4. Идиш – язык черты оседлости
Мир российского еврейства, населявшего огромную территорию, от Балтики до Черного моря, не мог представлять собой единую группу, без внутренних различий. И действительно, в этнографическом отношении он был весьма пестрым: общины Подолии, Волыни, Бессарабии, Литвы, Курляндии достаточно заметно отличались друг от друга. При этом в языковом отношении еврейство черты оседлости было на удивление однородным: когда в 1897 году была проведена перепись населения Российской империи, 96,9 % евреев указали в качестве родного языка идиш. Именно он оказался основным фактором, объединявшим огромное и разнообразное по составу российское еврейство.
Что же это был за язык, каково его происхождение и каким языкам он близок?
Идиш – один из языков еврейской диаспоры, и его название, как и названия многих других из них, переводится просто: «еврейский».
На протяжении истории рассеяния евреи жили в разных регионах, где их соседями были носители десятков языков. В еврейской среде складывались свои варианты этих языков, а в дальнейшем на их основе нередко формировались отдельные языки. Их около 30, и вот только некоторые из них: еврейско-арабский, ряд еврейско-берберских, еврейско-итальянский, еврейско-персидский, еврейско-таджикский, еврейско-греческий, еврейско-французский, еврейско-итальянский, еврейско-каталанский, еврейско-португальский, еврейско-провансальский…
Идиш сформировался на базе южных диалектов немецкого языка. Его носители оказались в Российской империи в конце XVIII века, и для этого им не пришлось никуда переселяться: территории, на которых они проживали (восточная Польша, Белоруссия, Литва, Курляндия), отошли к России по итогам разделов Польши[32]. При этом подавляющее большинство евреев селилось в местечках, и хотя в империи они были языковым меньшинством, местечки стали настоящими анклавами среди иноязычного населения: доля носителей идиша в них могла достигать 100 %.
Российские евреи существовали в достаточно затейливо организованном языковом ландшафте. Внутри общины они использовали как минимум два языка: иврит и идиш, которые применялись в разных ситуациях и обладали различным статусом. Кроме того, евреи сталкивались с «внешними», нееврейскими языками, которые тоже различались по функциям и престижу: русский был государственным языком с крайне высоким статусом, украинский и белорусский – местными, низкостатусными языками.
В 1840–1880 годы, когда просветительские идеалы среди российского еврейства обретают достаточную силу, складывается особая еврейская культура, связанная с русским языком. Выходят еврейские русскоязычные газеты, возникает собственная русскоязычная литературная традиция. Еще большее значение для российского еврейства русский язык приобретает после 1905 года, когда в стране возникает легальная политическая борьба и происходит подъем общественного движения.
Идиш испытал сильное влияние славянского языкового окружения, которое заметно как в лексике (примерно 10 % словаря восточного идиша составляют славянские заимствования) и фразеологии, так и в синтаксисе, морфологии и даже фонологии.
Фонологическое влияние заключалось в заимствовании нескольких звуков из славянских языков: [ш], [ш’] (мягкое «ш», [ж] и [дж’] (мягкое «ж»).
Морфологически идиш обогатился несколькими суффиксами, преимущественно уменьшительными: -ник-, -иньк-, -ичк-, -к- и другими (например: рехилесник – сплетник, гутинькер – хорошенький, алтичке – старушка, актёрке – актриса). Была также заимствована модель спряжения возвратных глаголов.
Источниками славянских слов становились в основном польский, украинский и белорусский – языки, с носителями которых восточноевропейские евреи постоянно сталкивались в повседневной жизни. Например, в идише есть вполне привычные большинству носителей прилагательные скучнэ, паскуднэ, нуднэ и чикавэ (интересный), существительные чайник, бэрвене (бревно), ягдэ (ягода), хатэ (хата, изба), глаголы старэн зих (стараться), страшен (пугать), союзы хоч (хотя) и абы (лишь бы), частица ци (ли).
Примечательно, что эти слова заимствовались из языков, обладавших более низким социолингвистическим статусом по сравнению с государственным. Русский же стал источником в первую очередь административной лексики (дэр чиновник, дэр урядник, дэр исправник, дэр призыв, дэр срок, дэр суд, ди задаточне и т. д.), что неудивительно: на русском власть общалась с евреями посредством законов и циркуляров. Других заимствований из титульного языка империи практически не происходило, потому что территория, на которой евреи жили по соседству с русскими крестьянами, была относительно мала.
Славянское влияние претерпел и порядок слов: если в западном идише глагольное сказуемое традиционно разрывается второстепенными членами предложения, то в восточном спрягаемая и неспрягаемая части чаще соседствуют; в придаточных предложениях сказуемое не относится, вопреки немецкому образцу, в конец.
Объединяя практически все российское еврейство, идиш, однако, не был гомогенным языком, что вполне объяснимо: им пользовались на такой огромной территории, что диалектных различий попросту не могло не быть. И хотя формирование этих диалектов – наследников разных диалектов средневекового немецкого языка – началось еще до прихода евреев в Восточную Европу, на их черты не могли не повлиять языки новых славянских соседей носителей идиша.
Восточный идиш был образован двумя ветвями диалектов: северной (литовско-белорусские диалекты) и южной. Южная ветвь, в свою очередь, подразделяется на юго-западную, или центральную (польские диалекты), и юго-восточную (украинские диалекты).
Диалекты различаются прежде всего фонетически, поэтому по речи носителя довольно просто определить, откуда он родом: носители разных диалектов по-разному произносят звуки, в первую очередь гласные. С другой стороны, серьезная разница могла приводить к тому, что евреи из разных регионов не всегда сразу понимали друг друга, хотя все они говорили на идише. Есть даже анекдот о еврейке-литвачке (носительнице одного из северных диалектов), которая вышла замуж за носителя одного из украинских диалектов и уехала к мужу. Как-то раз у нее убежал петух, и она отправилась его искать, при этом громко крича: «A hon! A hon!» – что на северном диалекте означает «петух». Местные, на диалекте которых петух звучал как a hun, не поняли, о чем речь, и подумали, что женщина кричит по-украински: «Огонь!» – «Иде огонь?» – спросили ее. «Та патух, патух!» – ответила она.
Различия между диалектами обыгрывались и в художественной литературе. Шлойме Этингер[33] использовал этот прием в пьесе «Серкеле». Действие пьесы происходит в Галиции, и все герои, которые говорят на идише, говорят именно на местном диалекте. Лишь один персонаж, кабатчик Шмелке Трайник, говорит на литовском диалекте – и на потеху всем остальным путает шипящие и свистящие согласные…
Будучи родным языком для подавляющего большинства российских евреев, идиш стал основным языком российского еврейства. На нем говорили в быту, на нем получали традиционное образование (изучали тексты молитвенника или Пятикнижия, которые были созданы в оригинале на иврите, но толковались на идише), на нем слушали проповеди в синагоге, смотрели представления народных театров и пели песни. На нем же читали книги. Невероятно популярными были, например, книги виленского писателя Айзика-Меира Дика[34]. В течение нескольких лет он работал по контракту с типографией вдовы и братьев Ромм: за ежемесячное содержание писатель был обязан каждую неделю сдавать в печать новую рукопись – небольшую книжку. По воспоминаниям современников, виленские еврейские хозяйки, закупая на рынке продукты перед субботой, покупали раз в неделю и новую книжку Дика.
В 1862 году в Одессе стала выходить первая газета на идише, правда, с названием на иврите: «Койл мевассер» («Глас возвещающий»). В ней печатались последние известия, рассказы о новинках науки и техники, литературные произведения. Многие знаменитые книги второй половины XIX века, написанные на идише, выходили сначала в качестве литературного приложения к «Койл мевассер», где из номера в номер публиковалась глава за главой. Именно так увидела свет, пожалуй, самая популярная книга на идише того времени – «Польский мальчик» Ицхока Йойла Линецкого[35]. От лица 13-летнего мальчика, живущего в хасидской среде, книга не только сатирически изображала хасидские принципы воспитания, но и описывала легенды, фольклор, праздники, обычаи культуры, в большой степени построенной на языке, который был языком и самой книги.
Поэтому весьма странно выглядит тот факт, что сами носители идиша не считали его языком, подходящим для литературного творчества, и вообще не рассматривали как некую культурную и системообразующую ценность. Традиционно высоким языком (языком религии, философии, науки, книжности) был иврит. На долю же идиша, как и на долю ладино, еврейско-итальянского, джугури[36] и других еврейских диаспоральных языков, выпала участь языка устного, бытового, повседневного общения.
Появление еврейского Просвещения лишь усугубило ситуацию. Просветители определяли иврит как богоданный язык: поэт Авром Бер Готлобер[37], например, писал, что иврит был дарован людям, чтобы отличить их от животных и уподобить ангелам, а идиш возник сам собой по естественным причинам.
Идиш не нравился просветителям не только тем, что был «языком гетто» – то есть языком изоляции, препятствовавшим приобщению евреев к европейской культуре и вхождению их в европейское общество.
Претензии были следующими:
• идиш содержит слова самого разного происхождения: германизмы, гебраизмы, славянизмы, а просветители считали идеальным язык с однородной лексикой и минимальным количеством заимствований; идеалом они видели библейский иврит, а идиш воспринимался ими как «мешанина разных слов – немецких, древнееврейских, русских, польских…» – писал один из идеологов еврейского Просвещения Ицхок Бер Левинзон;
• идиш – некрасивый, неблагозвучный язык, «испорченный немецкий»;
• идиш – неправильный язык; его грамматика заметно отличается от грамматики немецкого (это привело просветителей к идее, что идиш не имеет грамматики вовсе)[38].
Еврейские просветители в Германии призывали евреев отказаться от идиша. Но перейти на иврит было крайне трудно: он не был в полном смысле слова живым языком, на нем не говорили в быту, и никто не считал его родным. Кроме того, даже письменный иврит знали немногие. Подавляющее большинство еврейских мужчин, получивших традиционное начальное образование, были, конечно, в состоянии прочесть фрагмент священного текста на иврите. Прочесть – да, но далеко не всегда понять. Сочинять же свои собственные тексты на священном языке могли совсем немногие.
Складывалась парадоксальная ситуация: иврит был языком с очень высоким статусом, сакральным языком, но знали его далеко не все, – идиш знали все, но его статус был чрезвычайно низок.
Что же оставалось делать? Просветители видели выход в том, чтобы перейти на официальные языки европейских стран – немецкий, французский и т. д. И действительно, на протяжении нескольких поколений западноевропейское еврейство практически перестало использовать идиш.
Однако в Восточной Европе идиш оказался гораздо более жизнеспособным, и вот почему.
Число его носителей здесь было значительно выше, чем в Западной Европе. Идиш был гораздо ближе к немецкому, чем к русскому, поэтому освоить русский было труднее. В большинстве европейских стран идея эмансипации евреев была рано или поздно поддержана властями, и они получили гражданские права, доступ к образованию, к большинству профессий и должностей, в то время как в Российской империи государственная политика не предусматривала аккультурации евреев, если те хотели остаться верными своему вероисповеданию.
Наконец, в Восточной Европе защитный барьер вокруг идиша создали хасиды: будучи демократическим движением, хасидизм обращался к идишу наряду с ивритом для создания своих текстов, и некоторые священные для хасидов книги записаны на идише или на обоих языках. Сохранились даже высказывания ряда хасидских цадиков, называющих идиш священным языком.
Еврейское просвещение пришло в Восточную Европу на несколько десятилетий позднее того, как оно возникло в Пруссии, поэтому здесь еврейским просветителям пришлось волей-неволей обратиться к идишу как языку литературного творчества – и это при том, что идеальным литературным языком всегда считался иврит с его мощной сочинительской традицией. Идиш воспринимался как язык, на котором писать трудно, и, как ни странно, это представление просуществовало вплоть до конца XIX века.
В 1889 году знаменитый поэт-гебраист Иуда Лейб Гордон[39] издал сборник стихов на идише, к которому издатель Л. Шапиро написал предисловие, где превозносил заслуги автора, отметив, в частности, что создание целого сборника стихов на идише – это почти литературный подвиг, и привел следующий довод: «Как трудно писать стихи на идише, я понял, сочиняя это предисловие»[40].
Идиш вообще воспринимался как язык, на котором ничего не написано. На протяжении всего XIX века поэты и прозаики, сочинявшие на идише, считали своим долгом каждый раз оправдываться и объяснять, почему они это делают. По их словам, им бы и хотелось писать на иврите, но они боялись (и оправданно), что просто не достигнут своего читателя. Писатели подчеркивали сложность стоявшей перед ними задачи: сочинять на идише было трудно, поскольку не существовало литературы, исторически сложившейся с использованием этого языка. А раз нет традиции – значит, не на что опереться.
Ситуация стала меняться в 1880-х годах, и в первую очередь благодаря Шолом-Алейхему. Как и многие еврейские авторы XIX века, он начал свой писательский путь с произведений на иврите, но потом перешел на идиш. Шолом-Алейхем не стал продолжать традицию отрицания какой-либо еврейской литературы, кроме ивритской. Напротив, он всячески поддерживал реноме литературы на идише, как давно существующей и способной похвастаться множеством произведений самого высокого уровня. Шолом-Алейхем начал издавать первый толстый литературный журнал на идише – «Йидише фолкс-библиотек» («Еврейская народная библиотека»), где не только публиковались новые произведения, но и печатались критические статьи. Это было настоящим новаторством: литературная традиция на идише начала осмыслять себя.
Ее расцвет приходится на первую половину XX века. Это было время расцвета в Европе и США модернистских течений вообще, и в еврейской культуре в частности. Время новой прозы, подъема авангардистского театра и литературной критики. Но в развитие литературы на идише внесли огромный вклад прежде всего евреи России. В империи жили и создавали свои произведения все три классика этой литературной традиции: Менделе Мойхер-Сфорим (Ш.Я. Абрамович), Ицхок Лейбуш Перец и Шолом-Алейхем (Ш. Рабинович). Здесь бурно развивался театр на идише, созданный в 1870-е годы в Румынии; здесь писали многие прозаики и поэты-идишисты: Д. Бергельсон, Д. Гофштейн, П. Маркиш, П. Гиршбейн, Г. Лейвик.
Еще несколько десятилетий статус идиша по инерции оставался низким. Его отказывались признавать развитым языком даже тогда, когда уже существовала и профессиональная литература, и пресса, и даже наука на идише. Вплоть до 1920-х годов его было принято именовать жаргоном, и подобные мнения можно услышать даже сегодня.
Символически повышение статуса идиша обозначил знаменитый историк Ш.М. Дубнов, который в 1929 году выпустил брошюру под названием «От жаргона к идишу», а еще раньше, в начале XX века, сформировалось целое направление, ратовавшее за создание современной светской культуры на идише и получившее название «идишизм». В 1908 году идишисты провели конференцию, по итогам которой приняли резолюцию: идиш – один из национальных еврейских языков. Поначалу формулировка резолюции была даже более радикальной и гласила, что идиш – единственный национальный еврейский язык. Характерно, что конференция проходила в Черновцах (тогда – Австро-Венгрия) – городе с высокой численностью еврейской интеллигенции, где не только сложились мирные межнациональные отношения, но и соседствовали представители ортодоксии, хасидизма и реформизма. Предполагалось, что идиш сможет сыграть важную роль в объединении и консолидации представителей всех направлений еврейства.
Однако и до судьбоносных событий начала ХХ века были сделаны важные шаги по превращению идиша в литературный язык. По мере того как повышался статус идиша, возникала и осознавалась необходимость в выработке его стандарта, а поскольку диалекты идиша отличались прежде всего фонетически, нужно было в первую очередь создать нормативное произношение.
Основные европейские языки прошли эту стадию в XVIII–XIX веках. Обычно нормативным произношением становилось произношение, принятое в столице. В большинстве случаев близким ему было театральное произношение. Однако в случае с идишем дело обстояло иначе. Как отмечал Юдл Марк[41], «…у идиша не было королевского двора, откуда бы пришло стандартное произношение». Не было, заметим, и столицы – языковая норма в идише складывалась без кодификационных усилий со стороны властей. Кроме того – парадоксально, но факт – литературное и театральное произношение были в идише не союзниками, а соперниками, потому что театральное сложилось на основе южных диалектов, а литературное – на основе северных (наиболее активными общественными и политическими деятелями были именно северяне-литваки). Позже доминирование литовского идиша было подкреплено авторитетом новой еврейской научной организации YIVO (Еврейского исследовательского института), созданной в 1925 году в Вильне.
Необходимо отметить, что наряду с развитием идиша в конце XIX века наметился и альтернативный процесс, связанный с постепенным добровольным отказом от него. Именно в России были сделаны первые попытки воспитания ивритоязычных детей. В 1868 году у еврейского учителя из Минска Ш.З. Бернштейна родился сын, который стал первым ребенком, родным языком которого был иврит, а в 1886 году появился на свет самый известный такой ребенок – Итамар Бен Ави, сын Элиэзера Бен Йегуды, который считается (не вполне правомерно) первым человеком, начавшим возрождать иврит в качестве разговорного языка. Процесс этот, впрочем, не затрагивал весь мир российского (а позднее – советского) еврейства.
Революции 1917 года подвели черту под существованием Черты, но не ее языка. Советская власть сделала ставку на идиш – в противовес ивриту, который был объявлен языком клерикалов и сионистов. Советская еврейская культура, «национальная по форме, социалистическая по содержанию», создавалась на идише – языке трудящихся масс. На нем ставил спектакли государственный еврейский театр ГОСЕТ, издавались художественные произведения, журналы и газеты, выпускались идиш-русские словари. Еврейские школы с преподаванием на идише получали государственное финансирование, а модернистские литературные объединения, где творили на идише, – поддержку. Более того: его изучение и выработка норм языка стали предметом деятельности исследовательских институтов Академии наук; существовали даже несколько университетов, где преподавали на идише. Наконец, он был провозглашен официальным языком в нескольких субъектах СССР: в Еврейской автономной области РСФСР, в Белорусской ССР (наряду с белорусским, польским и русским), в ряде районов Украинской ССР и в Крымской АССР.
Следует, правда, отметить, что расцвет был недолгим: он продлился всего около 20 лет – с 1917 по конец 1930-х годов.
Еврейскому миру, говорившему на идише, был нанесен сильнейший удар во время Второй мировой войны. Из 6 миллионов погибших в Холокост около 5 миллионов были носителями идиша. В послевоенном СССР высокая культура, связанная с этим еврейским языком, понесла огромную утрату несколькими годами позже: в 1948 году началась «борьба с космополитизмом»[42], жесточайшим проявлением которой стал процесс по делу Еврейского антифашистского комитета[43], завершившийся расстрелом многих знаменитых еврейских писателей и поэтов: П. Маркиша, Л. Квитко, И. Фефера, Д. Гофштейна, Д. Бергельсона.
Сегодня можно с уверенностью утверждать, что мир российского еврейства не погиб – он пережил «реинкарнацию», воплотившись в еврейском населении Израиля, Америки. Не погиб и идиш: в современном мире насчитывается около двух миллионов его носителей. Подавляющее их большинство не имеет уже прямого отношения к России. Но они являются, как правило, потомками тех, кто говорил и думал на языке идиш, кто жил в стране, где существовала когда-то черта оседлости.
Еврейская школа. Гравюра XIX в. из книги Д.И. Менделеева «К познанию России». 1906 г.
Шолом-Алейхем (Соломон Наумович, или Шолом Нохумович, Рабинович). Еврейский писатель и драматург, один из основоположников современной художественной литературы на идише
Книги из серии «Детская библиотека», выпущенные издательством Б. Клецкина