Часть I. Нищие хроники
Аристократ попрошаек
Никто и никогда не смог бы угадать профессию, которая кормит его уже почти двадцать лет. И он старался, чтобы так оно и было. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. И прокололся он на мелочи. В буквальном смысле этого слова. На копейках. Уже два десятка лет в рваной одежде и с палочкой он работал, хромая на перекрестке. На работу он выходил рано. Часов в восемь. И работал до самого вечера. Пока не стемнеет. Особенно результативными были часы пик, когда машины стояли на светофоре. Он обходил каждую и, протягивая руку, безмолвно просил подать. И подавали. За многие годы он примелькался настолько, что стал неотъемлемой достопримечательностью этого перекрестка. И если спросить тех, кто каждый день проезжал этот перекресток и регулярно подавал просящему мелочь, как он выглядел, то любой бы затруднился это сделать.
Точно так же, как если внезапно спросить человека о том, как выглядит забор, мимо которого он ходит. Забор и забор себе. Чего заморачиваться? Так и с нищим. Нищий – он и есть нищий. Чего напрягаться, запоминать, память напрягать? Дал денег, и забыл. Вперед, по своим делам. Время от времени появлялись конкуренты. Но они не выдерживали работы именно в этом месте. Дороги узкие. Сильно не развернешься. Водители на незнакомых побирушек реагируют по-разному. В общем, наш герой побеждал конкурентов терпением и проворностью. Он уже знал, кто даст, и опередить его с такими знаниями именно этого перекрестка было невозможно. Вернее, убыточно. Подчищал подчистую. После него просить было нечего.
Отработает наш герой смену – и исчезает. В буквальном смысле исчезает. Был нищий – и исчез. Совсем исчез. Как в воду канул. И так быстро исчезал, будто его никогда и не было. Впрочем, и появлялся точно так же неожиданно. Иногда наш герой исчезал на пару дней. А иногда и на месяц. Но с погодой все его исчезновения никак не были связаны. Мог появиться в лютый холод и гололед. А мог пропасть в прекрасный весенний предпраздничный день, когда люди особенно добры и пробки особенно длинны.
А истина всплыла случайно. Шел один любопытный по городу. А возле перекрестка разбросано множество монет. По копейке, по пять копеек. Он и не поленился, собрал. Денег хоть и немного, но человеческий труд все-таки. Да и уважение к каждой копейке. Ведь пока копейка в ходу и пусть на нее ничего не купишь, но порядок есть порядок. А когда порядок, какой кризис? Собрал прохожий горсть копеек серебристых, а тут мимо дворник проходит. Говорит:
– Вот спасибо. Помог. А то новые русские деньгами разбрасываются. Ездют тут на «мерседесах». Совсем деньги не уважают.
Разговорились. И вот что оказалось. Дворник рассказал. Открываются ворота в общий двор. А ворота автоматические. С пульта открываются. Выезжает из них черный новый огромный «мерседес». Открывается окно. Из окна высовывается рука с золотыми часами на массивном золотом браслете. Разжимается кулак, и на асфальт летит куча серебра – по копейке и по пятерке.
– Первый раз такое вижу. Вот буржуи. Я тут второй день работаю. И такое первый раз встретил. Жируют, гады. Молодец, что собрал. Тоже из работяг будешь? Я-то вот на пенсию пошел и решил подзаработать.
История обещала быть интересной. И, чтобы не утомлять читателя деталями, сразу расскажу, что удалось выяснить. Когда-то в этом дворе с автоматическими воротами жила семья инженеров. У них был сын. Тоже на инженера выучился. Даже поработал немного. А потом, когда родителей не стало, он исчез. Хотя остались небольшая квартирка во дворе в наследство и большой гараж. Куда делся, никто не знает.
Но однажды появился на перекрестке нищий в лохмотьях. Этот нищий и был тот самый инженер и сын инженеров. Оказалось, что живет он в особняке на окраине города. Очень богатый человек. Ходит только в костюмах в галстуке. За границу регулярно на отдых выезжает. И каждое утро ездит на работу. Вскрылась и вторая жизнь аристократа нищих. Приезжает он утром к воротам. Открывает с пульта. Заезжает во двор. Загоняет машину в гараж. Идет в дом. Переодевается. И через пятнадцать минут выходит из калитки в воротах нищий. А вечером входит в калитку нищий. Идет в дом. Моется. Переодевается. Выгоняет «мерс» из гаража – и едет чинно домой настоящий новый русский в костюме и галстуке. Как раз, когда пробки исчезают.
Так бы никто и не знал, как на самом деле обстоит дело с этим нищим. Только отношение к копейке его выдало. А еще был случай, когда в городе началась реконструкция. Весь квартал хотели снести и застроить небоскребами и торговыми центрами. Все и снесли. А этот захолустный уголок квартала почему-то не тронули. Заколдованным он оказался. Рассказ написан в день российского предпринимательства. Но это совпадение случайно. И, как сказал сегодня Президент России, сакрального значения это не имеет.
Сто лет по копеечке
Деревья на тихой улочке в старом центре города смыкались кронами прямо над дорогой и образовывали тень и сумрак в самый жаркий летний день. Посередине квартала стоял трехэтажный дом. В нем находилась обыкновенная булочная. На пороге магазинчика сидела нищенка. Рядом торговали семечками. Три копейки – маленький стаканчик, пять копеек – большой граненый стакан.
Была середина 60-х. Мы жили в своем доме буквально в тридцати метрах от этого дома, и бабушка регулярно отправляла меня в магазин. То за молоком, то за половинкой хлеба, а иногда и за мороженым. Эта нищенка была настоящей профессионалкой. Она брала копейки. Всегда вежливо всех благодарила. А так как все друг друга в округе знали, то всегда давали ей не только деньги, но и продукты. И она никогда не отказывалась ни от чего.
Время от времени ее заменял муж. Он был таким же тихим и осторожным. И, несмотря на наличие тоталитарного коммунистического режима, ни нищих, ни торговцев семечками никто и никогда не трогал. И даже участковый мог купить стакан семечек и подать нищей когда копеечку, а когда и копеек десять, а то и двадцать. Что по тем временам было вполне даже много.
Сколько себя помню, столько она, эта нищенка, сидела на том самом месте. Говорят, она сидела здесь всегда: и при Брежневе, и при Хрущеве, и при Сталине, и в Гражданскую, при красных, при белых, при царе. А некоторые злые языки поговаривают, что это место досталось ей по наследству от родителей, которые даже при царе Александре III собирали пожертвования. А определил их туда городовой с благосклонного позволения жившего по соседству казачьего атамана, который никак не мог отказать соседям в простой просьбе. И говорят, что они всегда всем приносили удачу. Слухи, конечно, но все верили. И потому нищенку не обижали. Даже деньгами.
Жила эта нищенка с мужем неподалеку, прямо на углу квартала. В покосившемся саманном доме, с другой стороны которого жил герой Гражданской и участник «Железного потока», шокировавший всех на революционных праздниках, приходя на парады с орденом Красного Знамени на винте, Георгиевскими крестами за Первую мировую войну и просто орденами за Вторую с немцами.
Был у них с мужем за покосившимся забором даже небольшой, заросший травой участок земли со старыми фруктовыми деревьями. Но время берет свое. Вначале умер муж нищенки. Всем кварталом помогали с похоронами. А потом и нищенка умерла. И снова квартал собрался и похоронил. Советская власть, правда, помогла. Но несильно. Чисто организационно. И дом оказался заброшен.
Сначала в заборе образовался проход. Потом калитка странно покосилась, так что любой желающий без особых усилий мог пройти на участок. Потом стекла в дом почемуто побились сами по себе. А скоро и дверь в дом отвалилась. Дом со временем ушел на треть в землю. Саманные стены, которые перестали ежегодно белить, обнажили камыш. И первыми, естественно, в брошенный дом проникли мы, мальчишки.
Конечно, мы были не первыми. Были и более продвинутые товарищи всегда. Но в нашем представлении богатство, которое нам досталось из старого полосатого матраца и перьевых подушек, было настоящим. И матрац, и подушки нищих хозяев дома были набиты множеством бумажных денег различных времен и номиналов. Весь двор и квартал получили в свое распоряжение коллекции всевозможных бумажных денег, существовавших на территории бывшей Российской империи и СССР.
Правда, актуальных купюр не было. Но это, наверное, потому, что нас кто-то опередил, более прагматичный и деловой. Больше всего, конечно, было керенок. Целые листы, из которых мы вырезали ножницами требуемое количество купюр для размена. А потом я уехал жить в другое место. И вот, вернувшись в город, встретил своего товарища по детским играм в банки1 и в войнушку во дворе. И рассказал Санек мне совсем удивительную историю.
Еще в наше время, когда собрались снести старый саманный дом и стали рыть котлован на месте дворика, были сделаны интересные находки, которые остались в памяти всех окрестных жителей. Уже с первой лопаты звякнула крышка железной кастрюли, потом другая, третья. Выкопали железную часть керосиновой лампы без фитиля, железную коробку из-под дореволюционных конфет. А на месте бывшего деревянного туалета выкопали ящик сгнивших в агрессивной среде гранат и поржавевший напрочь пистолет системы Наган.
А теперь опись находок. Именно она впечатляет. Каждый сосуд или кастрюля, закопанные во дворе, были наполнены своим собственным содержанием. В одном – царское серебро. В другом – серебряные советские полтинники. Отдельно хранились медяки: царские и советские. Зато в керосиновой лампе, подобно волшебной лампе Аладдина, хранились золотые советские «сеятели». А в коробке из-под конфет – золотые монеты с венценосными ликами разных номиналов. Все это собиралось профессиональными нищими более ста лет. Сегодня за эти сокровища не пожалел бы никаких денег любой нумизмат. Да и по весу золота это много. Очень много. Это были настоящие сокровища.
И вот что интересно. Владельцы богатств бережно, по грошику собирали все это и прятали. Закапывали в землю. Зашивали в матрацы и подушки. А тратили на себя только гроши. Остальное копилось, шло на будущую богатую жизнь, которая так и не наступила. Как (пока) и Царство Небесное. Как всегда, читатель потребует от меня подсказку с выводами и моралью. Но нет у меня никаких предложений по этому вопросу. Обыкновенный рассказ о том, что было на самом деле. И о людях, у каждого из которых свое место в обществе.
По цене медного лома
Нищие и старьевщики – это такие психологи, каких ни в одном институте не учат. Настоящие академики по жизни. Причем у каждого своя, индивидуальная подготовка. Вот и в случае с самоваром перед нами настоящая, истинная психология, достоверное знание человеческой натуры. И только жадность иногда может подвести. Разрушить все планы. А может, это просто жизнь такая, что все расставляет по своим местам.
Жил он в развалюхах старого города. Но место было козырное. Дверь и окно выходили прямо на улицу. До центрального «Арбата» рукой подать. Соорудил он небольшой навесик прямо через пешеходную часть улицы. Полки поставил. Расставил на них всякие старинные дешевые вещи: гнутые подсвечники из бронзы, покоцанное чугунное литье, позеленевшие медные кувшины и тазики без ручек, ржавые паяльные и керосиновые лампы. А за стеклом – поломанные зонтики, ущербные фарфоровые статуэтки, тарелки из разных гарнитуров и времен с многообразием вариантов паутин и сколов, гнутые вилки, малые и большие ложки.
В общем, все, что покрупнее, на улице, на полках и прикручено проволокой. А что унести можно легко – в витрине. Сам сидит с утра до вечера перед дверью на старинном стуле и ждет покупателя. Сидит так, что, не споткнувшись или не наткнувшись на древние раритеты и старье либо о его стоптанные тапочки, не пройдешь мимо. Обязательно внимание обратишь на раритеты. Машины мимо едут, водители и пассажиры тоже внимание на бизнес обращают. А те, кто в пробках застрял, вообще любят изучать ассортимент лавки старьевщика. Но особое место среди этого многообразия старинных вещей занимали самовары. Всегда минимум полдюжины на выбор.
Правда, товар этот так себе. Дрянь товар. И цена небольшая. Чуть поболе цены металлолома. Но можно было и поторговаться. Однако редко, когда успешно. Есть деньги – бери. Нет денег – лучше не заслоняй картину движения и изменений. Не мешай хозяину созерцать мир и его обитателей. Иногда к нему приносили всякую рухлядь. Купить предлагали. Вот здесь уж он сражался за каждую копейку. Но обычно не покупал. Да и зачем?
Свой первый капитал он сколотил на бутылках. Были у него когда-то телега и лошадь. Ездил он по всему городу, собирал бутылки. Иногда сам собирал. Чаще скупал у населения. Правда, с дисконтом, но бизнес был прибыльным. Минимум по две копейки с бутылки имел, это если не сам собрал бутылки. По тем временам деньги большие. Полбуханки серого – восемь копеек, пакет молока в пол-литра – одиннадцать копеек, а сено для лошади сам косил. Прямо во дворе в центре города его и хранил. Пока лавкой не занялся. Да и бутылочный бизнес сошел на нет, когда на железную банку все перешли да на пластик. Кому они нужны?
В паре кварталов от развалюхи нашего нищего старьевщика жила одна барышня. Татьяной ее звали. Очень она гордилась своим дворянским происхождением и древними корнями предков. Жила не так чтобы в достатке, муж умер, сын в школе весь день. Никто, правда, не помнит, где и кем Татьяна работала, но гордый вид имела. Могла и не снизойти до разговора со всякими.
Родственники у Татьяны не столько были знатны своим происхождением, сколько ее грели воспоминания о тех, кто побывал в ее старом доме в гостях на ее памяти и на памяти бабушки и мамы. А рассказать было о ком. Но главным во всей этой истории был, конечно, самовар. Старый. С медалями. На дровах. И пили из этого самовара многие люди искусства и литературы прошлого и современности. Даже настоящие, по Булгакову – «генералы от литературы». Насчет всех, конечно, не скажу, а Маяковского, Чехова, Волошина и его друзей этот самовар точно помнил.
Его, самовар этот, брали с собой в поездку в Крым. Всегда брали. Так принято было ездить когда-то: со своим самоваром. Если кто не верит, то я точно верю в существование магии вещей. Вещи как бы запоминают все, что происходило с ними и вокруг них за все время их существования. И если внимательно и умело прислушаться к таким вещам, присмотреться, то многое откроется интересного. Или приснится потом, после чаепития из такого самовара. И потом все это вдруг наяву окажется правдой. Другие подтверждают, что так оно и было, а ты понятия не имеешь, откуда тебе это стало известно.
В общем, из всех ценных вещей у Татьяны к определенному времени в доме сохранился только этот столетний самовар и ее чувство избранности и превосходства над окружающими. Можно было бы даже сказать, что Татьяна и сама была хранителем этого столетнего самовара, его тайн и знаний. Если бы не один случай.
Снесла она этот самовар нищему старьевщику. Предложила купить его за недорого. Рассказала, какой это ценный и дорогой для нее предмет. И предлагает его купить совсем за немного. Но странное дело. Нищий старьевщик отказался. И пришлось Татьяне тащиться с медным самоваром обратно домой. Расстроилась. Хотела ведь новый электрический чайник купить, пока распродажа. Вернулась Татьяна домой, самовар даже в дом не занесла. Поставила под стол на веранде во внутреннем дворике и забыла о ненужной вещи.
Прошел месяц. Зашла Татьяна к родственникам пожаловаться на жизнь и на то, куда мир и нравственность катятся. А один из родственников и говорит:
– Слушай, Татьяна! Видел вчера – у старьевщика самовар на улице стоит. Такой же, как у тебя. Хотел даже купить. Хоть и пробка была, встал у края. Спрашиваю его: сколько? А он меня огорошил: «Сто тысяч». Я чуть на асфальт не сел. «Другие тоже, – спрашиваю, – так же дорого?» – «Нет, – отвечает. – Другие по весу. А этот сто тысяч. И бери, пока я не передумал и больше не попросил.» Я удивился, подумал, что у тебя точно такой же есть. Или это твой?
– Мой дома, – отвечает Татьяна.
А сама задумалась. Как же так? Она задешево, по цене электрического китайского чайника, хотела свой продать. А он вот сколько стоит на самом деле! Пришла Татьяна домой. Первым делом под стол в беседке во внутреннем дворе заглянула. А самовара-то и нет. Она бегом к нищему старьевщику. И точно: ее самовар стоит на полке. Начищен. Блестит на солнце. Весь в медалях.
– Это мой самовар! – заявляет.
– Нет! – отвечает старьевщик. – Это мой. Мне его знакомые принесли и продали. А твой самовар я видел. Он не так выглядел, как этот. Татьяна вдруг поняла, что что-то сделала не так.
– Продай, – говорит. – Я тебе за тысячу предлагала. Отдай за две!
– Сто тысяч, и не тяни. А то завтра продам его. Есть покупатель. Говорит, привезет сто тысяч, а самовар этот заберет.
– Да какая тебе разница, у тебя сколько таких же?!
– Вот и бери другой. Есть и дешево, по пятьсот рублей.
Через день самовар этот куда-то делся. Наверно, кто-то из тех, кто умеет разговаривать с вещами, его купил. Теперь самовар рассказывает ему за столом о тех, кто пил из него чай вприкуску с сахаром, как это было принято в старину. И раскрывает старые тайны из жизни знаменитых людей.
Могли бы и мимо проехать
«Не верь глазам своим», – часто говорят, когда что-то знают и пытаются указать тебе на факт или явление с целью того, чтобы попросить тебя угадать, как на самом деле обстоят дела. И ведь не угадаете никогда. Потому что думаем мы, опираясь на собственный опыт или, в крайнем случае, на опыт, который приобрели, читая книги или посмотрев кинофильм с хорошим сценарием. А действительность всегда старается опровергнуть и наши знания и наш личный опыт существования в городском пространстве.
В центре города уже лет двадцать нельзя пройти по центральной улице, чтобы не встретить старушку со стаканчиком в одной руке и палочкой в другой. И как-то ловко у нее так получается, что без ее внимания никто не пройдет мимо. Всякого попросит помочь и стаканчик протягивает. Будете идти мимо нее два раза, два раза протянет. Три – три раза попросит. Утром будете идти, спешить куда, она уже на маршруте. В десять вечера будете проходить, и здесь она вниманием не обойдет. Ни вас, ни кого другого.
Однажды стою я на тротуаре главной улицы города и с товарищем разговоры разговариваю. И надо же так, что эта старушка в пятнадцати метрах от нас стоит и прохожих отлавливает со своими просьбами помочь кто чем может на жизнь и пропитание. И до светящегося входа в развлекательное заведение ночного типа со сладким названием недалеко. То и дело крутые машины останавливаются. Пассажиры выходят и мимо старушки побирушки в дорогое ночное заведение проскакивают. И такой проход сильно облегчает охранникам проводить фейс-контроль посетителей. Ориентируются они не иначе, как на крутость машин.
Конец ознакомительного фрагмента.