Прага
Недавно я прогуливался в сопровождении своего импресарио по улицам Праги, погруженный в тихое умиление.
«О прекрасная старуха, милая сердцу каждого художника, – думал я, – сколько веков копила ты свои каменные сокровища, и как ты ревниво бережешь их, подобно скупому рыцарю…»
– Очень недурной городишко, – прозаично перебил мои грезы импресарио – этот человек с книжкой театральных билетов вместо сердца и с идеалами, заключающимися в красиво отпечатанной афише.
– По отношению к Праге вы могли бы выражаться почтительнее, – сурово заметил я.
– Я восхищен Прагой. Чего ж вам еще нужно… – Я просветлел.
– А-а, понимаю. Вам нравятся эти живописные серые дремлющие дома, многовековый сон которых…
– При чем тут дома… Я восхищен тем, что здесь нет этой идиотской манеры – заклеивать чужие афиши.
– Черт знает о чем вы говорите! Какие афиши?!
– Обыкновенные, театральные. Я знал города, где только что наклеишь афишу, как другой импресарио уже бежит и наклеивает на вашу афишу свою.
– Глупости вы говорите.
– Нет-с, не глупости. Да вот вам наугад одна из многочисленных историй. Приехали в один город два гастролера, и выпустили их импресарио афиши. Вышел один импресарио погулять, полюбоваться на расклеенные афиши – глядь, а они уже сплошь заклеены его конкурентом… Побежал он домой, взял новые и пошел заклеивать афиши конкурента собственноручно. Только что кончил, видит, идет конкурент с пачкой афиш под мышкой и с ведром клею. Ходит и заклеивает только что наклеенные афиши. Побежал первый домой за свежими афишами – и давай восстанавливать свои нарушенные права. Около одного пункта оба сошлись. Стоят молча друг около друга и клеят. Один наклеивает, другой искоса взглянет на него да на свеженькую афишу свою и прилепит. Полчаса они так клеили одна на другую – прямо слоеный пирог на стене получился!
– Чем же кончилось? – спросил я, не на шутку заинтересованный.
– У первого афиши раньше кончились. Посмотрел он на свои пустые руки, вздохнул, снял пиджак, мазнул по нему кистью и залепил пиджаком афишу конкурента. Обиделся тот за такое нарушение театральной этики да хвать беспиджачного кистью по голове…
– Убил?!
– Не особенно. Тот два месяца в больнице пролежал, а этот два месяца в тюрьме просидел. Сенсационнейший процесс был, но в результате оба по хорошему сбору сорвали. Знаете, я запишу, чтоб не забыть.
– Что запишете?
– Что в Праге такое хорошее правило – афиши не заклеивать. Приеду в Россию – у себя введу.
– Мне здесь другое нравится, – задумчиво сказал я. – Очень любят здесь старину и сохраняют ее. Есть дома, которые по пятьсот лет стоят, и их любовно берегут. А у нас в России на старину смотрят, как на рухлядь. Вернусь в Россию – буду пропагандировать сохранение старины. Запишите, чтобы не забыть.
– Запишу. А потом тут хорошая манера: при пивных заводах есть такие садики – дают только пиво на стол, а сосиски и ветчину посетители с собой в бумажке приносят. У нас в России хозяин пивной за это огромный скандал закатил бы. Да и посетитель считал бы моветоном и верхом мещанства – прийти в ресторан со своими продуктами. А ведь – очень удобно. Запишу в книжку, чтоб не забыть, и потом в России введу.
– А мне вот тоже нравится, что город просыпается с зарей и в шесть часов утра уже работа в полном ходу. Записать, а?..
– Запишите.
– А соколов видели? Какие молодцы! Тренированные, бодрые. Всегда с музыкой, и публика их приветствует кликами и аплодисментами. А наша русская молодежь… Я запишу, а?
– Запишите. Кстати, вот трамвай идет. Ну-ка, кто ловчее вскочит на ходу…
Я употребил ловкий, чисто сокольский прием и, как птица, взлетел на подножку трамвая. Импресарио – за мной.
Но… тут случилось что-то непонятное… кто-то крикнул, кто-то свистнул, трамвай остановился, и молодцеватый полицейский вежливо отнесся ко мне:
– С вас четыре кроны.
– Так я их кондуктору уплачу, – бодро возразил я.
– Нет, мне. Штраф. Нельзя вскакивать на ходу.
– А у нас в России…
– Вот вы в России и скачите.
Дальше мы пошли пешком.
– Записать? – спросил притихший импресарио.
– Насчет чего?..
– А вот насчет скакания. Когда в Россию вернемся, чтоб ввести.
– Гм… запишите, пожалуй, только помельче… А вот на углу русские газеты. Купите. Интересно, как поживает Ленин.
Мы развернули газеты и уткнулись в них носом с таким интересом, будто о болезни родного отца читали.
– Жив еще!
– Жив, но уже, как говорится, ни папа, ни мама не скажет.
Сзади кто-то деликатно тронул меня за плечо. Я оглянулся.
– Пожалуйте четыре кроны штрафа, – сказал полицейский.
– За что?!
– На улице читать запрещено.
– Да я и не читал.
– А что ж вы делали?
– Жарко, я хотел лицо утереть газетой. Знаете, при нашем беженском положении, когда нет носовых платков…
– Утираться газетой, на которой свежая краска! Тогда я вас оштрафую за нечистоплотность.
Я разозлился.
– Попробуйте! У меня родной дядя – Масарик.
– Не завидую ему, что он имеет таких родственников.
– Ну и насчет полиции ему тоже не повезло.
– Объяснитесь.
– Послушайте, вы меня лучше не задерживайте. Я спешу на завтрак к Бенешу и, если опоздаю…
– Ничего. Вы ему покажете квитанцию в уплате штрафа…
– Это вот такая квитанция? Могу я прочесть, что вы в ней написали?
– Можете!
Я ехидно улыбнулся:
– Да, как же я могу читать ее, когда вы сами говорите, что на улице читать запрещено.
Конец ознакомительного фрагмента.