Вы здесь

Четыре всадника. ГЛАВА ВТОРАЯ,. . из которой мы снова ничего не узнаем о судьбе Хаиме Бофранка, но сие незнание восполняется появлением совершенно нового героя, и, признаться, презабавного (Ю. Н. Бурносов)

ГЛАВА ВТОРАЯ,

из которой мы снова ничего не узнаем о судьбе Хаиме Бофранка, но сие незнание восполняется появлением совершенно нового героя, и, признаться, презабавного

Человек с тросточкою, который постучал рано утром в дверь дома, в коем проживал субкомиссар Хаиме Бофранк, был весьма стар годами. Было ему то ли семьдесят, то ли восемьдесят, а может, минуло и все девяносто, ибо разницы в сии преклонные лета, как ведомо, уже никакой нет – десяток туда или десяток сюда, поди угадай.

Седая борода, седые усы, седые, хотя и аккуратно завитые локоны, носатое лицо, на коем морщины и бородавки сочетались самым причудливым образом, вступали в некое противоречие с его щегольским обликом, с проворными – хотя кто-то, возможно, нашел бы их излишне короткими и самую малость кривоватыми – ножками, обутыми в кожаные наимодные башмаки о шести застежках каждый, с унизанными кольцами ручками (одной рукой старичок сейчас с силою колотил в дверь), с чуть грузным, но довольно энергичным тельцем, упрятанным в опрятный жилет розовых тонов.

Одним словом, старичок был чрезвычайный модник и достаточно шустр для своих лет. Вероятно, в обществе это был записной любезник и шалун, как бывает с подобными старичками; ныне же он был изрядно напуган и постоянно озирался по сторонам, словно бы ожидал какой напасти.

Наконец дверь приоткрылась, и хозяйка, прикрывая ладонью пламя свечи, спросила:

– Кто вы? Что так рано стучите?

– Полноте, милая хириэль, где же рано? – возразил суетливый старичок. – Уж давно утро!

– Утро? – поразилась хозяйка. – Вы, верно, шутите! Посмотрите, какая вокруг стоит темень!

– Однако верите вы мне или же нет, милая хириэль, а уж давным-давно утро, только вот солнце что-то никак не хочет появляться на небе… И если вам столь же жутко, как и мне, не впустите ли меня внутрь?

Хозяйка с некоторым сомнением посторонилась, пропуская неожиданного гостя. Когда дверь была закрыта на засов, старичок приободрился и принялся раскланиваться, говоря:

– Благодарю вас, милая хириэль… Меня зовут Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке, и я приехал из Гвальве, дабы встретиться с досточтимым хире Бофранком.

– Боюсь, хире Бофранка нету дома, – буркнула в ответ хозяйка, проверяя, хорошо ли лег засов в железное ушко. – Вот его комната, видите, заперта? Всю ночь шумели да топотали, а под утро – коли вы говорите, что уже утро, – ушли, даже входную дверь забыли притворить, хорошо, я заметила…

– Но не знаете ли вы, милая хириэль, куда мог пойти хире Бофранк?

– Откуда же мне знать, право. Хире Бофранк волен ходить, куда и когда ему вздумается.

– Тогда позвольте, я составлю небольшую промеморию, дабы вы, милая хириэль, передали ее хире Бофранку, как только он возвратится. Не найдется ли у вас пера и бумаги?

– Извольте, я сейчас все принесу, коли надобно, да зажгу, кстати, лампу.

Ворча что-то себе под нос, хозяйка удалилась, но скоро воротилась с масляною лампою, листом бумаги и пером, а также чернильницею. Старичок, уместив все это на небольшом коридорном столике, принялся писать, обнаружив в процессе письма, что чернильница использовалась крайне редко и стала могилою для изрядного числа бесславно почивших в ней мух, а перо оказалось весьма дурно очинено. Отписав не без трудностей промеморию, он сложил ее вчетверо и с поклоном передал хозяйке, присовокупив при том:

– Буду вам весьма благодарен, милая хириэль. И вот вам предостережение: поберегитесь выходить без нужды на улицу, ибо кроме павшей столь внезапно тьмы там могут обретаться опасности куда более жуткого свойства.

Грозное предостережение вряд ли было столь уж необходимым: хозяйка и без того выглядела чрезвычайно напуганной. Кнерц двинулся было к выходу, но в этот момент в закрытой комнате Бофранка что-то с грохотом упало. Звук был такой, словно разбился глиняный кувшин, а черепки полетели и покатились во все стороны.

– Что же это? – вскричала хозяйка. – Стало быть, хире Бофранк внутри?! Когда ж он мог прийти?

Старичок Кнерц резво подбежал к двери, припал к ней ухом и прислушался, затем воззвал:

– Хире Бофранк! Хире Бофранк, это вы?

За дверью заскреблось, заколотилось, и бывшему принципиал-ритору показалось, что кто-то принялся глодать дверные доски.

– Не случилось ли с ним чего? – затряслась хозяйка в испуге. – Не разбил его паралич?

– Нет ли у хире Бофранка собаки? – в свою очередь вопросил старичок.

– Упаси нас господь от этих тварей, – отмахнулась хозяйка. – Я бы не позволила держать в доме собаку: а ну как, не ровен час, она взбесится и всех перекусает? Еще от собак, говорят, случаются всякие хвори – от чумы до червей, которые проникают внутрь человека и постепенно пожирают его…

– Есть у вас ключ от этой комнаты, милая хириэль? – довольно невежливо прервал хозяйку старичок, продолжая прислушиваться к странным звукам.

– Да-да, конечно. Сейчас я принесу его. – Получив ключ, Кнерц вставил его в замочную скважину и осторожно повернул. С чуть слышным щелканьем замок открылся, дверь начала медленно отворяться.

Оттолкнув старичка, ужасная нежить рванулась из комнаты наружу и вцепилась в хозяйку, тщась прокусить плотные юбки. Сие был умерщвленный Шарденом Клааке бедняга Ольц; искалеченный и изуродованный, передвигался он, подобно животному, на четвереньках и очень споро. Однако голова его была неестественно запрокинута назад, и это мешало мертвецу.

Зубы Ольца лязгали и скрежетали, словно шестерни в подъемном механизме наподобие тех, что используются в порту. Верно, иной человек перепугался бы до смерти ввиду такого богомерзкого зрелища и его, не исключено, даже хватил бы удар. Однако ж и храбрая женщина, и ее гость оказались не из трусливых.

– Я помогу вам! – отважно вскричал старичок Кнерц, выхватывая из своей тросточки таившееся там длинное узкое лезвие. Но хозяйка не стала ждать его помощи схватив горящую лампу, она обрушила ее на голову Ольца. Глиняный сосуд раскололся, масло тотчас разлилось, и мертвеца со всех сторон охватил огонь. Воя и стеная, он, позабыв свои кровожадные намерения, принялся кататься по полу, царапая его пальцами, покамест не застыл у стены. Коридор наполнился отвратительным запахом горелой плоти, а Кнерц поспешил сорвать со стены портьеру и укрыть ею тело, с тем чтобы погасить пламя.

Увидев, что вырвавшееся из комнаты субкомиссара чудовище не подает более признаков жизни, храбрая женщина тотчас утратила всякие чувства. Старичок Кнерц противу обыкновенной галантности не торопился прийти ей на помощь; он несколько раз ткнул мертвеца клинком – не шевельнется ли тот. Мертвец лежал недвижно, бесформенной оплывшей грудою.

Лишь после предусмотрительный старичок извлек из кармана флакончик с нюхательной солью и сунул его под нос хозяйке.

– Ах! – вдохнула та, приходя в себя. – Что сие было? Неужто премерзкая собака?

– Ничего особенного, милая хириэль, попросту оживший мертвец, – сказал старичок без всякой учтивости. Он укрыл лезвие в тросточку и мрачно покачал головою.

– Оживший мертвец? Да что вы говорите?! Или такое бывает?!

– Отчего же нет? Если и была когда-нибудь на свете непреложно доказанная и подтвержденная история, то это – история оживших мертвецов. Свидетельствами тому официальные отчеты, рассказы высокопоставленных особ, медиков, священников, судей. Будет время, я поведаю вам не об одном жутком происшествии, где героями выступали как раз поднявшиеся из могил умруны.

– Но что же случилось, хире Кнерц, если оживший мертвец прятался в комнате хире Бофранка? Жив ли сам хире Бофранк, коли так? Да и не он ли сам это был?

Кнерц ахнул, чиркнув спичкою, зажег настольную свечу и кинулся к бездыханному телу. Поворотившись к хозяйке, которая все еще глядела с ужасом на покрытый портьерой труп, он приоткрыл лицо мертвеца и учтиво спросил:

– Посмотрите, прошу вас… не хире ли это Бофранк?

– Не приведи господь, – сказала хозяйка и с дурно скрываемым любопытством принялась рассматривать обгорелое лицо. – Нет, это не он. Кажется, это слуга хире Бофранка, вороватый человек по имени не то Ульц, не то Ольц… – спустя некоторое время сказала она.

– Что ж, надеюсь, с самим хире Бофранком все в порядке. Но не будете ли вы так любезны, милая хириэль, угостить меня легким завтраком? Я всю ночь провел в пути и потому чрезвычайно голоден и устал.

– Извольте, прошу вас… – закивала хозяйка. – Но что же делать с… ним?

Она указала на мертвеца, источавшего прегадкую вонь, в коей смешались запахи гари и тлена.

– Лучше всего ему полежать покамест здесь, – рассудительно заметил Кнерц. – И проверьте, пожалуйста, еще раз, хорошо ли заперта входная дверь… Я же, с вашего разрешения, хотел бы вначале умыться.

– Вы найдете все, что нужно, на кухне – она прямо по коридору, там горит светильник, – спохватилась хозяйка, и старичок тотчас удалился, постукивая тросточкою.

Женщина тем временем проверила засовы, после чего подошла к столику, где лежала записка к Бофранку, и, не удержавшись от искушения, торопливо прочла ее, и вот что там было:

«Хире Бофранк!

Возможно, мое имя ничего вам не скажет – а зовут меня Базилиус Кнерц, отставной принципиал-ритор, – но прибыл я к вам по просьбе ваших добрых друзей: покойного Фарне Фога и счастливо здравствующей хириэль, которую именовать здесь не стану.

Не знаю, буду ли я вам в помощь или же в обузу, но просьбу этих достойных людей я исполнил. К сожалению, мне не довелось застать вас дома; не без оснований полагая, что в связи с последними печальными и даже страшными событиями вы заняты чрезвычайно, я, однако ж, буду ждать вас, а коли не дождусь в самое ближайшее время, то буду находиться, сколь потребно, в гостинице «Белая курица», надеясь, что я опоздал небезнадежно.

Сколько я понимаю, пророчество сбывается не столь скоро и точно, как ждали; не исключено, что причиною тому именно ваши деяния, я немного разбираюсь в сих вопросах и могу утверждать это с определенной долею уверенности.

Велено мне также передать, чтобы осторожны вы были со своим братом Тристаном, ибо он, вполне вероятно, суть не то, что вы о нем думаете.

Остальное надеюсь высказать вам лично при непременной встрече.

С почтением, Базилиус Кнерц, принципиал-ритор в отставке».

Как нетрудно догадаться, прочитанное ничуть не успокоило хозяйку, но даже напугало ее еще сильнее, ибо она вовсе ничего не поняла. Посему, рассудив, что дела хире Бофранка лучше ему и оставить, и поспешно убрав записку, она заторопилась на кухню, чтобы приготовить обещанный завтрак.

Мудрецы говорят,

Что есть в лесу дикий зверь,

Чья шкура черным-черна…

Абрахам Лямбшпринк «Философский камень»