Вы здесь

Четвертая магическая война. Глава 3. О том, как герой узнает о крайне любопытной методике защиты сознания, лишается ноги и собственными глазами видит истинно бессмертного часового (В. М. Мясоедов, 2015)

Глава 3

О том, как герой узнает о крайне любопытной методике защиты сознания, лишается ноги и собственными глазами видит истинно бессмертного часового

В голове у Олега, судя по ощущениям, что-то сломалось пополам и теперь дико болело. Но это точно был не мозг! Его из черепной коробки должно было вытрясти еще по дороге в ту адскую летучую колымагу, куда поляки засовывали всех пленных, показавшихся им достаточно ценными. Тех же, кто в глазах европейцев выглядел нерентабельно, просто вываливали за борт «Змия». И, понятное дело, избавив от всяческих артефактов, способных предотвратить расшибание о землю вдребезги. Попыток же самостоятельно улететь несчастные предпринять не могли, поскольку магами не являлись. Всех чародеев, начиная от ранга ведьмака и выше, враги собирались использовать для собственной выгоды. И Олега это изрядно нервировало. Мертвым-то все равно, доберутся ли алхимики до их потрохов, способных после соответствующей обработки стать частью редких эликсиров и ценных артефактов… Но лично он свои внутренности любил на их законном месте. Пламенно и нежно. К тому же Россия считалась сильно отстающей по части темных искусств от остальных мировых держав в том числе и потому, что крайне щепетильно относилась к необходимым для ряда магических действий человеческим жертвам. А вот соседи с любой из трех сторон света подобной щепетильностью как-то не страдали[9].

– Надо драпать, – тихонько пробормотал малознакомый Олегу ведьмак, лицо которого было залито кровью. Пальцы парня, лишь года на три старше одноглазого юноши, непрерывно мяли связывающие руки ремни. А еще на них же периодически попадала слюна, которой у намеревающегося совершить побег были просто бездонные запасы. – Из кутузки это будет сделать сложнее.

– Мы в воздухе. А еще накачаны подавляющей алхимией. И тут подавители магии стоят, – сплюнул заведующий большей частью навигационных расчетов мичман Горнелко, сипя при каждом вздохе, как аккордеон. В бою ему прострелили грудь, и теперь даже обычный процесс дыхания стал вдруг для совсем недавно крепкого мужчины крайне сложным делом. – Уйти можно только вертикально вниз.

Как Олег ни пытался, но укола вспомнить не смог. Видимо, его сделали, когда парень еще был без сознания. Или сразу после того, как очнулся. Тогда он еще минут десять не мог более или менее сфокусироваться на окружающем мире. А уж чтобы почувствовать в подобном состоянии инъекцию, делать ее надо было не иглой, а дрелью.

– Все равно драпать надо, – упорно стоял на своем ведьмак. – В лучшем случае нас продадут туркам. Или скормят вампирам! А я не хочу в рабство или на обеденный стол!

– Спокойно, мы до него не доживем, – утешил его кто-то остающийся за спинами других пленников. – Через три недели пропавшим без вести контрактникам активируют татуировку. И она чисто, быстро и почти безболезненно оторвет нам с тобой головы.

– Или это случится раньше… – задумчиво произнес еще кто-то, подобно этой парочке или Олегу попавший на службу в добровольно-принудительном порядке. – Если командование сочтет, что не фиг нам с поляками ценной информацией делиться.

– Откуда, скажите на милость, у тебя секретные сведения? – удивился мичман, вновь сплевывая кому-то на ноги кровавой слюной. – Их и у меня-то нет! Вот разве только у капитана… Он, кстати, выжил? Что-то я здесь его не вижу.

– Старшие офицеры, кроме вас, в другой посудине. Побольше и покомфортнее, – буркнул здоровенный, заросший по самые брови мужчина кавказской внешности, чья форма сохранила на себе остатки боцманских нашивок. Олег твердо знал, что имя у него было очень похоже на слова «маслина» и «мусульманин». Но вот как оно звучало, даже под угрозой смерти не смог бы вспомнить. – Шляхтичи к благородным совсем другой подход имеют. Они же и сами, мля, такие же. И не хотят, чтобы когда уже их принудят поднять лапки кверху, оказаться брошенными в какой-нибудь зиндан с крысами.

– Не надо с крысами! – испуганно попросил кто-то от самых дверей заполненного пленниками трюма ломающимся юношеским голоском.

– Хорошо, со змеями. Для скорпионов и больших пауков климат у пшеков все же немного холодноват, – не стал упорствовать боцман с южными корнями. – Капитан же… Кхм… Я помню, как возле рубки что-то очень ярко сверкало. И развалилась на куски по крайней мере одна десантная шлюпка. Ее обломки падали на палубу вперемешку с обрывками тех неудачников, кто сидел внутри. А потом мне дали по голове булавой, и я уже ничего не помню!

Олег про себя позавидовал толщине черепа горячего южного парня. Он уже мог ходить, говорить и активно жестикулировать, а самому парню покуда удавалось лишь ценой неимоверных усилий удерживать в желудке временами просящееся наружу содержимое. Впрочем, не был исключен вариант со шлемом, недавно красовавшимся на голове боцмана. Или оружие, которым прилетело начальнику матросов по голове, было одноручным. А посох, едва не разнесший череп начинающего целителя и големостроителя, держали двумя руками.

Воздушную лодку тряхнуло, и люди, напиханные в тесный трюм как селедки, попадали друг на друга. Впрочем, особых жалоб от них слышно не было. Во-первых, на них просто не хватило времени. А во-вторых, двери в корпусе летающей лодки распахнулись, впуская внутрь свежий воздух. И, к сожалению, охранников.

– Живей! Живей! – Два десятка дюжих молодцев, затянутых в зелено-алую пластинчатую броню, оперативно вытряхнули из небольшой летающей лодки всех пленников. Тех из людей, кто подобно Олегу не мог идти сам, пришлось тащить на себе товарищам. Пытавшихся было возмутиться, словесно огрызнуться или вообще косо посмотреть на поляков награждали ударами обитых тканью дубинок. – Пошевеливайтесь, сучье племя!

– Без акцента говорят, собаки, – вяло отметил тащивший одноглазого инвалида ведьмак из палубной команды. – Как думаете, из наших?

– Если у пшеков на службе помогают русский люд тиранить, то мне голозадый папуас из Африки как-то ближе будет, чем такие соотечественники, – философски заметил мичман Горнелко и тотчас же получил дубинкой по лицу. А после того как он упал на землю, теряя осколки зубов, еще и сапогом по ребрам.

«Магия не работает, – мысленно констатировал Олег, проваливая то ли сотую, то ли уже тысячную попытку унять свою мигрень. Такое количество фиаско определенно не могло быть естественным, даже если учесть сотрясение мозга. – Прежде чем пытаться лечить себя или окружающих, нужен антидот. Хм, ну или бинты с анальгином. И вообще от сверхъестественного способа решения проблем в плену придется отвыкать. Ничего, справлюсь. Жил же я как-то раньше без умения творить волшебство! Правда, тогда имелись нормальное тело, мирное время и любящая семья…»

Военнопленных гнали всей толпой по улицам какого-то мелкого городка. Или на редкость крупной и зажиточной деревни. Во всяком случае, местами подтаявший снег открывал под собою брусчатку, а вездесущие сосульки нагло свисали с крыш двух-трехэтажных домов. Вслед за русскими солдатами как-то сама собой возникла мгновенно образовавшаяся из местных жителей толпа. В спины летели ругательства и оскорбительные выкрики, снежки, один раз Олегу в спину ударил даже камень. Правда, не слишком крупный. Пускай с него содрали теплую и подбитую сталью форменную куртку, но надетый под нее свитер из грубой некрашеной шерсти был достаточно толстым, чтобы защитить от подобных угроз.

– Пушку бы мне сюда, – тоскливо пробормотал мичман, который после побоев от охранников теперь напоминал восставшего из могилы мертвеца. Талый снег частично размыл кровь на его лице, но сделал этим только хуже. – И картечью садануть прям по толпе…

– Картечь, картечь… Да почему все влюблены так в эту картечь?! – не смог удержаться Олег от давно уже мучавшего вопроса. – В орудиях картечь, в палубных фузеях картечь, ружья через одно дробовики. В лавке мне последний раз упорно пытались впарить патроны с несколькими маленькими пулями по полуторной цене! Чем она лучше снарядов?! Глядишь, лупили бы мы из тех же палубных орудий бронебойными – так смогли бы спустить поляков с небес на землю.

– Против бронированных кораблей оно да, намного лучше, – не стал спорить мичман. – Но чаще мы встречаемся с какой-нибудь летучей пехотой или крылатыми тварями. А против таких картечь куда лучше будет.

– Да и дешевле она, – поддержал кто-то из артиллеристов. – Чуть ли не на четверть. Тоже немаловажно, если подумать…

– Как будто нам сейчас, кроме этого, думать не о чем, – фыркнул один из рядовых авиаторов, принадлежавший как раз к летучей пехоте. – Вы лучше скажите – а не к той ли серой сараине с висельниками нас тащат? Ну вон она, на отшибе еще стоит!

– Тюрьма? – обрадовался кто-то. – Ну… Неплохо. По крайней мере, не концлагерь на ровном месте. Стены от ветра защитят, и снег на голову падать не будет.

– Но если не топить как следует, в казематах все равно от холода дуба дать можно будет. – Поддерживающий Олега за плечо мужчина не разделил оптимистичного настроя. – И проводить разные темные ритуалы в таком помещении куда удобнее. Экранирование при необходимости в нем провести нечего делать, а звуки каменные стены и сами по себе неплохо гасят.

Олег наконец-то смог поднять голову и увидел место, в котором ему теперь предстояло провести некоторое время. Строение было как минимум двухэтажным, но скорее всего имело еще три-четыре яруса, скрытых в подземной части. Длинная серая стена с маленькими щелями до невозможности узких окон казалась мирной и безопасной. Парень мог бы даже счесть данное сооружение каким-нибудь складом. Если бы с плоской крыши, имеющей по периметру небольшие каменные зубцы, не свешивались грубые веревочные петли. Причем значительная их часть не пустовала. На ветру покачивались и временами постукивали о стены и друг о друга раздетые до исподнего тела мужчин, женщин и даже детей. Мороз по большей части уберег их от разложения, но не смог отпугнуть птиц. Вороны, которых вокруг тюрьмы расселась по деревьям целая стая, похоже, уже давно оценили предложенную кормушку. Судя по выпирающим наружу костям и разодранной коже, пернатые падальщики успели склевать с трупов немало мяса. Даже приближение большой массы людей не сильно-то и отпугнуло черных бестий. Прямо на глазах Олега одна из наиболее наглых тварей села на голову девочке, еще только-только начавшей округляться в нужных местах, и попыталась выклевать ей левый глаз… Чтобы с негодующим карканьем убраться восвояси, когда по телу повешенной пробежали судороги, а свесившиеся руки поднялись к шее и вцепились в петлю. Посиневшие кисти девушки хоть и были крепко-накрепко притянуты друг к другу обрывком веревки, палач связал их спереди. Похоже, специально. Чтобы казненная могла подтягиваться и дышать, покуда у нее хватит на это сил. Которые, очевидно, уже практически подошли к концу, раз спустя пять – десять секунд пальцы повешенной разжались обратно.

– Ты гля, Сидор, с утра висит, и живая исчё! – хохотнул один из конвоиров, весело подмигивая своему товарищу. – Может, все же сымешь? Ох, и хваткие детки, должно быть, из ейного пуза могут выйти. Али так сильно боишься, что это не ты ее заставил надуваться, а я?

– Да коли так, кум, оно бы еще и ладно. – Другой охранник задрал заросшую черной щетиной морду высоко к небесам и принялся яростно скрести свою шею. На которой болтался массивный серебряный православный шестиконечный крест. Отличить его от символа католической веры мог даже такой профан в делах церковных, как Олег. Придерживающиеся западных обрядов христиане обычно ограничивали себя маленьким и легким стилизованным распятием, больше всего напоминающим знак «плюс» с чуть более длинной нижней палочкой. – Только ты вспомни, как же именно мы на твоих именинах веселились. Они ж как пить дать гавкать будут!

– Униаты[10], – процедил мичман Горнелко, в глазах которого зажглось пламя ненависти. Впрочем, аналогичный огонь сверкал и во взоре значительной части других пленников. Не исключая и Олега, которому вдруг очень захотелось узнать, сумеет ли он самостоятельно произвести правильную вивисекцию этих двух образчиков рода человеческого. – Понимаю теперь, почему вас казаки во всех захваченных городах по кольям сажают, ох, понимаю…

– Колья и у нас есть. Токмо с другой сторонки стоят, чтобы проезд не загораживать, – злобно оскалился охранник и без лишних слов саданул заключенного по лицу дубинкой. Не мичмана. Просто какого-то бедолагу, до которого ему и тянуться особо не надо было. – Мы-то люди маленькие, за лишний труп среди москалей премии лишаемые… А вот начнешь дерзить кому-нибудь из их благородий панов – сам их опробуешь. Причем не один, а с компанией. А теперь заткнись и шагай быстрее, падаль!

Ворот у тюрьмы не было. Только небольшая дверь и идущая дальше вдоль стены длинная кишка прямого, как стрела, коридора. Разминуться в нем даже два человека смогли бы лишь с очень большим трудом. Видимо, строили специально на случай штурма или побега, чтобы любую пытающуюся войти или выйти толпу охранники смогли остановить буквально несколькими выстрелами. Казавшаяся вроде бы не такой и большой толпа пленных растянулась в длинную цепочку, медленно двигающуюся вперед. Очень медленно. Всех перешагнувших порог данного заведения сначала каким-то таинственным для оставшихся позади образом обрабатывали минуты по три-четыре – и лишь потом запускали следующую партию. Дошла очередь и до Олега с его подпоркой. За время пути таковая сменялась раз пять, но последнюю от парня грубо оторвали. Резко мотнувшийся в сторону военнопленный махнул руками в тщетной попытке сохранить равновесие – и… Неожиданно для самого себя устоял. Похоже, последствия сотрясения мозга у него мало-помалу стали проходить. Или хотя бы ослабевали их самые явные признаки.

– Так, Коробейников Олег. Мещанин, восемнадцать лет, дар ниже среднего… Големостроитель второй ступени, целитель первой… Выговоры, поощрения, медаль… Нет, ну неплохо для такого возраста и происхождения. – Проморгавшись, парень понял, что находится в почти обычной приемной… Парочка заваленных бумагами столов, за ними сидели перебирающие документы люди самого гражданского вида… Только вот роль шкафов по углам выполняли подпирающие потолок автоматроны. И они же служили привратниками, конвоирующими заключенных. Причем каждый из магических роботов сжимал в руках ружье такого калибра, что им можно было прострелить навылет человек десять. Ну, если они стоят плотно. Очень плотно, как в покинутом парнем коридоре. – Что ж… Выкуп в размере ста сорока золотых монет стандартной русской, австрийской или польской чеканки за себя заплатить сможешь?

– Нет. – У Олега таких сбережений не было. У него теперь вообще никаких денег не было, поскольку он все капиталы держал в своей каюте на борту летучего корабля. В банк ходить военнослужащим никто не запрещал, но ведь не три же месячные зарплаты класть под проценты?

– Ожидаемо. – Поляк отложил в сторону его документы, не проявив особых эмоций. – Родственников среди шляхты либо австрийского дворянства, так понимаю, тоже нет. Не хочешь ли раскаяться в своей схизмацкой ереси, принять истинную веру и стать боевым холопом царства Польского? Если не знаешь, поясню. То же самое, что ваши русские служащие по магическому контракту, только пожизненно.

Дверь, ведущая в одно из соседних помещений, с грохотом распахнулась. На пороге стоял военный очень важного вида. Толстый, усатый, с погонами по полметра и золотым шитьем, достаточным для переплавки в не очень-то маленький слиток.

– Доннер-веттер! – прорычал он, мигом выдавая свое австрийское происхождение и собрав на себе взгляды всех присутствующих. Даже автоматроны стволами оружия в его сторону на секунду дернули, чтобы после вернуться к прежним положениям. Облегчив душу призывом грома и молнии, мужчина продолжил на немецком, который Олег благодаря занятиям в училище неплохо понимал. – Бездельники! Ротозеи! Впятером не можете сломать защиту одного какого-то хилого воздушника, который даже не ментальный маг!

– Имейте терпение, герр майор, – ответили ему на том же языке из глубины помещения. – Может быть, капитан захваченного вами линкора оказался и не слишком талантлив как аэромант, но внушению он сопротивляется мастерски. Честно говоря, впервые вижу такую интересную защиту сознания. Если поддерживает ее он сам, то растрачивать такой талант на командование летающим музеем просто преступно! А если это результат внешнего воздействия, то у русских появился как минимум новый архимагистр ментальной магии с полностью оригинальным стилем работы.

– Ну… Дык… Это… – донеслось слабое бормотание, манеру и звучание которого одноглазый инвалид не спутал бы ни с чем. Именно подобным образом изъяснялся один из его двух друзей, простой крестьянский парень с именем Святослав. Даже учеба в Североспасском магическом училище и ранг ведьмака не смогли избавить выходца из деревенской глубинки от ужасного косноязычия. Усилия наставников, дисциплинарные взыскания и даже чары не смогли придать сносно управляющемуся с магией погоды парню возможность внятно излагать мысли. Причины этого явления оставались не до конца понятны окружающим. Одни грешили на очень изощренное наследственное проклятие, другие на природную тупость парня от сохи, третьим было просто все равно. – Оно того… Я… Надыть…

Вытянув со своего места шею до хруста в суставах, Олег разглядел своего приятеля, плотно привязанного к стулу, расположенному прямо в центре какой-то многолучевой звезды. И окруженному группой магов противника, одетых в черную униформу, разительно отличающуюся от польских цветастых одежд. Однако почему-то у бывшего крестьянина на плечах красовались обрывки абсолютно ему не положенного капитанского кителя.

– Еще немного – и вы на ментальной защите этого парня женитесь! – фыркнул майор, без спроса подходя к столам с документами и хватаясь за графин с водой. – Меня не волнует, что телепатия принципиально невозможна и вы не можете прочесть его мыслей! Заставьте этого мальчишку рассказать нам все, что он знает о дислокации сил русских в нашем квадрате! Судьба наступления находится под угрозой!

– Так мы как раз и пытаемся, – откликнулся другой маг-дознаватель. – Но, честно говоря, эта защита выглядит куда более впечатляющей, чем имеющиеся в голове пленника сведения. Три барьера объединены в единую систему! На первой ступени он просто сопротивляется ментальному давлению! На второй, желая ответить нам правду, не может выговорить почти ни слова! А на третьей, которую толком даже нащупать не можем, и вовсе искренне считает, что никакой он не капитан, а какая-то шелупонь из недавно призванных на службу ведьмаков.

– Так, может, и правда шелупонь? – засомневался майор, направляясь в обратный путь. Вместе с графином.

– С такой-то аурой и выживший внутри расплющенной гравитационным ударом командной рубки? – хмыкнул немецкий менталист. – Да, впрочем, ладно аура, ее и подделать можно… Но если какой-то копающийся в земле холоп заимеет хотя бы первых два уже точно опознанных слоя защиты, то я съем свою парадную треуголку!

– Союзнички, – недовольно прошипел поляк, отводя взгляд от захлопнувшейся за австрийцем двери. – Ну так что, пойдете в боевые холопы? Пенсии нет, а вместо отставки пожизненная гарнизонная служба, но отличившихся могут повысить и сделать личными слугами того или иного пана. А там уж как судьба повернется…

– А татуировка? – Олег осторожно коснулся основания задней части шеи, где у него располагалось волшебное клеймо, ушедшее достаточно глубоко в плоть, чтобы попытки содрать его с кожей закончились однозначной смертью. Метод контроля дезертиров, бунтовщиков и прочих неприятных для властей личностей считался достаточно надежным. Во всяком случае, о самостоятельно убравших его и подавшихся в бега от казарменной баланды даже слухов почти не ходило. Уж слишком сложно было не иметь шанса откупиться от родного государства, но вместе с тем располагать связями или знаниями, позволяющими провернуть подобную процедуру. – Снимете?

– С вероятностью процентов в шестьдесят, – покрутил руками служащий тюрьмы. – Это значит «да»?

– Нет. Это значит «нет», – подумав, решил все-таки Олег. Нельзя сказать, чтобы он был патриотом… Тем более страны, в которой не родился, не учился, а только загремел в армию со вживленной в шею магической бомбой. Но менять шило на мыло он не собирался. Да и не понравились ему представители Царства Польского. То, что они хотели его убить, это одно дело… Все-таки война идет. Но когда сдавшихся матросов выбрасывают за борт корабля, а на фасаде государственного учреждения развешивают маленьких изнасилованных девочек… Парень не без основания считал себя не самым плохим человеком. И знал, что есть вещи, которых просто нельзя делать. Даже не из-за запретов морали или обещанного церковниками ада, куда попадают не успевшие запастись отпущениями грехов преступники… Просто. Нельзя. Да и раз за капитана приняли Святослава, то, может, Андрэ находится где-то поблизости? И есть еще надежда если не сбежать, так устроить бунт? – Меня покуда статус военнослужащего Российской империи более-менее устраивает.

– Так какого черта ты время тянешь и мне голову морочишь, собака?! – рассердился вдруг чиновник и быстро прокричал нечто на польском. Тотчас же стальные пальцы автоматронов стиснулись на плечах парня, а после его как куль с мукой потащили прочь. Причем весьма неаккуратно, дважды стукнув по пути о стены и один раз о пустующий стол, на котором какой-то тюремщик забыл недопитый чай в стеклянном стакане с ложечкой. Бумаги залило жидкостью, стекло разлетелось на осколки, а в голове у и так не отличающегося ясным сознанием Олега окончательно помутилось. Тем более что его после начальственного окрика уронили на пол.

Минуты две среди поляков и высунувшихся из своего закутка австрийцев-менталистов кипели страсти, вызванные неуклюжестью механических слуг и устроенным бардаком. Как понял из обрывков их фраз одноглазый узник, подобное случалось уже далеко не в первый раз. И было еще цветочками по сравнению с раздавленной собачонкой какой-то проверяющей из Кракова и тюремной баландой, притащенной в администрацию на рождественский ужин. Автоматроны в данном заведении изначально были тупыми. А теперь они стали еще и очень старыми. Возможно, даже древнее захваченного «Змия» и помнившими аж конец предыдущего тысячелетия. Наконец поляки вспомнили о том, что они вообще-то на работе, и Олега получившие новые приказы магические роботы потащили дальше. Не заметив, как выпавшая из разбившегося стакана ложечка без всякой магии юркнула в рукав военнопленного. Способный распороть чью-нибудь шею осколок стекла мог бы оказаться полезнее. Только вот парень не был уверен, что сумеет его хорошо спрятать и сам не порезаться. Ведь если местные тюремщики не совсем идиоты, их новым постояльцам просто обязаны устроить личный досмотр.

Надежно удерживающий военнопленного за плечи автоматрон не помешал тому прижать руки к лицу и держать их так всю дорогу. А ложечки, которую Олег зубами выковыривал из рукава и пытался поудобнее спрятать за щекой, наверное, и вовсе не заметил. Или не придал данному предмету внимания, поскольку под категорию оружия он никоим образом не подходил. Полноценный же разум везло получить лишь очень немногим машинам, на которых тем или иным образом оставили отпечаток человеческой души. Короткий путь быстро подошел к концу, и Олега чуть ли не на руках втащили в небольшое помещение с витавшими повсюду ароматами хлорки. Судя по обстановке, хирургическим столам и застегнувшимся на всех конечностях оковам, здесь располагалась операционная. Решив, что его сейчас будут заживо разделывать на органы, парень уже приготовился кричать во все горло. Однако банально не успел. Подскочившие к военнопленному местные эскулапы, выглядящие как искупавшиеся в боевых мутагенах африканские гориллы, успели раньше засунуть ему в рот изгрызенный деревянный кляп. Причем так грубо, что чуть не выбили в процессе пару зубов и не запихнули чудом оставшуюся незаметной ложечку в дыхательное горло.

– Уры? – почесав низкий лоб, осведомился один орк у другого. Представители данной расы были единственными нелюдями, которых европейские маги еще не разучились делать с древних времен… А может, и разучились, поскольку получалось у них всегда только одно: существо со скверным характером, большими кулаками, луженым желудком и неимоверно крепким здоровьем. В остальном же выжившие в процессе изменений мутанты могли отличаться друг от друга куда сильнее, чем полукилограммовая лысая левретка от разменявшего центнер живой массы лохматого сенбернара. Габариты, цвет кожи, наличие волосяного покрова, уровень интеллекта и способность к производству потомства у данных существ плясали по самым непредсказуемым значениям. – Пилиа? Секириа?[11]

– Упрежди. – Второй орк ткнул когтистым пальцем прямо в железную ступню Олега. – Дорого. Мастера! Мастера!!!

Явившийся на рев поляк в замызганном белом халате осмотрел безмолвного пациента, что-то поощрительно сказал своему помощнику и принялся отсоединять маго-механический протез от культи инвалида. Зачем он это делает – догадаться было несложно. Подобные образчики сложных артефактов редкостью не являлись, но стоили прилично. Даже подержанные. Да и с одной конечностью пленник далеко из камеры не ускачет при всем желании.

Скрипя зубами о кляп и ложечку, Олег с трудом дождался окончания весьма мучительной процедуры. Действовал калечивший его эскулап грубо. Причем не только потому что экономил на обезболивающем волшебстве. Просто ему было абсолютно все равно, что чувствует пациент, если тот хорошо зафиксирован. Если бы не тот факт, что особой сложностью операция не отличалась и могла быть выполнена самостоятельно, в сидячем положении и за две-три минуты, инвалид рисковал бы опять потерять сознание. А так у него всего лишь пробежал перед глазами парад половины видимых на небе звезд. Да и те почти потухли сразу же после того, как орки подняли лишившегося стальной ступни военнопленного и потащили на подземные ярусы тюрьмы. К тому моменту, когда Олега швырнули в заполненную людьми общую камеру, он уже вполне нормально соображал. И смог незаметно для общей массы пленников сплюнуть погрызенную и погнутую ложечку в руки оказавшегося тут же мичмана Горнелко.

– Не бог весть что, но можно заточить о камни, – пожал плечами он в ответ на недоумевающий взгляд. – Боец ближнего боя из меня неважный… Даже когда я был с обеими ногами. А у вас, может, что и получится.

– У меня? – хрипло хохотнул обладатель стреляной раны, которого к тому же дополнительно измордовали по дороге до утраты всяческого сходства с человеком. При каждом вздохе мичман теперь хрипел как паровоз и с периодичностью в десять – двадцать секунд сплевывал кровавые сгустки. – Шутить изволите, юноша? Я уже позаботился о том, чтобы купить билет на тот свет. Хоть там отдохну, раз в Крым в этом году слетать так и не получилось…

– То есть… Это вы специально поляков провоцировали? – дошло до Олега поведение мичмана. – Но зачем?!

– С такой раной мне либо в госпиталь, либо к целителю третьего ранга и выше, – осторожно коснулся Горнелко намокшей ткани своего мундира. – Несмотря на влитую в меня алхимию и подавители, я все еще маг… И энергия, циркулирующая в жилах, не даст загнуться быстро. Но и выздороветь без настоящей медицинской помощи не получится. А поляки ее не окажут, хорошо я знаю это племя…

– И вообще, парень, с ложкой – это ты приключенческих романов начитался, – печально хмыкнул еще один военнопленный, сидящий рядышком с мичманом. Судя по широкому, как клюв утки, носу и смугловатой коже, родом солдат был откуда-то с Кавказа. Впрочем, говорил он без малейшего акцента. А еще очень тихо. И даже передвинулся так, чтобы закрыть Олега от взглядов окружающих. А те, надо сказать, впечатления готовых до конца бороться персон не производили. Обладатели рангов ведьмака или ученика, как правило, не слишком сильно страдали физически при отсутствии магии. Волшебство еще не успело заменить или дополнить им часть естественных функций организма, свойственных обычным людям. Однако оно уже прочно вошло в их жизнь и стало чем-то таким же привычным, обыденным и необходимым, как вторая рука или один из глаз. И потеря его действовала на пленных крайне удручающе в моральном смысле. Из всей этой компании чувствовать себя простым смертным привык разве только Олег, прекрасно живший до недавнего времени без всякой магии. – Только там можно при помощи одной-единственной железячки прорыть ход наружу… Пусть и за год.

– Муслим… Кхе! Прав, – согласился с ним мичман, зашедшийся в кровавом кашле. – Только там можно ложкой сделать подкоп. Или завалить орка-тюремщика. Об эту тварь или укрепленный геомантами камень и настоящую-то кирку сломать раз плюнуть.

С данным утверждением Олегу осталось лишь согласиться. Украденная им ложка действительно не выглядела чем-то, способным на вышеупомянутые подвиги. Она и во рту-то у парня погнулась отчетливо… Впрочем, чем мягче металл, тем легче его при помощи подручных средств заточить. И даже тупое и ломкое лезвие лучше, чем полностью голые руки. Вот, к примеру, тому бедолаге, который орет во все горло, оно бы очень пригодилось.

– Пустите меня! Пустите! – отчаянно орал кто-то в соседней камере, изо всех сил стуча чем-то мягким по чему-то гулкому. В поддержку крикуну шесть или семь голосов согласно поддакивали, но как-то… тихонько. Без особого энтузиазма. – Нет! Не на…

Влажный шмяк на миг вызвал в подземелье оглушительную тишину, а потом несколько испуганных вскриков и целый вал нечленораздельной ругани. Спустя тридцать секунд по коридору протопал автоматрон, толкающий перед собой тележку, с которой свешивались руки и ноги нескольких тел. Большая их часть слабо дергалась, подавая признаки жизни, а самое верхнее вело себя на редкость тихо и истекало мозгами из огромной трещины в черепной коробке. Следом за магическим роботом появилось штук шесть орков. Пятеро из них были обычными для этой расы зелеными громилами, а вот шестой отличался почти человеческим сложением, цветом кожи и наибольшим уровнем интеллекта. Во всяком случае, ругань, которую он обрушил на железного гиганта и тупых подчиненных, включала в себя помимо польских также немецкие и русские конструкции. И звучала довольно разборчиво и членораздельно.

– Почему он так на нас смотрит?! – всполошился кто-то из ведьмаков, входивших в состав десантной партии злополучного «Змия». Выглядел он лет на пять старше Олега, но голос боевого мага первой ступени сейчас срывался, словно у испуганного школьника. – Мне это не нравится!

– Расслабься, он нас не тронет. По крайней мере, сейчас, – буркнул другой военнопленный, несущий на своем лице и голове отметины от многочисленных стычек и первые седые волосы. Судя по всему, этот ветеран смог понять в услышанном куда больше. – Эта образина разоряется из-за того, что его железяка раздавила череп последней ашке из имеющихся, а какой-то пан Гельмут свежее мясо трогать строго-настрого запретил.

– Умнай, да?! – Орк, скорее всего родившийся еще человеком, вперил злобный взгляд маленьких глазок в военнопленного, а потом махнул лапой. Ближайшие к решетке люди закричали и, словно подталкиваемые в спину невидимыми руками, ударились о преграду… Чтобы тут же заорать еще громче, когда их стали бить фиолетовые разряды многочисленных маленьких молний. Перегораживающая выход решетка, несмотря на обильно тронувшую ее ржавчину, оставалось более чем надежной преградой. Поскольку за счет какой-то магии постоянно находилась под напряжением. – Ха, кто теперь умный, рюская сабака? Малчать! Я здесь главный, да!

Время шло. Узники польской тюрьмы вполголоса переговаривались друг с другом и волей-неволей сбивались в кучки. Причина этого была банальной: холод. О такой вещи, как система центрального отопления, строители казематов не могли не догадываться… Однако поставить парочку батарей в помещениях, куда загнали военнопленных, явно посчитали излишним. А ведь снаружи царствовала ранняя зима, укрывшая снегом все подряд и пощипывающая щеки легким морозцем. А зябнущим в подземелье людям приходилось довольствоваться теми жалкими крохами тепла, которые они сами надышали или просачивались сверху. Где-то у дверей сидел позевывающий тюремщик-орк, но мимо решетки он проходил едва ли дважды за несколько часов. И то магический мутант скорее разминал собственные ноги, чем контролировал заключенных.

– Ашка – это аэромант. Зуб даю, – тихонько пробормотал Олег себе под нос, безуспешно пытаясь вытряхнуть из головы размышления о собственной судьбе. – В корабельном лазарете их частенько так же называли. Там на одаренных дела были расставлены по направлению дара, в алфавитном порядке.

– Да еще и на латыни, – кивнул ему Горнелко, провожая злобным взглядом довольно подхохатывающего орка. Расправа над неспособными оказать сопротивления пленниками вновь вернула твари хорошее настроение, и мутант со своими подручными ушел дальше. И увез с собой тех обитателей соседних камер, которых погрузил на тележку живыми или мертвыми. – Знаю я эту систему. Только почему он не взял одного из нас, если ему так сильно аэромант нужен?

– Во время многих целительных ритуалов и обрядов пациент не должен подвергаться посторонним воздействиям… Вроде блокираторов магии. Я, как начинающий целитель, должен был наизусть заучить процесс подготовки пациентов к подобным действиям. – Олег еще сильнее укрепился в своих подозрениях насчет роли, которую военнопленным приготовили поляки. – Иначе будет искажение энергетических каналов и эффективность окажется ниже. Не уверен стопроцентно, но в темных обрядах по отношению к жертвам может применяться тот же принцип. Да только ослабевший от голода и холода организм – совсем не то что накачанный алхимией. А мы с вами для того, чтобы не брыкаться на жертвенном алтаре, еще слишком… Свежие. Покричите в соседнюю камеру, узнайте, как их кормят. Если только водой или чем-то вроде того, значит, я прав.

Заслонявший инвалида от лишних глаз ведьмак изменился в лице и немедленно принялся проталкиваться к решетке. Докричаться до соседей по тюрьме у него получилось, пусть и не сразу. Люди, оказавшиеся запертыми в соседних помещениях, не слишком горели желанием общаться. И почти не имели на это сил вследствие затянувшейся принудительной сухой голодовки. Как оказалось, в своих предположениях Олег был излишне оптимистичен. Воды пленникам тюремщики тоже почти не давали, ограничивая страждущих парой небольших глотков в день. А на отчаянные мольбы издевательски советовали облизывать стены, которые вследствие царящего в подземелье холода регулярно покрывались влагой.

– Хрень! – в сердцах высказался Горнелко и сплюнул в коридор кровавым плевком, преодолевшим несколько метров и расплывшимся по ржавому замку на решетке. Такое напряжение легких не могло пройти бесследно для избитого мичмана, а потому он зашелся в приступе жестокого кашля. – Кха-кха… Не надо было… Кха! Сдаваться. Лучше бы… Кха! Из пушек расстреляли… Кха! Вместе с кораблем!

– Может быть, – неопределенно согласился с ним Муслим, который был в числе тех, кто ощутил на своей шкуре мощь охранных чар. И теперь после близкого знакомства с решеткой все еще слегка подергивался.

Олег промолчал, наблюдая за тем, как разряды магических молний испаряют с металла сгусток слюны и крови. С раннего детства парень помнил, что вода является прекрасным проводником электричества. А человеческое тело – вода почти на три четверти. Но кроме того он твердо знал, что есть в природе и группа материалов, называемая диэлектриками. В голове у него забрезжила пока еще не слишком оформленная идея…

«А замок-то у нас непростой… Магический. Выглядит как обычный висячий, но рунная вязь даже сейчас из-под слоя ржавчины слегка проглядывает. Видимо, оснащение этих казематов по возрасту равно автоматронам этой тюрьмы. Или еще старше, – отметил Олег, собравшись почесать в затылке. Да так и замер на самом начале движения. – А ведь точно… Если зачарованная вещь проржавела насквозь, то сложная магия из нее должна уйти. С нарушением внутренней целостности структуры, которого не избежать при частичном разрушении окислившегося металла, чары распадаются. Пусть не сразу, пусть даже не за дни, а за месяцы. Но распадаются! И значит, хитрой системы распознавания аур или чего-то наподобие в замке быть не может! А обычную железку, пусть даже под напряжением, ведь можно всегда открыть тщательно заземленной отмычкой… Или это подвох, рассчитанный специально на таких наивных идиотов, как я?»

Еще несколько часов Олег терзался сомнениями и дрожал от холода, в то время как большинство его соратников уже мало-помалу начало засыпать. Ночь вступала в свои права, и усталость взяла свое у перенесших немалый стресс организмов. Компанию бодрствующему инвалиду составлял только мичман, которому терзавшие его раны мешали толком даже впасть в дрему. С ним парень шепотом и поделился своими размышлениями, которые Горнелко уж точно вряд ли бы кому выдал. Ну, разве только апостолу Петру, на прием к которому без медицинской помощи грозил попасть в ближайшем будущем.

– А черт лысый его знает… Тюрьма старая, изначально польской постройки, наши городовые от таких больших подвалов еще до Петра Первого отказались. Очень может быть, что замок тут действительно с позапрошлого века и давно стал обычной железкой. – Мичман не на шутку задумался, а после сплюнул на пол кровавой слюной. – Судя по тому, какие украшения на фасаде тюрьмы висят, это территория, которую поляки у нас недавно отбили. Вот прогнувшиеся под них сводят старые счеты и разъясняют другим холопам, кто тут новый хозяин.

– Ну, может быть, – не стал спорить Олег со старшим по званию, сочтя, что увиденная картина действительно больше подходит для оккупации.

На своих-то территориях лишнюю жестокость будет проявлять только тот, кому охота как можно быстрее попрощаться с деньгами и властью. Ведь каждый человек кому-то родственник, друг или просто знакомый… А притесняемые и трясущиеся за свою шкуру люди не смогут наладить хорошего быта, не дадут налогов и при первой же возможности сменят начальство или хотя бы сбегут куда подальше.

– Но как это связано с тем, можно или нельзя в замке свободно ковыряться? – спросил инвалид.

– Так когда здесь русская корона властвовала, тюрьма пустовать должна была. И ее целиком и полностью вряд ли кто обслуживал, да и за сохранностью инвентаря интенданты явно спустя рукава следили, – пожал плечами Муслим, тоже помаленьку прислушивающийся к разговору. Видимо, кавказцу не очень-то хотелось гнить в тюрьме… Или было банально скучно до такой степени, что даже участие в авантюрных планах побега лучше, чем ничегонеделание. – У нас же по камерам годами не сидит никто. Судьи почти всех заключенных гонят не в Сибирь, так на Урал. Велика Россия-матушка, и чтобы освоить ее богатства целиком и полностью, нужны еще сотни лет и многие миллионы людей[12].

Исчерпав актуальные темы для беседы, военнопленные один за другим устраивались дремать в рядок у стены, чтобы иметь возможность опереться спиной не только на твердый камень, но и друг на друга. Так им было хоть немного, но теплее. А Олег, придвинувшись к решетке на максимально близкое расстояние, с интересом изучал старый висячий замок.

– Щель для ключа тонкая и плоская, – хмыкнул он практически сразу. – Черенок от ложки туда пролезет… Если как следует о камни обтесать.

– Только вот как ты его в руках-то удержать собрался, взломщик? – скептически осведомился Муслим, по-прежнему старающийся прикрыть инвалида от сокамерников своей спиной. – Если попробуешь свою отмычку внутрь зачарованного замка сунуть, разрядами молнии так скрючит, что тебя потом только на жертвенном столе и распрямят. Никакой силы воли не хватит, чтобы пальцы не дрожали и что-то там внутри еще и ощутить могли.

– Ну, биологические недостатки человечества люди издревле исправляли при помощи физики, – хмыкнул Олег, отступая от решетки назад. Пока излишнего внимания оставшегося в коридоре орка-надзирателя не привлек. – Мне нужен шелк.

– Чего? – не понял Муслим.

– Диэлектрик. Материал, который не проводит через себя электричество и которым можно дотрагиваться до молнии без боязни поджариться. Дерево, бумага, фарфор или резина у нас в камере вряд ли найдутся. – Олег вовсе не был уверен, что магический разряд подчиняется тем же законам природы, что и обычный. Но сильно на это надеялся. – А вот шелковая рубашка или платок может найтись. Если не найдем, придется экспериментировать с сухими волосами… Впрочем, нет, не получится. Мы тут все едва ли не под горшок бесплатными армейскими парикмахерами стрижены.

– Шелк? Ладно… Я поищу, – решил Муслим, задумчиво почесывая подбородок, на котором виднелась громадная и чуть зажившая ссадина. Видимо, его кто-то при абордаже судна удостоил знатного апперкота. – Меня многие из нашей братии уважают. Если есть у них шелк, не пожалеют кусочка, достаточного чтобы обернуть рукоятку ложки.

– Не сейчас. Позже, – остановил его Олег. – Будем надеяться, охранник этой ночью не будет ходить по коридору туда-сюда дозором, а немного подремлет на рабочем месте. Да и нам отдохнуть не мешало бы. Если мой план сработает, спать еще долго не придется.

Устроившись у стены и прижавшись правым боком к натужно кашляющему мичману Горнелко, инвалид слегка расслабился. Ну и периодически чиркал плоской стороной черенка ложки по твердой поверхности, стремясь придать куску металла нужную форму. Вряд ли его действия остались полностью незаметными для других заключенных, но все находящиеся рядом люди раньше входили в команду «Змия». И даже если среди них нашлись бы идейные или хорошо оплаченные предатели, выполняющие для поляков роль подсадных уток, в первую пару суток парню ничто не угрожало. Ну а потом… Потом ему, возможно, будет лучше последовать примеру мичмана. Если все надежды на относительно быстрый побег пойдут прахом, то гнить в застенках с перспективами в любой момент оказаться на жертвенном алтаре Олегу решительно не улыбалось. Один раз он уже свел не по своей воле знакомство с демоном – и в результате поменял мир жительства, тело, судьбу и чуть не лишился души. Повторения такого счастья инвалиду решительно не желалось. Уж лучше проделанное чужими руками самоубийство.

…– Вставай! Вставай! – Внезапно парень с недоумением обнаружил, что большинство других обитателей общей камеры храпят, а сам он никак не может разлепить свой единственный глаз. И даже ввинчивающийся в ухо громкий шепот не слишком помогает. Судя по всему, перенесший основательную встряску мозг где-то на середине невеселых размышлений решил отключиться, несмотря на неблагоприятные условия для отдыха. – Да просыпайся же ты, тетеря! Я тебе трусы нашел… Кажется, они действительно шелковые. Правда, со стразами…

– Кхм… – Парень с некоторым сомнением посмотрел на предоставленную ему деталь гардероба и чисто рефлекторно попытался отодвинуться подальше. Мало того, что сунутая ему под нос тряпка действительно была со стразами… Заодно она оказалась кружевной и модели, близкой к стрингам. И радикально черного цвета. – И чьи они?

– Не спрашивай, я клялся не рассказывать, – тихонько посоветовал ему Муслим, а потом закрыл глаза и неодобрительно покачал головой. – Надеюсь, насчет того, что они взяты как трофей у одной из наших связисток, мне не соврали. Очень надеюсь. И Господа о том истово прошу.

– Ладно, проверим, прав ли я, – вздохнул начинающий целитель, в прошлой жизни не пренебрегавший уроками физики в школе. Да и на первом и последнем лично для него курсе института, если уж на то пошло. – Ну а если что не так…

– То Аллах тебе акбар, – понятливо кивнул выходец с Кавказа. – А лично я, когда на том свете окажусь, безвозмездно одолжу насовсем любую из семидесяти двух девственниц, которые мне вроде как полагаются по райскому прожиточному минимуму[13].

– Ты правда веришь во всю эту чушь? – поразился Олег, осторожно обматывая ложку кружевной тряпкой так, чтобы кожа пальцев не могла случайно коснуться железа.

– Навряд ли. По личным убеждениям я скорее агностик, – признал Муслим, помогая инвалиду кое-как доковылять до прутьев решетки. – Но если вдруг, одну все равно отдам. Мне и оставшихся как-то чересчур многовато будет. А уж о том, что там происходит с владельцами гаремов, которых буквально рвут на части и заставляют всю вечность без сна и отдыха стоять у станка, и подумать-то страшно.

– М-да… С такой наградой никаких других наказаний уже не надо, – подумав, согласился с ним Олег, морально готовясь сунуть пальцы в розетку. – Грешники в аду нервно курят черенки отобранных у чертей вил и бормочут: «Чур меня!» Ну! Аминь, блин!

Отважно тыкнувший черенком ложки в один из прутьев решетки инвалид остался целым. И невредимым. Внимательно изучив свои ощущения, он рискнул приоткрыть единственный глаз и радостно посмотреть на своего подельника.

– По-лу-чи-лось, – по слогам, одними губами, прошептал Муслим, на лицо которого постепенно наползала злобная ухмылка. – Я бужу народ?

– Подожди пока, – шикнул на него Олег, перемещая кончик импровизированной отмычки к замку. Плоская железная пластина мгновенно провалилась внутрь широкой скважины – похоже, ее даже можно было не особо стачивать о стену. А заодно начинающий погонщик големов напряг все те немногие магические силы, которые у него оставались, пытаясь ощутить механизм замка и как-то воздействовать на него. Да, в крови пленников плескалась злая подавляющая алхимия, а стены в обязательном порядке должны были глушить постороннюю магию. Но полностью лишить дара даже самого последнего ведьмака получалось намного тяжелее, чем просто убить. А система с девяностодевятипроцентной эффективностью все же оставляла заключенным какую-то часть их способностей. – Не знаю еще, получится ли открыть. Я все-таки не вор-медвежатник…

Замок внезапно щелкнул, и внутри него какой-то механизм провернулся на полоборота с ясно слышимым скрежетом. Оба не спящих, несмотря на поздний час, военнопленных замерли, как мыши под веником. Лишь спустя минуту, когда никто так и не объявил тревоги и не поспешил навести внутри камеры порядок, Олег осторожно решил продолжить свои изыскания. И был секунд через тридцать усилий вознагражден новым щелчком. Затем еще одним. А после третьего висячий замок раскрылся и едва не свалился на пол. Лишь в самый последний момент Муслим успел подставить под падающую железку руку и тем уберег тюрьму от так нежелательного сейчас шума.

– Отлично, теперь твоя очередь посидеть в стороне. – Он слегка хрустнул кулаками и принялся осторожно будить людей. – Ну а уж мы поработаем!

– Да куда мне на одной ноге в бой-то прыгать? – скривился Олег, с некоторым своеобразным удовольствием наблюдая за тем, как несколько десятков военнослужащих готовятся к бою. Да, у них сейчас не имелось оружия и магии… Но количество – это тоже сила. Особенно когда речь идет о физически крепких мужчинах, не страдающих пацифизмом. – Нет уж, ребята, дальше вы сами. Тсс! Мичмана-то не будите пока. Пусть тут полежит, пока мы до оружия не доберемся.

– Поздно, я уже встал, – прохрипел раненый, разлепляя глаза. – И поддерживать меня не надо, сам пойду… Так, а кто это в коридоре так смачно храпит? Почему часового еще не сняли?!

– Это мы сейчас, сон ему попортим, – пробубнил Муслим, вместе с еще десятком человек уже готовящийся у раскрытой двери к короткому и решительному броску. – А то, понимаешь, хорошо устроился в своем уголке. Кажется, даже подушку откуда-то вытащил и на стол положил.

– Живьем его берите! – всполошился Олег. – Пусть скажет, где посты и арсенал! Да и сигналка может на смерть охранника среагировать.

Ведьмаки дружно буркнули в ответ что-то невнятное, так же дружно на цыпочках вышли в коридор, осторожно приблизились к охраннику и… Буквально погребли его под потоком собственных тел. Орки считались намного сильнее и выносливее обычных людей. Да, впрочем, не совсем обычных тоже. Однако человекообразные магические мутанты все же являлись недостаточно крутыми, чтобы раскидать десяток мужчин одновременно. Да и вопить во все горло им было сложновато, особенно если на оном горле смыкаются несколько удушающих захватов, а распахнувшийся для крика рот забивают три или четыре кулака. Подозрительная возня, сопровождающаяся звуками ударов по чему-то мягкому и протестующим хмыканьем, продолжалась секунд тридцать… А после ведьмаки начали расползаться во все стороны. Удивленные и, похоже, даже слегка шокированные. Некоторые из них терли пострадавшие в скоротечной драке места и шипели в адрес друг друга ругательства.

– Что там, Муслим? Почему вы его не допрашиваете? – насторожился Горнелко, который остался у самого порога камеры и поэтому плохо видел происходящее. – Вы часового там пришибли, что ли?

– Не, этого мы бы сделать при всем желании не смогли, – несколько растерянно признался ведьмак, потирая расквашенный нос. А после кинул в руки мичману голову орка… сделанную из тряпок, но все равно громко храпящую. – Отправить на свидание со смертью то, что никогда и не было даже отдаленно живым, вряд ли сумеет даже самый великий некромант и чернокнижник.