2
Антонина Тимофеевна Локис всю жизнь прожила в подмосковной Балашихе. И в Москву ездила не часто. А чего ездить? Работа – литейно-механический завод, где она дослужилась до старшей кладовщицы инструментального цеха – близко, а все, что необходимо для жизни, можно купить и здесь, в Балашихе. Тем более что и денег-то у Антонины Тимофеевны, или Тонечки, как ее до сих пор называли в цеху, всегда имелось в обрез, и тратиться на билеты до Москвы и обратно она считала непозволительной роскошью.
Теперь же Антонина Тимофеевна по большей части жила одна. Горячо любимый сын появлялся наездами.
Семейное счастье у Тонечки было коротким. Однажды на танцах она познакомилась с Олегом – сержантом-сверхсрочником, служившим в части прямо здесь, в Балашихе. Немногословный увалень-белорус тоже устроился на литейно-механический завод. Работал формовщиком в горячем цеху, зарабатывал хорошо, выпивал только по праздникам и исключительно дома.
Погиб он через три года после свадьбы на глазах у Тонечки и сына, который, впрочем, не понимал тогда ничего по причине малолетства. Муж бросился вытаскивать двенадцатилетнего пацана, тонувшего в Пехорке. Парня вытолкнул, а сам выплыть не смог. Хоть и невелика речка, без омутов и стремнин, а вот надо же – случилось! Так и растила Тонечка одна сына Володьку. И ведь вырастила. Теперь контрактником служит в элитном парашютном спецназе. Правда, пошел по ее профессии – кладовщик. Семейное призвание как-никак. Только у них, у военных, это как-то смешно называется – каптерщик. Как-то по-рыбацки, рыбу, что ли, он там коптит… Ну, это и хорошо, поспокойнее, прыгать с парашютом заставляют исключительно во время больших учениий. И все равно, бывало, сердце материнское так защемит, переживает за Володьку. Антонина Тимофеевна в Рождественскую церковь стала ходить. Взяла себе за правило по воскресеньям – обязательно. Всегда ставила свечки перед образами матери Божьей и чудотворца Николая Угодника. А еще перед иконой святого Ильи, потому как батюшка сказал ей, что святой Илья-пророк – покровитель небесного воинства – десантников.
Антонина Тимофеевна возвращалась с воскресной службы, уже поднималась к себе в квартиру, как внезапно услышала на площадке шум. Пьяный парень стучал кулаком в дверь.
– Я тебе сказал! Слышишь! Открывай!
«Вот сожителя себе нашла», – подумала Антонина Тимофеевна про Наташку – молодую, почти юную девушку – свою соседку.
– Иди, проспись! – из-за двери писклявым голоском крикнула Наташка.
– Да я немного выпил-то… А-а что?.. Я себе не могу позволить… нервы успокоить!? Тем более в… выходной!
– Ты, парень, не горячись, – сказала Антонина Тимофеевна. – Иди, погуляй по улице. Проветришься, в себя придешь. Глядишь, и она к тому времени успокоится.
– Да что вы тут все… Меня учить, десантника… Пока я под чеченскими пулями брюхом по земле ползал, вы здесь в тепле и сытости денежки себе копили, – проревел мужик диким голосом.
– Может, закроешься? – взвизгнула Наташка.
Она узнала голос Антонины Тимофеевны, и ей стало очень стыдно за своего парня.
– Дверь отвори! А вы, мать, проходите. Ненароком дверью зашибет, – он с новой силой ударил кулаком по косяку.
– Эй, мужик, не буянь! – На площадке открылась еще одна дверь.
Выглянул гражданин в шлепанцах на босу ногу, в расхристанном махровом халате, из-за которого выглядывал обтянутый оранжевой футболкой круглый живот.
– Что-о! Ты это мне!? – заорал Наташкин сожитель и схватился за ручку открытой двери.
Гражданин в халате увидел перед собой перекошенную от ярости физиономию бывшего десантника и мгновенно успел оценить габариты соперника. Мужик не на шутку испугался, резко дернул дверную ручку со своей стороны. Рука Наташкиного сожителя соскользнула, и дверь хлопнула так громко, как будто в подъезде раздался взрыв. На этаже вылетело оконное стекло. Осколки острым дождем посыпались по каменным ступеням. На площадках выше открылись двери, из квартир повысовывались переполошившиеся жильцы:
– Что случилось!?
– Издевательство!..
– Понапиваются тут!..
– Псих отмороженный!..
– Милицию!..
– Достали!..
– А кто за стекло заплатит!? – подъезд загудел, словно разворошенный улей.
– Я за вас, блин, кровь проливал… Стольких друзей схоронил… А вы из-за какого-то стекла копеечного. Вы меня… Да оно, я видел, давно треснутое было!.. – у бывшего десантника сжались кулаки, он готов был уже вскочить по пролетам лестницы наверх и разобраться с каждым, кто осмелился на него что-то там вякнуть. – Мне что, «табель» свой принести и всем вам рты позакрывать?!
– Парень, послушай. Погоди! Остынь! – Антонина Тимофеевна как раз находилась у него на пути первой и смело встала посреди лестничного пролета. – Не доводи до греха…
– Отойди… Ты кто такая? – кипел бывший десантник.
– Я – Антонина Тимофеевна Локис. У меня сын тоже десантник…
– Локис… – Наташкин сожитель как-то сразу осекся, отступил. – Извините. Извините меня. Что-то я совсем… На душе, понимаете, хреново… Так уже все достало… Извините, пожалуйста, извините. – Он еще на шаг отступил, снова очутился на площадке перед Наташкиной дверью.
Наташка, не долго думая, распахнула входную дверь.
– Заходи ты… – она втянула его, схватив за ворот рубашки, и тут же захлопнула дверь.
Щелкнул замок.
– Да он у меня этим… как его… каптерщиком служит, – сказала Антонина Тимофеевна, сама удивленная такой резкой перемене в поведении Наташкиного сожителя.
– А кто за стекло заплатит!? – не унимались сверху.
– Да ничего… Все в порядке… Он заплатит, – уверенным голосом произнесла Антонина Тимофеевна. – Пусть отдохнет только.
Антонина Тимофеевна поднялась к себе в квартиру.