Глава 7
Ресторан сверкал и гремел – там был праздник. На ярко освещенном помосте надрывался оркестр, с десяток танцоров выделывали замысловатые па, суетились официанты, раздавались пьяные голоса и хохот. Я пытался найти Гиббса, но в суматохе трудно было что-либо разобрать, метрдотель только поморщился и отвернулся прочь, когда я прокричал ему свое имя. Потом он все же проявил интерес и отвел меня к пустому столику в стороне. Я просидел в одиночестве с полчаса, а затем появился Гиббс и сразу направился ко мне, не обращая внимания на шум и суету вокруг.
Мы поздоровались очень даже чинно, и я поймал себя на мысли, что его внешность не удивляет меня теперь, будто мы знакомы уже многие годы. «А вы ничуть не изменились, – заметил Гиббс в свою очередь, – впрочем, в вашем возрасте уже не меняются так быстро. А в моем – тем более…» Он покряхтел, усаживаясь, потом прищурился и добавил: – «И, смотрите-ка, все еще назад не сбежали – не иначе, нравится вам тут». «А почему, собственно…» – начал я с обидой, покоробленный фамильярным тоном, но Гиббс вдруг вскочил, поймал за рукав проходящего мимо служителя в ливрее и стал что-то втолковывать ему вполголоса, сделав шаг в сторону и отвернувшись – так, чтобы мне не было слышно. Тот лишь моргал, вытянувшись и замерев, потом рьяно кивнул и потрусил прочь спорой рысцой, а Гиббс вновь оказался на своем стуле, коротко извинился, закурил тонкую сигару и заговорил довольно-таки сурово, уставившись мне в переносицу.
«Собственно, не почему – это я так, шучу, – уточнил он с непонятным холодком, – отсюда кстати сбегают не многие, а иных и силой не выставить – ни силой, ни пинком… Однако, шутки шутками, а я к вам за ответом. Вы как, улавливаете, о чем речь?»
«Что ж тут не уловить? – буркнул я все так же обиженно. – Значит все-таки идете? И приглашение в силе?»
«А то как же, – Гиббс сделал удивленное лицо и повторил нетерпеливо: – Я к вам за ответом, все пока в силе – давайте, решайте. Я сейчас встречаю людей, тут у нас общий сбор – все обсудим и распишем по нотам. Так что, либо представлю вас, либо нет – и нет уже насовсем, подыщем тогда кого другого, невелика потеря».
Он помолчал, будто размышляя, потом ухмыльнулся мне через стол и продолжил вкрадчиво: – «Только вот дурака я из себя делать не привык – если решитесь все же, то прошу уж потом не вилять – заметьте, не пугаю, нет, а просто прошу. А то случается, знаете – робеют, но признаться стыдятся. Так что вы не стыдитесь лучше – признавайтесь и разойдемся – а если уже надумали, то тогда конечно дело другое, считайте, что протекция у вас в кармане, никто и не пикнет. Я обещал и слово держу», – добавил он патетически, потом откинулся на спинку стула и запыхтел дымом, выжидательно глядя на меня.
«Интересно, – протянул я, – почему это сразу ‘робеете’? Быть может у меня дела неотложные и другой план, а в дюны мне и не хочется вовсе. Я конечно понимаю – если уж сказал, то сказал, я сам не люблю, когда темнят да оговариваются раз за разом, но все же, согласитесь, вы меня вызвали так внезапно и хотите теперь как с ножом к горлу…»
«Много-то вы понимаете, – бесцеремонно перебил меня Гиббс, – а все туда же – к горлу, да с ножом…» Он глубоко вздохнул, затушил едва начатую сигару и растопырил перед собой освободившуюся ладонь. «Во-первых, – загнул он указательный палец, – в дюны хотят все. Кроме тех конечно, кто про них не знает, но таких мы исключаем и вычеркиваем сразу. Во вторых, – он снова загнул палец, – если уж не робеете, то значит… – Гиббс подумал, посмотрел на ладонь и загнул еще один, – то значит просто трусите, это уже в третьих, и тогда вам с нами не по пути, сами понимаете почему. И наконец, – он сжал всю ладонь в кулак, – наконец, в-четвертых и в-пятых – ну при чем тут другой план, скажите на милость? Вы тут ищете кого-то – так? – Я кивнул. – Еще не нашли, раз до сих пор в городе – так? – Я снова кивнул. – Ну вот видите, – махнул рукой Гиббс, – а вы – план, план… Небось даже и не знаете, где искать – ни где, ни как – вот и начните с дюн, вместе поищем, я вам обещаю. К тому же, ведь если он там, то здесь рыскать совсем уж глупо», – он скорчил сочувственную гримасу и хитро на меня посмотрел.
«Ну да, – мрачно согласился я, с досадой осознавая, что мне нечего возразить ни на один из косноязычных доводов, – это да, все глупо, я только вот не знаю, что умно. И вас, Гиббс, не знаю, и люди ваши мне незнакомы…»
«Ерунда, познакомитесь, – Гиббс небрежно махнул рукой, – не вопрос. Вопрос в другом – мы еще вокруг да около бродим, или вы уж ответите мне наконец? Поразмыслить-то у вас время было, а меня ждут, прошу заметить».
Он снова стал смотреть в упор, теперь уже в самые зрачки, не моргая, и я не выдержал взгляда. Губы сами собой растянулись в безвольную усмешку, а голова поникла, как у виноватого школьника. Хотелось сказать ему многое – и разъяснить что-то, и спросить – но, как и всегда, на разъяснения не было времени, да и слушать их он конечно не стал бы. «Иду, иду с вами», – проговорил я покорно, потом поднял на него глаза и еще утвердительно кивнул. «Вот и хорошо», – сказал Гиббс совершенно спокойно и с некоторой даже ленцой. Взгляд его потух и устремился куда-то поверх меня, не фокусируясь ни на чем. «Хорошо, – повторил он без всякого выражения, – подождите тут с четверть часа, сейчас я их приведу», – после чего крепко пожал мне руку и поспешил к выходу, а я остался сидеть без движения, ощущая непонятную усталость и прикидывая неохотно, как же все вышло на самом деле – сделал ли я то, чего и впрямь желал подспудно, или же просто поддался напору, позволив смутить себя, запутать и просто-напросто сбить с толку.
В любом случае, раскаиваться было поздно. Оно и к лучшему, уверил я себя, по крайней мере, одной занозой меньше. Побываю в дюнах, диковинных и недоступных, поставлю полноценную галочку в списке – и переменных поубавится, и, глядишь, прояснится кое-что по части множества смыслов. Интересно, может ли и Юлиан оказаться там?..
Гиббс привел компаньонов очень скоро – очевидно, они действительно ждали неподалеку. Это была живописная группа – на них оглядывались, когда они пробирались через весь зал. Сам Гиббс вышагивал впереди, уверенно прокладывая путь, за ним следовали двое молодых мужчин явно не городского вида, а сзади, отставая и оглядываясь по сторонам, шли две женщины, одна из которых, постарше, куталась в длинную темную шаль. Увидев меня, Гиббс выразил шумный восторг, будто это не с ним мы расстались совсем недавно, а спутники его сбились в кучу, пристально нас разглядывая. Потом, после короткого замешательства, начались знакомства. Женщина в шали назвалась Сильвией и подтолкнула вперед свою подругу Стеллу, что была гораздо моложе и выглядела смущенной. Та неловко сделала что-то похожее на книксен и снова стала глядеть в пол. Мужчин представил Гиббс. «Кристофер», – сказал он, указав на первого, повернулся ко второму и вновь повторил: – «Кристофер», – широко при этом ухмыльнувшись. Оба Кристофера тут же прыснули со смеху, а Сильвия взяла второго за руку, заставила раскрыть ладонь и пропела низким голосом: – «Кристофер-два, не путать…» – и мужчины снова засмеялись, а на ладони и впрямь была нарисована чернилами жирная двойка. Отсмеявшись, все уселись и приняли серьезный вид, хоть второй Кристофер еще несколько раз показывал свою ладонь первому, и оба они при этом беззвучно хихикали, а я заметил во рту у Кристофера-первого большой золотой зуб и подумал, что так и буду их различать, если не придумаю ничего получше.
Пока заказывали еду, я присматривался к ним ко всем. Кристоферы вблизи еще более походили на сельских парней – оба крупные, круглолицые, очень крепкие на вид, с толстыми шеями и большими руками. Первый был одет в вязаную кофту фиолетового цвета и яркую синюю рубашку, а второй – в широченный пиджак, топорщившийся на плечах, и черный свитер под ним. Оба – темноволосые и коротко стриженные, туповатые и неусидчивые; они вертелись на стульях, оглядываясь и подмигивая, от них мельтешило в глазах. Женщины, напротив, сидели очень спокойно, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Сильвия, та что постарше, лет сорока, сняла шаль и осталась в темном шерстяном платье с длинными рукавами, смягчающем ее крупные, несколько расплывшиеся формы. Когда-то она наверное была красива острой, быстро увядающей красотой и сейчас еще сохраняла ее следы – чувственные губы, большие темные глаза, шикарные волосы рыжеватого оттенка без малейших следов седины. Многое в ней говорило, что она знавала лучшие дни и лучших людей, но теперь покорилась времени, отобравшему молодость, не простив ему, однако, и затаив обиду. Рядом с ней Стелла выглядела простушкой, но что-то в ее скуластом лице притягивало взгляд – какая-то северная холодная прелесть, вечный ледник, отшлифованный снежный наст. Ее светлые волосы растрепались небрежно, серо-голубые глаза смотрели без всякого выражения, а рот был сжат в линию, будто проведенную карандашом, но некая глубинная сила угадывалась за внешней оболочкой, и я, засмотревшись, даже прослушал вопрос, с которым ко мне обратился Гиббс.
Извинившись, я переспросил, и Гиббс глянул на меня с издевкой, а потом перед нами поставили закуски, и разговоры прекратились совсем. Было слишком шумно, оркестр казалось стал еще громче, так что за ним почти уже не было слышно пьяных криков. Я заметил, что Стелла ела очень мало, лишь для вида ковыряясь в тарелке, а Сильвия, сидевшая рядом с Гиббсом, что-то говорила ему в ухо, шептала и шептала, изредка поглядывая на меня, пока тот не сморщился и не отвернулся. После кофе Гиббс что-то сказал официанту, и нас отвели в соседний зал, где было немноголюдно и гораздо тише. Мы вновь расселись, и Гиббс заказал бренди.
«Мы выходим завтра, – заявил он веско, – надо быть наготове рано утром, я еще не знаю точного часа. Растолкуйте ему, что взять – если вдруг чего нет, так захватите для него», – обратился он к Кристоферам, и те, посмеиваясь и переглядываясь, стали довольно толково перечислять: мыло, спички, сигареты, мазь от комариных укусов, мазь от песочного лишая – нету? – теплую куртку, теплый свитер – нету? как это вы без него, ладно, прихватим – и т.п. Я старался запомнить все это, потом стал было записывать карандашом на салфетке, но устыдился Сильвии со Стеллой и бросил, а с Кристоферов тем временем уже слетела глуповатость, они теперь говорили с Гиббсом, обсуждая маршрут – и говорили коротко и здраво. Я вслушивался, повторяя про себя незнакомые мне слова, будто пытаясь представить расстояния и ландшафты, вновь поддаваясь очарованию неизвестного, как и неделю назад, едва познакомившись с Гиббсом и узнав про путешествие, в которое меня так внезапно вовлекли. Все звучало очень правдиво, я верил каждой фразе и поневоле проникался уважением к моим будущим спутникам – при всей простоватости их облика и комичности манер – незаметно свыкаясь с мыслью, что и впрямь отправлюсь куда-то вместе с ними, уверенными и сильными, доверившись им в чем-то таком, в чем сам ничего не смыслю. Каковы они на самом деле – из тех ли, не находящих себе места, что остро ощущают неприкаянность и оттого стараются держаться один другого? Тогда они выбрали меня по праву – наугад, но метко – ведь и я из той же породы, и значит это не случайность, что я сижу тут с ними сейчас. Или может напротив, они просты и обычны, неотличимы от прочей человеческой массы, пусть им, как порою и мне, отчего-то не сидится дома? Но если так, и они как все, лишь только непоседливей немного, то есть ли мне место среди них?.. Или нет, не нужно упрощать – ведь почему-то мы идем как раз туда, куда такие, как все, не добираются вовсе, а меня еще и ведут чуть ли не насильно или во всяком случае вопреки моим планам. Значит что-то все-таки в них не так, в этих пятерых – я-то думал, что погорячился в своем подозрении, ан нет, если копнуть поглубже, то все еще более странно – а значит что-то не так и во мне… Конечно, это совсем не новость, но, согласимся, она никогда не звучала утвердительно без обиняков, всякий раз оставляя лазейки-сомнения, с которыми как-то легче – потому каждое новое подтверждение тревожит и бередит. А еще бередит и совсем другое – смогу ли я сжиться с ними, влиться в маленькую группу и стать своим? Как ни крути и ни бравируй, но этого тоже хочется отчего-то – хочется каждый раз, хоть разочарования всегда тут как тут. Быть может я просто еще не научился? Вдруг в этот раз все получится, и меня оценят как должно?..
Так или иначе, предприятие, еще сегодня днем казавшееся фикцией, стремительно обретало реальные черты. Я хотел произвести впечатление получше – сидел и слушал с неослабным вниманием и даже кивнул несколько раз на какие-то вопросы, обращенные вовсе не ко мне. Один из Кристоферов – тот что с золотым зубом, без двойки на ладони – посмотрел на меня хитро, и по лицу его скользнула ехидная усмешка, но я не обиделся, подумав про себя, что ни у кого из них еще не было повода принять меня всерьез, чтобы считаться со мной по-настоящему, но это дело поправимое, случай представится, а одернуть насмешников я сумею не хуже любого. Да и не стоило с самого начала заводить склоки на пустом месте и выказывать свою неуживчивость, пусть даже и миролюбивую вполне.
Заскучавшая Сильвия повернулась ко мне и спросила негромко: – «Как тебя звать, красавчик, я не запомнила?» Я назвался, несколько смущаясь, а она взяла мою руку в свою и проговорила мягким голосом: – «Ну, будем знакомы, ты мне нравишься», – и посмотрела долгим прямым взглядом, а я не отвел глаза, думая о ее теплых пальцах и о том, смогу ли я ее соблазнить за время нашего похода.
Сколько, кстати, он продлится? – Мне никто не сказал – и я отнял руку, неловко пробормотав что-то в ответ. Сильвия усмехнулась понимающе, зная свою власть, а я обернулся к Гиббсу и спросил, перебив одного из Кристоферов, на сколько мы уходим из города. Гиббс однако не обратил на меня внимания, занятый исключительно Кристоферами, которые рисовали какую-то схему на клочке бумаги. Еще одна карта, любят здесь карты, подумал я, а Сильвия опять взяла меня за руку и сказала успокаивающе: – «Не очень долго, не волнуйся, неделю может быть или две», – и мне не хотелось убирать руку в этот раз, она сама положила ее на стол, всмотрелась в нее, провела пальцем по линиям у запястья и показала что-то Стелле, но та отвернулась, не проявив интереса. «Что вы хотели?» – вдруг обратился ко мне Гиббс, разделавшись видимо с Кристоферами, которые снова стали ерзать и переглядываться. Я повторил вопрос, и Сильвия встряла недовольно: – «Неделю или две, я ему уже сказала», – а я заметил, что все еще держу руку на столе, раскрыв ладонь, и, смутившись, убрал ее и сунул в карман брюк.
«Значит так, – сказал Кристофер I, оглядев всю компанию, – подводим, как говорится, черту и сумму. Ничего лишнего не брать, вы уже знаете (Сильвии со Стеллой) – туриста касается (мне). Понесем много, как всегда, всем придется помогать. Которые белоручки, потерпят», – он глянул на Стеллу и подмигнул. Та спокойным, чуть презрительным голосом произнесла страшное ругательство. «Ну да, я и говорю, потерпят», – подтвердил Кристофер, ничуть не смущенный. «Так, босс?» – спросил он Гиббса, но тот только вяло кивнул, глядя рассеянно и думая о чем-то своем. Все замолчали. Кристоферы туповато смотрели в свои рюмки, их грубые черты расплылись, II почесывал небритую щеку. Я заметил вдруг, что у них глаза разного цвета – у первого коричневые, а у второго голубые, ярче чем у Стеллы, причем второй немного косил. «Коньячок-то недурен, – лениво процедил Кристофер II, перестав чесаться, – балуешь нас, босс». Гиббс усмехнулся, ничего не сказав, а Стелла заявила, что коньяк – дерьмо, и я глянул на нее с уважением, но она все так же не смотрела в мою сторону, будто меня и не было здесь.
Плевать на нее, подумал я сердито, что возьмешь – девчонка из простонародья, рыбья кровь. Мои мысли были заняты не Стеллой, а Сильвией, чья мягкая рука и большая грудь не давали покоя, тревожили и будили воображение. Я посматривал на нее украдкой, а она избегала моих глаз, но знала конечно, что я смотрю, и это волновало само по себе, как занятный поединок, происходящий у всех на виду, но незаметный никому другому.
Потом, ночью, мне приснился стыдный сон, и Сильвия была в нем, но до того пришлось о ней забыть – более властные силы смешали вдруг мои мысли. Утомившись молчанием, я пошел в туалет, и со мною отправился Кристофер II –не знаю, случайно или не совсем. Он стоял у писсуара, бормоча что-то вполголоса, будто и не замечая меня, а потом наклонился к умывальнику, пиджак его чуть задрался, и под ним тускло блеснула рукоятка пистолета, засунутого за пояс. Кристофер, поняв, куда я смотрю, обернулся и осклабился, как ни в чем не бывало, а у меня сразу вылетели из головы и Сильвия, и Гиббс – не потому, что я испугался, просто мой секрет ожил вдруг, напомнив мне, зачем я здесь, и что лежит у меня в чемодане у самого дна, под рубашками и бельем.
«Что, нравится штучка? – Кристофер достал пистолет из-под пиджака и держал его на ладони, придерживая пальцем за спусковую скобу. – Не бойся, не заряжена», – он глупо хохотнул, отошел к высокому матовому окну и поманил меня к себе. Я приблизился нехотя, стараясь держаться по возможности независимо, и сказал тоном знатока: – «Да, штука неплоха, но мне револьверы больше по вкусу, – потом подумал, что выказывать свои скромные познания очень недальновидно, и прибавил, вздохнув: – Впрочем я не очень разбираюсь, да мне и ни к чему».
Кристофер окинул меня быстрым взглядом и подтвердил насмешливо: – «Ну да, тебе-то ни к чему. А мне – так в самый раз…» Он поднес пистолет ближе к свету и добавил: – «Смотри». Я послушно вытянул шею. Это был «Глок», превосходный австрийский экземпляр, довольно-таки новый, судя по типу предохранителя. Я и сам хотел такой, но за него заломили бы вовсе несусветные деньги, да и мой кольт ничуть не менее надежен, если на то пошло. По крайней мере, так уверяли авторитетные издания, которые я перечитал во множестве, но сейчас вовсе не собирался демонстрировать свою осведомленность.
«Хорош, – уважительно кивнул я головой, – далеко бьет? Прицельно?»
«Близко не покажется, – Кристофер вновь издал глуповатый смешок. – Читай вот здесь».
У основания рукоятки был выбит штамп завода-изготовителя «Штейер-Даймлер-Пух», похожий на детскую считалку, а чуть выше виднелись вытравленные кислотой буквы «НВГ» – не иначе, инициалы какого-то амбициозного владельца. «Именной, – уважительно протянул Кристофер, – не просто так – чей-ничей. Именные – они ценятся ого-го как».
«Ты его вместе с именем купил?» – спросил я холодно, желая уколоть его и несколько одернуть. Уж очень самодовольно куражился он на пустом месте, да и безапелляционное «тебе ни к чему», брошенное на основании одного беглого взгляда, задело меня больше, чем казалось поначалу. Кристофер насупился было, но потом вновь ухмыльнулся и сказал спокойно: – «Я не купил, я отобрал. Могу тебе продать, если деньжата водятся. Не желаешь? Ну, как знаешь…» Он взял пистолет двумя руками, направил на противоположную стену и проговорил дурашливо: – «Штейер, Даймлер… Пух-х-х!» – после чего снова сунул его за пояс, и мы пошли назад в ресторанный зал, причем уши у меня горели, а в голове вертелось что-то лихое и мужественное, больше всего походящее на бравурный марш.
Все уже собирались уходить, ожидая только нас. Гиббс сказал еще несколько фраз, вновь пожал мне руку, пытливо глядя в глаза, и мы распрощались – без лишних слов, но со значением и чувством. Сильвия, проходя мимо, слегка задела меня тяжелым бедром и усмехнулась в сторону. Второй Кристофер еще раз показал украдкой ладонь с нарисованной двойкой, и я вежливо улыбнулся, понимающе подняв бровь, чувствуя себя принятым в новую компанию, пусть пока еще на временных, очень шатких правах.
Тем же вечером, запершись в номере, я достал со дна чемодана свой кольт, осмотрел его, как следует смазал и переложил в дорожную сумку вместе с запасной обоймой и кое-какими мелочами. Ближе к полуночи в дверь постучал посыльный от Кристоферов и передал мне увесистый пакет, в котором оказались свитер из грубой шерсти, водонепроницаемый плащ и два тюбика зеленоватой мази. Сборы были закончены. Я представлял себя первопроходцем в преддверии вояжа, но было неспокойно, что-то теребило внутри, я ощущал чужую волю, влекущую меня, но не имел сил противиться. Предмет беспокойства не давался раздумью, я был слишком возбужден, и мысли перескакивали с одного на другое, не выстраиваясь послушной цепочкой. Вновь замерцал перед глазами вопросительный знак, перекочевавший теперь в другое место, и я цеплялся за свой секрет, как за средство, что поможет избавиться от него или уж сжиться с ним навсегда. Но хватка моя слабела невольно, какая-то сила перетягивала меня к иному – к неизбежности, к грозной власти, что, я знал, имеют отношение и к секрету, и к вопросительному знаку, но не подчиняются мне ни на малую малость. И я стремился туда, непреодолимо желая играть с огнем, хоть, быть может, стоило поостеречься или хотя бы спросить совета – например у моей дорогой Гретчен, которая не обманула бы меня, если бы вообще захотела понять, о чем я веду речь.
Но Гретчен не было со мной, и не было ни одной из давнишних подруг, щедрых в объятии и милой болтовне. Ночь дарила одну лишь пустоту, а потом еще и призраки обрели лица под покровом тьмы – казалось, надо мной склоняются два звероподобных Кристофера в клочьях свалявшейся шерсти, а сзади Гиббс с козлиной бородкой науськивает их, играя плетью. Я не чувствовал к ним злобы, хотел говорить с ними и силился подать знак, но видел острые клыки и отворачивался, негодуя. Потом, очнувшись от дремы, шел в ванную и глотал воду с привкусом железа, глазел в темноту, в сторону океана, будто силясь понять, что там меня ждет. Снова засыпал и просыпался в поту, пока наконец в одном из беспорядочных сновидений мне не явилась большая мягкая женщина со знакомым лицом, в которой я растворился без остатка, успокоившись до утра.