корпоративное устройство социального организма³³. В то же время государство, как организация политической власти, также выступало носителем правового нигилизма. Государственный правовой нигилизм проявлялся в пренебрежении правами народа, гражданина, личности; проведении реформ вне правового поля, принятии и реализации не правовых нормативных актов³⁴. Известный немецкий философ Ф.В. Ницше называл государство «самым холодным из всех холодных чудовищ». «Холодно лжет оно, – продолжал он далее, – и эта ложь ползет из уст его: Я государство, есть народ». Государство лжет на всех языках о добре и зле: и что оно говорит, оно лжет – и что есть у него, оно украло…»³⁵. Конечно, великий философ несколько утрировал положение дел, но во многом его замечания очень метко характеризовали жизненные реалии.

Российская империя являлась уникальным государством в истории человеческой цивилизации. Растянувшись главным образом по широте, она вобрала в себя всю восточную часть Европы и северную часть Азии. Ее территория составляла 42 % площади этих двух материков. Она занимала 1/22 долю всего земного шара и около 1/6 части поверхности суши. Площадь территории равнялась 19 709 224 кв. версты (22 430 004 кв. км.). Население России к концу царствования Николая II достигло 170 млн. человек³⁶. В царской России европейская часть страны определялась в 50 губерний Европейской России. В отношении Кавказа Центральный статистический комитет занимал сбивчивую позицию: в одних случаях весь Кавказ относился им к Азии, в других случаях Кавказ делился на Предкавказье (т. е. до главного хребта), относившееся к Европе, и Закавказье, относившееся к Азии. Терская область в этом случае причислялась к Европе, а Дагестанская область – к Азии, хотя она частично была расположена севернее хребта. В международной статистической практике к Европе обычно причислялось лишь 50 губерний Европейской России. В СССР Северный Кавказ относился к европейской части страны (Южная часть РСФСР)³⁷.

В 1888 году в газете «Северный Кавказ», с цензурными сокращениями была опубликована статья В. Немирович – Данченко, в которой он охарактеризовал расширение империи со своей точки зрения: «Странствуя по России, я всегда поражался нашею страстью лезть вширь и даль, совсем не думая о том, чтобы сначала по-человечески устроиться у себя дома. В самом деле, по карману ли нам расползаться так, думая об отдаленных экспедициях, присоединениях и присовокупленьях, когда у самих в доме холодно и голодно, и стены сквозят, и кровля разваливается, и в выбитые стекла свободно дует обмораживающий ветер. Как бы мы посмотрели на человека, который, оставив свое жилье в невозможном положении, стал бы захватывать все больше и больше земли у окружающих и, нисколько не думая о ее обработке, все бы пыжился да ширился… А там, где мы тратимся широкою рукою, – на строительство крепостей и военных сооружений, на что идет большая часть наших доходов, чего мы достигли? Кавказ управляется в каком-то угаре, в вечном колебании между теми и другими системами, без всяких руководящих начал и при полном отсутствии общей государственной идеи. Для меня Кавказ не чуждый край, я там родился и вырос и потом не раз и подолгу посещал его. Я знаю, что мои наблюдения дадут повод некоторым упрекнуть меня в желании бросить тень на наше положение в этом крае, но молчать о сложившейся ситуации я тоже не могу…»³⁸. Исследователь В.А. Пьецух придерживается того же мнения: «…Временами тревожит мысль: ну зачем нам понадобилось разбухать за счет территориальных приобретений на западе и востоке, что мы потеряли в Сибири, на Кавказе, в Закавказье, Средней Азии и прочая, если загодя было ясно, что выгоды от этой экспансии гадательны, а различного рода неудобства потом будет не сосчитать. Сколько крови было пролито ради того, чтобы расширить Российскую империю за счет мусульман Кавказа, таким образом положить предел глобальным амбициям англичан… Куда было бы лучше, если бы чеченскую кашу сейчас расхлебывали англичане, а мы делали бы нагоняи за нарушение фундаментальных гражданских прав…»³⁹.

Уникальное географическое положение испокон веков являлось для Северного Кавказа и благословением и проклятьем. Находясь в зоне умеренно континентального климата, отличаясь сбалансированным сочетанием гористо-лесистой местности, плодородной низменности и степного ландшафта, регион был почти идеальным местом для всех видов традиционного хозяйствования. Кавказ, как лакомый кусок сам по себе и перекресток торговых, переселенческих и культурных дорог, в истории всегда был яблоком раздора между его могущественными соседями⁴⁰.

Российская экспансия на Кавказ была предопределена экономическими и идеологическими интересами, а также соображениями безопасности⁴¹. После завершения войны на Кавказе с 1870 по 1880 год по данным Ставропольской казенной палаты, излишки доходов от Северного Кавказа составляли 16 млн. рублей, т. е. в среднем 1,6 млн. рублей в год. Тем не менее, налоговые сборы неуклонно продолжали увеличиваться. С 1887 по 1905 гг. сумма налогов выросла с 228,1 до 678,8 тыс. рублей, то есть увеличилась за эти годы почти в три раза. В переводе на землю подымная подать в Терской области достигла в 90-х гг. до 70 коп. за десятину, а в это время во внутренних губерниях страны она была не более 17 коп., или в 4 раза меньше. По мере расширения аппарата колониального управления все более возрастали сборы: дорожные, квартирные, воинские и другие. С 1892 по 1904 год они увеличились почти в 2,5 раза, достигнув огромной суммы – 3,9 млн. рублей. Очень выросли также недоимки – от 245,8 тыс. в 1896 до 623,7 тыс. рублей в 1905 г., т. е. увеличились за десять лет более чем в два раза⁴².

Кавказская война (1817–1864 гг.), продолжавшаяся 47 лет, была связана с присоединением Чечни, Дагестана и Северо – Западного Кавказа к царской России в ходе её борьбы против турецкой и иранской экспансии, поощряемой Англией и другими западноевропейскими державами. Но её истоки следует искать в середине XVI века, когда Россия приступила к серьёзным внешним территориальным завоеваниям. Пётр I был первым из российских царей, кто по-настоящему оценил стратегическое и экономическое значение Кавказа в деле создания и укрепления Российской империи. Именно в эпоху Петра I Россия в борьбе за Северный Кавказ стала серьёзно и активно вступать в военные конфликты с Турцией, Ираном и горцами. Активизация колониальной экспансии России в XVIII веке стала возможной благодаря росту её военного и экономического потенциала.

Русская военная разведка очень активно начала действовать на Северном Кавказе с начала 60-х гг. XVIII в. с того времени, когда правительственные круги в России начали предпринимать активные и тщательно продуманные действия по приобретению выхода к Черному морю. Военное руководство через своих сотрудников (так ранее назывались разведчики), приступает к организации разветвленной агентурной сети на местах и вербовке лазутчиков для сбора необходимых сведений. Агенты или сотрудники, как правило, были кадровыми военными офицерами с хорошим уровнем образования. Как исключение такая работа возлагалась и на представителей Российской Академии наук. Много ценных сведений предоставили командованию представители разведки на Кавказе – И. Бларамберг, И. Гастотти, И.А. Гюльденштедт, Тебу де Мариньи, А.А. Кучеров, Г.В. Новицкий, К.И. Сталь, И.В. Шаховский, Ф.Ф. Торнау, Хан-Гирей и др. Работали они независимо друг от друга. Каждый из них не знал, что подобную работу выполняет некто другой. Дальше собранные сведения обобщались и анализировались руководством⁴³.

Локальный уровень формирующегося геополитического пространства Северного Кавказа был обусловлен промежуточным положением местного населения между воюющими державами, что заставило их занимать более или менее четкие политические позиции. Северный Кавказ представлял собой крайне важный стратегический узел, т. к. народы, его населяющие, обладают огромной социальной динамикой, древнейшими геополитическими традициями⁴⁴. Покорение северокавказских земель оказалось для России делом чрезвычайно сложным и длительным. Такого сопротивления, какое оказали русским войскам горцы, российским правителям ещё не приходилось встречать при подчинении тех или иных территорий⁴⁵.

Расширение пространства империи и включение в её состав стратегически важных областей было психологическим императивом для русского дворянина, императивом, не требующим, как правило, морального оправдания. В «Русской Правде» декабриста П.И. Пестеля преобладают два важных тезиса по поводу положения на Кавказе: во-первых, «буйство и хищничество», представляющие опасность для сопредельных областей, и, во-вторых, экономическая нецелесообразность существования плохо хозяйствующих горцев в потенциально богатом крае. Пестель предлагал разделить кавказские народы на два разряда, мирных и буйных. Первых предполагалось оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силой переселить во внутренние губернии России, раздробив их малыми количествами, по всем русским волостям. Также предполагалось раздать русским переселенцам отнятые у прежних «буйных жителей» земли…⁴⁶. У другого автора декабристской конституции – Никиты Михайловича Муравьева, либерала и гуманиста, подход к национальному строительству вполне соответствует основополагающему постулату Пестеля «Все племена должны быть слиты в один народ»⁴⁷.

Записки о кавказских делах, написанные различными людьми, раскрывали суть происходившего во время Кавказской войны и, возможно, заставляли задуматься над альтернативными путями решения конфликта. Некоторые авторы осмеливались выражать замечания по поводу политики, проводимой на Кавказе, которые явно не соответствовали официальным взглядам. Один из таких документов был составлен флигель-адъютантом князем Г.Г. Гагариным (1810–1893). Он принимал участие в Кавказской войне и составил собственное представление об этом крае и его жителях. В 1844 году он написал письмо военному министру князю А.Ч. Чернышёву, которого знал лично, с изложением своих мыслей и оценок по поводу политики России в отношении народов Кавказа. В письме Г.Г. Гагарин рассматривал целесообразность присоединения Кавказа к России и то, какие экономические выгоды может извлечь государство, обладая этим краем. Здесь же Гагарин даёт нелестный отзыв о русской администрации в крае, считая многих чиновников виновными в том, что горские народы считали для себя большим злом находиться в их подчинении.

С письмом князя ознакомился лично Николай I, о чём в своём ответе уведомил его (Гагарина) военный министр А.И. Чернышёв⁴⁸. Приведём небольшую выдержку из письма Гагарина: «…Я часто спрашивал себя: с какой целью наши первые завоеватели проникли в этот лабиринт бездонных пропастей и скал? На это возражают обыкновенно: горец разоряет равнину и заслуживает наказания. Положим так. Но что значит грабительство редких набегов, воровство лошадей и скота в сравнении с грабительством наших собственных чиновников, которые беспощадно и безнаказанно грабят во все стороны? Правосудие, кажется, требовало, чтобы с них начать… При всём недостатке к нам уважения и доверчивости, не можем ли мы привязать к себе кавказские племена, заставив их найти собственную очевидную выгоду в нашем владычестве…»⁴⁹. Князь Г.Г. Гагарин стремился представить Кавказ в роли колонии Российской империи, которая приносила бы экономические выгоды. Г.Г. Гагарин явно желал, чтобы край был бы не объектом растрат России, но источником её обогащения, как, например, Индия для Англии. Рассматривая эту сторону вопроса, он писал: «…Находясь между двумя морями, Кавказ по самому положению своему, не создан ли для произведения и вывоза? Огромные предприятия, руководимые правительством или преданные частным обществам под надзором правительства, занимали бы и содержали целые населения…»⁵⁰.

Главной и наиболее прочной опорой государственного единства Ф.Ф. Кокошкин считал осознание всем населением общности его политических интересов. «Для того чтобы такое сознание могло развиваться и крепнуть, – писал он, – не нужно ни этнографической, ни культурно-бытовой однородности всего государства, но необходимо, чтобы интересы одних его частей не приносились в жертву интересам других, чтобы объединение было выгодно для всех и чтобы оно не препятствовало широкому удовлетворению местных нужд. А там, где местные нужды могут быть удовлетворены лишь путем местного законодательства, правильное отношение между государством и его частями может быть достигнуто лишь установлением автономии, и она в этом случае является необходимым средством для сохранения и упрочения государственного единства». По мнению Ф.Ф. Кокошкина, как бы ни была широка автономия какой-либо подчиненной области, законодательная власть русского монарха стояла выше этой автономии, и в этом заключалось достаточное обеспечение преобладания общерусских интересов, над какими бы то ни было местными, партикуляристическими стремлениями. Таким образом, автономия в России всегда играла особую роль, поскольку служила своеобразным способом сохранения ее единства⁵¹.

Идея разделения России на самоуправляющиеся области вовсе не была такой уж неожиданной и в среде русских консерваторов. Нечто подобное предлагал в своих дневниковых записях и Меньшиков, указывавший на то, что в идеале еще при Александре II следовало бы разделить Россию на самоуправляемые области по образцу Соединенных Штатов… «На месте царя, – писал Меньшиков, – я строго отделил бы царские обязанности, от – не царских. Разделил бы Россию на сто автономных земель – штатов и возложил бы на них всю ответственность за их судьбу… На себя возложил бы только защиту государства, но зато работал бы как неукротимый лев в погоне за добычей». А другой националист, Строгонов, советовал «расчленить территорию империи на более мелкие административные единицы, предоставить местным органам большую инициативу, сократить штаты чиновников, выдвинув молодых и перспективных начальников взамен старых»⁵².

Характерно, что такой известный националист как Меньшиков, критиковал насильственную русификацию, считая, что Россия должна заботится не об обрусении и обращении в православие инородцев, а о самосохранении, и, полагая, что Российская империя нежизнеспособна в том виде, в котором она сложилась к началу XX века, и ей придется избавиться от «бунтующих» окраин во имя сохранения славянского ядра. «Я… – писал Меньшиков, – считаю вполне справедливым, чтобы каждый вполне определившийся народ, как, например, финны, поляки, армяне и т. д., имели на своих исторических территориях все права, какие сами пожелают, вплоть хотя бы до полного их отделения. Но совсем другое дело, если они захватывают хозяйские права на нашей исторической территории…». Князь Меньшиков также возражал против насильственного наступления на права национальных меньшинств, считая, что это бумерангом ударит по власти ростом политической оппозиции и недовольства на окраинах.

Насильственная русификаторская политика, проводимая правительством, привела в итоге к ослаблению империи. Об этом предупреждал К.Н. Леонтьев, правда его критика русификации объяснялась своеобразно: «когда у России будет все или хоть очень многое свое, хотя бы и вовсе не демократическое, но свое, тогда русификация будет победоносна и естественна. А теперь, что это такое? Обыкновенная, очень жидкая, бледная и нивелирующая европеизация – больше ничего». В. Строганов с иронией отмечал несоответствие между предлагаемыми консерваторами направлениями национальной политики: «И что курьезнее всего, что мы, проповедуя ненависть к инородцам, тем не менее, требуем от них пламенной любви, потому – де, что «они вскормлены и вспоены на груди России». Пора бросить эту хамскую манеру попрекать куском хлеба – она не достойна великого народа. Силой никого не заставишь любить. Это надо заслужить»⁵³.

По сравнению с присоединением к России Закавказья включение в состав Российской империи Северного Кавказа имело свои особенности. Царизм не опасался здесь прямого иностранного вмешательства и надеялся быстро подчинить своему владычеству разобщённое и политически расчленённое до крайней степени местное население. Поэтому, на Северном Кавказе более резко выявлялся завоевательный характер политики царизма и принимал более грубые формы колониальный произвол царской администрации⁵⁴. Россия, заинтересованная в утверждении за собой земледельческих окраин и выгодного владения ими, пополнения народонаселения, создания новых отраслей труда в народном хозяйстве и внедрения новых технологий в обрабатывающей промышленности, считала, что наилучшим средством для этого является их колонизация, по возможности, одновременно: военная и земледельческая. Это, в свою очередь, порождало экспроприацию земель у местного населения, что неизбежно вело к возникновению конфликтных ситуаций⁵⁵.

Военные поселения на Кавказе не составляли округов и создавались как отдельными селениями, так и при постоянных штаб – квартирах полков и батальонов. Первые подчинялись командирам ближайших линейных батальонов, вторые – командирам тех полков и батальонов, «коим штабы принадлежат». Для «непосредственного надзора» в поселения назначались смотрители из обер-офицеров. Поселяне рассматривались законодателями не как собственники, а только как пользователи всем тем, что они получили при водворении. Только в 1839 году, по настоянию Е.А. Головина, наконец был введен принцип добровольности при переводе в военное поселение на Кавказе. По – видимому, императора убедили слова Е.А. Головина, что «оставление выслуживших 25 лет солдат на Кавказе противу желания их, может иметь и на молодых солдат невыгодные впечатления и породить в них уныние, представляя в будущем всегдашнюю разлуку с родиною». При водворении каждый поселянин получал пару волов, корову и 6 овец; земледельческие орудия, а также семена и домашнюю утварь стоимостью 320 рублей. В поселениях при штаб-квартирах эта цифра составляла 160 рублей. В течение полутора лет, которые отводились для налаживания хозяйства, поселяне и их семьи получали казенный провиант. Кроме того, во время работ на строительстве домов, расчистке и вспашке полей они получали мясную и винную порции. Был декларирован принцип лишения звания «военный поселянин» только по суду⁵⁶.

К середине 1840-х годов руководство убедилось в бесплодности попыток расширить и укрепить сеть военных поселений на Кавказе. В январе 1846 года было высочайше объявлено «зачислить в казачьи поселения находящихся вблизи их военные поселения на Кавказе». Сравнивая военные поселения на Кавказе с поселениями и округами пахотных солдат в других регионах страны, необходимо отметить их значительные отличия. Во-первых, поселения создавались не во внутренних губерниях, а на окраинах и были призваны играть роль опорных пунктов при колонизации края. Во-вторых, учитывая эту особенность, правительство освободило военных поселян от уплаты оброка или продовольственного снабжения войск. Следовательно, в сословной стратификации государства они ближе всего находились к казачеству. Не случайно, что некоторые военные поселения на Кавказе со временем были присоединены именно к казачьим станицам. В-третьих, поселялись отставные нижние чины, а не регулярная армия или крестьяне. В-четвертых, поселения на Кавказе довольно быстро возникали и также быстро ликвидировались, т. е. не отличались стабильностью функционирования, как в других регионах страны. История военных поселений свидетельствует, что руководство достаточно четко контролировало обстановку в крае. Можно предположить, что государственная система не утратила возможностей определенных корректировок и совершенствования методов управления в рамках самодержавия⁵⁷.

Повышенная нестабильность и конфликтогенность присоединённого к Российской империи региона во второй половине XIX – начале XX века была обусловлена сочетанием следующих основных факторов: 1) инерцией и последствиями Кавказской войны (эта война, как и любая другая, помимо непосредственных трагических итогов, имела и более отдалённые негативные следствия – она на многие годы породила отчуждённость и недоверие между бывшими противниками);

2) конфессиональными, культурными, психоментальными различиями между коренным населением региона и представителями метрополии;

3) столкновением на Кавказе интересов России с интересами других государств, например, Турции, не терявшей надежд на укрепление своего влияния в регионе, направлявшей сюда своих эмиссаров для антироссийской агитации и деятельности; 4) неразрешённостью земельного вопроса, крайне обострённого ввиду недостатка плодородных земель, необоснованным привлечением властями в край значительного числа переселенцев из центральных губерний, конфискацией в пользу казны лесов и земель, часть которых была отведена русским офицерам, местной знати и, главным образом, казачьим войскам; 5) внутриполитической нестабильностью в самой России, любое усиление социально-политического напряжения в центре империи (например, события 1905–1907 гг.) неминуемо откликались волнениями на периферии, в частности – на Кавказе)⁵⁸. Политика инкорпорации земель в состав России столкнулась с различной степенью экономического, политического и культурного развития народов. Инкорпорация понимается в данном случае как более полное объединение под началом центральной власти, включение национальных окраин в единую систему правления, характерную для внутренних губерний России⁵⁹.

Европейский пример формирования государства – нации, не имеет объективных оснований для утверждения в России. Насильственные методы в политике царского правительства встретили отпор со стороны кавказских горцев. Можно выделить некоторые направления в политике самодержавия в национальных районах: во-первых, унификация системы управления; во-вторых, формирование государственного языка в стране и вытеснение, в связи с этим из школ, прессы, местных языков и замена их русским; в-третьих, конфессиональные ограничения⁶⁰. Религия сохраняла своё значение в качестве главного критерия отличия русских от «инородцев». Считалось, что тип вероисповедания говорит многое об основных качествах народа и позволяет предсказать его поведение. Русская «цивилизация», обычно считавшаяся отсталой по сравнению с Западом, воспринималась «передовой» по отношению к «диким» кавказским горцам⁶¹. Инородцы и иностранцы являлись особыми категориями жителей Российской империи. Неравенство прав подданных империи и иных категорий лиц, к коим относились инородцы и иностранцы, было достаточно велико. Так называемое исключительное положение обязывало административную власть (государственные учреждения) устанавливать определенные пределы гражданской свободы. Ограничению подлежал целый ряд прав и свобод. Увеличивались сроки задержания и заключения под стражу. Ограничивалась свобода передвижения и т. д.⁶².

Государство состоит из народа и ведётся правительством; и правительство призвано жить для народа и черпать из него свои живые силы, а народ должен знать и понимать это, и отдавать свои силы общему делу. Обычное государство разрешает: думай сам, веруй свободно, строй свою внутреннюю жизнь, как хочешь; тоталитарное государство требует: думай предписанное; строй свою внутреннюю жизнь по указу⁶³. Народ – не любое соединение людей, а соединение многих людей, связанных между собой согласием в вопросах права и общностью интересов⁶⁴. Главная задача любого государства – обеспечение достойного человеческого существования своих граждан. Премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли часто говорил: «Power has only one duty – to secure the social welfare of the People» («Власть имеет только одну обязанность – заботиться о благосостоянии народа»)⁶⁵. Объективное существование государства как политической формы организации общества и машины для подавления воли отдельных индивидов предполагает ограничения их прав, так как невозможно добиться должной реализации прав одновременно всех лиц и прав государства⁶⁶. «Национальная политика» в Российской империи была полностью подчинена интересам государства, осуществлялась в целях обеспечения государственной безопасности – как внутренней (сохранение стабильности и порядка), так и внешней⁶⁷.

¹ Попов В. Кавказский узел до сих пор не развязан // Независимое военное обозрение. – М.,2008. – № 23. – С.11.

² Баммат Г. Кавказ и русская революция: Политический аспект. – Махачкала,2000. -С.10.

³ Менщиков И.С. Британские премьер-министры XIX века: Монография. – Курган, 2006. – С. 108–109.

⁴ Зинева Н.С. Роль геополитического фактора в истории российско – кавказских взаимоотношений в конце XVIII – первой половине XIX вв. // Вестник Ставропольского гос. университета. Вып.49 – Ставрополь,2007. – С. 6–7.

⁵ Гапуров Ш.А. Кавказ в геополитических планах держав на рубеже XVIII–XIX вв. // Горские общества Кавказа: проблемы социокультурного, политического, исторического развития. 4.1. / Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 180-летию присоединения Карачая к России в 2-х частях. – Карачаевск, 2008. – С. 137–138.

⁶ Адыгская (черкесская) энциклопедия. – М.,2006. – С. 1029.

⁷ Менщиков И.С. Указ. соч. – С. 112.

⁸ Адыгская (черкесская) энциклопедия. – М.,2006. – С. 1025.

⁹ Зеленева И.В. Геостратегия России на Кавказе в XIX – начале XX веков // Актуальные проблемы современной политической науки. Вып.2. – СПб.,2002. – С.214.

¹⁰ Адыгская (черкессая) энциклопедия. – М.,2006. – С. 1029.

¹¹ Черноус В.В. Северный Кавказ в контексте этноэтатизма и глобализации // Журнал отдела философии и социологии Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований им. Т.М. Керашева. – Майкоп, 2006. – № 5. – С. 16–17.

¹² Чирг А.Ю. Дипломатические методы завоевания Черкесии царизмом в XIX веке // Информационно-аналитический вестник. Вып.4. – Майкоп,2001. – С. 113.

¹³ Дегоев В.В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, войны, дипломатия. – М., 2009. – С. 232–233.

¹⁴ Сегень А. Окончание бесконечной войны… // Новая книга России. – М.,2004. – № 7 (67).

¹⁵ Спангелис С.В. На рубежах Кавказа // Московский журнал. – М.,2000. – № 6. – С.8.

¹⁶ Литвинов А. «Жизнь чинов пограничной стражи на Кавказе совершенно боевая…» // Пограничник. – М.,2002. – № 7. – С. 13.

¹⁷ Исаев С.-А.А. Присоединение Чечни к России (Аграрная политика царизма и народные движения в крае в XIX в.). Дис. …докт. ист. наук. – М.,1998. – С. 122–124.

¹⁸ Исаев С-А.А. Присоединенние Чечни к России (Аграрная политика царизма и народные движения в крае в XIX в.). Дис. …докт. ист. наук. – М.,1998. – С.140.

¹⁹ Староверов В. Исторические уроки буржуазного решения аграрного вопроса в России // Диалог. – М.,2000. – № 6. – С.30–31.

²⁰ Гапуров Ш.А. Политика России на Северном Кавказе в первой четверти XIX в. Дис. …докт. ист. наук. – М.,2004. – С.441.

²¹ Шапсугов Д.Ю., Свечникова Л.Г., Исмаилов М.А. Обычное право и акты Российского государства на Северном Кавказе (втор. пол. XVIII – первая треть XX века). Хрестоматия. – Р и/ Д.,2008. – С.306.

²² Арляпова Е.С. Этнополитические процессы в Чечне: 1917–2000 гг. Дис. …канд. полит. наук. – М.,2006. – С. 109.

²³ Таштемир Эльжуркаевич Эльдарханов, чеченец, родился в 1870 году в с. Гехи. Окончил ремесленное училище и учительский институт в Тифлисе. В течение 13 лет был учителем – надзирателем в городских школах Кубани и Терской области. Вследствие гонений администрации и учебного начальства, вынужден был оставить педагогическую деятельность, и не был восстановлен в своих правах, несмотря на жалобу в Сенат на министра народного просвещения. В Государственной Думе принадлежал к парламентской трудовой группе. Альбом портретов членов Государственной Думы. Часть 2-я. Европейская Россия. Кавказ и Закавказье. Сибирь и Степной край. – М.,1906. – С. 120.

²⁴ Дарчиева С.В. Первая Государственная Дума и проблемы межнациональных отношений на Северном Кавказе // Кавказоведение: опыт исследований. Материалы международной научной конференции (Владикавказ, 13–14 октября 2005 г.). – Владикавказ,2006. – С. 352–353,358.

²⁵ Арляпова Е.С. Этнополитические процессы в Чечне: 1917–2000 гг. Дис. …канд. полит. наук. – М.,2006. – С. 110.

²⁶ Алексеева Е.В. Территориальная экспансия Российской империи в сравнительно-исторической ретроспективе // Россия в XVII – начале XX в.: региональные аспекты модернизации. – Екатеринбург,2006. – С. 86, 90.

²⁷ Императорская Россия и мусульманский мир (конец XVIII – начало XX в.): Сборник материалов. – Сост. и авт. вступ, ст., предисл. и коммент. Д.Ю. Арапов. – М.,2006. -С.82.

²⁸ Чубарьян А. Тема империй в современной историографии // Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей / Под ред. А.И. Миллера. – М.,2004. -С.12.

²⁹ Тетуев А.И. Межнациональные отношения на Северном Кавказе: эволюция, опыт, тенденции. – Нальчик,2006. – С.50.

³⁰ Карпачев М.Д. Власть и общество в России на закате империи: истоки конфликта // Власть и общественное движение в России имперского периода. – Воронеж,2005. -С.9.

³¹ Айдаева Н.М., Гусаева К.Г. Теоретико-правовые проблемы регулирования межнациональных отношений: Монография. – Махачкала,2006. – С. 5, 15.

³² Шаповалов А.И., Шнайдер В.Г. Северный Кавказ в орбите геополитических интересов России: социокультурные источники имперских интересов // Этнокультурные проблемы Северного Кавказа: социально-исторический аспект. – Армавир,2002. -С.78.

³³ Там же. – С.77.

³⁴ Радьков О.С. Правовой нигилизм в России: Конец XX – начало XXI вв. Дис. …канд. юрид. наук. – Рн/Д.,2005. – С.30.

³⁵ Цит. по: Изречения и афоризмы Ф. Ницше. Злая мудрость. – М.,2007. – С. 265–266.

³⁶ Шпак А.Н. Создание и совершенствование защиты и охраны государственной границы в Российской империи (1721–1893 гг.). Дис. …канд. ист. наук. – М.,2006. – С.4.

³⁷ Урланис Б.Ц. Историческая демография: избранные труды. – М.,2007. – С. 170–171.

³⁸ Немирович – Данченко В. Из летней поездки по Кавказу // Северный Кавказ. – Ставрополь,1888. – № 27. – С.1.

³⁹ Пьецух В.А. Дурни и сумасшедшие. Не усвоенные уроки родной истории. – М.,2006.-С.185–186.

⁴⁰ Дегоев В., Ибрагимов Р. Северный Кавказ: постсоветские итоги как руководство к действию, или Повестка дня на вчера. – М.,2006. – С.29.

⁴¹ Суни Р. Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теория империи // Ab Imperio. № 1–2. – Казань,2001. – С. 17, 38.

⁴² Джанаев А.К. Народы Терека в российской революции 1905–1907 гг. – Орджоникидзе,1988. – С. 18, 21,61–62.

⁴³ Бижев А.Х. Социально-экономический строй народов Центрального и Северо-Западного Кавказа в годы Кавказской войны (по материалам российской разведки). -Майкоп,2005.-С. 7, 19,31.

⁴⁴ Шаповалов А.И., Шнайдер В.Г. Северный Кавказ в орбите геополитических интересов России: социокультурные источники имперских интересов // Этнокультурные проблемы Северного Кавказа: социально-исторический аспект. – Армавир,2002. -С. 61, 69.

⁴⁵ Гасанов М.М. Дагестан в составе России. (Проблемы экономического, политического и культурного развития втор. пол. XIX в.) Дис. …докт. ист. наук. – Махачкала,1999. – С.50.

⁴⁶ Гордин Я.А. Декабристы и Кавказ. Имперская идеология либералов // Империя и либералы (Материалы международной конференции). Сборник эссе. – СПб.,2001. -С.19–20.

⁴⁷ Там же. – С.21.

⁴⁸ Солдатов С.В., Худобородов А.Л. «Надо, чтобы кавказец находил для себя столько же пользы принадлежать нам, сколько и мы в его удержании». Князь Г.Г. Гагарин о политике России на Кавказе. 1884 // Исторический архив. № 1. – М.,2004. – С.208.

⁴⁹ РГВИА. Ф.38. Оп.7. Д.113. Л.1-12.

⁵⁰ Цит. по: Солдатов С.В. Кавказская война 1817–1864 годов в оценке современников. Дис. …канд. ист. наук. – Челябинск,2004. – С. 144.

⁵¹ Кутафин О.Е. Российская автономия: монография. – М.,2006. – С. 6, 10.

⁵² Репников А.В. Консервативные представления о переустройстве России (конец XIX – начало XX веков): Монография. – М.,2006. – С. 159–160.

⁵³ Там же.-С. 190.

⁵⁴ Хагба Б.А. Этнополитическая стратегия России на Кавказе: (Историко-политологический анализ). Дис. …канд. филос. наук. – М.,1996. – С.58.

⁵⁵ Пасько Е.А. Колонизационная политика России: Вторая половина XVIII – первая четверть XIX вв. Дис. …канд. ист. наук. – Р н/Д.,2003. – С.211.

⁵⁶ Ячменихин К.М. Армия и реформы: военные поселения в политике российского самодержавия. – Чернигов,2006. – С. 84–88.

⁵⁷ Ячменихин К.М. Армия и реформы: военные поселения в политике российского самодержавия. – Чернигов,2006. – С. 93–96.

⁵⁸ Мачукаева Л.Ш. Система управления Северным Кавказом в конце XIX – начале XX века (на материалах Терской области). Дис. …канд. ист. наук. – М.,2004. – С.4.

⁵⁹ Современный словарь иностранных слов. – М.,1993. – С.237.

⁶⁰ Кондратенко Д.П. Проблемы национальных отношений в программных документах либеральных партий России (кон XIX- февраль1917 г.). Дис. …канд. ист. наук. – М.,1998. – С. 5, 28.

⁶¹ Суни Р. Империя как она есть: имперская Россия, «национальное» самосознание и теория империи // Ab Imperio. № 1–2. – Казань,2001. – С. 44, 52.

⁶² Березовский Д.В. Права и свободы жителей Российской Империи в период становления и развития капитализма, 1861–1905 г. Дис. …канд. юрид. наук. – Самара,2003. – С. 62, 75.

⁶³ Ильин И.А. О грядущей России. Избранные статьи. – М.,1993. – С. 42, 50.

⁶⁴ Юрьев С.С. Правовой статус национальных меньшинств. – М.,2001. – С.1.

⁶⁵ Менщиков И.С. Британские премьер-министры XIX века: Монография. – Курган,2006. – С. 196.

⁶⁶ Березовский Д.В. Права и свободы жителей Российской Империи в период становления и развития капитализма, 1861–1905 г. Дис. …канд. юрид. наук. – Самара,2003. – С.54.

⁶⁷ Трепавлов В.В. Особенности и закономерности «национальной политики» в России XVI–XIX вв. // История и историки: историографический очерк / Ин-т российской истории РАН. – М.,2005. – С. 172.