7. Разговор в каюте
Обед прошел в странной атмосфере иллюзорности. Меня раздражало ощущение что безымянная черная посудина более реальна, нежели «Сьюзан Энн»; она – материя, а наш корабль – тень. Ни одно ощущение, даже самое иррациональное, не возникает беспричинно. В конце концов я приписал его суеверным предсказаниям Мактига, а также неприятному чувству, испытанному у черного колеса. Все это, несомненно, было усилено напряжением последних дней и ночей. Однако, хоть я теперь и объяснил его происхождение, кошмарное ощущение продолжало давить на меня.
Из нас пятерых, побывавших на борту корабля, только Пен и Чедвик как будто остались прежними. Но мне казалось, что Пен лишь делает вид; может быть, и Чедвик тоже. Бенсон был мрачен и погружен в свои мысли, время от времени его холодный взгляд задумчиво останавливался на Мактиге. Веселый щебет леди Фитц не волновал его совершенно.
Леди Фитц и Бурилов были возбуждены своей экскурсией; Бурилов говорил много и театрально, и будь Мактиг в обычном своем состоянии, он наверняка бы вышел из себя; но теперь он ел с отсутствующим видом и отвечал, только когда обращались непосредственно к нему. А часто не отвечал вообще. Флора Сватлов тоже была возбуждена. Они запланировали исследовательскую экспедицию на завтра.
– На острове отличная охота, – вставил Бурилов. – Пен, Чедвик и Мактиг тоже пойдут, конечно.
Но оживление Флоры испарилось, когда Бенсон резко прервал ее, сказав, что Пен может поступать, как хочет, но Мактиг и Чедвик ему нужны. Капитан Джонсон может выделить им двух матросов для физической работы и на случай неожиданностей. Джонсон быстро взглянул на него, потом кивнул. Флора надулась и сказала, что в таком случае лучше вообще отложить выезд. Бурилов тоже надулся и заявил, что он все равно пойдет, даже если придется идти одному. Преподобный Сватлов смотрел на Бенсона, ожидая указаний. Бенсон же властно сказал, что все будет идти, как запланировано: пока идет починка клипера, гостям лучше не находиться на нем. И лучше будет, если Пен отправится со всеми. В заключение Бенсон сказал:
– Предлагаю вам отплыть сразу после завтрака, как можно скорее. Капитан Джонсон, будьте добры сделать все необходимые приготовления.
Он резко встал, взглянул на Мактига.
– Мактиг, после обеда зайдите ко мне в каюту.
И вышел. Пен, сердитая и недоумевающая, встала, собираясь идти за ним, но уловила взгляд Мактига и снова села.
Вскоре обед кончился, чему я был очень рад и вместе с остальными поднялся на палубу. Ночь была безлунная, звезды почти скрыли тонкие облака. К моему удивлению, неожиданно ярко вспыхнули все палубные огни. Широкий круг света упал на лагуну. Казалось «Сьюзан Энн» плывет в центре гигантского шара бледного изумруд. За его пределами ничего не было видно, кроме туманных черных стен сомкнувшихся вокруг. Мактиг и Пен прошли к каюте Бенсона, остальные столпились у планшира, глядя на рыб, которые, привлеченные светом, плавали, как в огромном аквариуме.
Прошло с четверть часа, но Пен не появлялась. Я подумал, не пошла ли она вместе с Мактигом к отцу. Немного погодя Светловы леди Фитц и Бурилов разошлись по своим каютам, сославшись на сонливость. Чедвик задержался рядом со мной, у борта. Казалось, он беспокоился. Я подумал, что он хочет что-то мне сказать, потом понял, что все его внимание сосредоточено на каюте Бенсона, и он тоже считает, что Пен там. Он ждал ее. Я сказал, что собираюсь в лабораторию, и спросил, не хочет ли он пойти со мной. Он не ответил. Сомневаюсь, что он меня слышал. Когда я уходил, он стоял на прежнем месте, глядя в сторону каюты Бенсона.
Перед тем, как идти в лабораторию, я заглянул к себе в каюту.
Пен была там.
– Я думала, вы никогда не придете, – еле слышно сказала она, – Закройте дверь и говорите шепотом.
– Где Чед? – спросила она, когда я выполнил ее просьбу. Я рассказал, где оставил его, добавив, что он, похоже, ждет ее. Она выслушала сказанное с легкой злорадной улыбкой.
Я ждал. Разумеется, она спряталась здесь не ради того, чтобы узнать, где находится Чедвик. Что же ей нужно? Но вопрос, который она задала, я меньше всего ожидал услышать:
– Мой отец – безумен?
Я смотрел на нее, не зная, что сказать.
– Будьте откровенны и резки, сколь сочтете нужным, но только говорите правду. Я не изнеженный цветок.
– Вы знаете своего отца гораздо лучше меня, мисс Бенсон… – беспомощно начал я, но она гневно прервала:
– Пожалуйста, ответьте: считаете ли вы моего отца безумным?
И так как я по-прежнему колебался, она серьезно сказала:
– Кертсон должен был рассказать вам об отце. И он должен доверять вам, иначе не послал бы сюда. Отец тоже кое-что говорил вам, я знаю. Я знаю о его одержимости этим проклятым предком. Я много раз видела как он становится марионеткой, и капитан Джонсон тоже это видел. Я хочу знать, не слишком ли часто это происходит.
Вот здравый смысл и острая наблюдательность, не стесненная никакими суевериями! Я решил (хоть это и непрофессионально) рассказать о своих гипотезах, возникших после разговора с ее отцом, которые последующие происшествия только подкрепили.
– Почему вы этого боитесь? – спросил я.
– Из-за его поведения на старом корабле, конечно, – ответила она.
Я сказал:
– Нет, я не думаю, что ваш отец безнадежно безумен. Даже если воображение заведет его дальше, чем сегодня днем, все равно это не сумасшествие. Вы спросили, каков мой диагноз. Ну, что ж, извольте…
Я пересказал ей слова Кертсона, передал вкратце суть своего разговора с ее отцом в ту ночь, когда появился на борту, и наконец сообщил свою версию происшедшего. Она слушала, не прерывая, потом долго сидела в задумчивости.
– Знаете, – сказала она наконец, – это все произошло отчасти из-за того, что Большой Джим так и не вырос… как Питер Пэн. Мальчишки хотят быть индейскими вождями, изобретателями, пиратами, пожарными и еще кем угодно. Мальчишки считают себя индейскими вождями или ковбоями, и говорят и поступают соответственно. Но годы спустя они об этом забывают.
Отец много работал, у него никогда не было возможности поиграть. Потом что-то повлекло его к старому капитану. Для него это было нечто вроде игры, отдыха, бегства от действительности. Он мог вообразить, как поступил бы в том или ином случае старый капитан, представить себя не в своем офисе, а за штурвалом старой «Сьюзан Энн» и, может быть, не Большим Джимом Бенсоном – на самом деле ведь он никакой не большой, – а старым капитаном. И это чувство росло, ширилось, оно стало для него как выпивка, как наркотик. Ему требовалась все большая доза, и он принимал его… Да, теперь я понимаю.
Я с неподдельным восхищением смотрел на Пен, ибо она очень четко и здраво описала этот клинический случай.
– «Сьюзан Энн» распахнула настежь эту дверь в детство… как будто мальчишка, мечтавший стать индейским вождем, заполучил вдруг индейскую одежду, и коня, и лук со стрелами, и вигвам… и племя в придачу. Да, я понимаю… но все же это была игра… и отец знал, что это игра. И тут случился ураган, и этот старый корабль, и это… это колесо… – Она вздрогнула. – Что-то неладное на этом корабле, доктор Фенимор. Во всяком случае, неладное для отца. Дело не в сокровище, которое может там находиться. Денег у него достаточно, еще больше ему просто не нужно. Это не алчность. Но разве находка такого корабля с его возможными сокровищами не разожгла бы алчность старого капитана, не заставила бы его сделать все, чтобы получить их? Не разбудила бы в нем жестокость? А он был жесток… И теперь это не мой отец, а скорее – старый капитан. Вернее, часть его мозга, в которой жив старый капитан, так окрепла, что подчинила себе все остальное. Стерла личность Джима Бенсона. По крайней мере на время… Но что за это время может натворить фантом, который поселился в моем отце?..
Я смотрел на нее, все больше восхищаясь. Конечно, профессионал-психиатр так бы не рассказал, но ситуацию она описала необычайно метко, прояснив для меня то, что сам я осознавал лишь смутно. Именно этого опасался Кертсон: некий катализатор, что сплавит воедино Бенсона и эту вторую личность, которая станет необыкновенно сильной и, может, вовсе вытеснит своего создателя.
Она смотрела на меня, ее голубые глаза потемнели от страха, который она так хорошо скрывала.
Я сказал:
– Вы прекрасно все обобщили, мисс Бенсон. Опасность, которой вы опасаетесь, реальна. Но не думаю, чтобы этот период был настолько длительным, чтобы нанести большой вред. Собственная личность вашего отца очень яркая, его воспоминания отпечатались очень глубоко, а собственная воля слишком сильна, чтобы сдаться надолго, а тем более – навсегда.
Но сам я вовсе не был в этом уверен, и она это почувствовала.
– Такие случаи происходили, доктор Фенимор, и с людьми покрепче моего отца. К тому же, эта новая, созданная им личность – не чужак, она часть его самого! А чтобы сломать жизнь, хватит нескольких минут.
Она сжала руки, и я видел, как побелели ее пальцы. Как бы про себя она сказала:
– Если бы я только могла быть уверена в Майке! Но колесо! О, это проклятое колесо!..
Я нарочно резко сказал:
– Вздор! Вы сейчас говорите, как истеричная девчонка! Она ответила:
– Неужели? Тогда объясните, что с ним? Почему он ударил Чеда? Почему говорил такие странные вещи? Почему он повернул колесо, а все остальные не смогли?
Я еще грубее ответил:
– Теперь вы несете уже совершенную чушь. Вы перенервничали, так же, как Майк и все остальные.
– Хотела бы я вам верить. – Она покачала головой и встала. – Пожалуйста, приоткройте дверь и посмотрите, нет ли кого в коридоре.
Там никого не было. Она задержалась на пороге, протянула руку. – Вы единственный, кому можно доверять. И я тоже слышала этот колокол и дудку.
И выскользнула. Я, встревоженный, вернулся в свою каюту, ругая себя. У меня небогатое воображение, к тому же я не подозрителен, но складывалось впечатление, что меня опутывает паутина суеверий. Мне это определенно не нравилось. Я отправился в лабораторию и постарался выбросить это все из головы, хотя бы на время, и заняться практической работой.
Работая, я не обращал внимания на время, и удивился, услышав два удара корабельного колокола. Никогда не мог я привыкнуть к морскому счету. Переведя его на обычный, я определил, что уже час ночи. Выглянув в иллюминатор, я увидел, что корабль по-прежнему ярко освещен, и задался вопросом, почему. Вероятно, это как-то было связано с завтрашними делами, – подумал я и вернулся к своим пробиркам.
Я услышал, как тихо открывается дверь, и увидел Мактига. Он так же тихо притворил дверь. На нем был просторный белый свитер.
– Большой Джим возвращается на остров… идемте.
Я оделся и тихо направился вслед за Мактигом на шлюпочную палубу, где ждали Большой Джим и Чедвик. Мы сели в шлюпку, и Мактиг начал неслышно грести.
Большой Джим прямиком направился к колесу, словно подталкиваемый невидимыми руками, посмотрел на него, коснулся. Повернулся к нам и резко спросил:
– О чем вы думаете?
Чедвик ответил:
– Во-первых, я думаю, что экипаж состоит из прожженных парней. Если мы приведем с собой кого-нибудь за колесом, он сделает те же выводы, что и мы. И захочет тщательно обыскать корабль, унеся с собой все, что сможет. И не думаю, чтобы мы могли их остановить. Итак…
– Итак? – переспросил Бенсон, и я заметил, что глаза его снова налились кровью и в них появилось выражение хитрости и коварства.
– Итак, – продолжал Чедвик, – я думаю, нам нужно посмотреть первыми, не пуская экипаж в трюм, взять все ценное, и лишь в последний момент, когда «Сьюзан Энн» будет готова к отплытию, забрать колесо… если вы по-прежнему этого хотите… Майк может сделать это сам. Тогда сможете как угодно объяснять, где вы нашли эту штуку.