Порхал, как бабочка, жалил, как оса
А теперь о боксере на все времена.
Грустным было это известие из-за океана – умер Мохаммед Али, легендарная личность, порхавший на ринге, как бабочка, а жаливший больно (более полусотни нокаутов), как оса.
Мне довелось дважды сталкиваться с этим великим мастером, олимпийским чемпионом Рима (тогда он выступал под своим настоящим именем – Кассиус Клей) и неоднократным чемпионом мира среди профессионалов. Это было в Москве и на Олимпиаде-2000 в Сиднее. Но что мои впечатления в сравнении с воспоминаниями Виктора Агеева, и уже по первым словам, после того как я позвонил ему, я почувствовал, как был расстроен этой новостью Виктор Петрович.
– За свою долгую карьеру у меня скопилось много разных наград и призов, – сказал Агеев, который, с его неповторимой манерой поведения на ринге, много лет был украшением всего нашего бокса, – но красные перчатки с автографом Али и бляха на чемпионском ремне, которые Мохаммед мне подарил, – пожалуй, особо ценные и памятные. Мне довелось быть среди тех, кто встречал Али в «Шереметьево», когда он прилетел в Москву вместе с женой Вероникой. Было это в июне 1978 года, его пригласил Спорткомитет, а содействовал его приезду, насколько мне известно, наш тогдашний посол в Штатах Добрынин.
Как он разглядел во мне боксера, продолжал Агеев, не знаю, наверное, по носу вычислил, он у нас специфически выглядит, только вдруг сквозь толпу направился прямо ко мне и сымитировал серию ударов. Я не был, естественно, готов, еле увернулся, но все равно почувствовал, что по подбородку он слегка мне «заехал», еще куда-то, уж не помню. Тут я не выдержал, принял стойку и ответил ударом, кажется, слева, попал в челюсть. Для Мохаммеда, возможно, это была шутка, но я воспринял ее всерьез. В общем, готов был продолжать бой, словно передо мной Борис Лагутин, с которым мы столько лет соперничали. «Ого!» – воскликнул Али и что-то еще буркнул, мне потом перевели: вроде давай к нам на профессиональный ринг. Из аэропорта Али с Вероникой увезли в цирк на Цветном бульваре к Юрию Никулину, и снова мы с ним пересеклись уже через несколько дней в ЦСКА.
Здесь позвольте мне, поблагодарив Виктора Петровича Агеева за воспоминания, вставить и свои «пять копеек». В Али после путешествия по стране, в Узбекистан, приема у Леонида Ильича Брежнева, который подарил Мохаммеду свои часы, и других памятных встреч взыграло боксерское, и он предложил провести показательный поединок. Об этом мало кто знал, никаких билетов не продавалось, только приглашения для своих, читай – для боксерской общественности. Тем не менее мне удалось проникнуть в старый ледовый дворец, где все происходило.
Бой был необычный: против Али три наших ведущих тяжеловеса. Первым был Петр Заев, а ассистировал ему как раз Виктор Агеев. Чувствовалось, что Али в Узбекистане приняли по полной программе среднеазиатского гостеприимства, он заметно прибавил в весе, не так легко передвигался по рингу, но, в любом случае, манере своей не изменял, покачивал корпусом из стороны в сторону, так что достать его, к примеру, ударом в голову, было непросто. Что там подсказывал Заеву за канатами Агеев, я не расслышал, хотя находился почти рядом с рингом, только видел, как Петр левой рукой несколько раз «обработал» туловище Али, а правой все-таки умудрился нанести чувствительный удар в голову. Специалисты оценили действия Заева как выигрышные, хотя никакого официального судейства не было.
Немного отдышавшись, Али жестом дал понять, что готов продолжать поединок. Следующим его соперником был Евгений Горстков, а затем на ринг поднялся Игорь Высоцкий, известный тем, что он единственный, кто дважды одолел знаменитого кубинца Теофила Стивенсона. На мой непросвещенный взгляд, соперники больше щадили друг друга, нежели пытались осыпать друг друга чувствительными ударами, доказывая, что у них, образно говоря, в каждой перчатке по нокауту. В общем, сыграли и вничью, и в дружбу. У раздевалки мне удалось перехватить Али, он был краток, то ли очень устал, то ли куда-то еще торопился. «Я знал, что русские хорошие боксеры, но не думал, что они настолько хороши, мне было тяжело», – эти слова я занес в свой журналистский блокнот.
Спустя двадцать два года в олимпийском Сиднее я пытался напомнить Али о них. Но, едва раскрыл рот, чтобы поинтересоваться, вспоминает ли маэстро ринга свой приезд к нам, как на запястьях моих рук щелкнули наручники – мгновенно сработали два дюжих полицейских, сопровождавших Али. Все, однако, разрешилось миром: полицейские, заметив аккредитационную ксиву на моей груди, освободили меня из плена, а Али – он уже тогда был сильно болен, – услышав слово «Москва», на мгновение остановился и поднял вверх большой палец. Видимо, говорить ему было тяжело, но жест был понятен.
Он помнил Москву, а Москва помнила его, великого маэстро бокса.