Вы здесь

Четыре всадника. Роман-мистификация. Предисловие (Алексей Егоров)

© Алексей Егоров, 2017


ISBN 978-5-4485-9592-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

…или что хотелось бы точно знать до прочтения книги.


Здравствуйте.

Хочу попросить, именно попросить прочитать Вас это предисловие. И не судить о нем строго. Тем более что к основному повествованию книги оно почти не имеет никакого отношения. Я действительно «так размышлял» и даже жил этим. Каким я стал после прочтения, вы узнаете если терпеливо последуете моему примеру и просто дочитаете ее до конца. Но мое сознание точно претерпело изменение. Думаю это же предстоит и вам.


Конечно эта книга в первую очередь о любви. И о настоящем устройстве всего, что вы видите ежедневно. Не скажу что мне стало легче после того что я узнал всю правду.

Не стану лукавить, книгу эту я уже прочел. Но в самом начале (и это теперь мне сложнее всего сделать) я хотел бы определить те настроения которые жили во мне до знакомства с нею, мне кажется это важным;

Если тебе не нужна душа женщины, значит нужно ее тело. Если не тело. то ее борщ и котлеты. Иногда это ее равнодушие к тебе. Привычка сосуществовать как грибы на березе в лесу. Но чаще… ее ненависть. Она может быть завуалирована лестью, приниматься ею как некое чувство. И это нормально, хоть что-то чувствовать к человеку, с которым делишь гнездо. Мне всегда казалось, что эта причудливая фраза принадлежит именно мне. И мне было странно увидеть ее здесь, в этой странной книге:

«Настоящий мужской поступок – ударить женщину тыльной стороной ладони»

Конечно же женщина при этом должна быть самой настоящей!

Это сложно объяснить людям которые блядей, шлюх, телок и девок не процеживают через городские туалеты и супермаркеты. Я не говорю что настоящая женщина должна иметь отличительные характеристики: к примеру как Марго с глазами похожими на норвежские озера, с махровой желтой веткой блевотной мимозы передвигаться параллельно вашей судьбе постоянно говорить о своих чувствах. Не переставая щебетать об этом.

Нет. Это просто можно учуять как охотничий пес чует перепела в кустах. А таким, вероятнее всего, просто нужно родиться. Разбираться в женщинах куда важнее чем в тригонометрии или сольфеджо. И почему этому не учат в школах? Вероятнее всего по причине, и от тог, что подавляющая масса педагогов это женщины.

Ей было странно слышать это от меня. Но я тогда сказал ей: «лучше начать лупить друг друга в начале отношений. Пока они еще пахнут прекрасными прикосновениями».


Сейчас мы еще не спим друг с другом. Наш секс, вернее то о чем ты прекрасно подумала сейчас, это порхание двух нежных мотыльков. Мы еще не обросли жиром. Мы думаем друг о друге, делаем все аккуратно, боясь сделать что-то не так и не то. Нам плевать на собственное удовольствие. И тебе и мне даже немного стыдно за то, что «это волшебство прикосновений» закончилось всплеском немыслимых эмоций. Розовым валом прошелся по твоим формам и разорвал тебя из нутра. Плод созрел и упал с яблони.

– Неужели так не будет всегда? – в твоих глазах повисла пелена грозовой вуали.

– Ты что, начиталась в юности Набокова?

И поверь мне, это не я ее ткал, ночами придумывая свой собственный образ. Я не приезжал к тебе на белых конях, не брякал доспехами и не сорил золотом.

Сейчас мы называем это любовью. Через десять лет мы будем именовать это секс. Наши вечерние забеги на время будут коротки и их целью будет обмануть соперника и поскорее прийти к финишу первым. Первый приз и ты с медалью и дипломом а я в ванной и в слезах (хотя, скорее всего наоборот). Ты восполнишь нерастраченные мною спорто-часы на стороне. Я научусь смотреть порнуху и принимать душ по утрам. Потом пройдет еще двадцать лет и мы назовем это «потрахаться» со стороны это будет выглядеть как перестановка старой мебели в однокомнатной «хрущевке» все будет скрипеть и щелкать. А в стену будут стучать соседи и орать: убей ее нахрен!!!

И тогда, в редких исключениях, я буду хватать молоденькую дочь соседки за грудь. Только для того чтобы было что вспомнить ложась под тебя, – моя прелестная всадница апокалипсиса. И на вопрос; что ты подаришь мне на восьмое марта? Я вспомню что ты женщина и нажрусь от горя прожитых с тобою вечеров. А может это будет наоборот. Хотя, это уже совершенно не важно. Так что давай сейчас плевать друг в друга и лупить по щекам. Осторожно, почти любя, тыльной стороной ладони.

Вскоре… начав чтение вы поймете о чем я хотел сказать.

Началось же все в аэропорту…

Я погладил подлокотник кресла большим и указательным пальцами и медленно, почти нежно прошептал ему:

– Давай родненький, давай мой хороший. Ты это можешь. Ты такой сильный.

Он огрызнулся и сначала немного расслабившись, покачал крыльями как женщина бедрами, но затем, сразу же взревел от удовольствия нахлынувшего полета.

Глаза мои закатились как будто оргазм подкатывает к той точке, которою многие ищут всю жизнь. И он знает о ней. Он точно знает, что будет делать. Я успокаиваюсь и он, могучий и уверенный, отрывается от земли. Немного покачнувшись, совсем немного, чтобы не напугать меня и задать редкостный ритм унисона. Теперь мое сердце и его сердце работают на одном керосине. Ровно и правильно с того мгновения отрыва шасси от посадочной полосы, до его легкого, эротичного прикосновения к ней же в другом городе. Теперь я в нем. Наше с ним таинство продлится около двух часов. За это время он может все. Я полностью завишу от его могущества.

В моей жизни редко случаются мгновения когда я не контролирую процесс. Будь то секс или понос. Тем более что и то и другое это состояние души.

Я хозяин своего собственного, я причина, – так учили меня на бизнес – тренингах. Здесь, в его животе, я беспомощной тварью прижимаюсь к его ребрам и поглаживаю подлокотник его уюта и гостеприимства. У меня нет для него других молитв, хотя именно здесь начинаешь верить в бога. Я бы совершенно не удивился если бы в момент посадки (буквально за десять минут) какие-нибудь сектанты раздавали листовки, многие бы уверовали в их святость. Безмолвно хватая эти, никому не нужные периодические религиозные издания, там на земле. Но здесь, в воздухе другое царство. Именно здесь стираются границы, меняются понятия и приходят откровения.

Наверняка она что-то слышала об этом. Иначе не всунула бы мне в ручную кладь эту книгу. У меня впереди еще один «писатель» или «ученый». Ведь пункта назначения я лечу на Федоре Михайловиче. Кстати аэрофлот придумал это просто гениально. Современный маркетинг, – для души отдушина. Лично мне гораздо приятнее путешествовать в утробе одушевленного (хоть и почившего) человека. Главное не на мертвых советских поэтах, это для меня слишком. Я даже проглядываю в этом некую потустороннюю связь. Не скажу что Федор Михайлович лично патронирует перелет. Но что-то определенное в этом есть. И однозначно вспоминаются слова моего учителя по литературе (войдите в Достоевского как в дом переживаний) и оправдывается забытый багаж в аэропорту (идиот конечно).

Есть в самолете я не люблю. А вот читать… и она тоже об этом знает.

3. Она, – с ней у меня все просто. Мне иногда кажется что люди уставшие от любви, находят себе именно таких. Удобных, своих, нужных. Нет, я не пользуюсь положением. Я просто с ней живу.

– Знаешь, чтобы любить совсем не нужно находиться рядом От этого любовь превращается в замызганный фартук. Что-то нужное, но ты забыл уже про его необходимость и свежесть. Такая обыденная, жалкая, дохлая. Выбросить жаль, а смотреть сил нет, – говорю я ей на прощание в аэропорту. И она прекрасно знает о чем я.

Она прижимается и шепчет:

– Не говори глупостей. Ты же прекрасно знаешь как я тебя люблю.

Она знает что со мной не просто. Знает про меня наверняка даже больше чем я сам. Знает, что я отношусь к ней как к старому приятному свитеру. Давно залатанного жизнью и вызывающего ностальгические приступы счастья. Она может на ощупь в темноте найти все мои трещины и рассказать про все мои кнопки. Но я всегда с ней, и с нею никогда.

Самолет набрал высоту, и я уверено достал книгу. На обложке была какая-то абстракция. Автор был затерт. Но название читалось легко:

Четыре всадника.

Я улыбнулся. Дело в том, что в моей жизни было всего четыре настоящие женщины. Женщины оставившие во мне след свих опытов и переживаний. И при прочтении этого названия я почему-то сразу подумал о них. Вернее было бы написать: четыре всадницы! Но автором повествования был к сожалению не я. Это порядком меня развеселило.

Перед вылетом она нежно оторвала ее от своей груди и передала мне как ребенка:

– Она должна переменить твое отношение ко мне, к жизни, к женщинам, к мироустройству…

– Я прочту ее, – быстро согласился я и сунул ее в черную кожаную сумку.

– Ты более ничего не хочешь мне сказать? – Глаза ее налились слезами и мне стало неудобно.

– Мне пора, – только и ответил я и развернувшись пошел уверенным шагом на досмотр. В такие минуты я чувствовал себя настоящим мудаком. Но всегда повторял при этом: а что дальше?

А дальше… турбины ревели, уши у меня заложило. Но самолет затрясло в турбулентности как в чахоточной лихорадке и я отвлекся от размышлений.

Кажется в Инквизиции не было титула «Великий магистр», это орденская должность, был титул «Великий инквизитор» (и то не везде), как правило из числа епископов и просто «инквизитор», но и так их никто не называл… обращение было по духовному титулу… отец, брат, аббат, каноник, ваше преосвященство. Скорее всего, – подумалось мне, – текст совсем не исторический. Скорее фантастический или какая-нибудь очередная фантасмагория с элементами мистики. Почти два часа в пути не давали мне шансов отказаться от этой книги. Это конечно ее выбор.

Теперь кое что о прочитанном:

Восхищаться «сальвадором дали» могут только очень пошлые старые бабы – подумалось мне. Мне лично всегда очень нравился Марк Шагал, – и кто-то тоже может назвать это пошлостью во вкусах. Все это разумеется лишь мое субъективное мнение. Вот так мы и живем, встречаясь и расходясь как парусники в море. Но человек это ледокол. А двум ледоколам бывает тесно в одной маленькой акватории.

Мне показалось странным данное повествование: во первых совершенно было не понятно, почему герой погибает в самом начале книги. Но это была только половина моих недоумений. Описанная девушка очень походила на мою первую настоящую женщину. Во всяком случае ее внешность была описана с потрясающей точностью. Холодок пробежал у меня по спине. Я еще раз посмотрел на стертую надпись об авторе, но букв было не разобрать. Обложка была старой и потрепанной.

Память снова опрокидывалась на меня нашим небом. Под которым нам совсем немного было хорошо. Как бывает хорошо при первом откусывании куска маслянистой халвы. И нет чтобы остановится, не превращая удовольствие в изжогу?!

Вся глупость и пошлость человеческих желаний и поступков в большей части связана с воспитанием. Культура должна быть во всем. Даже в доверительных разговорах и странных перемещениях в пространстве. Кто может решить извечный вопрос святости человеческой искренности? Один прав, другой нет, кто скажет что это правда или ложь? Да и что считать правдой? Да, и как жить после всего этого?

Если каждый день своего прожитого ты можешь как то оценить. Подвести все под черту и определить суммарно весь смысл прожитого. Ты молодец, что тут еще сказать!? Потому как у многих это несколько умных точек. Мгновений, минут или даже часов несущих смысл. А все остальное промежутки между ними, как и сама жизнь-промежуток между рождением и смертью. Если вы цените каждое мгновение и можете взвесить его смыслы – вы святой. Но каждого из нас уже взвесили и определили легким. Не для того чтобы парить в небе а для того чтобы болтаться между мирами как говно в проруби.

Конечно можно откровенно заполнить умственное пространство какой-нибудь религиозной догмой, вегетарианством или игрой в нарды. Это совсем не главное. Главное поверить в то, что данный способ жить – правильный или вернее сказать – истинный. Уверить в этом прежде всего себя. А потом поверить в то что впаривать или продавать эту свою идею другим, – просто панацея. Но мне почему то кажется что и воры и цари по ночам видят одни и те же сны. И сильные и слабые, глупые и умные – все, когда остаются наедине с самим собою спрашивают себя, задаваясь двумя вопросами:

– А нахер мне все это нужно?

– А что будет дальше?

Или… может я не любил ее так. А как? Совершенно очевидно что автор в самом начале повествования клянет себя за связь с ней. Утвердительно заявляет что покой в жизни даст только отсутствие ее в вашей жизни. Ее —женщины? Или… ее – любви? Пусть лучше она пропахнет нафталином или средством от тараканов, чем непонятными чувствами.


Я потряс головой от наваждения. Я по прежнему сидел в своем кресле и книга лежала передо мною на откидном столике.

Какой – то она была, эта моя «настоящая». Я осторожно прикасался к ней, совершенно не понимая что мне с нею делать, боясь от нее новых предложений и ожиданий. Она точно хотела чтобы я что-то начал говорить ей или кормить ее пирожками с капустой. Обнимать или нежно поглаживая по волосам правой рукой, левой лезть в трусы. Любовь. Придурковатая, глупая, но самая запоминающаяся. Я такой ее и запомнил, – подумалось мне, – вечно пьяную, шальную, ищущую счастья по-своему. Так лошадь ищет водопоя в пустыне. Отказываясь пить из любой лужи она готова сдохнуть от жажды. И думает что разбирается в чистоте воды, пробует при этом то тут, то там. Моя любовь. А у других это как?

Она научила меня одному прекрасному правилу: никогда не оправдываться. Даже если любишь, Вернее… тем более если любишь.

При чтении книги у меня вдруг появилась одна интересная мысль, вернее вопрос: счастливы ли те, кто основательно врос в первую свою любовь? Узаконив с нею отношения и поимев отпрысков. Дом полная чаша. Но я сейчас не о счастье. Я о настоящей любви. Ведь книга именно о ней! Вероятнее всего я просто не знаю что это такое, поэтому и пил всегда из разных сосудов пытаясь понять ее вкусы в полном объеме.

Женщин можно и нужно «пробовать» делая при этом выводы и заполняя винные карты послевкусия и ароматов. Карта такая должна прилагаться к женщине пожизненно. Как инструкция для пользования. Причем вычеркивать из нее запрещается. Только дополнять.

…покатайте ее языком по небу, разотрите на языке. Пускай вкус откроется во всей своей красе. Не обольщайтесь если пошел легкий сладкий привкус. Эти первые нотки обманчивы. Через некоторое время во рту завяжет. А вот когда появится горчинка, – выплевывайте без сожаления.

Но после меня дополнять было нечего. Я профессионально заполнял карты. Каким бы коллекционным она не была напитком – сплевывай. Старое вино обычно перерождается в уксус.

Я попросил стюардессу принести мне простой стакан воды. Во рту у меня все сморщилось, и появилась кислинка.

Ну, достаточно!

И самое главное… начав читать, не следуйте моему примеру; не ищите ничего корневого и потаенного в текстах. Даже когда во второй части вам откроется все устройство души и мира. Отнеситесь ко всему проще. Расположитесь в удобной позе, налейте горячего чаю, задерните шторы и просто ничего не бойтесь.


Ну.. с богом…