Прозрение слепых
Пятилетняя Яна сидела в кроватке и твердила:
– Не хочу слушать эту сказку. Нам её в садике читают. Хочу другую.
– Скажи, какую другую? – Мама захлопнула книгу и внимательно посмотрела на дочку.
– Ну ту, ту…помнишь? Такая книжка… такая вся обкусанная была у тебя.
– Наверное, не обкусанная, а истрёпанная. – Поправила мама, и Яна согласилась. – О чём же мы читали в той книге? Напомни, будь добра.
– Про страшного хана.
– Ой! И тебя на страшилки потянуло? Папа у нас ужастики любит…
– Да нет, нет. Там про другое. У хана на голове был маленький рог. Он скрывал от всех рог. Всегда ходил в круглой шапочке: тю-бе-тей-ке, а по ночам к нему приходил парикмахер: брил голову, лицо и отпиливал рог. Он один знал, про рог хана и никому не говорил. Хан не разрешал. Однажды парикмахера не стало – он пропал. Хан стал злой-презлой. Ему даже некогда было спать, потому что некуда было деть злость… А дальше мы не дочитали. Мне было так страшно, и слушать не хотела. Сейчас хочу узнать, что дальше случилось с ханом. Неужели он захотел выколоть всем глаза, чтобы никто больше не увидел настоящей правды? Он ослепил больших и маленьких.
– Помню эту книжку. Её мне читали, когда я была такая же маленькая. Зеленая обложка, цветные вклейки, удивительные сказки. Но, доченька, с переездом на новую квартиру многие вещи перемешались и нужно время, чтобы снова всё разложить по местам, навести везде порядок. Завтра вставать нам рано.
– Давай, совсем не будем ложиться, и не надо будет вставать рано. Будем прибираться и найдём книгу.
– Без сна не получится день. Он будет похож на скомканный листок бумаги, на котором что-то пробовали рисовать, писать и потом просто выбросили в урну. Всему должно быть дано свое время.
Мама ласково погладила дочку по светлым распущенным на ночь волосам и заговорщицким тоном сказала:
– А что, если я дорасскажу ту сказку. Ведь сказки не только в книгах. Они могут жить в твоей памяти, в тебе самой, могут быть совсем рядом.
– В телевизоре? Давай включим!
– И не только там. Там такие же пересказы сказочного, как сейчас говорим мы. А не хочешь ли ты узнать, где живут живые сказочные герои, которые вовсе и не сказочные… Ты посмотри в окно. Видишь, какая чудесная ночь приходит к нам и укутывает звёздным одеялом.
– Наш дом укутывает? – Усомнилась дочка. – А звездочки как шарики? Нет не шарики – дырки. Одеяло дырявое! И сквозь дырки видно солнце.
– Нет звездочки не дырки! – Улыбнулась мама. – Это шарики, наполненные светом, смотри они движутся, а дырки не движутся. Слушай же сказку…
В далёкие годы, которым и счёта нет, жил всемогущий хан аккурат посреди земли русской. Была у хана одна страшная тайна (нечто такое, что выделяет его из обычных людей), про которую знал всего один человек – его парикмахер. Под страхом смерти ему было велено никому не разглашать этот ужасный секрет. Долгие годы бедный парикмахер брил, стриг хана и спиливал рог. И вот однажды пропал. Рассвирепел хан. Неужели недруги узнают, что на голове владыки великого ханства растёт рог?
И послал хан несметные полки непобедимых воинов завоёвать все страны и земли. Прошло ещё невесть, сколько лет, и хан завладел всеми землями, что были вокруг его ханства, и как будто убиты все недруги, кто бы мог над ним надсмеяться, кто мог узреть что-то иное в этой жизни. Но хан не находил покоя.
Какое-то последнее завершающее действие следовало сделать, о чём никто не знал.
Хан выстроил дворец из чистого золота и украсил его драгоценными камнями. И засиял дворец точно солнце. Но опять же не находил в нем покоя хан, и готов был отдать дворец за пропавшего парикмахера и за сладкий, последующий за косметической церемонией, сон.
Теми еженощными процедурами умелого брадобрея всесильный владыка забывал о своём противном роге и крепко-крепко засыпал, что-то возвращалось к нему далекое, прежде близкое и родное, – теперь же ходил днями и ночами по бесчисленным комнатам дворца, как страшное привидение, и убеждался, что ничего не радует ханские глаза. В этом ли суть владычества, что всё у негои из золота, и все падают перед ним на колени? Как-то раз под утро он вскочил на коня и поскакал по своей земле, не зная зачем и не зная куда.
Скачет хан по лесам и долам, стонет под ним земля, и каждый, заприметивший его подает ниц. А хан только плеткой с размаха хлещет по спинам поданных и топчет копытами коня, кто не сумел убраться с дороги. У колодца верный конь встал, повинуясь малейшему движению воли могучего седока.
Видит хан, у колодца сидит девочка в порванном платьице, с распущенными волосами. В руках её дутар – струнный инструмент грушевидной формы, рядом най – камышовая флейта и гусли. Девочка тихо играла на дутаре.
Исказилось яростью лицо властелина всех земель: как посмела девчонка не упасть на колени. Знал он, что любое неповиновение и непочтение искоренять следует сразу, в зачатке, не давая разрастись. Поднял плеть и со всего размаху хлестанул по бедной маленькой девочке, но верный конь вдруг брыкнулся – плеть не сбила ни волосинки, а лишь просвистела над ухом.
Поднял снова плеть обременённый земным могуществом хан. Вскинула девочка глаза, откуда шли звуки. И увидел хан, что девочка слепая. В глазницах её зияла тоже пустота, что была в его сердце и глазах.
Опустил он могучие руки, и ушей его коснулась знакомая мелодия, которую в детстве играла мама – неизъяснимой теплотой вдруг омылось жестокое сердце.
Слушал хан, слушал, потом схватил девочку, как щенка за шкирку, и вместе с инструментами усадил на коня. Поднялась столбом пыль – поскакал хан во дворец. Там он велел найдёныша умыть, накормить, напоить и переодеть в богатые одежды.
Когда наступила ночь, привели к хану девочку.
– Кто научил тебя музыке?
– Бабушка. После, когда она ушла от меня далёко-далёко, туда, где мама и папа, я сама училась: шла, где слышались голоса, садилась и играла. Добрые люди давали мне кусочек хлеба, и я была сыта им по горло… Я даже не знаю, как выглядят все ваши вкусности – есть совсем другой прекрасный мир.
– У меня будет по-другому. Будешь играть у моего ложа, а услышишь, как пришел ко мне сон, здесь внизу можешь прикорнуть. Но как заворочаюсь – играй тут же. Будет у тебя получаться – будешь жить в моем дворце в целости и сытости. Никто тебя не посмеет обидеть. Не сумеешь призвать ко мне сон, унять непонятную душевную смуту – голова с плеч долой! Значит, и ты окажешься в рядах тьмы моих бездарных поданных.
Взяла девочка в руки дутар, обратила невидящие глаза в окно, словно подставляя лицо невидимому веянию, тронула струны. И негромкие звуки волнами закружились вокруг ханского ложа. В этих звуках слышались мягкие перекаты бегущей воды, переливчатые трели жаворонков, тихий шелест листвы и далёкие бабушкины мелодии. Пальцы её легко бегали по струнам, а в голове плыли легкие и светлые мысли.
Долго ли, коротко ли играла юная кудесница – вздрогнула от раскатистого громового храпа. Хан уснул! Она спасена! Сон, дивный сон усмирил могучего владыку – теплая ладошка мамы, слегка касаясь светло-русых волос дочки Яны, стала гладить-поглаживать. – Сладкий-сладкий, дивный-дивный сон, мой пушистый сон, ласкается, как кошечка, и пушистая-пушистая кошечка также мурлычет-мурлычет от самого сладкого-сладкого удовольствия спать-спать в мягкой постельке. Спи, доченька, спи …
Личико Яны просветлело, глаза закрылись, чуть нахмуренные брови дрогнули и расслабились – дочка уснула. И уснула, словно открыла глаза в другой комнате: увидела девочку, играющую на дутаре; увидела окно, в которое смотрела слепая девочка.
Вдруг окно засияло нежным бирюзовым светом, и поплыли хрустальные шарики, похожие на небывалые разновеликие жемчужины, поднявшиеся со дна моря-океана. Или это звездочки, наполненные чудесным светом? Среди хрустально-жемчужных шаров плыла светло-русая девочка в белоснежном одеянии до пят и с мантией юного мага. Именно её тонких рук и легкого дуновения были послушны сверкающие перламутром шарики.
Яне так хотелось протянуть руки и взять себе один волшебный шар, так захотелось поиграть с девочкой шарами, но как слепая девочка увидит её… Яна увидела, как направившейся к ней шар вдруг повернул и коснулся головы девочки, играющей у ложа хана. Девочка вздрогнула и замерла – лучащийся звездным светом шар скатился на лицо, мгновение задержался на одном глазу, затем перекатился на другой. Девочка тихо вскрикнула. И обеими руками схватилась за глаза, словно их обожгли. Пальцами потерла глаза и отняла ладони от лица – и увидела… увидела окно, изливающее нежно-бирюзовый свет, увидела плывущие хрустальные шарики и светло-русую девочку в белоснежном одеянии до пят в мантией юного мага, машущую ей рукой.
Она прозрела! Она больше не слепая! Вот этот необычный видимый мир, который раньше лишь слышала! Но он другой: эту девочку в мантии видела, без сомнения, и раньше, но не видела окна, шаров, и не видела владыку земного мира…
Яна сладко потянулась, удивляясь увиденному, и подумала, что утром обязательно расскажет маме про дивный сон…
Бирюзовый свет окна покрылся тонкой паутинкой первых солнечных лучей. Девочка в длинном платье до пят из тончайшего шелка нежно-розового оттенка, отставив дутар, подошла к сплетению солнечных лучей и протянула руки в окно. Тотчас же на раскрытые ладони сели крохотные пичужки, каждая своего неповторимого цвета. Они были так малы и так легки, что когда их слетелось множество, девочка не ощущала их веса.
Она делала плавные пассы руками – и порхающая стайка казалась переменчивым облачком, пронизанным лучащимся цветом, расписанным в необычные сочные узоры, которые непрерывно менялись – и девочку забавляла эта игра. Она улыбалась и золотые волосы, обрамляющие смуглое лицо, от дуновений сотен крылышек развивались, как веет флаг на рее корабля. Птиц всё прибывало и прибывало. Ветерок, поднимаемый крылышками милых пичужек, кружил вокруг девочки и словно хотел подхватить её, полувоздушную и хрупкую, и унести с собой, вслед за другой в мантии мага. Без сомнения, для этого слетаются чудесные птички…
Вдруг оглушительный гром человеческого голоса раздался за спиной. Девочка обернулась и опустила руки. Порхающее облачко взметнулось из окна в небесную высь. Из глубины комнаты вставал обладатель страшного голоса, перед которым трепетали даже листья на дереве и трава в поле. Мощное тело лучшего из воинов с рельефными мускулами, с широченными плечами и руками, способными поднять коня, с могучей жилистой шеей, никогда не склонившей страшной и странной головы без единого волоса, с жесткими глазами, пылающими беспощадным пламенем.
Вот он каков повелитель воинов и народов всех земель! Он грозен, он ужасен, он готов взорваться яростью, которая у него безгранична и неистощима.
– Ты видишь? – сурово вопросил великий хан. – Я подобрал тебя слепой нищенкой, собирающей милостыню игрой на дутаре. Твоя музыка всколыхнула память о мудрой женщине, родившей меня, и также искусно любившей играть на дутаре. Я взял тебя, чтобы твоя музыка принесли мне краткий покой – и ты справилась: ты вернула мне сон. Что означает твоё прозрение?
– Я и раньше видела: видела свой мир и свои звуки. Этой ночью пелена спала с моих глаз, и я могу видеть и ваш мир. Что видят все другие люди пришло как странное дополнение к моему миру, – тихо сказала девочка без тени страха. – В середине ночи, когда ты уже уснул, в раскрытом окне поплыли хрустальные шары. Я знаю этот звук! Один шар коснулся моих глаз. Как будто поднесли огонь. Я вскрикнула и открыла глаза и увидела в этом окне среди хрустальных шаров юную фею в волшебном балахоне до пят. Она улыбалось мне, уплывая дальше. Зачем она это сделала? Как будто она была печальна и чем-то огорчена. Почему она исчезла так быстро? У неё беда! Это точно!
– Никто не может видеть меня без золотой короны владычества. Никто не может войти в мои покои, где я снимаю корону, чтобы только сон равнял меня с неисчислимым множеством моих воинов, поданных, рабов. Иначе смерть тому, кто смог это узреть… Иначе будет вырван язык, иначе будут выколоты глаза. Выбирай!
– Я выбираю жизнь с языком и глазами, – едва заметно улыбнулась девочка. – Если суждено умереть, то пусть по велению властелина дня – могучего хана, которому нет равных на земле под светом дневного солнца.
– Разве есть другой властелин? властелин ночи?
– Есть, великий хан. Иначе ты не страшился бы ночи и мог спокойно спать. Даже твоя, верная из верных, стража у дверей стережёт лишь твоё беспокойство. Я родилась в темноте вашего мира и жила в темноте, точно так меня для чего-то оберегали. Я сразу стала видеть другими глазами и увидала многое. Мне хватало слуха, кожи, рук и ног, чтобы не заплутать в вашем мире. И теперь открылись глаза… Мне бы хотелось хоть чуточку посмотреть на ваш мир повнимательней, усладив и обогатив себя зримым содержанием другого, для вас – чудесного, мира. Кое-что тебе сказать то самое существенное, что могли выговорить уста твоих мудрецов.
– Гм! Со мной ещё никто не говорил, как ты. Убить тебя – значит лишить себя удовольствия слушать твою музыку и твои слова, в которых я слышу больше мудрости, чем в словах придворных мудрецов…Тебя ничего не пугает, глядя на меня. Посмотри на мою голову. Видишь ли то, чего нет у тебя?
– Твою голову венчает рог. У меня и вправду такого нет. Но я никогда не видела воинов и слуг твоих. Возможно рог у всех?
– Не у всех. Только у меня.
– Ты великий воин! Ты – лучший из лучших. У тебя явно есть то, что у других неявно и в зачатке.
– Как раз этого, – он тронул рог, – не хотел бы иметь и в зачатке.
– Ты знаешь, хан, все наши беды и уродства исходят от властелина ночи. Этот владыка темного царства рассылает невидимых слуг, которые калечат и вызывают неизлечимые болезни, портят суть воинов и подданных твоих. Его сила крепнет час от часу. А наше уродство и слабость растёт.
– Ты сказала наше?
– Наши предки слушали одну музыку. И эта музыка позволила тебе услышать меня, а мне увидеть твой мир. Ты и я – часть одной истины. Ты завоевал видимый мир, но ты бессилен перед миром невидимым, который все твои победы превратит в прах. Я могу показать тебе то, что и во сне не приходит ко всем, а лишь к избранным… Смотри, о великий Темирхан.
Девочка вытянула руку. Хрустальный шар тотчас же оказался в раскрытой ладони. Это был тот самый хрустальный шар, что добавил ей зрения. Она качнула ладонь в легком круговом движении. И шар закрутился на невидимой оси, плавно ускоряясь и увеличиваясь в размерах.
Не успел хан удивиться, как шар стал выше девочки и соскочил с её рук, встав прямо посредине между ними. С каждым витком шар делался всё больше и больше – вот он коснулся и девочки и хана, вот он облачил их с головы до ног новыми одеяниями, которые вдруг разом слетели, и в мгновение лоскутки собрались вокруг девочки и хана в новый сияющий мягким светом шар. Необычный свет был густой, как утренний туман, и прозрачен, как вода в роднике.
Хан повёл головой слева направо – отовсюду изливался этот странный никогда невиданный свет. Он сделал шаг вперед. Зыбкая оболочка света двинулась за ним. Тогда ханские глаза сомкнулись на посветлевшей девочке: эта оболочка света представилась её продолжением.
– Смотри! – сказала девочка, подняв правую руку. – Вот твои бескрайние степи и леса, где нет тебе равных. Вот неисчислимое множество твоих поданных, что день и ночь работают, чтобы увеличить твоё богатство. Вот твои доблестные воины, что скачут вдоль и поперек по твоей земле, выискивая притаившихся врагов.
Хан водил изумлёнными глазами за указующим перстом – и видел! Видел цветущие степи, зелёные дубравы, спины слуг и рабов, несущуюся подобно урагану грозную воинскую рать.
– А вот здесь, где высятся гряды гор, подпирая небо, здесь в окружение скал и есть неприступное царство властелина тьмы. Здесь небеса уходят в пропасть, клокочущую огнём, и отсюда выйдут воины, которых ещё никто не одолел.
– Чем же они сильны? Разве есть кони быстрее моих? Есть клинки острее и твёрже моих? И кто может сравняться с числом моих воинов?
– Его сила в другом. Он посылает мор на твоих коней, он поворачивает твои же клинки против тебя, он пробивает защиту воинов, переплавляя храбрость и верность в страх и предательство, он сеет болезни, уродства и скорбь. Его первые воины – это глашатаи другой правды, которая разрушает твою. Они отнимают сон. Они хотят убить чудесную девочку в балахоне до пят, которая сказочным действием вливает в нас добро и красоту – всё то, что не дает нам превратиться в зверей-чудовищ, верных слуг властелина Тьмы… Ибо убив великий дух, что движет всеми нами, мы станем невольниками духа властелина Тьмы. Вслед за победой первых, выйдет второй дивизион – эти-то и будут рубить, испепелять оставшихся хранителей тебя и веры. Нас осталось мало…
– Я уничтожу его! – вскричал хан.
– Никто этого сделать не смог. Ты всегда воевал в открытом поле. Здесь будет другая война, если решишься…
– Ты говоришь мне: решиться?! Я ищу, как ввязаться в бой!
– Тогда слушай дальше… В предгорьях царства тьмы с младенческих лет поселился схимник. С рождения у него не было ног, но было доброе сердце и умная голова. Домом ему служила пещера, а еду приносили птицы, те самые которые ты мог видеть со мной у окна. Он безумно любил птиц, и птицы любили его. Сначала он хотел забраться выше скал, чтобы научиться летать. Если не суждено ходить, значит – будет летать. Он задумал сделать себе два крыла, как у птиц. И вот, делая крылья и размышляя о способности летать, он наткнулся на черный след невиданной беды и вдруг уразумел, что живет совершенно рядом с неведомым и оберегаемым царством Тьмы. И когда наступала ночь, видел всё то, что творится там. И он стал описывать, в чём сокрыта сила Тьмы, но не закончил, потому что понял и другое: оставаясь в стороне, и он и его книга-летопись станут просто достоянием властелина Тьмы.
Строчка за строчкой, страница за страницей будет расти и пухнуть книга, одновременно таять и дряхлеть он. Потом огонь и тлен уничтожат его, впишут новые кровавые строки в летопись укрепляющегося Зла. И так будет вечно, пока Тьма не покроет Свет. Не будет птиц, не будет зеленых листочков, небесную голубизну застит кровавое пламя беды. В отчаянии он сбросил недоделанные крылья вниз, в пропасть, и вспышка бирюзового света вызвала в нем видение. Нет, вспышка разорвала пелену другого мира, который обосновался вокруг царства Тьмы, словно выставив невидимый заслон воинам властелина Тьмы.
С приходом следующей ночи он собрался сбросить в пропасть и то, чем делал крылья, и было поволок это к краю, но звуки которые возникли, когда эти железные пилочки, каменные скребки ударялись об камни, о деревья, шорох и шуршание песка – закончились тем же озарением, что и вчера. Он снова увидел заслон добрых духов у самого края растущих демонов Зла. И увидел отображение себя в этом заслоне и то, что он должен сделать…
Тогда он этими же инструментами: железными пилочками, каменными скребками, крупным песком для шлифовки, стал делать свои новые крылья. Но уже для полета души по тому самому невесомому воздуху, в котором парили птицы и духи, так вдруг и неожиданно давшие знать о себе.
Он что-то начинал делать – не получалось. Он сбрасывал пустозвонные поделки в пропасть. Снова делал, и снова сбрасывал. И однажды, уже изможденный заблуждением, догадками и отчаянием, он увидел сон. Где воочию узрел, каковы должны быть эти два новых крыла. Они должны быть в виде круга с деревянным ободом, который натягивает толстую кожу горного оленя; внутри обода есть поперечина, куда крепятся железные подвески и разноцветные ленты… Первое крыло – будет его. С ним ему жить, с ним сможет лететь по воздуху, как птицы и как духи – это будет его новые ноги, это будет его конь, который поднимет в небеса и унесёт к светлым духам от тлена и огня. Унесет, как только он сделает второе крыло.
Схимник сделал первое крыло точно по образу приснившегося, а совсем недавно – сделал и второе крыло. И птицы сказали мне, что этой ночью он совершит прощальный обряд с землей. Он уйдет на первом крыле к духам. И следующим же днём я должна отправиться за вторым крылом. Он выбрал меня для второго крыла. И та волшебная девочка, вернувшая мне зрение, чтобы быстрее двигаться в вашем мире, также выбрала меня быть её помощницей в видимом мире, оставаясь зрячей в её мире. Её жизнь в опасности: те сказки, что навеивала она ребятишкам, помещая в их сердечки и головки ростки доброго и прекрасного, демоны зла посчитали чрезвычайно вредными. Зло пошло в наступление по всем направлениям и решило поправить человеческую жизнь с первых её шагов, и даже с первых минут, когда встречаются Он и Она…
Я должна продолжить и сделать третье крыло, которое либо откроет мне тайны невидимого мира и даст мне силу, заключенную в высшем знании, либо… Что суждено мне, я узнаю, взяв в руки второе крыло.
– Не желаю отпускать тебя одну. Ты становишься моей главной драгоценностью. Похоже, лишь ты сможешь отделить порочное от доброго наследия предков, избавить меня от клейма нечистого.
– Тебе и не надо отпускать меня. Мы поскачем вместе. Повелитель Тьмы силами своих духов поработил гордое племя горного народа, дал им часть неземной силы и теперь горы в их власти. Но власть эта – часть силы повелителя Тьмы. Это будет твой первый бой. И ты будешь сражаться не с ними. Ты померяешься своим человеческим духом с силами нижнего царства. Силой твоего духа пронизаны все твои воины. Этот дух победы вы закалили, возвысили и сделали правилом жизни, что приблизило тебя к силе бессмертных духов. Проиграть этот бой – значит положить конец твоему владычеству над миром степей, долин и лесов. У тебя есть право выбора.
На твою жизнь хватит отвоёванного мира.
Твой дворец великолепен.
Собери себе жен – и наслаждайся.
Убей меня, убей других, убей всех, кто возмущает твоё спокойствие.
Ограничь себя в желаниях – и ты будешь счастлив.
Стоит поверить, что невозможно каждый день что-то делать новое – придёт покой.
Можно будет переливать из дня в день одну и ту же воду из одного кувшина в другой кувшин, удовлетворяясь и тем, что каждый раз форма у воды чуть-чуть иная, по форме кувшина. В этом одном искать новизну, забаву, развлечение.
– Моя голова не такая как у всех, на неё и тюбетейку не подберёшь, мои глаза видят лишь то, что внутри кувшина. Я собрал золото в дворец, чтобы не растащили монолит в россыпь. Без военных побед моё войско ослабнет. Мы рождены воевать и умирать в бою!
– Ты можешь погибнуть в страшных муках не от отравленной стрелы, но сгореть в бездне клокочущего пламени Зла.
– Я мог погибнуть в каждом своём бою. Однако жив! Для чего я завоевал этот мир? Я хочу установить один порядок, одни правила жизни, собрать всех в один кулак. Собрать всех в один народ, у которого должен быть один повелитель, одни законы, одна правда.
– Этот повелитель не должен быть тираном! Через него в человеческую жизнь должно приходить Небесная Мудрость, основанная на высшем знании, на человеколюбии. Боль и скорбь растревожила духов. Древо жизни покачнулось. У трех великих царств сместились и наслоились границы. Вот в чём ещё причина. Мы не можем жить вместе с духами, не изменив себя. Но сила что-то изменить в нашем мире только в тебе и во мне…
Покажи мне воинов, свою армию.
Я хочу проскакать на белом коне по степи быстрее ветра и даже быстрее тебя.
Я хочу увидеть наш мир в дневном свете яркого солнца.
Я знаю, наш мир прекрасен. Наши реки прозрачны, светлы, глубоки. Из них собираются озера, которые как наши глаза смотрят в небо, и светлые духи купаются в них. Наши степи в зелёном убранстве шелковых трав, в драгоценной россыпи цветов. Ветер веет там прохладой и зноём.
– Пусть будет так. Отныне ты моя дочь, которую мне дали духи. Имя твое Ариунцецег.
– Ты мудр по-своему, Темирхан. В тебе бескрайняя сила наших степей. Нелегко будет повелителю Тьмы справиться с нами.
Они вышли сначала из шара, потом из дворца. Могучий хан в расшитом золотом плаще, юная дочь в таком же золотом одеянии. Сотни глашатаев вострубили о пробуждении владыки и начале нового дня.
Подвели двух лучших коней: гнедого – для хана, и ослепительно белого – для его дочери. Они вскочили на коней и с гиком понеслись по пьянящему простору родных степей. Держись владыка Тьмы! Пришел ли час рокового боя? Станет ли последней битва сплоченной реальной армии во главе с бесстрашным богатырем и его дочери, чуткой предвестнице будущего? Вечная ли эта борьба Зла и Добра, Тьмы и Света?..
Наутро пятилетняя Яна протерла глазки и сказала с забавной серьёзностью:
– Мама, звездочки совсем не дырки и не шарики-светлячки – это воины. Они сражаются за нас, чтобы мы были добрыми. Мне такое приснилось!!! Такое-такое! А тебе снятся сны?
– К сожалению, реже и реже. Забот много, о которых не бывает сказочных снов. Но сказки все ёще люблю! – Мама с легкой грустинкой улыбнулась, поглаживая по светло-русой головке свою волшебную маленькую фею в ночной сорочке до пят:
– Доброе утро, доченька. Новый день начался! Пусть он будет добрым для тебя и меня, и для всех!