Глава 3
Рождение политической звезды
1880–1882
В апреле 1880 года на всеобщих британских выборах победила партия либералов. Лидер партии, Уильям Юарт Глэдстоун, стал премьер-министром и находился на этой должности до 1885 года. На протяжении многих последующих месяцев и ряда лет лорд Рэндольф Черчилль находился в авангарде борьбы по дискредитации либералов всеми возможными способами и препятствию принятия парламентом законов в результате их политики. Он начал с того, что не позволил члену либеральной партии, Чарльзу Брэдлоу, занять место в парламенте из-за его отказа принимать служебную присягу на Библии. Тем временем Земельная лига, отделение ирландской партии гомруля, наращивала силу под руководством Чарльза Стюарта Парнелла. Самоуправление было ненавистно консервативной партии, и на лорда Рэндольфа смотрели как на человека, хорошо разбирающегося в ирландском вопросе.
Вновь избранная Палата общин собралась на свое первое заседание 5 мая 1880 года. Либеральный член парламента от округа Нортгемптон, атеист Чарльз Брэдлоу, вызвал бурю возмущения, отказавшись принять на Библии религиозную присягу на верность, которая также являлась служебной присягой, принимаемой всеми избранными членами перед тем, как занять свои места в парламенте. Когда либеральное правительство, стремящееся приступить к другим делам, предложило создать комиссию по расследованию этого инцидента, Рэндольф моментально отреагировал и выступил с одной из наиболее блестящих своих речей, в которой он убеждал, что этот вопрос должен рассматриваться всем парламентом. Атеизм Брэдлоу не представлял особого интереса для Рэндольфа, но он воспользовался случаем привести новое либеральное правительство в большое замешательство. Он тут же стал любимцем оппозиционной консервативной партии как в палате парламента, так и по всей стране, и его речи всецело захватили внимание прессы.
Это дело растянулось на долгие месяцы. Рэндольф вбил такой глубокий клин в ряды либералов, что правительство потерпело поражение в этом вопросе, получив 275 голосов «за» и 230 голосов «против» разбирательства этого дела. Когда же Брэдлоу в конце концов согласился принять присягу, ликующий Рэндольф организовал протест против принятия им присяги, в которую тот не верил. Пресса, состоящая в основном из тори, с удовольствием смаковала все подробности, и за Рэндольфом утвердилась репутация «бича противника». Только в 1886 году было принято компромиссное решение по изменению слов обычной присяги, и Брэдлоу смог занять свое место в парламенте[71].
Поражение на всеобщих выборах 1880 года было большим ударом для политического аппарата тори, и критики партии ухватились за возможность начать кампанию с требованием проведения перемен внутри партии. Рэндольф примкнул к группе, называвшей себя «Четвертая партия» (полагая, что первыми тремя партиями были партия либералов, консерваторов и ирландских националистов). В эту группу входили Генри Драммонд Вульф, член парламента от округа Портсмут и вышестоящая фигура в консервативной партии; Джон Горст, избранный в парламент от округа Чатем, чьи организационные способности побудили Дизраэли вменить ему в заслугу победу на выборах в 1874 году; лорд Рэндольф Черчилль и новый член парламента – Артур Балфур, племянник лорда Сэлисбери, связь которого с этой группой была довольно неопределенной. Все четверо сидели вместе на передней скамье оппозиции в парламенте и организовывали регулярные тайные встречи. Они разработали стратегию борьбы с либералами и пытались сформировать у всех мнение о неполноценности консервативной оппозиции. Саркастическому уму Рэндольфа была дана полная свобода. Его речи были порой оскорбительными, доходящими до грубости, и он нажил в своей партии как многочисленных врагов, так и друзей. Например, лидер оппозиции в Палате общин – сэр Стэффорд Норткот, с пушистыми бакенбардами – получил прозвище «козел», и лорд Рэндольф подсмеивался над ним на светских приемах. Двух членов консервативной партии У.Х. Смита и сэра Ричарда Кросса он называл «Маршалл и Снелгров», что было названием фирмы по изготовлению одежды, намекая таким образом на их принадлежность к ремесленникам; он также зло подшучивал над «старой командой» в Палате общин[72].
Первые политические баталии в парламенте возникли в феврале 1880 года по поводу законопроекта об ответственности работодателей, по которому либеральное правительство пыталось предложить верному ему рабочему классу определенный охранительный закон, но при этом не слишком обременяя своих сильных сторонников из среды промышленников. Целью этого закона было исправить неравенство между работодателями и рабочими при возникновении несчастных случаев на рабочем месте[73]. Этот спешно составленный закон был испещрен аномалиями. Либералы ожидали от официальной оппозиции аргументов в интересах капиталистического класса против наложения на них новых обязанностей и с изумлением обнаружили, что лорд Рэндольф и другие члены Четвертой партии выступали против этого закона, считая его недостаточно сильным для охраны интересов пострадавших рабочих, и продолжали демонстрировать его непригодность. Рэндольф осыпал либералов насмешками, и несомненно выглядел поборником прав рабочего класса в этом вопросе. Впоследствии в том же году, на момент утверждения парламентом, принятый закон был изменен до неузнаваемости. На работодателей была возложена полная ответственность за условия труда своих работников и за оборудование на их рабочих местах[74].
Любой законодательный акт, представленный на рассмотрение Палатой общин во время той сессии парламента, встречался с аргументами со стороны Четвертой партии, демонстрирующей большую осведомленность и боевой настрой. Их позиции зачастую были более прогрессивными, чем у «левонастроенных» членов либеральной партии, а что касается старого руководства партии тори, то они его полностью игнорировали.
Одним из ведущих деятелей, на которого Четвертая партия произвела глубокое впечатление, был Бенджамин Дизраэли, ставший к тому времени лордом Биконсфилдом[75]. Он лично поддерживал Вульфа и Бэрета в их работе и незадолго до своей смерти в апреле 1881 года предсказал в разговоре с сэром Уильямом Харкортом, членом либеральной партии от Оксфордского округа, что лорд Рэндольф станет значительной политической фигурой в консервативной партии: «Когда они придут к власти, им придется дать ему все, о чем он попросит, и в довольно скором времени им придется получать только то, что он соизволит давать»[76].
Все еще страдающая по поводу остракизма общества из-за конфликта с принцем Уэльским, Дженни испытывала гордость за успехи Рэндольфа. Она, несомненно, надеялась, что это поможет их продвижению в обществе. В письме от 12 июля 1880 года к своей матери, находящейся в Париже, она почти умоляла о помощи, делая сильный упор на нехватку денег, но также убедительно доказывала глубокое понимание характера мужа. Уинстон продолжал быть сущим наказанием.
Моя дорогая мама
Бедняжка Эверест схватила простуду, и мне пришлось дать ей отпуск – она все еще не вернулась. К счастью, я нашла очень хорошую няню с помесячной оплатой, которая смотрит за малышом [Джеком]. Уинстон очень хороший мальчик и справляется с уроками, но с ним ужасно трудно – но довольно о малышах.
Тебе будет приятно узнать, что Р.[эндольф] приобретает все большую известность, и я слышала, что он создал для себя исключительно хорошее положение в Палате общин. В прошлый понедельник он выступал с речью по ирландскому вопросу, которым интересуются сейчас все землевладельцы, и его речь была поистине блестящей – все говорят это, – а Глэдстоун встал со своего места и целый час отвечал на его речь. …Когда это правительство закончит свой срок (что, по словам, случится скоро), я полагаю, что Р. и его давний друг – сэр Генри Драммонд Вульф, должны добиться чего-нибудь существенного.
Я только очень боюсь, как бы это не избаловало Р. – он растеряет тогда половину своих способностей. Я постоянно напоминаю ему об этом. Лондон сейчас – очень веселое место. Я почти не была на балах, просто потому, что не могу позволить себе новых нарядов, и нельзя все время носить одно и то же. Кроме того, меня не приглашают туда, куда бы мне хотелось, а другие балы мне не интересны. На этой неделе у меня выходы каждый вечер, завтра иду в оперу, получила приглашение в ложу…[77]
Я отправлю Уинстона и Джона на месяц в Вентнор [с г-жой Эверест на остров Уайт]. Деньги сейчас для меня такой ненавистный предмет, что лучше не будем говорить о них[78].
Дженни посетила множество дебатов в Палате общин, и за ее обеденным столом зарождались многие планы Четвертой партии. По удивительной иронии судьбы в соседнем с ними доме жил «козел». Вся группа быстро подружилась, и так как Горст и Балфур оба были любителями музыки, Дженни часто сопровождала их на концерты. Балфур и Дженни очень хорошо играли на фортепиано в четыре руки.
Начиная с октября 1880 года Парнелл вместе с организацией, известной как гомруль, начал проводить кампанию в Ирландии под названием «капитан Бойкот». Они советовали жильцам-арендаторам отказаться платить ренту и сопротивляться против выселения, а также нападать на управляющих имениями и хозяйством, которым было поручено управление собственностью землевладельцев, проживающих вне своих имений. Чтобы исправить положение и для поддержания закона и порядка, Глэдстоун предложил ввести земельные реформы наряду с законом о приостановке конституционных гарантий. Целью земельного закона было обеспечение с помощью земельных судов справедливой постоянной арендной платы на срок в пятнадцать лет; арендаторов можно было выселять только за неуплату; те, кто хотел оставить земледелие, могли это сделать путем продажи арендованных участков. С 1 апреля 1881 года заседания Палаты общин были полностью посвящены обсуждению дел в Ирландии. Рэндольф вдохновенно выступал против закона о приостановке конституционных гарантий, защищая «высокие качества» и «многие достоинства»[79] ирландского народа, и осуждал закон, который делал преступным желание многих людей охранять свои дома и семьи. Он вызвал большое волнение в рядах либеральной партии, безжалостно обнажив ограниченный характер этого закона. Несмотря на снижение арендной платы 250 000 арендаторам, было бессмысленно гарантировать сроки аренды для тех, кто не мог платить арендную плату, а для задолжавших в оплате вообще не было никакой помощи. В октябре, вопреки уменьшению напряженности ситуации в Ирландии, Парнелл и лидеры Лиги самоуправления были схвачены и брошены в тюрьму Килмайнхам Гаол[80].
Рэндольф настолько много работал на политическом поприще, что был близок к истощению сил. Вместе с семьей он поселился на несколько месяцев в Бленхеймском дворце, отчасти чтобы вырваться из Лондона на свежий воздух, сэкономить деньги и продолжить политические дискуссии с отцом. Им нравилось иметь возможность кататься верхом и ездить на охоту в графстве Оксфордшир, и доброжелательная от природы и восторженная Дженни делала все возможное, чтобы их пребывание там было приятным. Но враждебность свекрови была непреодолимой преградой. 21 ноября 1881 года Дженни писала своей матери о том, что она все время чувствует себя несчастной в Бленхейме:
Я тебя не видела уже целую вечность. Слишком долго.
Я уже забываю, как это быть среди людей, которые тебя любят. Я иногда так страстно желаю, чтобы у меня был кто-нибудь, к кому можно пойти и поговорить. Конечно, Рэндольф относится ко мне очень хорошо и всегда и во всем встает на мою сторону, но не могу же я ему все время говорить плохо о его матери – правда то, что мне ненавистно жить здесь. И это вовсе не из-за скуки, ее я могу переносить, но… для меня как нож острый принимать все и продолжать жить там, где я ненавижу быть. Бесполезно скрывать, что герцогиня ненавидит меня просто за то, что я есть – возможно, более симпатичная и привлекательная, чем ее дочери. Все, что я делаю или говорю или надеваю, вызывает придирки. Мы всегда старательно вежливы друг с другом, но… это как вулкан, готовый взорваться в любую минуту…. Между тем, наши финансовые дела, похоже как и у других, в затруднительном положении, несмотря на папины щедрые денежные подарки. …Рэндольф вынужден тратить так много на свои политические дела… Ты даже не представляешь, насколько сильно мы стараемся экономить[81].
Дженни, красивая и жизнерадостная, никогда бы не смогла добиться расположения свекрови. Рэндольф, несомненно, защищал свою жену от большинства критики. Конечно, идея Дженни об экономии довольно отличалась от обычного значения этого слова. Однако большинство денег молодой семьи Черчиллей поглощалось политическими ужинами, развлечениями и шло на снятие больших помещений для крупных общественных собраний.
В ноябре 1881 года, когда Уинстону исполнилось семь лет, ему подарили первых оловянных солдатиков, которые со временем превратились в огромную коллекцию и интерес к которым в дальнейшем привел его к военной карьере. Эта коллекция пополнялась во время рождественских и всех дальнейших праздников. Уинстон в том возрасте был, как и большинство других мальчиков, шумным, громогласным и с плохим поведением. Дженни отдавала ему много своего времени, пытаясь привлечь его интерес и внимание, тогда как миссис Эверест присматривала за двухлетним Джеком, который к тому времени превратился в тихого, спокойного, послушного и немного серьезного ребенка. Уинстон рассматривал эту свойственную Джеку доброту как какой-то вызов, то, в чем заложено какое-то отличительное свойство. Сэр Генри Драммонд Вульф во время визита спросил Джека, послушный ли он мальчик, на что малыш ответил: «Да, но брат учит меня шалить»[82].
У Перегрина Черчилля сохранился единственный за 1882 год дневник его бабушки[83]. Он дает нам правдивое представление об образе жизни, который вела Дженни. В январе они все еще находились в Бленхеймском дворце, и в дневнике описывается довольное семейное существование. Дженни была внимательна к своему мужу и сыновьям. Она регулярно описывала в дневнике то, как давала уроки Уинстону, ходила с ним на прогулки и читала книги детям.
Другим основным занятием, записанным в дневнике, была живопись, которой она предавалась почти каждый день. Оно было частью ее светского воспитания, и в Ирландии интерес к живописи развился у нее еще больше. Ее сестра Клара была первой натурщицей, на которой Дженни оттачивала свое мастерство портретистки. В прошлом в Лондоне она брала уроки у госпожи Генриетты Уорд, известной английской художницы Викторианской эпохи, которая в дальнейшем писала: «Леди Рэндольф Черчилль показала свой явный талант к рисованию… и не один раз ее сопровождал сын Уинстон, очаровательный маленький мальчик в коротких брючках»[84].
По свидетельству Перегрина, с которым его отец жил в свои последние годы и от которого он узнал многое из семейной истории, Дженни учила рисовать карандашом и красками сначала Уинстона и позднее Джека. Оба мальчика постоянно сопровождали рисунками свои письма к членам семьи, и Джек продолжил эту традицию в письмах к своим собственным детям, когда они учились в школе.
Дневник, помимо старательных ежедневных записей о погоде, содержал упоминания о довольстве семейной жизнью, включая игру в бильярд с герцогом и другими членами семьи Черчиллей, о совместном с герцогиней участии в благотворительных делах, таких как распределение бесплатных одеял среди неимущих, а также о посещении вместе с Рэндольфом политических собраний. Среди многих упомянутых в дневнике друзей, посещавших и посещаемых ею, была леди Бланш Хозьер (в девичестве Огилви), мать будущей жены Уинстона, Клементины.
Туманным днем 4 февраля 1882 года Рэндольф, Дженни и вся их семья вернулись в лондонский дом на Сейнт Джеймсис Плейс. Дженни возобновила свои каждодневные занятия живописью, включая писание портретов некоторых из своих близких друзей[85], и уже входила в ритм столичной жизни, как в делах произошел неожиданный поворот к худшему.
В своих дневниковых записях Дженни отметила, что в середине февраля здоровье Рэндольфа резко упало. Официальным диагнозом врачей было острое воспаление слизистой оболочки бронхов, как результат тяжелой работы в сочетании с вредом беспрерывного курения очень крепких турецких сигарет и кубинских сигар. Это привело к резкому ослаблению иммунной системы, что сделало его уязвимым к другим инфекциям. Его основным лечащим врачом был д-р Робсон Руз, специалист по нервным заболеваниям, написавший ряд медицинских исследовательских работ о влиянии перенапряжения на некоторых мужчин в результате изнурительной умственной работы. Враги Рэндольфа начали распространять слухи о том, что он заболел сифилисом, но ничто в медицинских записях его врачей, описывающих его лечение, не говорит о таком заболевании.
Миссис Эверест увезла мальчиков в Бленхеймский дворец на время болезни их отца. Только через пять месяцев лорд Рэндольф смог вернуться в Палату общин. Несмотря на то что врачи прописали ему полный покой, к нему шли потоки посетителей, и с ними велись обсуждения вопросов политики и стратегии. При нем все время находилась сиделка, но Дженни лично ухаживала за Рэндольфом каждый вечер и справлялась с толпами посетителей.
К концу февраля состояние здоровья Рэндольфа ухудшилось, и у него наступил полный упадок физических сил. Однако же он не сократил число посещающих его людей и не воздерживался от оживленных разговоров о политике.
Одна из записей дневника Дженни от 2 марта значительна тем, что в ней описывается первое посещение графа Чарльза Кински, личного друга Рэндольфа, имеющего с ним общий интерес к конным скачкам. Дженни впервые встретилась с ним в 1881 году и в будущем испытывала к нему большую привязанность. Целых одиннадцать дней в дневнике нет никаких записей, так как Дженни была занята кризисным состоянием болезни мужа. Здоровье Рэндольфа начало улучшаться. Дженни, получившая возможность оторваться от постели больного, отметила в дневнике о некоем переломном моменте в ее положении в обществе. 15 марта, после званого вечера в доме у лорда и леди Сэлисбери, ее пригласили на бал, устраиваемый старшей сестрой Рэндольфа, Корнелией – леди Уимборн. Эта доброжелательная женщина старалась помочь положить конец долгой ссоре с принцем Уэльским, и принц и принцесса Александра присутствовали на этом балу, что не было большим нарушением протокола. На самом деле они не встретились там с Дженни, и в ее дневниковой записи говорится о том, что бал «не был чересчур увлекательным», но это был первый небольшой шаг к примирению.
Дженни поместила Рэндольфа в гостиницу в районе Хрустального дворца в Лондоне, в то время больше напоминающем сельскую местность, с гораздо лучшими условиями для выздоравливающих. Дети могли их там навещать в сопровождении своей тети Корнелии. Дженни целиком посвятила себя заботе о муже – она водила его на оздоровительные прогулки и находилась поблизости от него во время своих занятий рисованием и чтением.
К концу марта здоровье Рэндольфа значительно улучшилось, чего нельзя было сказать о его финансовом положении. Болезнь повлекла за собой значительные дополнительные расходы. Нужно было платить врачам, лечившим Рэндольфа, одним из которых был специалист с Харли-стрит – Оскар Клейтон, член Королевского хирургического колледжа[86]. Леонард Джером запаздывал с выплатой пособия Дженни. 20 марта они были вынуждены отправить четырех из своих лучших лошадей на продажу[87] на аукцион чистокровных лошадей «Таттерсолз», но даже там были проданы только две лошади, а остальные две не дотянули до минимальной стартовой цены. Вырученная сумма в 142 фунта стерлингов/ 681 доллар не могла пробить большую брешь в растущих, как снежный ком, долгах.
Миссис Эверест и семейство Мальборо хорошо заботились об Уинстоне и Джеке. Разница в возрасте между двумя братьями означала, что только через много лет Джек смог бы стать товарищем Уинстона по детским играм. Для игр в замечательных парках и садах вокруг Бленхеймского дворца Уинстон имел двоюродных братьев и сестер. Джек, еще только начинающий ходить, впервые получил доступ к оловянным солдатикам брата. В одном из своих первых писем от 20 марта к своему «дорогому папе» семилетний Уинстон писал о том, как он надеется, что здоровье отца улучшается, и упоминал многочисленные цветы подснежника, растущие вокруг Бленхейма. По его представлениям, это был любимый цветок покойного Дизраэли. После этого милого замечания развитого не по годам ребенка он шлет «самую большую любовь тебе и дорогой маме»[88].
Дженни очень устала во время своего тяжелого испытания. Иногда ее записи в дневнике говорили о том, что она читала всю ночь у постели Рэндольфа, беспокоясь за его состояние. Все то время она находила поддержку в занятиях живописью, но краски и холсты были недешевы. Во время суровой зимы она наконец-то ограничила число посетителей Рэндольфа, и его здоровье значительно улучшилось. 1 апреля они смогли вернуться домой вместе со своими детьми в Сейнт Джеймсис Плейс. По совету доктора Дженни и Рэндольф тут же организовали для себя длительную поездку в Америку, свежий воздух которой должен был пойти ему на пользу. Это также отстраняло его от шума политической жизни, так как с момента их прибытия в Лондон возобновился поток посетителей Рэндольфа. Эта поездка давала им возможность встретиться с отцом Дженни и серьезно поговорить о ее содержании, а также увидеться с Кларой и Леони, которые гостили в то время у своего отца.
Оставив детей в Бленхейме, они отправились в Ливерпуль, сопровождаемые только прислугой Дженни, по имени Джентри, и преданным камердинером Рэндольфа – Томасом Уолденом. 21 апреля они отплыли в Америку, но путешествие было ужасным. Погода была плохая, и они страдали морской болезнью. Записи в дневнике Дженни говорили о том, что она находила утешение в рисовании, игре на фортепиано и чтении. Наконец 2 мая они причалили в нью-йоркском порту, и их встречала вся семья Джеромов. Леонард и Рэндольф всегда находили общий язык, так как оба увлекались скачками. Несмотря на продолжающуюся плохую погоду, они хорошо провели время, посещая друзей, театры, скачки и ужиная в ресторанах.
Исторические события в Ирландии положили неожиданный конец их отдыху. В апреле Парнелла выпустили из тюрьмы. 6 мая в Феникс-парке в Дублине ирландские революционеры (фении) зарезали лорда Фредерика Кавендиша, главного секретаря, и мистера Томаса Генри Бурка, постоянного заместителя главного секретаря графа Спенсера, который был недавно назначен вице-королем Ирландии. Рэндольф понимал, что это было началом нового кризиса в той беспокойной стране, и настаивал на возвращении в Европу. Действие ирландского закона о приостановке конституционных гарантий, принятого в апреле 1881 года, истекало в сентябре. 17 мая «огромная толпа», по описанию Дженни, состоящая из членов семьи и друзей, проводила их из Нью-Йорка. Плавание оказалось трудным из-за встречного ветра, но в остальном погода была теплой.
27 мая Черчилли вернулись домой на Сейнт Джеймсис Плейс, и сразу же возобновился водоворот гостей и званых обедов. Рэндольф, может быть, и хотел бы вернуться к политическим сражениям, но его врачи безусловно были против этого. По их мнению, улучшение здоровья Рэндольфа было еще незначительным, и ему следовало избегать скоплений людей, продолжать отдых и проводить время на свежем воздухе. Лондон, вообще говоря, был отравлен смогом и являлся нездоровым местом для пребывания, а комнаты в их доме имели странный плохой запах. Вместо того чтобы опять терпеть длительное пребывание в Бленхейме со своей ненавистной свекровью, Дженни начала присматривать для них домик в сельской местности.
Джером предоставил небольшую, так необходимую денежную помощь, что позволило Дженни радостно сообщить о своем любимом времяпрепровождении в дневниковой записи от 7 июня: «Все утро ходила за покупками». Она сняла в Уимблдоне «коттедж», Бич Лодж, и 8 июня Черчилли переехали туда. Судя по фотографии, это был просторный, изящный особняк с полным штатом слуг. Широкие долины и сад с розами создавали хорошую обстановку для отдыха и развлечений. Они провели там вместе с мальчиками очень приятное лето. Их финансам помогло то, что они смогли сдать в аренду свой лондонский дом. Бич Лодж был в значительном отдалении от Лондона, что сократило обычный поток посетителей – друзей из Четвертой партии и кое-кого из американских друзей Дженни. Хорошая погода позволяла им проводить время за многочисленными занятиями рисованием; они также посещали Бленхеймский дворец, где Уинстон с восторгом обнаружил разбитый лагерь Йоменского кавалерийского полка.
3 июля Рэндольф наконец-то вернулся в Палату общин и тут же взялся за свою роль бича либерального правительства. Он повел борьбу против попытки правительства узаконить требование, по которому для принятия новых законов необходимо было большинство в две трети голосов. Если выборы в парламент, как он говорил, производятся простым большинством голосов, так почему же этого недостаточно, чтобы победить при голосовании в палате? Он привел либералов в такое замешательство, что на их глазах произошло совершенно неожиданное зрелище, когда, выступая против них, ирландские националисты объединились с группой активных радикалов партии тори.
Взгляды Рэндольфа стали еще более радикальными, когда Британия развязала войну против Египта. В 1875 году Египет был сильно отягощен долгами, и Бенджамин Дизраэли, премьер-министр того периода, купил предлагаемые для продажи египетские акции компании Суэцкого канала. Это способствовало значительному усилению британского влияния в Египте. С течением лет в стране происходили националистические волнения, и в феврале и сентябре 1881 года офицеры египетской армии поднимали восстание против правительства. Чтобы защитить свои интересы в Египте, в мае 1882 года Англия и Франция послали туда свои небольшие морские эскадры. 11 июня египтяне подняли бунт в Александрии, и ими было убито около пятидесяти европейцев, включая трех человек из личного состава британских вооруженных сил. 11 июля британцы ответили на это бомбардировкой Александрии. Выступая с аргументом, что Египет скатывается в анархию, неся угрозу Суэцкому каналу (расположенному примерно в 180 милях к востоку), британское правительство искало международную поддержку для вторжения в Египет, но это не привело к успеху. В августе 1882 года Британия, без посторонней помощи, провела крупные военные операции, и 25 000 британских солдат обрушились на Египет. В течение двух месяцев они захватили Суэцкий канал и разбили египетскую армию в битве при Тель-эль-Кебире. Офицеры египетской армии возглавляли протесты против османско-турецкого владычества в ходе процесса современных преобразований. Британия в корыстных целях стремилась защищать свои собственные финансовые интересы в той стране. Рэндольф в действительности поддерживал мятеж египетских офицеров и считал вмешательство Британии «нечистой войной, несправедливой войной, войной облигационеров»[89]. Опять именно ведущий представитель тори выступил с разоблачением этого нелиберального поступка правительства.
Четвертая партия развивала философию, известную под названием «Демократия тори». Им было ясно, что «старая команда», состоящая из лидеров партии тори, была безнадежно оторвана от реальной жизни народных масс. Рэндольф со своими друзьями хотел создать политическую программу, прямо отражающую интересы рабочего класса. Программой предусматривалось рассмотрение вопросов, решающих их проблемы, таких как – жилье, образование, здравоохранение, социальное страхование, доступ к землям обще го пользования и открытым для общественного пользования пространствам, музеям, библиотекам, галереям. Многие из этих прогрессивных идей, намного опережающих либералов в социальном осознании, оспаривали интересы влиятельных сторонников консервативной партии. Четвертая партия наслаждалась этой борьбой. Осознавая бессрочность «старой команды» в Центральном комитете, они поддержали создание новой организации – Национального союза консервативных ассоциаций. Когда кандидатура Рэндольфа была выдвинута для избрания в комитет, он получил одинаковое количество голосов за и против и пришел к победе только благодаря решающему голосу председателя. 28 сентября Рэндольф писал Вульфу о своем намерении «объявить войну Центральному комитету и выступать за передачу всех полномочий и финансов в руки Совета национального союза»[90]. Успех на национальной конференции союза консервативных ассоциаций предоставил Рэндольфу платформу, чтобы претендовать на высокий пост, который, по всеобщему мнению, он заслуживал.
Пока муж продолжал заниматься своей политической карьерой, Дженни приступила к поиску школы для Уинстона. Как всем мальчикам его возраста и положения, ему пора было идти в приготовительную школу. Следует отметить, что родители сошлись во мнении, что этому довольно трудному, всеми потакаемому мальчику, возможно, пошел бы на пользу упорядоченный режим школы-интерната. Вместе они решили отправить его в школу Сейнт Джордж в Аскоте. Основанная в 1877 году мистером Гербертом Уильямом Снейд-Киннерсли, это была впечатляющая современная школа, с небольшими классами (десять мальчиков на одного учителя), электрическим светом, прекрасным плавательным бассейном, гимнастическим залом и площадкой для спортивных игр, а также с программой познавательных поездок для расширения кругозора во внеклассное время. При стоимости обучения в 55 фунтов стерлингов/ 264 доллара за семестр это была дорогая и модная школа.
Дженни сопровождала Уинстона в его первый учебный день, 3 ноября 1882 года. Они вместе отправились в экипаже на железнодорожную станцию. Уинстон навсегда запомнил, как мать дала ему три монеты в полкроны, а он случайно уронил их на дно экипажа. После личной беседы с директором школы Дженни оставила ему на попечение своего сына. Его родители даже не представляли, в какое адское место он попал.