Глава Х
– Вы меня на рынке выбросьте, – Катаев постучал по боковому стеклу, – посмотрю подошёл пассажир или нет…
По-быстрому насытившись жареным мясом, опера уже подъезжали к ПВД. На секунду остановившаяся машина, высадила Костю у палаток и, весело фыркнув, потарахтела к воротам Центра. Оперативник неторопливо прошёл вдоль рядов. Поравнявшись с Зал пой, он посмотрел ей в лицо и, также неспеша, пошагал дальше. Когда ряд закончился, он развернулся и увидел, что около её полотенец стоит Тимур и жизнерадостно лыбится в его сторону. Костя зашёл за лотки, возвращаясь к палатке с полотенцами.
– Можна паздыравить, – улыбаясь, Тимур протянул руку.
– Тебя тоже, – хмыкнул Костя, отвечая на рукопожатие.
Тимур нахмурился и тревожно взглянул на Катаева:
– В смысле?
Он явно нервничал, улыбка казалась вымученной, акцент опять округлился.
– Ну как бы всё срослось, мы должны…
– А-а-а… – улыбка стала шире, – у тебя с сабой?
– Конечно, нет… Заныкано там, – Костя кивнул в сторону комендатуры, – в надёжном месте.
– Я что-то тачки твоей не увидел, – продолжил он, – ты пешедралом или на метро?
– Нэт, с Бэкханом, на «дэвятке», – чуть раздвинув завесу полотенец, ткнул пальцем Тимур.
– Чего с рукой-то? – Костя обратил внимание, что кисть левой руки, которую до этого парень держал в кармане, забинтована.
– Да-а… Разборки на базарэ с акинцами, – беззаботно ухмыльнулся тот.
– Короче, давай я тебе завтра скажу где игрушка будет, – Костя решил не рисковать на личной передаче, – а ты заберёшь, когда посчитаешь нужным… И я не подставлюсь, и ты без претензий.
Тимур, на пару секунд улыбаясь, застыл, потом махнул рукой:
– Дагаварились! Я завтра к Залпе с абэда заеду, ты ей скажи…
– Доверяешь ей? – перебил его Костя.
– Там, кароч., – Тимур замялся, – давэряю, в общем… Проста скажи где… А я, там, найду, кароч…
– Договорились, – буркнул Катаев, слово офицера сдерживалось через усилие.
– Ещё-то темы какие есть? – отпускать «барабана» просто так не хотелось.
– Ну, завтра, кароч… Стрэлка с одним там, – что-то неопределённое изобразил забинтованной рукой, Тимур, – можэт что интэрэсное и праскочит…
Костя понял, что разговор закончен и продолжаться будет только после того как Тимур убедится в оперской честности. Слишком откровенно тот бил копытом на отход. Пока информации не будет.
– Я всё понял, – коротко бросил он и протянул руку для прощания, – послезавтра я тебя жду…
– Ну, там… Залпа, карочэ, скажэт тэбе всё… – пожимая руку ответил Тимур.
Костя вышел из-за лотка и, ссутулившись, пошёл к воротам. На душе лежал тяжёлый камень. Делать то, что пообещал, забетонированное офицерским словом, никак не хотелось. Автоматически отметил, юркнувшего на пассажирское сиденье светло-зелёной «девятки», Тимура. Машина, стоявшая около шашлычной с незаглушенным двигателем, сразу сорвалась с места. Понтовитые литые диски – «арбузы» прощально сверкнули на солнце.
Костя не успел дойти до КПП, как из ворот выехал их УАЗик. Чуть не вывалившись в открытую дверь, Рябинин заорал ему:
– Пацанов наших взорвали!!! Давай в машину!
Катаев, не понимая о чём идёт речь, понёсся к автомобилю. Перепрыгнув бетонные блоки ограждения, автомат больно ткнул в колено, он, рывком открыв дверцу, ввалился в кабину:
– Кого!? – разом охрип Костя.
– Тару… Капусту, по ходу… Бл… ь! – нервно вскричал Сергей, пугнув сигналом, зазевавшегося перед машиной подростка.
– Давно?! – Костя, решив не отвлекать Рябинина, повернулся к Бескудникову и Долгову.
– С час где-то. Там почти все кто на базе был, – сквозь шум бешено летящей машины, кричал Бес, – двое «двухсотых», три «трёхсотых».
– Кто «двухсотый»?! – холодея, окончательно севшим голосом, спросил Костя.
– Хер знает! – Бес отвёл глаза на дорогу. – Там вообще ты в списках на выезд прошёл… В дежурке…
Когда они приехали на место, обгоревший остов УАЗа грузил в кузов «Урала» военный автокран с эмблемой ВВ на дверях. Чёрное пятно на обочине и россыпь осколков вокруг красноречиво говорило о разыгравшейся трагедии. Два БТРа, один в начале Садовой, другой метров через сто после места происшествия, перегородили дорогу, заблокировав возможность дальнейшего проезда. По обочинам стояли «Уралы» и БРДМ, дальше, перед БТРом уткнулись в кусты УАЗики и «буханки». Весь личный состав, прибывший на место засады, прочёсывал территорию таксопарка и близлежащие развалины. У одного из УАЗов с ноги на ногу переминались Жоганюк, Кутузов и Лавриков.
Вплотную подъехав к БТРу, Рябинин остановил машину и все опера направились к руководящему кружку.
– Катаев?!! – Потерялся Николай Иванович. – Ты, ты… что… живой?!
Кутузов и Лавриков также оторопело уставились на шедшего впереди всех Катаева. Ситуация к юмору не располагала, но Костя еле сдержал улыбку, глядя на их вытянутые рожи.
– Я с Таричевым подменился, товарищ полковник, – упредив в ненужные вопросы, сказал он, – с утра тренировка была, вот он и поехал… Он… он жив? – сглотнул конец фразы.
Кутузов и Жоганюк переглянулись, качнув головами, как китайские болванчики. Лавриков стоял молча, поджав губы. Опера застыли, надеясь не услышать то, что они уже поняли.
– Значит Таричев… М-да… Он сгорел в машине… Обгорел до неузнаваемости… – нечётко ответил Кутузов, – Капустин контужен и ранен. Его в Северный увезли. Ещё Крылов погиб. Попов и Окунев тяжёлые, тоже в госпитале…
– Бл… ь… – за всех протянул Рябинин. Остальные молчали.
– Вам здесь делать нечего, – Жоганюк вновь сделался сух и официален, – мероприятия заканчиваются, скоро ОМОН и остальные поедут на базу. Вы поезжайте, всё обсудим в штабе… И ваше, Катаев, нарушение, и ваше, – жёлтый палец вытянулся в лицо Сергея, – Рябинин, отсутствие на ПВД… Свободны!
Дерзко посмотрев в глаза полковнику, Рябинин сплюнул в пыль, под ноги и, повернувшись, пошёл к машине. Остальные последовали за ним. Бескудников хотел ляпнуть, по обыкновению, какую-нибудь гадость, но в последнюю секунду передумал.
Траурная процедура утреннего построения напомнила Катаеву церковный ритуал. Три кадровика-штабиста с дежурно-печальными лицами профессионалов своего дела вышли перед строем, держа в руках, увеличенные со служебных удостоверений и, уже оформленные в рамочки, фотографии Таричева, Крылова и Карнаухова (ночью он скончался в госпитале Моздока).
Трагизм последних дней не нуждался в чьих либо комментариях, поэтому Жоганюк, выступивший с речью о вечной памяти и офицерском долге, не произвел на, враз осунувшийся, личный состав никакого впечатления. Лишь, произнесённая в заключение, фраза о приезде, в связи с ЧП, полковника Куликова, для назначения виновных, вызвала пробежавший по рядам шёпот.
Построение закончилось. Всё ещё ощущая послевкусие вчерашнего разговора с Жоганюком, Костя не мог решиться и оставить в «закладке» АПС для Тимура. После приезда с места происшествия, Жоганюк собрал участников гудермесского вояжа у себя в кабинете. В лучших традициях СМЕРШа, он учинил допрос Катаева на темы: Причины невыезда? Что за тренировка? Кто может подтвердить? Где согласование с руководством? И многое другое.
Рябинина и остальных он заподозрил в трусости, толсто намекнув, что они не выехали вместе со всеми на помощь опергруппе, потому что банально прятались в кубриках. Вскочившего было рамсить, потемневшего лицом, Беса Рябинин удержал за портупею и усадил обратно. Ненужная, ничего не изменяющая, свара могла повредить предстоящему обмену пленными. Поэтому получив порцию безответных угроз, опера с, и без того тяжёлым, сердцем, свалили из кабинета. Желание с горя нажраться отсутствовало напрочь. Тихие вечерние поминки на оперской кухне только усугубили чувство вины. Костя одним из первых вышел из-за стола, стараясь не смотреть на товарищей, хотя ни у кого и в мыслях не было как-либо попрекать его этой дурацкой заменой.
Побродив в темноте, под аккомпанемент ночной стрельбы по территории Центра, Костя присел на скамью опустевшей курилки. Минут десять посидел, пытаясь раскачать душевные загоны. Голова была абортно пустой, тело неприятно слабым, мышцы, словно не зная физических нагрузок, мертвенно стыли. Представил себя со стороны. Скривился от киношности декораций – ночь, стрельба, погибшие друзья, силуэт ЗУ-шки на крыше. От позёрства главного героя – усталая сутулость, грязный камуфляж, опущенная голова, пистолет в набедренной кобуре, – зло сплюнул и ушёл спать.
А утром, ещё до планёрки-поверки, к Рябинину приехал Сулейман и сообщил, что родня задержанных к обмену готова.
Долг красен платежом. Зайдя в импровизированный спортзал, сооружённый омоновцами в одном из складов, пользуясь тем, что в утренние часы спортсменов нет, Катаев подошёл к старому, изодранному боксёрскому мешку, валяющемуся в углу и развязал затягивающие шнурки. Рука, прорвавшись сквозь требуху внутренностей нащупала тяжёлый свёрток. Вытащив его оттуда, Костя развернул грязную тряпку. Матово блеснувшее воронение магически притягивало взгляд. Катаев ещё раз, тщательно протёр поверхность оружия и запаковал его в специально прихваченный, непрозрачный полиэтиленовый пакет.
Хаос противоречий, царивший в голове из-за того, что придётся сделать, уткнулся в оправдательный тупичок:
«В конце концов жизнь двух солдатиков этого стоит…».
Стараясь более ни о чём не думать, он быстрым шагом вышел из спортзала и пошёл к воротам.
– Залпа! Привет! – панибратски, скрывая трясучку, почти вплотную подойдя, обратился он к женщине.
Та, повернувшись к нему, отступила назад и как в первый раз, не мигая, смотрела затравленной волчицей. Очевидно, она только что пришла на рынок, под прилавком стояли баулы, и товар ещё не был развешен.
– Тимура нет? – не церемонясь спросил Костя.
– Нэт, пока… – немного растерялась Залпа.
Катаев обошёл прилавок, зыркнул вправо-влево и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, вытащил свёрток из-за пазухи. Резким движением сунул его в баул, стоящий под прилавком.
– Привет ему передавай!
И не оглядываясь, быстро пошагал обратно. На душе повисла тряпка абстрактной унавоженной жижицы.
– Где тебя носит-то? – вопросом встретил вошедшего на кухню Костю, сидящий во главе стола, Рябинин. Тут же присутствовал практически весь личный состав.
– В Караганде! – грубо ответил Костя и прошёл к своему месту.
Все удивлённо посмотрели на обычно улыбчивого, Катаева.
– Отдал? – понял причину его раздражения Рябинин.
– Отдал, – отходя и жалея о срыве, ответил Костя, налив в кружку остатки гуманитарной минералки.
– Ладно… Короче, тоже послушай, – продолжил, видимо прерванный Костей разговор, Сергей, – сейчас рассаживаемся по машинам, берём Турпала и Саламбека, везём их к Сулейману. В доме у него оставляем и обратно…
– А он не шваркнет? – вставил Бескудников.
– Нет, – коротко ответил Рябинин. – Продолжим… Скорей всего «стрелку» забьют на завтра-послезавтра, сообщат место передачи. Возьмём ОМОН, нет, лучше «Визирей» и сгоняем… Всё просто.
Серёга окинул взглядом всех присутствующих рыцарей прямоугольного стола. Те, в свою очередь, понимали, что простота изложенного не всегда соответствует действительности.
– Я дежурю сегодня, – обозначился Кочур.
– И я… – поднял руку, сидящий на самом конце скамьи, Липатов.
– Если есть желание прокатиться в Гудер, я могу подменить, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Катаев.
– Костян, брось, гонево это, – положил руку ему на плечо Долгов, – ты, сейчас, что вечным дежурным решил заделаться?
Никто не улыбнулся.
Кочур, ближе всех сидящий к Косте, сказал:
– Давай поезжай, ты после Серёги второй человек в этой теме…
– Череповецкими будем доукомплектовываться? – прикинув количество свободных мест, спросил Рябинин, – а то нас пятеро всего… Капуста, кстати, неизвестно вернётся ли ещё с госпиталя?
– Может домой захочет, – поддакнул Гапасько.
– He-а, этот вернётся, – улыбнулся Бес, – чешежопица у него в постоянку…
– Ладно… К Луковцу надо идти, – продолжил планирование Рябинин, – одну машину ОМОНом забивать. Всё, собирайтесь по-тихому. Костян, сгоняй к Кутузычу, залепи его, мол, в город, на «стрелочку» надо…
– А если не залепится? – к Косте всё ещё не вернулась, после вчерашних смертей, присущая ему изящная наглость.
– Скажи, что по нашему УАЗику встреча…
– Ага, он на «хвоста» упадёт сразу, не знаешь что ли… – Костя почесал переломанный нос, – ладно, я ему про наркоту задвину, он один хрен героин от стирального порошка не отличит.
Костя встал и первым вышел из кухни. За ним по своим пунктам плана разошлись остальные.
К Мише Кутузову, в целом, Костя никаких отрицательных эмоций не испытывал. Пока ехали в поезде, как-то даже наладили отношения, но приезду, майор дистанцировался, но не насовсем, а вроде, как и нашим и вашим. Мог зайти в кубрик, по-свойски побазарить, засадить стакан, но в тоже время излишне преданно «тряс гривой» перед Жоганюком. Что, естественно, к доверию со стороны оперов не располагало. Вот и сейчас, когда Костя зашёл в их, с Лавриковым отдельную комнату, Миша чересчур приветливо и улыбчиво, хотя чего радоваться-то – у тебя опера «зажмурили», встретил Катаева:
– О, Константин! Заходи, дорогой. Чайку? Коньячку?
Костя сел на кособокую табуретку-самопал, посмотрел на заваленную каким-то радиобарахлом кровать Лаврикова и спросил:
– Спасибо, не пью с утра… А где Саня-то?
– В штабе кабеля прокладывает… Сегодня же, вроде, наших-то задержанных «нагоняют», вот он и решил пока камеры пустые «насекомых»[31] на «стационар»[32] влепить…
– А-а-а, понятно… – протянул Костя, отметив про себя «наших задержанных», – слышь, Анатольич, у меня тут в городе «человечек» есть, ещё с первой командировки. Мне б с ним словиться, он по наркоте тут ориентируется, да и про вчерашние события заодно спросить можно. Он у меня такой, информированный…
– Ты хочешь, чтобы я с тобой прокатился?
– Нет, нет… Не царское дело-то… Прикрой меня перед Жоганюком, я с парнями выскочу, а то я в опале вроде как, после вчерашнего…
– Ну не наговаривай на себя-то, – добродушно, в усы усмехнулся Миша, – Иваныч, сам понимаешь, не железный, ему сейчас «полпиджака»[33] выписать могут, а то и покруче чего…
– Вот я и не хочу под горячую руку попадаться, а если, что интересное проскочит, я к тебе заскочу, порешаем как реализоваться, – запустил последнее средство Костя.
– Лады, действуй, только аккуратней там, – покровительственно кивнул Миша.
– Мы с ОМОНом, обижаешь…
– А я, если что, скажу, мол, ты по моим «пирогам» выскочил…
«Или не скажу… – улыбнувшись, подумал Катаев, – старая школа…» Пожав в знак благодарности руку, он, молча, покинул начальственный куток.
Двумя бортами стартанули на Гудермес. Первым шёл УАЗ, набитый операми, во второй, к омоновцам, для краткого посвящения в детали, пересел Катаев. Ценным грузом в головной машине ехал Саламбек, в омоновской – Турпал. Оба «чеха» были обряжены в камуфляж, с традиционными мешками на головах. Их собственная одежда, свёрнутой котомкой, была всунута в закованные руки.
Выслушав план предстоящих мероприятий по обмену, ещё не отошедший после нападения на опергруппу, Луковец, чуть помолчав, без своих обычных хохм, рассказал про странные совпадения нынешней командировки:
– Ты, прикинь, Костян, какая тема нездоровая, – перегнувшись через спинку сиденья, когда автомобиль вырвался из гнетущей атмосферы города – были у нас перед командировкой учения… Ну, обычные… Вот… Отрабатывали оборону при нападении на колонну… Там по сценарию трое раненых и один, тьфу-тьфу, убитый… От него, кстати, отказались, никто не захотел… Ага… Надо было их героически с поля боя выносить. Ну, вот, ласту забинтовали Драгунцу, Зомби – руки и голову. А Горынычу – ключицу, вроде левую. Потом на носилки и на вынос. Теперь такая херня: Драгун в голень пулю словил, домой уже уехал, Зомби с ожогами головы и рук в кубрике валяется…
Конец ознакомительного фрагмента.