И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он победоносный, и чтобы победить.
И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными…
Откровение святого Иоанна Богослова. Глава VI, стих I – VIII.
– Что, прямо кровью расписываться? – удивился человек в богатой златотканой мантии с замысловато вышитыми запретными рунами, которую он надел специально по этому случаю.
– А ты думаешь, мы тут с тобой козами торгуем?! – удивился невысокий полный мужчина в пропылённом дорожном мятеле. Хламида топорщилась на нём, подвязанная плетёной сыромяткой вокруг пояса и смешно пузырилась на пузе. Это делало гостя похожим на раздобревшего с жертвенных податей жреца.
– Режь перст! Иль струсил?
– Ничего я не струсил! – промямлил, действительно малость струхнувший от такого поворота событий, Александоррус. – Но хотелось бы гарантий каких-нибудь, что ли. А вдруг господин твой душу заберет, а сам того – обманет! И кстати, насчет коз…
– Слушай, чернокнижник, ты в своей тёмной келье умом тронулся? – нескладный толстячок поднял густые растрёпанные брови. – Какие, во имя грехов моих неподъёмных, козы?! У него бессмертия на сотню жизней, да камень философский считай уже в суме, а он про коз, дуралей, думает!
– Ну, я это… просто к слову пришлось, – Александоррус, смешавшись, теребил полу праздничного платья. Наконец, решившись, махнул рукой. – Э-эх ладно, уговорил! Зря, что ли, я раба в жертву приносил?!
Не раздумывая более ни мгновенья, он, слегка поморщившись от боли, полоснул подушечку большого пальца ритуальным бронзовым атамом. Затем, обмакнув тщательно очиненное перо в глубокую ранку, Александоррус размашисто расписался под текстом, который, наконец, решит все его проблемы: посрамит врагов, наполнит амбары зерном и пряностями, а его изможденное ядовитыми ингредиентами зелий тело здоровьем. Внезапно буквы будто засветились изнутри, и древний пергамент начал жадно впитывать в себя необычные чернила, оставляя лишь нечёткие контуры символов.
– Чего это он? – удивленно отпрянул колдун.
– Смотри-ка, понравилось, ещё просит! – развеселился толстяк.
Чернокнижник, поддавшись вдруг какому-то смутному наитию, приложил пораненный палец к жадному до крови листку. Он почувствовал лёгкое покалывание, а затем приятное тепло, ползущее от кончиков пальцев по руке и постепенно охватывающее всё тело. Александоррус смежил отяжелевшие веки. Чуть закружилась голова, и резко пахнуло разреженным воздухом, будто перенёсся на вершину Сагарматхи. От неожиданной перемены он испуганно открыл глаза.
Гигантская равнина, на которой очутился колдун, была окружена молочно-золотым дымчатым маревом, а единственная незатуманенная сторона обрывалась в бездонную пропасть без конца и начала. И не было там ни неба, ни моря, ни тверди какой – лишь беременные грозой тучи призраками плыли где-то на краю зрительного восприятия. Но не эта пугающая вселенская пустота удивила и поразила Александорруса. Нависая исполином над растрескавшимся базальтовым плато, подпирая головой, покрытой горящим нимбом, бесконечность, стоял человек, и ноги его, укрытые белоснежной туникой, терялись в пропасти, оплетённые всполохами молний из потревоженных туч.
– Ого! – только и смог выдавить из себя невольный путешественник.
Его удивлённое «ого» неожиданно громким эхом прокатилось по пустой равнине, и гигант, вздрогнув от неожиданности, поспешно спрятал за спину недоструганную фигурку лошадки с крылышками.
– Из мира скорби и страдания пожаловал дух в царствие… – начал он проникновенно, но присмотревшись к Александоррусу, вдруг осёкся на полуслове и уже без елейного пафоса спросил: – А ты чего припёрся раньше срока, не терпится?
– Да я и сам в недоумении… – неподдельно удивился чернокнижник. – А где я вообще, добрый э-э… человек?
– Петром меня зовут! Хм-м, очень странно! – исполин порылся в складках тоги и, достав обтрёпанный ветхий талмуд, начал водить пальцем по строкам. – Так, войны вроде сейчас нет никакой, чума уже прошла, анунаки только через восемь сотен лет вернуться обещали… Да кто ж ты таков, бродяга?!
– Я? Это самое… лекарь я из Пирии – Александоррус Васстрат!
– Ага, всё, нашел! – обрадовался Петр, но тут же спал с лица. – Так ты что ж, кровным контрактом связался? Ай-ай-ай!
– Не, ну я понимаю, конечно, что у вас это не приветствуется… – начал оправдываться пристыжённый лекарь, но осёкся, когда фигура Петра, закрывавшая до того весь обзор, моргнув и подёрнувшись рябью, исчезла.
«Ну вот, обиделся!» – подумал Александоррус с грустью.
Меж тем, из-за сопки неподалёку, выгодно замаскированной золотистым туманом от любопытных душ, выплыл Петр, совершенно нормального размера, лишь аккуратный маленький нимб так же загадочно мерцал над лысиной. Лекарь недоумённо переводил взгляд с белобородого лысого мужчины на место, где лишь секунду назад стоял его необъятный двойник.
– А-а… а как это? – недоумённо спросил чернокнижник.
– Голографическая проекция, отражённая от молекул золотой взвеси, что присутствует в атмосфере этого мира, создаёт иллюзию исполинского двойника, – объяснил Петр, присаживаясь подле Алексанодорруса.
– Я мало что понял, уважаемый, но выглядит очень солидно! – пытаясь переварить непонятные термины, пробормотал колдун.
– А то, у нас тут только лучшее оборудование – предбанник рая, фигурально выражаясь!
– Петр, ты сказал, что я раньше срока, – решил уточнить свой статус Алексанодоррус. – Что я тут тогда делаю-то?
– Да не знаю я! Может, баг какой в трассировке потоков…
Внезапно что-то громко хлопнуло, и прямо у подножия равнины в заполненной туманом пропасти раскрылся, словно бутон, неровный портал с тлеющими обугленными краями. Протрубили фальшиво фанфары, и из чрева дымящейся прорехи пространства вылез Люцифер в просторной домашней мантии с тлеющими полами и серебряным ведерным кубком в руке.
– Не мучай голову, нимб лопнет! Это ко мне, старый! – дьявол не торопясь подошёл к ним и присел рядом с Петром. – Винишко будешь?
Апостол испуганно отпрянул, косясь куда-то в бесконечность мглистой бездны.
– Что ты дергаешься? Никто не видит же, а если и увидят, авось не сдадут! – нечистый взглянул на притихшего лекаря. – Ты же не сдашь?
– Нет, конечно, что вы! – испуганно замотал головой Алексанодоррус.
Петр с некоторым сомнением поглядел на чернокнижника и, взяв чашу, сделал богатырский глоток. Выдохнул удовлетворенно и, огладив испачканную в красном вине седую бороду, занюхал стерильным рукавом тоги:
– Хорошо-о…
– Ещё бы! – воскликнул дьявол. – С артериальной крови младенцев жертвенных выгнано!
Апостол вдруг покраснел до пунцового, от чего резко законтрастировал с белоснежными своими одеждами и, выпучив глаза, захрипел, хватаясь за горло.
– Всё-всё! Ну, шучу же! – закинув голову, увенчанную мощными витыми рогами, разразился на удивление озорным смехом Люцифер. – Монастырское особое, с виноградников самого кардинала!
– Ну, ты и… – Петр осёкся, удержав чуть было не сорвавшийся с уст срамной эпитет.
Дьявол сделал удивлённые глаза, явно довольный своей маленькой провокацией, но не дождавшись крепкого словца в свой адрес, переключил внимание на притихшего лекаря:
– Ты зачем пергамент трогал, коновал-недоучка?
– Я… я не хотел! Честное колдунское! – взволнованно запричитал Александоррус, вытянувшись по стойке «смирно» перед темным владыкой. – Оно само как-то так вышло! И этот ещё… представитель ваш – «смотри, как нравится кровушка, давай ещё»!
– Какой ещё представитель? – удивился Наитемнейший.
– Ну, толстый такой, в сутане обтрёпанной! Я как заклинание-то прочел, так он тут как тут – «Избавление от горестей мирских заказывали? Получите и распишитесь!»
– Что ж ты за чернокнижник такой, на медные деньги у̀ченый?! – воскликнул Люцифер и вместе с Петром они разразились громким, обидным хохотом. – Неужели не знаешь, что только я могу обеты давать, да под грамотами подпись ставить?!
– Короче, золота и коз не будет, я так понимаю? – обречённо вздохнул Александоррус, у которого словно выбили почву из-под ног.
Петр, заметно порозовевший с кардинальского вина, подавив в себе новый приступ веселья, с интересом спросил:
– А что ещё обещал-то?!
– Бессмертие, молодость, ну и по мелочи там… формулу философского камня…
Люцифер хлопал себя по ляжкам и в приступе дикого веселья расплёскивал содержимое кубка:
– Не, ты слыхал, старый?! Ха-а! Формула философского камня! Да откуда б я её знал-то?! Ну пройдоха, ну молодец! Где он бланки договоров только уворовал, чертяка хитромудрая?!
– Как жеж мне теперь… – чуть не плача вопрошал Александоррус, переводя взгляд с дьявола на Петра и обратно.
– На меня не смотри! – сразу перевел стрелки архангел.
– Я как бы тоже не при делах! – пожал плечами Темнейший. – Мало ли мошенников на свете, а я за всех разгребай? Дудки!
– Мытарства тебя ждут, дух неприкаянный! – посочувствовал Петр. – В рай не возьмут, ты с пергаментом этим дьявольским, как в навозе чушином вывалялся. Я, конечно, замолвил бы за тебя словечко, да там сейчас нового серафима посадили, а я с ним не очень…
– Что за мытарства? – поинтересовался Александоррус.
– Ну, есть такая раса – мытари называется, – пояснил дьявол, – их белорясые к себе не берут, да и мне они даром не нужны, потому как тупые, что твоя пробка бурдючная. Так и мыкаются в тумане горемычные, покудова их ангельский патруль не выловит.
– А зачем их ловят?! – с нехорошим предчувствием поинтересовался чернокнижник, приложившись под шумок к чаше с бесплатным вином.
– Порядок таков! – весомо ответил Петр и мечтательно закатил глаза. – Помню, я стажёром ещё ходил, крыльев путных не выдали даже, так б/у с резервных складов. Бывалоча настигнем банду мытарей в тумане, по ушам нахлопаем и на Землю восвояси, кого в порося, кого в пса шелудивого, а один, помню, так вообще в баобаб переродился!
– Не хочу я в порося! – запричитал лекарь и, осмелев от крепкой выпивки, а может от безнадежности положения, в которое попал, ухватил Люцифера за тлеющую полу платья. – Может, давай задним числом как-нибудь договор переиграем?! Войди в положение, владыка!
– Даже не знаю… так-то, душа у тебя вроде справная… – задумался, почёсывая кривой рог дьявол. – А что просишь?
– Ну-у… жизнь долгую, молодость вечную, злата, серебра, коз небольшое стадо и формулу камня философского!
– А репа не треснет?!
– Что, многовато, да?
– Короче, слушай сюда, дурень бедовый! Дарую тебе жизнь и молодость в веках, золота триста кикар и гарем наложниц красоты бесстыжей да неописуемой. Это моё крайнее слово, а не согласен – пшел вон! – сказал Люцифер и отобрал у бедолаги чашу с пойлом. – Дай-ка от греха, вона, как в голову-то дало!
– Согласен-согласен! Где подписывать-то?!
– Да подписал уже! – дьявол вынул из кармана знакомый манускрипт, заляпанный кровью. – Что мною создано, ко мне и возвращается!
– Так это что, он всё время у тебя был?! – озадачился обманутый чернокнижник. – А что ж ты мне тут комедию ломал – не знаю, не слышал?!
– Э-э… ну, я же должен был поторговаться!
– Ах ты, плут рогатый!
– Ты смотри, как растащило с двух глотков-то! – Сатана недоумённо взглянул на серебряный кубок. – А ну брысь на землю, пока я не передумал!
С этими словами дьявол легонько стукнул когтистым пальцем в лоб чернокнижнику, и мир его смешался в причудливом водовороте красок и звуков. Александоррус тщетно пытался схватиться ослабевшими вдруг руками за края цветного смерча, но его лишь глубже затягивала цветная карусель.
– Будь ты прок… – успел выдохнуть он.
– И тебе счастливого пути! – был ему ответ.
* * *
Провонявшая мерзкими реактивами и разложившимися внутренностями гадов келья была настолько убога и мала, что Сармис не мог определиться, куда бы ему припрятать тело хозяина дома. В шкафчике с сухими порошками растений тот не помещался, а ложем для чернокнижника служил грубо тёсаный топчан, под который не влезает даже ладонь. Под широкий стол труп вроде бы и влез, но торчали мосластые ноги в стоптанных грязных сандалиях. Раздосадованный очередной неудачей, толстяк сел прямо на грязный пол и, тяжело отдуваясь, произнёс:
– Да что же за наказанье-то! Мало того тяжелый, как римский бурдюк, так ещё и не помещается никуда!
Клиенты и раньше умирали при заключении сделки, тут уж ничего не попишешь, как Наитемнейший решит, так оно и будет. Но след из трупов тянулся за Сармисом от Вавилона до Голубых гор, а теперь вот и в Пирии конфуз приключился. Да-а, так его быстро парни из Святой Инквизиции стреножат, а у этих отморозков разговор короток, как поводок висельной петли. В отчаянии он огляделся по сторонам – пила! Вот оно! Тупая, ржавая пила с растрескавшейся лукой решит все проблемы. Крови будет много, но тут уж никуда не денешься. Сармис встряхнул объёмный холщовый мешок из-под фиников и, приставив ножовку к холодной конечности, сделал пробный надпил.
– А-а-а!!! – заорало вдруг мёртвое секунду назад тело, и в сатанинского коммивояжёра впился полный ужаса и недоумения взгляд ожившего Александорруса.
– Ты что же это творишь, подкидыш ишачий?! – источая винные пары, завизжал воскрешённый колдун.
Сармис с облегчением бросил окровавленную пилу – ну, слава черной мессе, хоть один оклемался!