Просвет
Я, конечно, давно принял происходящее. Но по-настоящему поверил в него только теперь. Этот вечер не обещал ничего необычного. Дочь позвонила мне вечером, по пути с работы. Промозглая слякоть все никак не сдававшейся зимы действовала всем на нервы. Бывает весной такая неделя, когда идет то снег, то дождь, и ветер не дает снять шарф или шапку. Потепление уже виднеется за поворотом, но до него так трудно дотерпеть. Мы с дочерью не стали исключением. Работа начала пить кровь, личная жизнь мотала нервы, погода ставила крест на оптимизме.
– Ну, как ты?
– Да никак. Настроения нет, все бесит.
– Во, та же фигня. Ты с работы?
– Ага.
– Отлично, я уже почти дома, давай, заходи ко мне, все расскажешь.
– Ладно, в магазин зайти?
– Ага, было бы круто. Купи лимон, пожалуйста. И к чаю, чего хочешь.
Пока я заходил домой, раздевался и ставил чайник, Аня уже звонила в домофон. Пришлось накинуть домашнюю рубаху как первое, что попалось под руку. Полминуты, и, вот она снова стояла у меня на пороге, ровно в том виде, в котором я увидел ее в первый раз. Укутанная шарфом, замерзшая.
– Проходи, чего как в гостях? – я помог ей снять куртку и повесил ее в шкаф, – замерзла?
– Угу.
– Давай, руки мой под горячей водой, отогревать тебя будем.
Я снял с батареи теплые носки, как раз припасенные на такой случай. Правда, надевать их на нее пришлось практически насильно. Хотя бы вручению кружки горячего чая дочь не сопротивлялась.
– Ну, рассказывай, чего у тебя?
– Как обычно все, через самое непотребное место. Ребята на работе запарили, то не так сидишь, то не так свистишь. Тот парень, про которого я тебе рассказывала, что в кино меня звал, вроде нормальный был, адекватный, сейчас как с цепи сорвался. Слова ему не скажи – все не так.
– Он, по ходу, тебя ревнует. Ты же ему рассказала про Хиро.
– Хиро тоже уже вымораживает. Крыша у него протекает, по любому поводу мне мозг выносит, истерит, что я с ним времени проводить стала мало. Из-за любого пустяка ругаемся.
– Засада, однако.
– Да не говори. Вчера ноги промочила, пришла с работы, залезла в ванну, ему не сказала, он давай орать, что я на свиданку с кем-то с работы ходила.
– Блин, что-то его, и, правда, клинит.
– Запарил. Лучше скажи, у тебя чего?
– Начальница наседает, давай, мол, бери дополнительные смены, живи на работе, у тебя ж семьи нет, что тебе еще делать? А я не хочу больше, мне все уже до чертей надоело. Весна еще эта, все никак не разродится. Подцепил насморк, представляешь, первый раз за три года, – я показательно шмыгнул носом, – в общем, настроения нет совсем. Как-то все безрадостно.
– Во-во. Непонятно, то ли тает, то ли заметает.
Пока она рассказывала очередную невеселую историю из хроники минувшей недели, я смотрел на нее, понимая, что здесь нужно что-то покрепче. Принес две рюмки, достал из тайника бутылку. Разлил. Выпили. Закусывали по-студенчески. Сосисками с какими-то соленьями из банки, прятавшейся в холодильнике н-ное количество лет.
– Так. Ты не переживай. Ну, его к черту, этого Хиро. Не знаю, какая муха его укусила, успокоится. А если нет, то на кой тебе истеричка?
– Правильно, чхать на него, все нервы измотал, – она уставилась в стол точно так же, как в первый вечер.
– Знаешь, что я подумал?
– Что?
– Мне второй раз за сегодня вспомнилось наше знакомство.
– Это почему?
– Ну, когда я тебя увидел на пороге в этой самой куртке, и шарфом ты заматываешься как ассасин. И сейчас, вот. Взгляд такой же. Потерянный слегка.
– А вот, колись, о чем ты тогда подумал, когда прочитал письмо?
– Сначала, я подумал, что это странный розыгрыш, – честно признался я, – да и что тут еще первое могло в голову прийти? Но эта версия рассыпалась сразу. Письмо явно было написано моим почерком. Уж что-что, а свои корявые буковки я всегда узнаю. Плюс, такое бы не пришло в голову никому из моих друзей, а уж все подстраивать, готовить, договариваться с кем-то, это вообще не в их стиле. А потом я просто уговорил сам себя, что не буду заниматься логическим анализом, потому что ситуация требует действий, а не размышления. Дальнейшие события тебе известны, – я улыбнулся. – А после, я как-то и не думал об этом. В конце концов, ты появилась на моем пороге не беспомощным младенцем, а совершеннолетним сложившимся человеком, а значит каких-то радикальных перемен это не сулило. – Боги! Кто бы знал, как я тогда заблуждался!
– А теперь попробуй представить мое удивление, когда я иду искать отца, предполагая его никак не меньше, чем сорокалетним мужиком, может быть даже стариком, ну, мало ли, как бывает. Я готова была увидеть что угодно, ведь должна была быть причина скрываться столько лет, кроме того, что я увидела. Дверь мне открыл молодой парень, мой ровесник! Да еще в каком колоритном виде! – Тут мы оба посмеялись, – пока ты читал свое письмо, я просто пыталась уложить в голове это событие. В письме было сказано, что меня ждет сильное потрясение, но масштаб катастрофы я и представить себе не могла!
– Ты только что назвала отца катастрофой! – я наигранно насупил брови.
– Не дуйся, я же любя. А потом, ты прав, что-то делать, о чем-то говорить, было проще, чем оставаться с мыслями один на один.
После этих слов как раз и повисла пауза, вынуждающая именно к этому. Легко мотнув головой, а у дочери был именно такой способ сбросить мысли, она спросила:
– А теперь, ты что думаешь?
– Анька, ты – моя дочь. Я это, вроде как, знаю. Потому что ни к кому другому я так не отношусь, как к тебе. А к тебе я отношусь именно как к дочери. Хочешь, ДНК-тест сделаем? – я хохотнул.
Мы еще много о чем говорили. Про цикличность погоды и наших успехов и провалов, про первую любовь, а главное про то, где же я все-таки мог встретить ее маму, и как это вообще произошло, или правильнее сказать произойдет. Сумерки давно сменились темнотой, фонари успели зажечься и погаснуть. Я предложил ей остаться, что было бы логично, но дочь заупрямилась. Она была категорически против. Хотя, причины мне так и остались неясны. Никакие аргументы и уговоры не действовали. Она готова была идти пешком, лишь бы ночевать сегодня у себя. Словесное противостояние постепенно переросло в физическое. Она пыталась одеться и выйти в коридор, я – удержать ее. Боролись мы минут пятнадцать. Я, конечно, был сильнее, но применять к ней всю силу не собирался, а ее упрямство меня просто восхищало. В какой-то момент, я просто оторвал ее от пола, и попытался унести в комнату, на диван, но она уперлась руками в дверной проем, и не давала мне пройти. И где-то посередине этого красочного безмолвного действа меня словно током поразило. В одно мгновение я почувствовал Ее. Анину мать. Электрический разряд воспоминания моментально пронесся по моему телу. Я без всяких тестов со всей ясностью осознал, что девушка, которую я держу на руках, уже не пытаясь к чему-то принудить, моя биологическая дочь. Кровь от крови меня и той женщины, которую я безумно любил. И, как оказалось, еще только полюблю. За короткие милисекунды я понял то, на выражение чего может уйти не одна вечность. Вся суть этой любви, этой странной истории, заключилась в этом импульсе. Трудно передать словами мои ощущения. Чувство и знание переплелись и сплавились в одну титаническую уверенность в том, что на свете есть моя единственная, что я безошибочно вычислю ее среди всего населения Земли, в монументальное спокойствие, смирение, покорность, благодарность. Как будто я узнал некую абсолютную истину, тайну мироздания, или просто Бог решил поцеловать меня на ночь.
Мозг, чтобы не взорваться от кажущейся нелогичности способа получения информации решил заняться тривиальными задачами и придумал произошедшему название: просвет. Он выцепил это слово откуда-то из глубоких недр памяти. Мне показалось, что оно вполне подходит.
Я больше не сопротивлялся уходу дочери. Только дал ей денег на такси, и смотрел в окно, как она садится в машину и уезжает. В голове проносились мысли о том, что она очень похожа на свою мать. Та не менее упряма, и если твердо что-то решила, ничего уже не собьет ее с выбранного пути. Потом я буду видеть дочь в матери, и это каждый раз будет вызывать у меня на лице теплую и чуть печальную улыбку. Они, и, правда, очень похожи. Я всю жизнь старался не жалеть ни о чем. Но мне действительно жаль того, что мне не выпало наблюдать их сходства, когда они рядом, и растворяться в счастье от любви к ним обеим.