Глава 3
Настя могла только догадываться, зачем ее вызвал к себе в кабинет сам граф Сокольский. Возможно, он хотел познакомиться с ней как с человеком, на воспитание которой доверили его родную племянницу. Может, еще что. В любом случае ничего страшного случиться просто не могло. Но Настю изнутри глодало плохое предчувствие.
За те два дня, которые она провела здесь, хозяин усадьбы ни разу не дал о себе знать. Как будто и не было его дома. А сегодня утром прозвучал звонок. В одиннадцать часов Насте предписано было прибыть в кабинет к Всеволоду Владимировичу – так звали графа. У него было одно отчество, у его сестры – другое, но Настю это не смущало. Еще дядя Витя объяснил ей, что у брата и сестры были разные отцы.
Ровно в назначенное время Настя находилась в просторной приемной, обставленной и декорированной под старину. Высокопарная красота. Настя подумала, что было бы нелепицей увидеть здесь стойку ресепшена с какой-нибудь белокурой красоткой с оголенными ногами. Но она этого не увидела. То ли граф понимал, что секретарша не впишется в интерьер его приемной, то ли не нуждался в ее услугах. Зато ей самой нужна была секретарша, которая могла бы доложить графу о ее прибытии. Сама она ломиться в богато инкрустированные двери не решалась. И Всеволод Владимирович не спешил выйти к ней.
Положение спас дворецкий. Этому средних лет мужчине с вытянутым лицом и заостренным узким носом как нельзя лучше бы подошла шитая золотом ливрея. Но граф придерживался старых традиций лишь в интерьерных и архитектурных изысках. Во всем остальном – строгий современный стиль, которому вполне соответствовал элегантный укороченный смокинг дворецкого. Он выразительно посмотрел на Настю, постучал в дверь, зашел в кабинет. Минут через десять вышел:
– Господин Сокольский ждет вас!
Она ожидала услышать эту фразу в несколько иной интерпретации: «граф Сокольский», но дворецкий назвал его господином, значит, так надо. Возможно, графом владельца усадьбы люди величали промеж себя. А может, громкий, почетный, но как-то не вписывающийся в современные реалии титул использовался и гремел на каких-нибудь светских раутах, где собирались новоявленные дворяне. А таких сейчас как собак нерезаных. Только в Москве существовало несколько фирм, в которых можно было купить любой титул вплоть до «наследника российского престола».
Всеволод Владимирович чинно восседал за массивным, опять же под старину, столом. Электрический светильник в форме канделябра освещал лежащую на столе тетрадь и авторучку в форме гусиного пера, которую граф держал над тетрадью. Но его лицо каким-то странным образом оставалось в полумгле. То ли у Насти разыгралось воображение, то ли она стала жертвой игры света, так или иначе, в какой-то момент ей показалось, что из темноты на нее смотрят два светящихся глаза. И только когда она подошла ближе, смогла увидеть лицо сидящего человека. Он действительно смотрел на нее. И глаза вовсе не светятся. Тусклые какие-то глаза, неподвижные, такое ощущение, будто они стеклянные. И лицо словно застывшая маска. По-мужски красивое лицо, четкие волевые черты, аристократическая линия носа, строгая строчка губ. И едва заметные полоски шрамов, которые совершенно его не портили. Одет он был просто. Светлых тонов тонкий джемпер из мягкой шерсти, который, по идее, должны были дополнять обыкновенные джинсы. Но нижняя часть тела, а соответственно, одежды была скрыта под столом. У Насти и мысли не возникло заглянуть под него. Зато других мыслей хоть отбавляй. Что он за человек, этот Всеволод Владимирович? Зачем он вызвал ее к себе? Почему у него такое суровое лицо? Почему он не предлагает ей сесть, хотя по левую руку от него находился кожаный диван-кушетка.
Настя робко поздоровалась, граф ответил ей едва заметным движением головы. И продолжал молча смотреть на нее, продолжал угнетать ее и без того подавленную психику.
– Я могу называть вас Настей? – наконец изрек он.
Но лицо не ожило, и взгляд не прояснился.
– Да, конечно.
– Тогда скажите мне, Настя, как так вышло, что вы обвинили мою сестру в пропаже моей супруги?
Это был не вопрос. Это был удар, шокирующий щелчок бичом.
– Я не обвиняла, – разволновалась Настя. – Я просто предположила.
– Да вы присаживайтесь, – едва заметно усмехнулся граф. И неторопливым движением руки показал на диван. – Не зря же говорят, что в ногах правды нет.
«Неужели правда находится в мягкой части тела?» – невольно подумала Настя, усаживаясь на ту самую часть.
Теперь она понимала, почему начиная со вчерашнего дня Елена Васильевна бросала на нее косые взгляды. Оказывается, она знала о ее разговоре с Кариной. Знала, но ничего ей не сказала. Но пожаловалась брату.
Граф молча ждал объяснений.
– Я ни в чем никого не обвиняла, – повторила она.
Возможно, Карина была здесь ни при чем. Возможно, их недавний разговор подслушивался или даже фиксировался на видеопленку. Но ведь она не заметила в комнате скрытых видеокамер. Впрочем, ее глаз недостаточно наметан для того, чтобы видеть все. Могла и не заметить.
– Да вы успокойтесь, – сказал граф. – Никто не собирается вас наказывать. Но и поощрения не ждите. Как у вас могла возникнуть мысль, что моя сестра могла причинить зло моей супруге?
– Не возникло у меня такой мысли, – мотнула головой Настя.
Но граф не принял ее объяснения. Он пронизывающе смотрел на нее, призывая к правде. Так смотрел, что Настя не выдержала.
– Да, возникла, – сдалась она.
– Почему?
– Вы уверены, что хотите это знать? – неожиданно для себя взбодрилась Настя.
В конце концов, что сможет сделать ей этот человек? Убивать он ее не станет, калечить тоже. Самый максимум – уволит. Но не такая ж это и беда. Настя постарается убедить себя в том, что не было никакой усадьбы. Как не было никакого Сергея с его заданием. Побитой собакой с поджатым хвостом Настя к нему не пойдет.
– Уверен.
В конце концов Сокольский – не маленькая девочка, которую она должна была щадить. Он взрослый мужчина, и она может смело загонять его в тупик. Хотела бы Настя загнать его в тупик. Но вряд ли это получится. А если получится, то уж точно не сейчас.
– Ваша сестра назвала вашу супругу вертихвосткой.
Настя и не хотела выдавать Елену Васильевну, но ведь шило и без того уже вылезло из мешка. Наверняка граф прослушал весь записанный на пленку разговор.
– Откуда у вас такие сведения? – совершенно спокойно спросил он.
Нужно было напрячь воображение, чтобы различить скрытое в его голосе удивление.
– Карина сказала.
– Кто дал вам право допрашивать девочку?
И возмущение графа не прорывалось наружу, но это вовсе не значило, что у него на душе полный штиль.
– Я не допрашивала. Я просто пыталась разговорить Карину.
– То есть войти к ней в доверие, – с невозмутимым видом уточнил Сокольский.
– Да, если вам угодно. Я пыталась отвлечь Карину от компьютера, предложила ей конную прогулку. А она в ответ предложила мне поиграть в детективов. Узнала, что я работала в милиции, и предложила.
– Как она это узнала? Зачем вы это ей сказали?
Это был самый настоящий допрос. Настя вдруг поняла, что граф многого не знает. Значит, не было никакой аудио– и видеозаписи. Неужели Карина разболтала?
– Она спросила, где я научилась кататься на лошадях. Я ответила, что в школе конной милиции. Училась я в университете, а туда нас возили. В общем, я работала в милиции дознавателем. Карина решила, что я детектив и могу найти вашу супругу. Вернее, предложила вместе ее искать. Я стала ее отговаривать.
– Зачем?
– Понимаете, я знала один случай. Сын пытался найти убийцу своего непутевого отца. И нашел. Им оказалась его мать. Потерял и отца, и мать. – Это была история, которую Настя придумала на ходу и в свое оправдание.
Но ведь и в реальности такая история могла произойти. А может, и было что-то подобное.
– Я подумала, что ваша супруга не просто могла пропасть, она могла погибнуть. Поверьте, мне стало страшно, когда я представила, что Карина своими руками подведет под монастырь свою мать. Признайте, это слишком жестоко для маленькой девочки.
– Что ж, звучит убедительно. Действительно, вы отговаривали Карину. И это правильно. Но вы не должны были обвинять в преступлении ее мать.
– Я не обвиняла. Я просто вспомнила эту чудовищную историю с убийцей отца.
– Я не слышал этой истории, – покачал головой граф.
– Да, но зато вы должны были слышать об истории Павлика Морозова, – парировала Настя.
– Разумеется. Значит, вы не хотели, чтобы Карина оказалась в шкуре Павлика Морозова. Признаться, я бы тоже этого не хотел. Но вы должны знать, что Елена Васильевна никогда бы не посмела поднять руку на человека, тем более на мою супругу. А то, что она назвала Майю вертихвосткой...
Граф задумчиво покрутил в руках авторучку.
– Возможно, у нее были на это свои причины.
– Поймите, у меня и в мыслях не было обвинять Елену Васильевну.
– В мыслях – было, – отрезал Сокольский. – Но было ли желание?
– Ну, в мыслях, может, и было. Но с точки зрения детективных сериалов, о которых мы заговорили. А желания искать преступника не было. Да, я служила в милиции, да, я занималась дознанием. Но с этим покончено. Я не хочу там больше работать.
– Почему?
– Видите ли, не мое это призвание.
– Хотите сказать, что работать воспитательницей у двенадцатилетней девочки – это ваше призвание?
– Я в этом не уверена. Но за это хорошо платят. Да и жить в таком великолепном дворце... Поверьте, это гораздо лучше, чем нюхать казенную пыль в мрачных казематах РОВД. И так не хочется уезжать отсюда.
– Куда уезжать?
– Домой. Я так понимаю, что мне здесь больше не работать.
– Кто вам такое сказал?
– Никто. Но вы мне дали понять.
– Я дал вам понять, что вы не должны делать скоропалительные выводы. И тем более пугать ими мою племянницу.
– Я не хотела, так вышло. Сама о том очень жалею.
– Впрочем, я мог бы вас уволить. Но Елена Васильевна просит не делать этого. По ее мнению, вы поступили правильно, что удержали Карину от глупой забавы. Но, конечно же, ее задело, что вы заподозрили ее в гибели моей супруги.
– В гибели?
Настя прикусила язык, но было уже поздно. Слово – не воробей.
Граф нахмурил брови, взгляд стал еще жестче. Все-таки смогла Настя вывести его из душевного равновесия. Но это еще далеко не тупик.
– Думаете, что поймали меня на слове? – мрачно усмехнулся он. – Нет. Я не оговорился. Моя супруга исчезла, я не знаю, где она и что с ней. И не допускаю мысли о том, что ее нет в живых. А вот вы эту мысль допустили. И озвучили ее в разговоре с моей племянницей. И мою сестру вы заподозрили именно в убийстве.
– Да, но это не совсем так.
– Хватит оправдываться, – поморщился граф. – Похоже, теперь в убийстве моей супруги вы подозреваете и меня.
– Кто я такая, чтобы кого-то в чем-то подозревать?
– Вот я и спрашиваю, кто вы такая? – пристально посмотрел на нее граф.
Только сейчас Настя заметила, что один глаз у него как будто не живой. Как будто это был великолепно выполненный стеклянный муляж. Впрочем, что с того, если это действительно так? Стеклянный глаз не мог служить уликой против графа.
А что, если есть улики? Что, если граф действительно замешан в исчезновении, а вместе с тем и убийстве своей супруги? Ведь Сергей же выдвигал такое предположение.
– Я – маленький человек, и мое дело маленькое. Моя вина в том, что в свое время я была дознавателем.
– Еще скажите, что у вас аналитический склад ума.
– Не знаю. Но какие-то процессы там идут. Это как остаточное напряжение в выключенном телевизоре. Не опасное, но неприятное.
– Это верно, не опасное, но неприятное. Не опасное в том смысле, что бояться мне совершенно нечего. А неприятное в том, что мне бы не хотелось, чтобы кто-то без моего ведома лез в наши семейные дела.
– Я не лезу. Но раз уж у меня сложилась такая репутация, мне придется взять у вас расчет. Хотя какой может быть расчет за два дня работы?
– Только давайте без истерик, – поморщился граф. – Никто вас ни в чем не упрекает. Просто есть просьба – не берите на себя то, о чем вас не просят. А то, что Карина захотела поиграть в детективов, так это пожалуйста. Это ее право. Все, вы свободны!
Последняя фраза прозвучала как пощечина. Из кабинета Настя выходила, чувствуя себя оплеванной.
Она понимала, что вряд ли граф ограничится профилактической беседой. Наверняка он наведет о ней самые подробные справки. Узнает, что когда-то она работала в одном отделе с Сергеем Гонтовым, узнает об их взаимной дружеской симпатии. Сергей – частный детектив, Настя приходила к нему устраиваться на работу – это можно узнать через бывшую, а может, все еще настоящую секретаршу Надю. И если все это всплывет, Настю в два счета выведут на чистую воду. А все это может всплыть. У графа есть люди, способные решить такую задачу.
О Сокольском Настя знала совсем немного. Его прошлое было покрыто мраком, который, пожалуй, мог бы развеять дядя Витя. Мог бы, если бы захотел. Но в том-то и дело, что эту тему он старался обходить стороной. Есть только официальные сведения о Сокольском. И те получены от Сергея. Родился, пошел, закончил, поступил. Но в автобиографических данных невозможно было разглядеть его внутреннюю суть. Можно было только предполагать, что не все с ним ладно. Невозможно честным путем стать крупным акционером свинцово-цинкового комбината – разбогатеть, озолотиться, восстановить себе в угоду заброшенную графскую усадьбу.
Сокольский не простой смертный да и не пытается казаться таковым. И если он виновен в исчезновении собственной жены, уличить его в этом будет практически невозможно. И лучше не пытаться ставить на него капканы. Увы, но Настя должна была признать, что ее миссия провалилась. Никто пока не знает, зачем она здесь и на кого работает, но ее уже взяли на заметку. Возможно, уже взяли под тайное наблюдение. Может быть, граф потому и не увольняет Настю, что хочет держать ее в поле своего зрения. Если враг виден как на ладони, то это уже не враг, а жертва.
В расстроенных чувствах Настя вошла в угловую гостиную, откуда собиралась пройти в открытый холл второго этажа. Рядом с апартаментами, которые занимало избалованное дитя, находилась ее комнатка. Там вещи, там сумка, в которую она их сложит. Но ее остановила Елена Васильевна. Она спускалась по лестнице ей навстречу. Молча показала ей на диван. Так же, как в первый день их знакомства, вернее, деловых отношений, села рядом с ней, сложив на коленях руки. Сожалеющий проникновенный взгляд.
– Я знаю, вы были у Всеволода, – отнюдь не злорадно сказала она.
– Была.
– Зачем?
– Это вы у меня спрашиваете?
– У него. Он не должен был вас вызывать. Я просила. Настя, не поймите превратно, но я должна держать его в курсе всех событий. Как-никак он хозяин дома. Поверьте, я совсем не держу на вас зла. Хотя вы сами должны понимать, что совершили ошибку. Наверное, только так и можно было вразумить Карину.
– Я совершила ошибку. Я ее осознаю. И прошу отпустить меня домой.
– И не думайте. Карина в вас души не чает. Никакого сравнения с Инной Борисовной. Вы сумели найти к девочке подход.
«Что не помешало ей наябедничать на воспитательницу», – мысленно продолжила Настя.
– Так что есть предложение забыть о возникшем недоразумении, – мягко улыбнулась Елена Васильевна. – И продолжить нашу работу. Кстати, Карина хотела бы сегодня покататься на яхте. Я уже отдала распоряжения. Надеюсь, вы умеете плавать?
– Умею, – кивнула Настя.
– Впрочем, подстраховка будет и без того. Но вы должны понимать, что большая часть ответственности возлагается на вас.
– Понимаю. А за свою глупость я прошу прощения.
– Ну, мы же договорились, что забыли об этом.
Елена Васильевна была так мила и обаятельна, что Насте расхотелось увольняться. Одну глупость ей уже простили, а вторую она не простит сама себе. В конце концов, она здесь на задании. К тому же не так уж и плохо здесь работать. Да и жалованье не будет лишним.
Карину она нашла в ее комнате. Девочка стояла у окна и смотрела на озеро, где специальная команда готовила к отплытию круизную яхту. Услышала легкий шорох позади себя, оглянулась. Обрадовалась Насте, но улыбка тут же сошла с ее лица. Сначала опустились глазки, затем и головка склонилась на грудь.
– Я знаю, ты на меня злишься, – горько вздохнула Карина.
– За что?
– Как за что? Я на тебя маме пожаловалась. Ты же у дяди на допросе была!
– На допросе?! – улыбнулась Настя. – Мы же договорились: никаких игр в милицию. Ни допросов, ни следствий.
– И никаких доносов, – дополнила Карина. – Все-таки ты на меня злишься.
– Нет, конечно.
– Но доверять ты мне уже не будешь. И в разведку со мной не пойдешь.
– И в разведку пойду, и в морское плавание по озеру.
– Правда? – расплылась в улыбке девочка. – А какой костюм ты наденешь?
– Ну, не знаю, – пожала плечами Настя.
Она вдруг вспомнила свою шелковую псевдотельняшку, в которой так любил видеть ее Вадим. Там, в Москве, она надевала ее прямо на голое тело и щеголяла в ней до тех пор, пока он с вожделенным ревом не набрасывался на нее. Нет Вадима, нет любви. Вот где настоящая трагедия. А то, что случилось сегодня, малый пустяк по сравнению с этим. Так что и переживать нечего. Яхта так яхта. А тельняшку она все-таки наденет – но вовсе не в качестве ночной пижамы. С джинсами наденет, с кроссовками.
– У меня треуголка есть, как у капитана Флинта.
– А говорящий попугай есть?
– Нет, – отчаянно мотнула головой Карина.
– А камзол с золотыми пуговицами?
– Тоже нет.
– Жаль, а то бы из меня вышел настоящий капитан Флинт.
Не было попугая, не было камзола, зато Настя нашла еще один элемент, чтобы вкупе с черной треуголкой создать облик знаменитого капитана. Она закрыла правый глаз черной повязкой. Известно же, что капитан Флинт был одноглазым.
В таком виде она и показалась перед Кариной. Девчонка пришла в восторг:
– Я тоже так хочу!
– Два капитана на одной яхте – это слишком, – Настя изобразила грозный взгляд.
– А я хочу!
Карина тоже сделала себе повязку на глаз, клипсу на ухо прицепила, тушью нанесла на щеки несколько черных полос. Пиратскую бандану на голове сооружать не пришлось: девчонка и без того с ней не расставалась. Настя не увидела ничего плохого в этом бутафорском наряде и вместе со своей подопечной отправилась на лодочную пристань.