Глава 5
Господин Ростовцев вышел из тренажерного зала в отличном расположении духа. Каждая мышца его крепкого, тренированного тела ликовала и пела, – после такой разминки можно и ушу заняться. К этому виду боевых искусств он пристрастился в Китае, как и к даосской философии с ее теорией движения по кругу.
День переходит в ночь, ночь – в день, и так продолжается, пока существует мир. Нет ни конца, ни начала, – только движение по замкнутой линии. Уходи, вместо того, чтобы сталкиваться с противником… и он растратит силы в бесплодных атаках. Истощи его! И ты обретешь победу без боя.
Альберт не сразу принял эту глубокую, проверенную веками мудрость. Он родился другим: нетерпеливым, деятельным, слегка агрессивным. Привык продумывать наперед многоступенчатые комбинации, наслаждаясь игрой мыслей. Женщины? После смерти Юли… он остыл, стал подобен потухшему вулкану, – слишком много огня породили его недра, слишком много пылающего дыхания вырвалось наружу. Чтобы вновь накопить выброшенную энергию, потребуются десятилетия. А может, и всей жизни не хватит.
Ростовцев теперь не мог относиться к дамам без известной доли скепсиса. Он их сравнивал с Юлей, и они раз за разом проигрывали этот «бой с тенью». Юля давно ушла из его снов, он почти забыл ее… он изваял в своем воображении ее копию и поклонялся ей, как неуловимому, ускользающему идолу. Двойник вытеснил настоящую Юлю, и превратился в совершенный образ, которому априори уступала любая женщина из плоти и крови.
Альберту всегда чего-нибудь да не хватало. В бизнесе – размаха, в игре ума – изощренности, в спорте – риска, в искусстве – страсти, в любви – полноты ощущений. Даосская система ценностей пришлась ему по вкусу, оказалась той нейтрализующей энергией, которая гасила опасное внутреннее пламя, уравновешивала жажду риска. Теперь по крайней мере Ростовцев не каждый раз выбирал рискованный путь. А эстетика Востока, в частности Средневекового Китая, просто очаровала его.
Он превратился в утонченного эстета, поклонника ушу и китайского искусства эпохи Мин. Его московская квартира напоминала покои восточного владыки, а его спальня изобиловала эротическими гравюрами: картинками любовных утех, которые в Китае считались священным слиянием инь и ян, женского и мужского.
– Сними эти непристойности, – изредка возмущалась Альбина. – Тебе не стыдно?
– Ты принимаешь творчество за порнуху, – однажды не выдержал он. – В любовных играх нет и не может быть ничего грязного или позорного. Китайцы это поняли столетия тому назад!
Госпожа Эрман надулась, впрочем, ненадолго. Она решила женить его на себе, а посему обижаться ей было не с руки.
Ростовцев спустился по лестнице в холл, вышел на улицу и сел в свою машину. Сегодня он сам был за рулем и наслаждался быстрой ездой, которая на столичных дорогах требовала определенной сноровки, – чтобы не создать аварийной ситуации, не попасть на глаза патрульному дорожной службы и тем не менее ощутить выброс адреналина, без чего существование становилось невыносимо скучным.
Зазвенел колокольчик, – то дал о себе знать телефон в машине Ростовцева. Такой сигнал – тоже дань китайским традициям.
– О, черт! – процедил сквозь зубы бизнесмен, притормаживая.
Прямо перед его машиной выскочил на дорогу большой лохматый пес. Нарушителю удалось унести ноги, Альберт же поднес трубку к уху, – звонила госпожа Эрман.
– Ты где? – взволнованно спросила она.
– Еду по Ленинградскому проспекту, чудом не задавил собаку.
– Пригласи меня на ужин.
Ее голос звенел, как натянутая струна.
– Ладно. Что-то случилось?
– Да… жалко тратить время на всякую ерунду! – с плохо скрытым раздражением произнесла Альбина. – Навязалась тут на мою голову одна родственница. Честно признаться, я понятия не имею, в какой степени родства мы находимся, но мама попросила помочь. Это какая-то дальняя семейная линия от ее сводной сестры. Ужас! Девица жила в таежном поселке, которого и на карте-то не сыщешь, а теперь перебралась в Москву. Ей, видите ли, нужно обживаться в столице, и вообще… она здесь никого не знает. Поэтому я должна хоть изредка брать ее куда-нибудь развлекаться.
– Неприятно, – посочувствовал Ростовцев. – Ох уж эти семейные обязанности. Ты не можешь отказаться?
Альбина выразительно вздохнула.
– Не получится. Я уже пообещала маме. Оказывается, эта барышня несколько раз им звонила, пыталась навести мосты. Алек, я… возьму ее с собой на ужин? Страшно не хочется, но…
«Этого еще не хватало! – заражаясь ее недовольством, подумал Ростовцев. – Провести вечер в обществе неотесанной деревенщины! Интересно, чем она занималась в тайге? Лес валила или мужиков ублажала?»
– Разумеется, дорогая, – вслух сказал он. – Бери свою протеже. Только проследи, чтобы она не надела в ресторан кирзовые сапоги.
Альбина с облегчением засмеялась.
Ранняя весна в Москве походила на робкую гостью во владениях властной и злой хозяйки-зимы. Сегодняшний день прошел с переменным успехом, – мокрый снег чередовался с холодным ветром, отовсюду капало, но к вечеру вступил в свои права мороз. Рыхлая каша на тротуарах затвердела, с серого, темнеющего неба посыпалась колкая крупа, и город погрузился в мутные, непроглядные сумерки.
– Самое время выходить на промысел, – пошутила Ева. – Обстригать пучки волос у зазевавшихся прохожих!
– Тебя побьют, – глубокомысленно изрек Смирнов.
– Стоит попробовать. Я тренировалась быстро вынимать из кармана ножнички и на ходу срезать прядку. Отлично получилось! – похвасталась она и предъявила в качестве доказательства испорченный упражнениями парик. – Пришлось надевать его на швабру и… чик-чирик! – Ева сделала в воздухе движение пальцами, имитирующее ножницы. – Не самый удачный вариант, но определенный навык выработался. Опыт подскажет, лжет твоя клиентка или говорит правду. Уж очень все подозрительно.
Она собралась, выглянула в окно.
– Погодка, как по заказу!
– Не увлекайся, – бросил ей вдогонку сыщик. – В случае чего, звони. Приду выручать.
Осторожно шагая по улице, Ева чувствовала себя заговорщицей, – в кармане у нее лежали небольшие острые ножнички, а взглядом она выискивала в темной мгле подходящую жертву. Из-за похолодания большинство людей надели головные уборы, чем усложнили Еве задачу. Однако она не собиралась отказываться от своей затеи.
Конечно, взять и отхватить у женщины прядь волос, тем самым безнадежно испортив ей прическу, – настоящее свинство. Для Евы было важно не количество отрезанных волос, а сам принцип. Возможно ли произвести подобное действие, чтобы человек не успел толком ничего заметить? Теоретически, да… а вот практически?
«Если у отчима Лики и у Красновской пряди отстриг злой дух, то предосторожности, равно как и тщательный подход к выбору места действия, излишни. Если это дело рук человеческих, то такие вещи вполне уместны, – размышляла Ева. – Вот проходной двор, куда удобно будет нырнуть, исчезнув с глаз пострадавшей дамы. Учитывая темень, испуг и далеко не безупречную криминальную репутацию столицы, жертва вряд ли решится преследовать обидчика».
Задумчивая молодая девушка с длинными, распущенными по плечам мокрыми волосами, почти поравнялась с Евой. Та позволила ей пройти чуть вперед, молниеносно выхватила из кармана ножницы, отрезала тонкую прядку и скользнула под арку, в темноту и сыплющийся снежок.
Девушка на ходу обернулась, пощупала плечо, волосы… приостановилась в растерянности. Она ничего не сообразила, потопталась на месте и пошла дальше. Скорее всего обнаружит потерю уже дома, – расчесываясь и разглядывая себя в зеркало.
Два последующих проверочных «обрезания» удались на редкость легко. Без сучка и задоринки! Просто потрясающе невнимательны, погружены в себя женщины, – они витают где-то далеко от этих вечерних улиц, ненастной погоды, пронизывающего холода, – парят в сладких мечтах, в воображаемых картинах счастья или поглощены тягостными воспоминаниями.
– Даже неинтересно, – прошептала Ева. – Спят они на ходу, что ли?
Разочарованная, она вернулась домой.
– Охота прошла успешно? – пошутил Смирнов. – А где добыча?
– Вот, – Ева протянула ему несколько жиденьких, мокрых прядок. – Любой человек при надлежащей расторопности сможет осуществить эту мелкую пакость. Не понимаю, чего боится Лика? Серьезный преступник такими глупостями заниматься не станет, а какой-нибудь мелкий хулиган не потащится за трусливой барышней из тайги в Москву. Да и был ли лесной хутор, потом глухой Ушум, вся та отрезанная от цивилизации жизнь?
– Полагаешь, она нас разыгрывает?
– Тебя. Богатая, неглупая молодая женщина… у которой все есть, только красивого, мужественного друга рядом не хватает. Почему бы не нанять частного детектива? Сначала для расследования, затем для встреч… собственно, встречи уже происходят. Она сочиняет, ты развешиваешь уши! Романтика!
«Ева, ты ревнуешь! – оборвала она себя. – Так не годится. Не умеешь держать в узде собственнические замашки, – учи людей испанскому языку и ни о чем Славку не расспрашивай».
Устыдившись, она подобрела.
– Хочешь, я напеку блинчиков с вишнями?
Смирнов расцвел от удовольствия. Давно она не баловала его сластями.
– Тебе не нравится Лика? – догадался он, наблюдая, как она взбивает тесто. – Считаешь ее лгуньей?
– Сам посуди, разве может человек провести всю сознательную жизнь в лесу, и притом иметь манеры светской дамы, говорить по-французски, успешно приспосабливаться к городским условиям?
– Она же не в волчьей стае росла, чтобы вести себя как Маугли! – возразил сыщик. – Хутор расположен рядом со станцией, и в Ушуме уж с три десятка дворов точно насчитается. Ты представь существование без телевизора, без общения с друзьями-приятелями, без учебы в школе, в институте, без работы… с утра до вечера в одних и тех же стенах, с матерью и отчимом. Чем им было заниматься, как не воспитывать единственную дочь, не обучать ее тому, что сами знают и умеют? Манеры прививаются легче, если есть наглядный пример; французский усваивается, если на нем говорить с детства, то же касается и остальных вещей. Судя по всему, Лику вырастила глубоко интеллигентная женщина, я бы сказал… аристократических кровей. Как она попала на таежный хутор? Это вопрос. Где Аркадий Селезнев брал средства на жизнь, на покупку квартиры в центре Москвы? И зачем, имея в течение семи лет комфортабельное жилье в городе, прозябать в каком-то Ушуме?
– Если это не плод фантазии изнывающей от скуки барышни, то действительно странно, – согласилась Ева. – Кстати, прежде чем решиться на эксперимент с «обрезанием», – хихикнула она, – я порылась в книгах. Оказывается, происшествия с волосами случались не только в Китае! Существует поверье, будто бы иногда невидимые демоны летают среди людей и отрезают у них косички прямо на улицах. Напрасно мужчины и женщины размахивают руками и закрывают головы, – косички продолжают срезаться как бы сами собой. А потом злой дух Гуй, стригущий волосы, приходит к жителям Поднебесной во сне и убивает их.
– Пустые суеверия, – недоверчиво хмыкнул Всеслав.
– Слушай дальше. В 1922 году в Лондоне произошло невероятное: на улицах среди людей возникла паника из-за того, что молодые привлекательные дамы вдруг стали терять волосы, – будто какие-то невидимые ножницы порхали в воздухе и отрезали их. Джентльмены пытались помочь своим спутницам, которые вопили от ужаса и возмущения… но тщетно. Вероятно, подобное случалось и в других местах.
Ева жарила блинчики, а Смирнов обдумывал сказанное. Горка блинчиков быстро росла.
– Ничего не понимаю! – воскликнул он. – Что за ерунда? Кто-то обрезает людям волосы… Бред. При чем тут Ермолаева, ее отчим и Красновская? Что все это значит? Злой дух, стригущий косички китайцев. Понятно, почему Лика не обращается в милицию. Ее на смех поднимут!
– Темная история, – саркастически произнесла Ева. – Ой, горит!
Она поспешно выключила плиту и села. Сыщик ходил по кухне из угла в угол.
– Надо бы поговорить с этой Красновской…
– Вспомнила! – перебила его Ева. – У моей приятельницы однажды обрезали косу, – прямо на улице, посреди бела дня. Подскочил мужчина, щелкнул ножницами, и волос как не бывало.
– Мужчина из плоти и крови?
– Да. Он убежал. Никто не стал догонять. Решили, что человек хочет немного заработать, сдав волосы в парикмахерскую. Там из них делают шиньоны. Приятельница ужасно расстроилась, – косу-то и за год не отрастишь.
Они ели блинчики, обдумывая ситуацию.
– Позвоню Красновской, – вернулся к своей идее сыщик. – Договорюсь о встрече.
Стефания Кондратьевна оказалась дома и охотно согласилась помочь.
– Лика дома? – спросил Смирнов. – Дайте ей трубочку.
– Она ушла. Кажется, ее пригласили на ужин.
– Кто?
– Дальняя родственница… Альбина Эрман. Лике нужна поддержка, забота, а я старею, уже в помощницы не гожусь, тем более в подруги.
– Могу я к вам сейчас подъехать?
– Окажите любезность.
Глава 6.
Ростовцев выбрал для ужина скромный ресторан «Триада». Название оправдывали три маленьких уютных зала, оформленных в стиле ар-деко, – изящная мебель, золотистые тона отделки, круглые столики на витых ножках. Каждый зал имел свои особенности: мраморный камин, внутренний фонтан, поющих птиц в золоченых клетках.
Альберт Юрьевич заказал столик в зале с фонтаном, – журчание воды предпочтительнее птичьего гама, – и собрался было ехать за дамами, как позвонила Эрман.
– Мы уже в такси, – предупредила она.
– Хорошо, я жду в «Триаде», у фонтана! – обрадовался Ростовцев.
Ему не хотелось вставать, идти вниз, к машине, садиться за руль. Не хотелось «развлекать» за столом незнакомую женщину, выслушивать разные нелепости. О чем они будут говорить? В отместку Альбине он кое-что придумал.
«Будь снисходительнее, – уговаривал себя Альберт, сидя за столиком. – Ты сам мог бы родиться в каком-нибудь Оленегорске. В конце концов откуда в тебе эта спесь, этот снобизм? Родители – самые обыкновенные железнодорожные инженеры, всю жизнь вкалывали и к твоему богатству до сих пор привыкнуть не могут. Что ты строишь из себя барина?»
Созерцая фонтан, – мраморную купальщицу в гроте, – он успокоился. Воспитанный человек всегда сумеет удержать ситуацию под контролем.
Когда в арке входа показались дамы, он галантно встал и двинулся им навстречу. Бог мой! Рядом с красавицей Альбиной стояла… прилизанная, прямая, как штык, девица в немыслимом платье «из бабушкиного сундука». Где она его выкопала? Ростовцев машинально потянул носом, – не разит ли от барышни нафталином?
Альбина чуть отвернулась, пряча улыбку.
– Мы только что купили это милое платьице в магазине на Кузнецком, – объяснила она. – Лика сама выбирала. Ей нравится ретро.
Альбина представила их друг другу, – Ростовцева приятно удивили мягкие, старомодные манеры новой знакомой. Никаких «таежных» замашек и вульгарных ужимок, никакой грубой, корявой речи. Во взгляде Лики – чистом и проницательном, которым она изучающе смерила Альберта, – не промелькнуло ни восхищения, ни интереса: обычная вежливость. Это заинтриговало.
«Кого она мне напоминает? – подумал он. – Бывшую балерину, пожалуй. А серьги в ушах, кажется, с природными изумрудами… сделаны как минимум полтора века назад. Никак фамильные драгоценности. Занятно!»
За столиком он подал женщинам меню. Альбина любила традиционную европейскую кухню, а Лика явно растерялась.
– Позвольте вам помочь? – великодушно предложил он. – Последуйте примеру Али и попробуйте ростбиф. Как насчет красного вина?
Себе Ростовцев заказал водки, черной икры, малосольных огурцов и стейк.
– Китайских блюд здесь не подают, – развел он руками. – Жаль!
– Я бы съела сладкое мясо с пряностями, жаренное на углях, – вдруг сказала Лика. – Мой… отчим увлекался китайской кухней. Любую подстреленную в тайге птицу он пытался приготовить как утку по-пекински. Говорил, что китайцы едят утку в три приема: сначала обжаренную корочку, потом тушеное мясо, а напоследок бульон из костей.
Альбина не могла скрыть удивления.
– Наверное, ты умеешь есть палочками?
– Представьте, да. Аркадий Николаевич сам выстругивал палочки из дерева и учил меня обращаться с ними. Надо же было чем-то развлекаться? Пользоваться палочками довольно просто.
Возникла пауза. Альбина притушила злой блеск в глазах, – интерес, с которым Ростовцев слушал эту недотепу, не на шутку взбесил ее. Китайская кухня! Кто бы мог подумать, что они найдут общий язык на почве еды? Быстрее бы официант принес заказ.
Словно вняв ее просьбе, явился молодой человек с подносом, расставил тарелки, открыл бутылку грузинского вина…
– Иди, любезный, – отослал его Альберт. – Я сам буду наливать.
Госпожа Эрман улыбалась через силу, ревниво следила за родственницей: сейчас та опозорится, – вряд ли она умеет свободно обращаться с ножом и вилкой.
Вопреки ожиданиям, Лика явно не в первый раз держала в руках столовые приборы. Ее движения были изящно непринужденны, легки.
Ростовцев из-под ресниц наблюдал за новой знакомой. Мелодичные колокольчики возвестили, что кто-то хочет поговорить с ним.
– Это мобильный телефон? – спросила Лика. – Можно взглянуть? Какой приятный звук… будто музыкальная шкатулка играет! У меня в детстве была.
«Ловко она прикидывается наивной дурочкой! – злилась Альбина. – Мобильника не видала, что ли? Вот змея! Детство вспомнила. Оригинальничает! Строит из себя этакую простушку. Альберт тоже хорош: просто соловьем заливается!»
Он принялся показывать Лике, как работает телефон, какие кнопочки нажимать, как включать видеокамеру и прочее.
Лика разрумянилась, заулыбалась. Еще бы!
Альбина проклинала тот миг, когда она уступила просьбам родителей и взяла с собой эту «лесную принцессу». Кто же мог подумать, что Ростовцев… Нет! Это немыслимо! Его забавляет такая неприкрытая глупость? Одно платье мадмуазель Лики чего стоит! Вырядилась монашкой, а кокетничает, будто ее только этому и учили.
Ростовцев поймал себя на мысли о музыкальной шкатулке. И помрачнел. Отчего-то настроение испортилось, хотя он не подавал виду. Однажды в юности он долго искал по всей Москве красивую музыкальную шкатулку, чтобы подарить ее Юле. Выбрал, наконец, черную, покрытую лаком и стилизованную под граммофон, – с китайской гравюрой на боку. Уже тогда ему нравилось все восточное. Деньги на подарок копил целый год… а вместо дня рождения пришлось идти на похороны. Он так и не заставил себя подойти к гробу, к открытой могиле, куда опустили Юлю. Наверное, от понимания, что ее здесь больше нет…
Горькое чувство вины пронзило Альберта. Юля, Юля! Он с тех пор ни разу не ходил на кладбище. Зачем? Она осталась в его сердце.
Слова Лики о шкатулке разбудили болезненные воспоминания. Любил ли он Юлю? Ростовцев не знал, но зато он не мог больше полюбить ни одну женщину. Или не позволял себе. Он словно держал клятву, о которой никто не просил его. Откуда же чувство вины? Ведь те отношения, что складывались между ним и любовницами, ублажали его тело, не затрагивая души.
Тягостное ощущение предательства тем не менее нарастало. Неужели из-за Альбины? Но и с ней ничего подобного пережитому с Юлей не было.
Не в состоянии справиться с тяжестью в груди, Ростовцев резко встал из-за стола. Его не должны видеть угнетенным, подавленным, – ни в коем случае.
– Извините, – сказал он. – Пойду, проветрюсь. Сделаю пару звонков.
Женщины молча смотрели, как он направился к выходу: госпожа Эрман с недоумением; Лика с пониманием, – если человек грубо нарушает правила хорошего тона, на то существует веская причина.
– Таковы деловые люди, – постаралась сгладить неприятное впечатление Альбина. – Бизнес превыше всего.
Лика взялась за ростбиф, – за разговорами он почти остыл. У ее соседки аппетит пропал. Что он возомнил о себе, этот Альберт? То откровенно ухаживает за деревенщиной, то встает и уходит невесть куда.
– Не расстраивайся, он вернется, – бестактно проявила участие «таежная родственница». – Его что-то огорчило. Ветер и снег благотворно действуют на горячую голову.
Зал ресторана заполнили посетители. Стало шумно, тесно. Подвыпившие мужчины бросали быстрые, жадные взгляды на двух женщин, – вернее будет сказать, на Альбину.
– Ты имеешь успех, – улыбнулась Лика без тени зависти.
– Где Ростовцев? – проворчала та, мельком оглядываясь. – Не хочется в одиночку отбиваться от навязчивых кавалеров.
– Я с тобой.
Госпожа Эрман состроила скептическую гримасу. Хотя… пожалуй, «лесная принцесса» права: своим присутствием она кого угодно отпугнет.
Когда элегантные часики Альбины отсчитали больше сорока минут, в проеме входа показалась высокая, ладная фигура Ростовцева. От него веяло свежестью морозного вечера, на лице играла улыбка.
– Еще раз прошу прощения, – приложил он руку к груди. – Непредвиденные обстоятельства! Ужин продолжается.
Он налил дамам вина, себе – большую рюмку водки, выпил залпом, налил еще. Словно горе какое заливал.
«Пьет, как извозчик, – неприязненно отметила Эрман. – Пропадал где-то, теперь водку глушит, не закусывая. На него непохоже».
– Дамы! – спохватился Альберт. – У меня для вас презент. Чуть не забыл! – Он достал из кармана два круглых бархатных футляра, приобретенных перед ужином в ювелирном салоне. – Прошу принять по случаю знакомства.
Первой он вручил футляр Лике, как гостье. Потом с шутливым полупоклоном – Альбине. Она сразу достала драгоценность – крупная подвеска на цепочке, – и едва не выдала своего разочарования. Подвеска представляла собой золотой кружок, покрытый эмалью в виде черно-белого символа инь и ян. Опять китайское! Куда такую штуку наденешь? Разве что на чайную церемонию.
– Какая прелесть, – тихо произнесла Лика, и госпожа Эрман остолбенела, увидев точно такое же украшение в ее руках.
«Что это значит? – мысленно возмутилась она. – Купить мне и этой чумичке одинаковые подвески?»
– У тебя безупречный вкус, дорогой, – пропела Альбина и нежно поцеловала Ростовцева.
– Тай-Цзы! – воскликнула Лика. – Великое Единство. Вот эта темная капля вверху – женское начало, а светлая внизу – мужское. Мне отчим объяснял! Символ только кажется двухмерным, на самом деле он отражает сложное, взаимопроникающее устройство мира.
– Что ты говоришь?!
Альбина притворно всплеснула руками, она готова была разорвать нахальную девицу. Вздумала тут философствовать! Прямо дочь китайского императора.
Гостья не уловила подвоха.
– Все идет по кругу, – сказала она. – Что будет, уже было… а что было, то и будет. Это и есть инь и ян: неуловимый миг неуловимой встречи.
– Тай-Цзы символизирует безвременье… или вечность, что по сути одно и то же, – поддержал Лику Ростовцев. – Посмотрите в окно, на летящий снег! Это признак зимы, но мы… уже ощущаем весну… иными чувствами. Она присутствует, хотя нет еще ни травинки, и на улице стужа. Так в разгаре жаркого лета незримо присутствует осень: каким-нибудь желтым листком, подхваченным ветром, она обязательно напомнит о себе. В неподвижности кроется движение, а в ночи зарождается день. Мы пока не знаем, что произойдет завтра, но затаенная радость или тоска говорят языком нашего будущего.
Они словно состязание в красноречии устроили. Один мысль заканчивал, другой тут же подхватывал. «Ну и дела!» – не переставала удивляться госпожа Эрман. И тут «таежная родственница» выдала очередную фразу, от которой вся кровь бросилась в голову столичной львицы.
– Так бывает в любви, – бесстрашно подняла Лика свои нефритовые глаза. – Когда двое, кажется, еще любят друг друга, внутри этой любви уже гнездится разлука. Кто-то один уже привязался сердцем к другому… или к другой. Оба пока не замечают скрытой силы нового чувства, которое зреет в недрах старого. Осень еще горит багрянцем, а зима уже сыплет на это увядание густой белый снег. Даже если новая любовь появилась пока только в мыслях, – она уже существует там… Все повторяется! Вам не приходит на ум, что мы уже сидели за этим столом и…
Она замолчала, порозовев от смущения, надела украшение себе на шею. Альбина презрительно скривилась, убрала свою подвеску обратно в футляр.
Тихо журчал фонтан. Мраморная купальщица подставила роскошное, гладкое тело под струйку прозрачной воды, бьющей между камней в гроте. Вода по мягким линиям ее плеч стекала вниз, в розовую чашу-раковину и стояла там, подсвеченная изнутри тусклыми огнями. Лика засмотрелась, – печаль сквозила в позе, наклоне головы прекрасной купальщицы… и у нее на сердце грусть, тоска.
– Мне домой хочется…
Альберт Юрьевич достал телефон.
– Сейчас водителя вызову: самому за руль нельзя, – выпил много.
– Мы уже уходим? – капризно протянула госпожа Эрман. – Ну-у-у… Алек! Я хочу сладенького! – Она была вызывающе красива в ярко-синем облегающем платье, с высокой грудью и сильными, стройными бедрами, обтянутыми бархатом. Холодно, искусственно красива, – ледяная дева.
Ростовцев уже договаривался с водителем. Лику охватило такое нетерпение, что она вскочила и пошла в гардероб за пальто.
– Погодите! – крикнул Ростовцев ей вслед. И предложил Альбине: – Ты подожди, если хочешь. Я отвезу нашу гостью, вернусь, и мы еще посидим.
– Что, шофер один не справится?
– Это невежливо, дорогая.
Разумеется, госпожа Эрман не осталась. Всю дорогу в машине она дулась.
– Я ужасно беспокоюсь о Стефи, – призналась Лика. – Она сегодня с утра приболела, – сердце, давление. Вдруг ей плохо стало, а рядом никого?
– Кто такая Стефи?
– Домработница. Вернее, не совсем…
Ростовцев протянул новой знакомой телефон.
– Позвоните ей!
Лика не совсем привыкла к такой штуке, как телефон, и мысль о звонке Стефи не пришла ей в голову.
– Как набирать?
– Просто цифры вашего городского номера, – подсказал Альберт.
Лика последовала его совету и услышала длинные гудки… трубку никто не брал. Две следующие попытки закончились тем же.
– Спит, наверное, – предположила Альбина.
Лика побледнела и закусила губу. Не надо было ей оставлять Стефи одну!
Сыщик обдумывал свой визит к Красновской.
С одной стороны, та явно стремилась помочь, с искренним теплом говорила о новой хозяйке, с другой – принадлежала к касте так называемых «порядочных людей», которые не выдают чужих тайн ни при каких обстоятельствах. Знай она гораздо больше того, что поведала Смирнову, все равно молчала бы. На первых порах. Постепенно Красновская прониклась бы к нему доверием и выложила бы остальное, – он умел обращаться с пожилыми дамами. Так что сыщик особо не переживал: завтра, послезавтра, через неделю, – но старушка раскроет свои секреты.
Когда он вышел из дома на Неглинной, на улице падал снег, от утренней оттепели не осталось и следа. Часы Смирнова показывали начало десятого, в сущности, детское время. Красновская сослалась на недомогание, – у нее от такой погоды резко разболелась голова, – и попросила перенести беседу на завтра. Сыщик не успел задать ей некоторые вопросы.
Вообще Стефания Кондратьевна произвела на него двоякое впечатление. По виду она напоминала даму старой закалки, экономку богатого дома: сухое лицо с морщинами у глаз и губ, седые, аккуратно подстриженные в каре волосы; платье с глухим воротом на некогда статной, но поддавшейся времени фигуре; живые темные глаза за стеклами очков. По характеру же она походила на одинокую, неприкаянную пенсионерку, которая работает на хозяев и ищет в них прежде всего близких, семью, а потом уже источник дохода.
Красновская встретила сыщика любезно и гостеприимно, – к его приходу она накрыла к чаю стол в гостиной. Комнаты были прилично отремонтированы, обставлены в классическом стиле, мебелью из ценных пород дерева, – без бросающейся в глаза роскоши, зато добротно и удобно. С высоких потолков свисали хрустальные люстры, со стен взирали из старинных рам молодые всадницы и блестящие красавицы в шелковых платьях в духе Брюллова.
– Это копии, – пояснила Стефи. – Но очень хорошие. Аркадий Николаевич разрешил мне сделать ремонт и купить мебель по своему вкусу.
– Как вы с ним познакомились? – спросил Смирнов.
Он осторожно, старясь не раздавить тонкий фарфор, поднес к губам чашку. Аромат и цвет чая оказались превосходными.
– Я у прежних хозяев служила, они дали мне прекрасную рекомендацию. Господин Селезнев предложил остаться, когда приобрел квартиру, – мне выбирать не приходилось. Я уж привыкла здесь, – поди, лет двадцать на одном месте. Ближайшие магазины, аптеки, прачечные изучила, как свои пять пальцев. Куда на старости лет срываться? И условия хорошие: жить, присматривать за квартирой, пока хозяева не приедут, совсем нетрудно. Жалованье Аркадий Николаевич мне назначил большое, выплатил наперед, да еще много денег дал за то, чтобы я в будущем оформила дарственную на него самого или члена его семьи. Деньгами-то я по-своему распорядилась.
– Как же, если не секрет?
– Продала свою комнату в коммуналке, добавила некоторую сумму и приобрела отдельное жилье в Перове. Сдаю внаем. Теперь, как мы и договаривались, эту-то квартиру я Лике «подарила», а та моя будет. Если Лика замуж надумает выходить или просто надоем ей, перееду туда.
– Вы с Ликой ладите? Споров, разногласий не возникает? – поинтересовался Всеслав.
– Какие споры? Это ж ангел светлый, а не девушка! – воздела руки к лепному потолку Красновская. – Мы с ней обе одиноки, как два тополя на Плющихе. У меня была семья, – муж, сын, как положено, – потом супруг заболел, слег и приказал долго жить, а сын за границу уехал, насовсем. Присылает мне по две открытки в год, – на Рождество и на день рождения. Но… я на сына не обижаюсь. Слава богу, он свою жизнь устроил, в моей помощи не нуждается. А то ведь кого ни послушаешь, – у всех дети выросли, выучились, только на ноги никак не встанут: просят и просят у стариков их последние копейки!
Она говорила громче обычного, поскольку была глуховата. Так же громко вынужден был задавать вопросы сыщик.
– Какого вы мнения о господине Селезневе?
– Мы с ним виделись семь лет назад, разговаривали по поводу квартиры, заключили соглашение, он мне заплатил на годы вперед, не поскупился, – терпеливо повторила Красновская. – Этого достаточно, чтобы я составила о нем мнение. Я хорошо разбираюсь в людях! По Аркадию Николаевичу сразу было видно – солидный человек. Ведь он мне на слово поверил, никаких бумаг не заставил подписывать, ничего. Жаль, если он погиб! А надежду терять нельзя, – в тайге всякое случается: бывает, люди, которых считали мертвыми, спустя год-полтора возвращаются.
– Что вы можете сказать о прежних хозяевах?
– Славные старики, не ридирчивые, покладистые, только больные очень. Они к детям уехали, в Америку. Меня тоже сын звал в Гамбург, но я отказалась. Чужбина есть чужбина! В семьдесят один год пора о душе думать, а не о чужих странах.
«На вид ей можно дать на десять лет меньше, – отметил сыщик. – Неплохо сохранилась».
– На ваш взгляд, предыдущие владельцы квартиры знали господина Селезнева?
Стефания Кондратьевна отрицательно покачала головой.
– Н-нет… думаю, они не были знакомы. Купля-продажа, кажется, состоялась по объявлению. А… какое это имеет отношение к отцу Лики? – удивилась пожилая дама. – Она сказала, вы его будете искать. Правильно! Ей родной человек рядом нужен.
– Да, – подтвердил Всеслав. – Я ищу ее отца. И любой факт может натолкнуть меня на след. – Он обвел взглядом книжные шкафы, набитые книгами. – Вы библиотеку собирали?
– Частично. В основном, книги куплены новой хозяйкой, – читает целыми днями. Она же не работает, телевизор ей не по вкусу пришелся, вот и глотает книгу за книгой. Я, говорит, жизнь изучаю! Разве жизни-то по книгам научишься?
Смирнов понимал, что беседа с Красновской скользит по поверхности, не проникая в глубь странной и во многом темной истории Лики. Может, домработница действительно никаких дополнительных подробностей не знает? Иначе сама Лика бы у нее все выудила. Или они заодно?
– Опишите, пожалуйста, Аркадия Николаевича, – попросил он. – Что-то бросилось вам в глаза? Какие-нибудь запоминающиеся детали поведения, внешности?
– Интересный мужчина, видный… с усами, с бородкой. При деньгах. Щедрый, вежливый… не знаю, право, что еще добавить. Годы прошли, молодой человек! А я близорука, без очков в двух шагах соседку не узнаю, не здороваюсь. Она уже не обижается, привыкла.
Больше Стефания Кондратьевна ничего существенного не припомнила, как ни старалась.
– Вас не насторожило, что человек покупает квартиру, оформляет на вас, никакой расписки не берет, платит вперед за ваши услуги, а сам уезжает?
– Почему меня должно было это насторожить? – искренне недоумевала пожилая дама. – У людей судьбы по-разному складываются, разные причины возникают для самых невероятных поступков. Какое мое дело? Я не привыкла в чужую жизнь нос совать. Просто господин Селезнев сразу проникся ко мне доверием: порядочные люди друг друга чувствуют. А что вы все о нем расспрашиваете?
– В некотором роде я профессиональный любопытный, – рассмеялся Смирнов. – Кстати, вам правда кто-то на улице отрезал прядь волос?
Красновская неожиданно разволновалась.
– Ой! – схватилась она за голову. – Давление подскочило! В груди давит… сердце… надо принять таблетку. Дайте воды.
Пока сыщик бегал на кухню за водой, домработница чуть отошла.
– Хулиганья развелось, спасу нет, – слабым голосом пожаловалась она. – Я вечером из аптеки иду, а он подскочил и… чик! Толком-то не сообразишь, что случилось. Безобразие. Хорошо, волосы обрезал, а не сумочку. Бандитизм процветает! Раньше такого в помине не было.
– Вы сказали «он». Успели кого-то заметить?
– Да где мне заметить? – с видом умирающей простонала Красновская. – Снег лепит, темнотища. Он! Кто же еще? Хулиган!
Смирнов вернулся к вопросу о Селезневе.
– В течение этих семи лет Аркадий Николаевич связывался с вами? Писал, звонил?
– Нет, – покачала головой домработница. – Он не обещал. Оставил распоряжения и уехал, велел ждать. Я, грешным делом, думала, уж не упокоился ли он с миром? А тут Лика приехала, мне на радость! Господи, хоть бы мне пожить немножко… помочь девочке в Москве освоиться, жениха хорошего найти. Здоровье у меня совсем плохое стало, без таблеток дня не бывает.
Всеслав понял – пора уходить. Сегодня Красновская уже ничего не скажет, лучше попытать счастья в другой раз.
Он ехал домой, перебирая в памяти разговор, отыскивая в нем намеки на истинную подоплеку дела. Но не преуспел в этом.