Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки. Часть III. Новейшая история Тропической и Южной Африки ( Коллектив авторов, 2016)

Главным результатом колониальных захватов в Африке стало формирование колониальной системы, оказавшей глубочайшее влияние на африканские общества. В колониальную эпоху в регионе появились новые страны, современные города, автомагистрали, морские порты и аэродромы, гидроэлектростанции, университеты и больницы. Даже к концу колониального господства эти и другие достижения современной цивилизации были доступны лишь ничтожному числу африканцев. Но и африканская «глубинка» не осталась неизменной. За время колониального господства были преобразованы социальные связи, изменились социальные структуры, сформировались новые социальные группы, новая экономика, новые политические отношения. Историки назвали общество, которое возникло в результате этой быстрой и насильственной трансформации «колониальным». По характеру оно отличалось как от разнообразных доколониальных общественных структур, так и от современных ему структур индустриального общества.

Нельзя не признать, что колониальные власти в чем-то улучшили положение населения континента. Они покончили с работорговлей и поставили рабство вне закона (хотя в некоторых районах оно дожило до сегодняшнего дня). Их заслугой является и то, что они неоднократно помогали африканскому населению справиться с голодом и эпидемиями, что в результате прививок и улучшения норм санитарии продолжительность жизни африканцев значительно возросла и что в колониальные годы немалое число африканцев получило начатки европейского образования и стало грамотным.

Но все эти преобразования проходили в условиях жесткого принуждения, дискриминации и жестокой эксплуатации населения. Приспособление к новым условиям было длительным и болезненным и стоило африканским обществам многих лишений и человеческих жизней. Это оказало глубокое психологическое и идейное воздействие на африканцев. Процесс трансформации сопровождался стихийными и организованными протестами, восстаниями, бунтами и забастовками. Лишь к концу колониальной эпохи требование независимости стало всеобщим, но стремление избавиться от колониального угнетения существовало на протяжении всего колониального периода.

§ 19. Становление колониальных порядков после Первой мировой войны

Завершение колониального раздела Африканского континента не означало, что колониальные державы эффективно контролировали все доставшиеся им территории, не говоря уже об их освоении. Горстка колониальных чиновников порой должна была управлять территориями, превышавшими размеры метрополий. Даже при поддержке военных (как правило, тоже немногочисленных), это было трудновыполнимой задачей. Установление колониальных порядков заняло не одно десятилетие и шло весьма неравномерно. Этот процесс быстрее всего разворачивался в прибрежных районах Западной Африки, которые имели торговые и прочие отношения с европейцами с XVI в., а также в «старых» колониях (Ангола, Мозамбик, Капская колония, Сенегал). Значительно медленнее шло освоение внутренних районов континента.

Методы колониального проникновения различались в зависимости от климата и природных условий колонии,[17] плотности ее населения, политического устройства африканских обществ и их хозяйственной деятельности в доколониальные времена. Кроме того, у каждой метрополии были свои идеи о том, как именно нужно управлять Африкой.

Там, где в доколониальную эпоху существовала государственность или хотя бы политические образования, дело обычно начиналось с приобщения элиты к участию в тех или иных формах колониальной деятельности. Через элиту, получавшую поощрения и привилегии, устанавливались налоги (обычно это были налоги «на хижины»), вводились новые экспортные культуры, рекрутировалась рабочая сила. Там, где никаких форм государственности не существовало или где местная элита отказывалась сотрудничать с колонизаторами, новая элита создавалась искусственно, из числа тех местных «сильных лидеров», которые сотрудничали с европейцами в годы колониального раздела.

Англичане, с их длительным опытом колонизации Индии, обычно стремились опереться на влиятельных представителей местной элиты. Французы предпочитали назначать французских чиновников даже на сравнительно незначительные административные посты. Вожди во французских колониях тоже были назначенными. Но и во французских, и в английских колониях использовался принудительный труд – обычно на общественных работах, а иногда и в сельском хозяйстве.

К началу XX в. нигде, кроме Южной Африки, полезные ископаемые разведаны не были, поэтому первоначально Африка поставляла в Европу только продукцию сельского хозяйства. Постепенно появилась специализация: пальмовое масло, арахис и какао шли из Западной Африки; кофе, сизаль, пиретрум и хлопок – из Восточной; ценные породы древесины и каучук – из Центральной.

Наиболее жестокие формы колониального угнетения до Первой мировой войны существовали в германских колониях и Бельгийском Конго.

Бельгийские власти прославились бесчеловечностью своей политики по отношению к африканцам уже во время существования Свободного Государства Конго – личной колонии бельгийского короля Леопольда II (1885–1908). Основой колониального хозяйства Конго в те годы был сбор каучука – естественного продукта одного из видов лианы, росшей в тропических лесах. Компания Бельгийского Конго, получившая от Леопольда концессию на сбор каучука в северной части Конго, установила нереалистично высокие нормы сбора, невыполнение которых каралось смертью. В доказательство того, что жертвы действительно были убиты, солдаты Компании должны были предоставлять администрации руки, отрубленные у трупов. Иначе, полагали чиновники, солдаты использовали бы пули для охоты. Бельгийские офицеры следили за выполнением этого распоряжения. Солдаты порой все же обманывали начальство и, сберегая пули, отрубали руки у живых людей. Иногда деревни воевали друг с другом за отрубленные конечности, чтобы представить их в качестве компенсации за недопоставленный каучук. Подсчитать число убитых и погибших просто невозможно, но некоторые историки полагают, что оно могло достигать половины тогдашнего населения Конго – до 10 млн чел.

До начала XX в. Леопольду удавалось подавлять протесты миссионеров и сторонних наблюдателей или подкупать их. Но в 1902 г. Джозеф Конрад опубликовал свою повесть «Сердце тьмы», привлекшую к ситуации в Конго внимание мировой, прежде всего, английской, общественности. Независимое расследование привело к решению участников Берлинской конференции отобрать у Леопольда мандат на управление Конго, поскольку он нарушил условия принятого на конференции Генерального акта (этот акт предусматривал заботу о «развитии и благосостоянии» народов Конго). Право на управление Конго было передано Бельгии, и зверства прекратились. Но Бельгия была слабой колониальной державой и не могла «освоить» огромную территорию Конго. К тому же цены на каучук упали, а другие источники прибылей были найдены только много позже.

Сборщики каучука сдают свой «урожай». Германская Восточная Африка, 1906/1918 гг.

Конго так и осталась одной из самых отсталых стран континента.

Германия стремилась использовать свои колонии (Германская Юго-Западная Африка (Намибия), Германская Восточная Африка (Танганьика), Германский Камерун и Германское Того) для расселения немецких колонистов. Началась конфискация земли у местного населения, а живших на ней людей сгоняли на работу на фермах и на строительство городов и дорог. Отношения с местной элитой не сложились, и все управление снизу доверху осуществлялось германскими чиновниками, причем колониальная администрация была военизирована. В Юго-Западной Африке насилие привело к восстанию двух крупных племен, гереро и нама (1904–1907 гг.). По разным оценкам, в ходе подавления восстания были убиты или погибли от голода от 40 до 100 тыс. гереро (до 80 % всего населения) и 10 тыс. нама. В 1985 г. ООН объявила эти события геноцидом.

В Германской Восточной Африке к 1914 г. колонистов было более 5 тыс. Как и в Юго-Западной Африке, население также сгоняли на принудительные работы. Однако поселенцев было недостаточно, и, чтобы повысить «рентабельность» колонии, германские власти облагали африканцев непосильными налогами, а на юге страны начали заставлять их выращивать хлопок на экспорт. Восстания в этих районах начались уже в конце XIX в.[18] В 1905–1907 гг. они вылились в «войну» Маджи-Маджи (по названию снадобья, которым пользовались восставшие в надежде защитить себя от германских пуль). Администрация справилась с этим восстанием лишь с помощью прибывших из Германии войск и тактики «выжженной земли», результатом которой стал голод.

В Германском Камеруне и особенно в Германском Того поселенцев было мало, но плантации все же существовали. Они поставляли в Германию кофе, какао, хлопок (Того), бананы, пальмовое масло, каучук, чай и другую сельскохозяйственную продукцию (Камерун). Здесь также использовался принудительный труд, но к восстаниям это не привело.

За время своего короткого правления германские власти сумели создать в своих африканских колониях такую инфраструктуру, которая во многих других колониях появилась лишь после Второй мировой войны. Хозяйственная деятельность в этих колониях налаживалась при больших государственных капиталовложениях и по последнему слову тогдашней науки. Но жестокость режима принудительного труда и особенно бесчеловечные методы подавления восстаний осуждались даже другими метрополиями, которые и сами не чуждались применения насилия.

В английских и французских колониях эксцессов было меньше. Но в странах, заселяемых белыми колонистами (Кения, Южная Родезия, Капская Колония, бурские республики) сгон африканцев с земли шел полным ходом. В тех странах, где налаживалось производство экспортных культур в африканских хозяйствах, устанавливались высокие натуральные налоги и создавались монопольные закупочные компании, которые покупали у производителей продукцию по заниженным ценам.

Первая мировая война. Международные договоренности, заключенные во время колониального раздела, предусматривали, что в случае войны в Европе, африканские колонии останутся нейтральными. У колониальных администраций тоже не было желания воевать друг с другом, тем более, что ни серьезных военных формирований, ни укреплений, рассчитанных на войну с равным противником, ни в одной колонии не было. Но война все же началась.

Крохотный гарнизон Германского Того был атакован французскими силами из Дагомеи (Бенин) и английскими из Нигерии. Германский гарнизон отступал на север по линии железной дороги, но смог задержать наступление союзников лишь на несколько дней. В конце августа 1914 г. гарнизон сдался.

Камерунская кампания длилась дольше. В августе 1914 г. британские и французские силы двинулись на территорию Германского Камеруна по трем направлениям из Нигерии и Чада, но на двух были отбиты, а на третьем остановлены. В 1915 г. перевес сил оказался на стороне англичан. Они захватили хорошо укрепленный Гаруа и стали постепенно продвигаться на юг, к Яунде. Английские и французские силы, ранее задержанные в северных районах Камеруна гарнизоном Гаруа, теперь также двигались на юг. В декабре союзные силы окружили г. Яунде, но германские войска, германское гражданское население и часть камерунцев смогли уйти в испанскую колонию Рио-Муни. Оттуда немцы перебрались на о. Фернандо По, и затем многие вернулись в Германию. В феврале остатки германского гарнизона сдались союзникам.

Война за Юго-Западную Африку началась в сентябре 1914 г. наступлением южноафриканских войск. Германские войска отбили атаку и в начале 1915 г. перешли в контрнаступление, которое окончилось для них неудачей. Южноафриканцы тем временем наращивали силы в Уолфиш-Бей – южноафриканском анклаве в самом центре прибрежной полосы страны. К маю 1915 г. они заняли несколько городов, и в начале мая вошли в столицу колонии, Виндхук. Центр страны оказался в руках южноафриканцев. Командование германских войск предложило прекратить сопротивление на определенных условиях, но Луис Бота, премьер-министр ЮАС, командовавший войсками на этом направлении, отказался их принять. Южноафриканцы оттеснили германские войска с побережья и, разделив свои силы, стали быстро продвигаться из центра страны на север и на юг. На юге группа южноафриканских войск под началом Яна Смэтса, министра обороны, высадилась в порту Людериц и захватила находившуюся там морскую базу. Оттуда Смэтс направил свои войска вглубь страны. В Китсманхупе они сомкнулись с двумя колоннами, наступавшими с территории ЮАС. Это соединение начало теснить германские силы с юга страны к центру, занятому войсками Боты. В июле 1915 г. обе группировки германских войск, на севере и на юге, капитулировали.

Самыми упорными и длительными были военные действия в Германской Восточной Африке. Здесь были сосредоточены наибольшие группировки как английских, так и германских сил. Кампания началась в августе 1914 г., когда британские войска атаковали германские укрепления у озера Виктория с территории Уганды. Одновременно началась бомбардировка Дар-эс-Салама с моря.

Германские силы ответили рейдами на территорию Британской Восточной Африки (Кения). На оз. Виктория шли стычки между английскими и германскими судами. В ноябре Индийский экспедиционный корпус британских сил потерпел сокрушительное поражение под Тангой, несмотря на огромное численное преимущество. Эта и другие германские победы были одержаны в большой степени благодаря успешному руководству операциями талантливым военачальником Паулем фон Леттов-Форбеком.

На море германский крейсер «Кенигсберг» уничтожил в Занзибарской бухте один из британских кораблей, обстрелявших Дар-эс-Салам, и ушел в разветвленную дельту р. Руфиджи. В 1915 г. туда были передислоцированы два британских военных корабля с Мальты. В июле им удалось уничтожить «Кенигсберг». В боях 1915–1916 гг. английские, бельгийские и португальские силы очистили от немцев оз. Танганьика.

Отряд аскари на марше. Германская Восточная Африка, 1914/1918 гг.

В 1916 г. англичане значительно укрепили свои силы родезийскими, южноафриканскими и индийскими войсками. Командовать ими был назначен Ян Смэтс. Наступление началось на севере из Британской Восточной Африки, на западе из Бельгийского Конго через оз. Виктория и на юго-западе с территории Родезии. Леттов-Форбек отступал со своими силами на юг и избегал сражений, но потери британских войск были чрезвычайно высоки и без них, – в основном в результате болезней. Продвижение обеих групп войск на юг медленно шло в 1916 и 1917 гг. В октябре 1917 г. произошло сражение при г. Махива, в котором британские войска понесли значительно большие потери, чем германские. Но английское наступление на юг продолжалось. В ноябре германские войска перешли на территорию Португальской Восточной Африки (Мозамбик). Чтобы облегчить добычу продовольствия у местного населения, Леттов-Форбек разделил своих людей на три группы, шедшие на юг параллельными маршрутами. Одна из них исчерпав запасы амуниции и продовольствия, была вынуждена сдаться. Остальные повернули на север и, в обход британских сил, продвигались вдоль оз. Ньяса. В августе 1918 г. они перешли на территорию Северной Родезии и стали продвигаться на юг. 13 ноября они захватили г. Касаму, не встретив сопротивления. На следующий день Леттов-Форбек узнал, что за два дня до этого Германия и союзники заключили во Франции перемирие. 23 ноября его войска сдались в Аберкорне.

Война принесла африканцам неисчислимые страдания. Люди погибали не только в ходе военных действий, но и от голода, особенно свирепствовавшего в 1918 г., и от болезней. От одной только эпидемии испанки, которая пришла в Африку южнее Сахары осенью 1918 г., в регионе погибло до 2 млн чел.

В войне с обеих сторон участвовали десятки тысяч африканцев. Это были солдаты колониальных войск (аскари). К концу 1918 г. в британских восточноафриканских войсках их было 35,5 тыс. Армия Леттов-Форбека (около 14 тыс. чел.) также состояла из африканцев. Все многокилометровые переходы она осуществляла с огромным обозом, в котором были жены и дети аскари. Кроме того, в обеих армиях были африканские носильщики (в британских восточноафриканских войсках больше 70 тыс.). Этих людей уже нельзя было запугать огнестрельным оружием: они владели им сами и не различали белый перед ними противник или чернокожий.

Сам факт, что одни белые воевали против других и терпели поражения, в том числе и от рук аскари, имел огромное психологическое воздействие на африканское население. Не случайно во время войны произошло несколько крупных восстаний африканцев. В 1915 г. это было восстание овамбо на юге Анголы, ненадолго захваченного перед этим германскими войсками из Юго-Западной Африки. В Ньясаленде (Малави) в том же году произошло восстание Чилембве, спровоцированное принудительными работами, расовой дискриминацией и новыми поборами, связанными с войной. В 1917 г. произошло восстание маконде в центральной части Мозамбика, которое португальцы смогли подавить только к концу года.

Результатом войны стало перераспределение колоний. По решению созданной в 1919 г. Лиги Наций германские колонии стали ее подмандатными территориями. В 1922 г. мандаты на управление этими территориями были переданы державам-победительницам. Мандат на управление Того был предоставлен Великобритании (западная часть) и Франции (восточная часть). Камерун также был поделен между Англией и Францией. Меньшая его часть на западе отошла к Англии, большая, восточная, – к Франции. Южно-Африканский Союз получил мандат на управление Юго-Западной Африкой. Мандат на управление большей частью Германской Восточной Африки, названной Территория Танганьика, достался Англии. Небольшая территория на западе этой германской колонии, Руанда-Урунди, была передана под управление Бельгии.

Колониальная экономика. После окончания Первой мировой войны страны-метрополии стали более систематически осваивать захваченные территории, т. е. создавать там политические, социальные и экономические условия для наиболее эффективного выкачивания прибылей. Колониальные структуры формировались постепенно и трансформировались на протяжении всего колониального периода. В межвоенный период не все районы и страны Африки были одинаково глубоко затронуты колониальным воздействием, но именно за два десятилетия этого периода оформились направления их дальнейшего развития.

В экономической сфере основным результатом колониального освоения стало постепенное превращение колоний в аграрно-сырьевые придатки метрополий. Сельскохозяйственное производство под давлением колониальных властей все больше ориентировалось на экспорт. В межвоенный период резко изменился состав сельскохозяйственных культур, выращиваемых африканцами. При значительном росте населения производство продовольственных культур оставалось из года в год примерно на одном уровне (только кукурузы, которой обычно кормили работников на европейских плантациях и шахтах, стали выращивать больше). Зато производство экспортных культур резко возросло: кофе – в 11 раз, чая – в десять, какао-бобов – в шесть, арахиса – более, чем в четыре, табака – в три раза и т. д.

Все большее число колоний становилось странами монокультурного хозяйства. Накануне Второй мировой войны от двух третей до 98 % стоимости всего экспорта большинства колоний приходилось на какую-то одну культуру. В Гамбии и Сенегале, например, такой культурой стал земляной орех, на Занзибаре – гвоздика, в Уганде – хлопок, на Золотом Береге – какао, в Южной Родезии – табак. В некоторых странах было по две экспортные культуры: во Французской Гвинее – бананы и ананасы, на Береге Слоновой Кости и в Того – кофе и какао, в Кении – кофе и чай. В Габоне и некоторых других странах монокультурой стали ценные породы древесины.

Создававшаяся в Африке промышленность, главным образом, горнорудная, была рассчитана только на экспорт. Развивалась она быстро. В Бельгийском Конго, например, добыча меди с 1913 по 1937 г. возросла более чем в 20 раз. К 1937 г. Африка южнее Сахары занимала в капиталистическом мире внушительное место по производству минерального сырья. На нее приходилось 97 % всех добываемых алмазов, 92 % кобальта, более 40 % золота, хромитов, литиевых минералов, марганцевой руды, фосфоритов и более трети всего производства платины. С 1870 по 1936 г. общая сумма иностранных капиталовложений в африканские страны составила более 1,2 млрд. ф. ст., около 75 % из них – капиталы британского происхождения. Почти все эти средства вкладывались в развитие экспортных отраслей хозяйства и в меньшей степени – инфраструктуры. В Западной Африке, а также в большинстве районов Восточной (например, в Уганде, Руанде, Урунди, отдельных областях Танганьики) и Центральной Африки экспортная продукция производилась в основном в хозяйствах самих африканцев. Европейское плантационное производство здесь не привилось из-за трудных климатических условий (обширные районы, прилегающие к Гвинейскому заливу, даже называли когда-то «могилой белого человека») и высокой плотности местного населения.

К тому же во многих из этих районов еще в доколониальные времена сформировались классовые структуры, и колониальным властям оставалось лишь достроить и переориентировать в свою пользу существовавший механизм отчуждения производимого продукта.

Выращивание экспортных культур африканцами здесь не только поощрялось, но и вводилось порой принудительно. Колониальная администрация прибегала к таким мерам, как принудительное членство в производственных кооперативах, отчуждение доли урожая в виде налога и т. д. Главными эксплуататорами африканского производителя были иностранные компании, которые обладали монополией на скупку экспортной продукции и потому могли резко занижать закупочные цены даже по сравнению с низкими и без того ценами на сырье на мировом рынке. Самой крупной и известной из таких компаний была английская «Юнайтед Африка кампани», действовавшая в основном в Западной Африке.

Господства подобных компаний не избежала и Республика Либерия, сохранившая политическую независимость. В 1926 г. правительство Либерии предоставило американской «Файрстон тайр энд раббер кампани» концессию на 400 тыс. га. земли сроком на 99 лет. Получало же оно от «Файрстона» только 1 % стоимости экспорта продукции выращивавшихся на этой земле каучуконосов. Иностранные компании действовали и в отстоявшей свою политическую независимость Эфиопии.

Районов, где основными производителями экспортной сельскохозяйственной продукции стали европейские колонисты (или поселенцы), было немного: Южно-Африканский Союз, Южная Родезия, часть Северной Родезии, центральные районы Кении. Африканцев в этих районах использовали в основном в качестве неквалифицированной мигрирующей рабочей силы – сезонников и отходников. Мигранты были и в Западной Африке, но там их число по сравнению с поселенческими районами было невелико, мигрировали они обычно на небольшие расстояния и чаще возвращались домой. Да и работало большинство из них в хозяйствах африканцев – производителей экспортной продукции.

Развитию отходничества способствовал земельный голод, возникший в поселенческих колониях, прежде всего, из-за того что наиболее плодородные земли были зарезервированы за колонистами. Кроме того, колониальная администрация ограничивала районы проживания отдельных этнических групп закрепленными за ними резерватами. Территория резерватов и изначально была недостаточна для ведения традиционного экстенсивного сельского хозяйства, а с ростом населения оказалась совершенно неадекватной. В резерватах крестьянам запрещали выращивать не только экспортные, но и наиболее доходные товарные культуры, вводили высокие денежные налоги. В Восточной, Центральной и Южной Африке было особенно широко распространено применение принудительного труда. Больше всего к его использованию прибегали португальские и бельгийские колонизаторы.

Такие же методы использовались и для обеспечения рабочей силой рудников Трансвааля, так называемого Медного пояса Северной Родезии, горнорудной провинции Катанга в Бельгийском Конго. Кроме того, действовавшие здесь горнорудные компании (например, могущественная южноафриканская «Де Бирс») прибегали к системе контрактации рабочей силы, заключая соглашения с колониальной администрацией соседних колоний на поставку оттуда сотен тысяч отходников для работы «по контракту» за мизерную плату.

Некоторые крупные компании, действовавшие в Центральной и Южной Африке, сочетали эксплуатацию африканца в качестве отходника на рудниках и в качестве производителя экспортной сельскохозяйственной продукции на земле. Наиболее яркий пример – бельгийская «Юньон миньер дю О'Катанга», которая являлась фактически полноправной хозяйкой Бельгийского Конго.

Колониальное управление. Эффективно использовать труд африканского населения было невозможно без той или иной формы привлечения его представителей к управлению. Колониальные власти были вынуждены создавать с их участием новый аппарат власти или использовать элементы существовавшего в доколониальную эпоху. Это было нужно не просто из-за нехватки колониальных чиновников-европейцев и необходимости удешевления колониального аппарата. Главное заключалось в том, что без социальной опоры в среде местного населения его можно было заставить работать на колонизаторов, лишь прибегая к постоянному принуждению и контролю. А этот метод, как известно, слишком дорогостоящ и малоэффективен.

Способы привлечения африканцев к колониальному управлению в основном сводились к двум формам: прямому и так называемому косвенному (или непрямому) управлению. В первом случае колониальная администрация назначала африканских вождей в тот или иной район, не считаясь с местными институтами власти и происхождением претендентов. По сути дела, их положение мало отличалось от положения чиновников колониального аппарата, хотя и имело свои особенности. Вожди делились на несколько категорий в зависимости от уровня образования и заслуг перед колонизаторами. Категории различались размерами окладов и числом подданных. Административные границы подвластных им территорий вводились произвольно. Вождей часто смещали и переводили из одного административного района в другой.

Во втором случае (при системе косвенного управления) колонизаторы формально сохраняли институты власти, существовавшие в доколониальные времена, совершенно изменив, однако, их содержание. Вождем мог быть только человек местного происхождения, обычно из так называемой «традиционной» знати. Он оставался на своем посту всю жизнь, если устраивал колониальную администрацию. Основные средства существования он получал из отчислений от суммы собранных им налогов.

Система прямого управления чаще использовалась во французских колониях, косвенного – в английских. Но это вовсе не было неизменным правилом. Французы во многих случаях не только неофициально, но и формально признавали власть влиятельных традиционных правителей, прежде всего, тех, кто активно с ними сотрудничал. Наиболее известный пример – признание прерогатив мого наба, правителей народа моей в Верхней Вольте.

Англичане же зачастую создавали институты якобы «традиционной» власти совершенно искусственно (как, например, у народа игбо в Восточной Нигерии). Кроме того, косвенное управление было несовместимо с «поселенческим» колониализмом Кении, Южной Родезии и ЮАС, и англичане сами признавали, что используют в этих странах вариант прямого управления.

В целом можно сказать, что различия между двумя системами управления были не столь уж значительны. Они оказали куда меньшее воздействие на характер социальной трансформации африканских обществ, чем, например, различия в методах эксплуатации.

Формирование колониального общества. С утверждением колониализма и развитием товарно-денежных отношений распадался привычный порядок вещей, рушился уклад жизни доколониальных обществ, основой которых были натуральное хозяйство и община. В недрах общины возникали новые социальные отношения. Изменялся и характер процессов классообразования в тех странах, где в доколониальный период такие процессы уже шли. В межвоенный период началось сближение социальных структур народов, находившихся в доколониальную эпоху на разных уровнях социального развития.

Менялись этнические и политические связи. Колониальный раздел во многих случаях прервал естественные процессы этнической и политической консолидации, как это произошло, например, с вождеством зулусов. Многие народы были разделены колониальными границами. Примеров превеликое множество: тсвана в Бечуаналенде и в ЮАС, фульбе, разбросанные по всей Западной Африке, хауса в Нигерии, Нигере, Камеруне, Чаде и нескольких других странах, и многие, многие другие. Население почти всех колоний было искусственным конгломератом крупных (миллионы человек) и мелких (несколько сотен, а то и десятков человек) этнических групп. В каждой колонии создавалось свое административное деление, редко совпадавшее с этническим. Прежние политические и экономические связи если и не разрывались, то, во всяком случае, усложнялись и трансформировались. В границах колониальных административных единиц на базе новых политических и экономических связей шло формирование новых этносоциальных групп. Иногда колониальные власти даже провозглашали в административном порядке создание новых «племен». Таковым стали, например, календжин в Кении.

Возникавшие в колониях новые социальные группы обычно были полиэтничными. Однако в 20-30-е гг. в каждой из них все же превалировали представители какой-то одной этнической группы. Это правило распространялось в некоторых случаях на конкретные профессии. Так, в колониальном аппарате Уганды было больше всего ганда, Нигерии – игбо. Мигрантами-отходниками в Кении были в основном гикуйю и луо, полицейскими – камба.

Перемены, привносимые колониализмом в африканские общества, были связаны с развитием элементов товарно-денежных отношений и черт капиталистического общества. Однако эти отношения, как и вся складывавшаяся социальная структура, отличались большим своеобразием, прежде всего, из-за их насильственного внедрения и зависимого характера. Общество, формировавшееся в ходе все более глубокого воздействия колониализма на доколониальные африканские структуры, имело переходный характер и получило название «колониального».

Интенсивность изменений была различной не только в тех или иных регионах и странах континента, но и в пределах одной страны. Колонизаторы повсюду выделяли территории, где имелись наибольшие возможности для интенсивной эксплуатации природных и людских ресурсов. Здесь социальная трансформация шла быстрее. Остальные территории, с точки зрения колонизаторов, пребывали в состоянии застоя. Самые глубокие перемены претерпела жизнь тех народов, которые оказались в наиболее длительном и тесном соприкосновении с колониализмом, прежде всего, в Южной Африке и других поселенческих колониях. Различался, конечно, и сам характер перемен.

Изменение социальной структуры африканских обществ отнюдь не было официальной целью колониальных властей. Скорее наоборот. Идеологи колониализма (прежде всего, английского) подчеркивали, что ради прочности колониального управления необходимо всемерно охранять доколониальные формы общественной жизни, оберегать их от разрушения. Но каковы бы ни были теоретические построения, на практике колониализм неизбежно приводил к трансформации прежних социальных структур и возникновению новых общественных слоев. Процесс этот во многих странах начинался с возникновения отходничества.

С начала колониальной эпохи до середины 50-х гг. отходничество было не только наиболее распространенной, но и наиболее характерной формой работы по найму. В этот период даже чиновники и квалифицированные рабочие, жившие в городах, на рудниках или фермах постоянно, в принципе являлись отходниками: они получали зарплату, не рассчитанную на содержание семьи. И действительно почти все они имели хозяйство в деревне, и семьи их жили там. Но основную массу отходников составляли, конечно, неквалифицированные рабочие. На горнорудных производствах и в некоторых других отраслях промышленности отходниками были в основном законтрактованные на определенный срок (шесть месяцев, год, два года) рабочие, в сельском хозяйстве – сезонники.

С развитием колониальной экономики и ростом ее потребностей в рабочих руках отходничество принимало все более массовый характер. В какой-то мере уход африканцев на заработки, нередко за сотни километров от родных мест, объяснялся и внеэкономическими факторами: жаждой новых впечатлений, стремлением уйти от власти вождей и старейшин, от однообразия традиционных укладов. Но главной причиной было, конечно, принуждение – на первых порах прямое, а затем экономическое. Необходимость уплаты налогов, стремление хоть как-то увеличить доход семьи, рост потребностей в новых товарах приводили к тому, что миллионы африканцев проводили в скитаниях всю жизнь – возвращались домой, но затем снова и снова вербовались на заработки.

Наиболее широко было распространено отходничество, которое не заставляло африканцев уходить далеко от родных мест. Оно было связано, прежде всего, с сезонными сельскохозяйственными работами. Но заработки таких рабочих были невысоки.

Незаконтрактованным рабочим, направлявшимся на рудники, нередко приходилось пешком преодолевать долгий путь через территорию нескольких стран. Условия работы горняков повсюду были очень тяжелыми, но их труд зачастую оплачивался выше, чем труд других категорий неквалифицированных рабочих.

Потоки отходничества могли ограничиваться пределами одной страны. Так было, например, в Бельгийском Конго, где на рудники Катанги и в города шли сами конголезцы. Но в основном миграция рабочей силы шла между странами. В Западной Африке эти страны зачастую входили в разные колониальные империи. В Золотой Берег, Берег Слоновой Кости, в Нигерию и Сьерра-Леоне значительная часть сезонных рабочих прибывала из Верхней Вольты, Нигера, Французского Судана.

Массовые миграции между странами шли и в Восточной и Центральной Африке. Среди африканцев, работавших по найму в Уганде и Кении, было много пришлых, а среди горняков Северной Родезии пришлым был каждый четвертый. В Южной Родезии жители других стран составляли почти половину африканцев, работавших по найму.

Главным центром притяжения отходников на всем континенте был Южно-Африканский Союз, особенно золотые рудники Трансвааля, где с начала XX в. ежегодно требовалось до 300 тыс. горняков. Две трети из них приходили из других стран, зачастую довольно далеких от ЮАС. Основными поставщиками рабочей силы на юге Африки были Ньясаленд, Южный Мозамбик, Басутоленд, Бечуаналенд, Свазиленд. В первых трех 40–50 % всех трудоспособных молодых мужчин ежегодно уходили на заработки за границу, в последних двух – 25–30 %.

Отходничество было новым социальным явлением в африканских обществах. Но оно и само стало фактором социальной трансформации и способствовало расшатыванию традиционных устоев в деревне. Отходники привносили в деревню новые ценности и понятия. Рушились старые авторитеты и нормы взаимоотношений, разрушались прежние методы ведения хозяйства.

С отходничества начиналось формирование нескольких слоев современного общества, но прежде всего рабочего класса. Часть отходников оседала в городах, на шахтах и на плантациях, приобретала квалификацию, обзаводилась семьями и теряла связь с родными местами. Наиболее быстро процесс формирования постоянной рабочей силы шел в крупных портовых городах, таких как Дакар, Момбаса, Кейптаун, Дурбан, на железных дорогах и в крупнейших горнорудных районах – в Катанге, в Медном поясе Северной Родезии, Трансваале. Однако в период между двумя мировыми войнами этот процесс только начинался. Как уже говорилось, даже имея хорошую специальность и осев в городе, рабочий чаще всего сохранял постоянную связь с деревней. Колониальная администрация сознательно сдерживала пролетаризацию отходников, считая политически и экономически невыгодным для себя отрыв рабочего от земли.

Наиболее массовым слоем колониального общества было крестьянство. Колониальный крестьянин в принципе не являлся антиподом отходника. Зачастую они были членами одной семьи, да и один и тот же человек нередко был отходником и крестьянином одновременно. Конечно, ситуация не была везде одинаковой. В районах развитого мелкотоварного производства крестьяне не только не занимались отходничеством, но и сами нанимали бедняков-отходников из менее развитых областей. В наиболее богатых хозяйствах производство экспортной сельскохозяйственной продукции, как правило, сочеталось с торговлей или посредничеством в скупке этой продукции.

Колониальный крестьянин отличался от общинника доколониальных времен тем, что был связан с мировым или местным рынком и вел товарное хозяйство. От капиталистического же фермера его отличали многочисленные меры внеэкономического принуждения, связанные с условиями колониального господства и колониальной монополией, а также сохранение натурального производства. Натуральное хозяйство, использование труда членов семьи, низкие личные потребности – эти и некоторые другие особенности хозяйствования колониального крестьянства являлись неотъемлемыми чертами всей системы производства. Они позволяли крестьянину более или менее успешно конкурировать с технически лучше оснащенным европейским хозяйством. Однако при такой системе расширение производства приводило к сокращению потребления без достаточной денежной компенсации.

Картина становления социальных отношений в межвоенный период в деревне была бы неполной без упоминания того факта, что этот процесс в то время носил особенно ярко выраженный анклавный характер, затрагивал лишь небольшие площади и относительно немногочисленные районы. На большей части территории континента натуральное хозяйство сохранялось не в качестве необходимого элемента отходничества, а в качестве господствующего уклада. Во многих случаях нарушенные во время колониальных захватов социальные и экономические нормы продолжали разрушаться или стагнировали. Хозяйство приходило в упадок. Прежние социальные структуры деградировали, но замена их новыми шла крайне медленно и в уродливых формах.

Крестьянская среда была очень разнородна по составу. К тому же в межвоенный период в ней бурно шли процессы имущественного и социального расслоения. Для имущественного накопления важнейшее значение имела близость к колониальным властям и так называемой «туземной» администрации. В обществах, бывших классовыми уже в доколониальную эпоху, она определяла степень и направление перераспределения богатства, в прежде бесклассовых обществах – степень и направление его накопления. В любом случае в колониальном обществе эта близость давала единственную возможность вертикальной социальной мобильности.

Члены «туземной» администрации, их родня, близкие и клиентела пользовались важными, хотя и законодательно не зафиксированными преимуществами (например, в «туземных» судах, при отправке на принудительные работы, сборе налогов и т. д.). В результате этого, а также подношений и безвозмездного труда своих соотечественников они быстро концентрировали в своих руках основное богатство – землю, начинали выращивать экспортные культуры (там, где это разрешалось), становились ростовщиками, открывали лавки. Своим детям они давали лучшее образование, и со временем те превращались в колониальных чиновников, начинали заниматься бизнесом, становились юристами, учителями, журналистами и т. д., пополняли ряды так называемой новой элиты.

Какую бы систему управления ни использовала колониальная администрация, ей всегда нужны были грамотные чиновники-африканцы (будь то вожди или просто служащие любой ступени колониального аппарата), иначе управление было бы невозможно. Торговый капитал – от крупнейших фирм до мелких торговцев, разъезжавших по самым непроторенным дорогам Африки – был заинтересован в появлении широкого слоя «европеизированных» африканцев с новыми потребностями и с денежными доходами, чтобы создать более емкий рынок для своих товаров. Европейские фирмы, монополизировавшие скупку сельскохозяйственной продукции, опирались на разветвленную сеть местных скупщиков-посредников. Обычно это были люди с зачатками европейского образования. Нужны были также учителя и священники-африканцы, которые могли бы более действенно распространять привитые европейцами идеи, ценности и представления, чем сами европейцы.

Да и в целом эффективная колониальная эксплуатация требовала духовной переориентации африканских обществ, по крайней мере языческих. Ислам – религия классовых обществ – был сильным идейным противником колонизаторов, но не препятствовал отчуждению прибыли, как таковой. Верования же доклассовых обществ базировались на таком комплексе представлений, который подразумевал лишь неравенство или маргинальную эксплуатацию в рамках клана и большой семьи.

Задачу духовной переориентации африканских обществ выполняли миссионеры, организовавшие сеть школ. Большинство учеников получали в них азы христианского образования, иногда вместе с ремесленными навыками. Африканцы чаще всего посещали лишь начальные классы, а затем шли работать. Продолжали образование очень немногие.

В межвоенный период в Африке южнее Сахары существовало всего несколько средних школ, становившихся центрами формирования новой элиты (школа им. В. Понти в Сенегале, Королевский колледж в Будо в Уганде и др.). Высшее образование могли получить лишь единицы – те, кому удавалось попасть в университеты Европы, Америки или Южной Африки. В Южной Африке таких школ было больше.

Переводчики, писари, священники, телефонисты, телеграфисты, мелкие клерки, учителя начальных классов – с этих профессий начиналось становление образованной элиты. В Восточной и Центральной Африке в межвоенный период только этот уровень образования и был доступен африканцам. В Западной Африке, где у них было больше возможностей занять посты в средних звеньях колониальной администрации, и в Южной, с ее длительной историей колониального проникновения, в этот период в африканской среде уже существовала немногочисленная прослойка преподавателей, врачей, журналистов, юристов, издателей.

Какие бы посты ни занимали эти люди, их оклады, кругозор, образ жизни резко выделяли их из их окружения. Во французских и португальских колониях грань между получившим европейское образование меньшинством и огромным большинством их неграмотных сограждан подчеркивалась предоставлением образованным некоторых прав граждан метрополии. Они получали статус соответственно эволюэ или ассимилядуш, становясь как бы «черными европейцами».

Многие представители образованной элиты сочетали профессиональную деятельность с предпринимательством. Эта прослойка стала, таким образом, базой для формирования в будущем как интеллигенции, так и некоторых слоев буржуазии. В то же время это была та социальная группа африканского общества, в которой раньше других начало формироваться национальное самосознание. Именно из нее вышло большинство лидеров и активистов национально-освободительной борьбы.

Важную роль в колониальном обществе африканских стран играли выходцы из Сирии и Ливана (сиро-ливанцы, или левантийцы) в Западной Африке и выходцы из Индии – в Южной и Восточной. Левантийцы в Западной Африке занимали промежуточное положение между мелкими африканскими скупщиками сельскохозяйственной продукции и оптовыми европейскими фирмами. Они были также и розничными торговцами. Активная торговая деятельность была характерна и для индийского населения Восточной и Южной Африки. В Восточной Африке индийцы, кроме того, использовались в колониальном аппарате и в качестве квалифицированной рабочей силы. Обе прослойки, таким образом, несмотря на значительные внутренние имущественные различия (от миллионеров до бедноты), в целом занимали в колониальном обществе промежуточное, двойственное социальное положение между африканским населением и крупным европейским капиталом.

§ 20. Вторая мировая война

На африканской земле произошло одно из первых столкновений с фашизмом, предшествовавших Второй мировой войне. Провозглашение фашистским государством в 1934 г. «Итальянской Ливии» на севере континента, последовавший за этим захват Эфиопии и политика «невмешательства», проводившаяся правительствами Англии и Франции по отношению к итальянской агрессии, упрочили уверенность Муссолини, да и в целом держав «оси», в безнаказанности дальнейших захватов.

Итальянское вторжение в Эфиопию готовилось в течение нескольких лет. Еще в начале 30-х гг. Италия сосредоточила войска на границах этой страны – в Итальянском Сомали и в Эритрее. В ночь на 3 октября 1935 г. они перешли границу. Во время развернувшихся боев использовали не только новейшую технику, но и отравляющие газы. Итальянское командование воспользовалось изменой некоторых эфиопских феодалов. Однако сопротивление эфиопской армии и населения было столь энергичным, что итальянский флаг над Аддис-Абебой был поднят только в мае 1936 г., а в ряде районов страны бои продолжались и после этого.

Африканцы напряженно следили за борьбой Эфиопии. В ней видели единственную на континенте страну, отстоявшую свою независимость в годы колониального раздела, – символ того, что африканцы могут обойтись без иностранной опеки. В Южно-Африканском Союзе, Египте и других странах появилось множество добровольцев, стремившихся сражаться на стороне Эфиопии. Докеры Кейптауна и Дурбана отказывались грузить итальянские корабли.

Советский Союз поддержал обращение Эфиопии в Лигу Наций и потребовал введения санкций против Италии. Однако правительства Франции и Великобритании не пошли на это. Не встретив сопротивления на международной арене, Муссолини включил Эфиопию в состав Итальянской Восточной Африки.

В годы Второй мировой войны военные действия в Африке велись только на территории Эфиопии, Эритреи и Итальянского Сомали. В 1941 г. английские войска вместе с эфиопскими партизанами и при активном участии сомалийцев заняли территории этих стран. В Аддис-Абебу эфиопские части вступили 6 апреля 1941 г.

В других странах Тропической и Южной Африки военных действий не велось. Но в армии метрополий были мобилизованы сотни тысяч африканцев. Еще большему числу людей приходилось обслуживать войска, работать на военные нужды. Африканцы сражались в Северной Африке, в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Бирме, в Малайе.

На территории французских колоний шла борьба между вишистами и сторонниками «Свободной Франции», не приводившая, правда, как правило, к военным столкновениям. Росту антифашистских настроений способствовало возвращение на родину солдат, принимавших участие в войне в Европе (туда были отправлены из французских колоний Западной и Экваториальной Африки 137 тыс. чел.). В августе 1940 г. против вишистов выступили колониальные войска в Чаде под руководством чернокожего губернатора Феликса Эбуэ, родом из Французской Гвианы. Чад стал основной базой сил Свободной Франции во главе с генералом Шарлем де Голлем. Затем к ним присоединились Камерун, Среднее (Французское) Конго и Убанги-Шари. Браззавиль (Конго) был символической столицей Свободной Франции в 1940–1943 гг. Во Французской Западной Африке и в Того позиции вишистов оказались прочнее, и они держалась еще два года, вплоть до конца ноября 1942 г. – до высадки войск союзников в Северной Африке.

Политика метрополий по отношению к участию африканцев в войне была двойственной. Они стремились использовать людские ресурсы Африки как можно полнее, но в то же время боялись допустить большое число африканцев к современным видам вооружения. Расовая дискриминация существовала во всех колониальных армиях. В английских колониальных войсках она проявлялась в большей мере, чем во французских. Большинство мобилизованных африканцев использовались во вспомогательных войсках, но многие все же прошли и полную боевую подготовку, получили военные специальности радистов, связистов, водителей и т. д.

В годы войны нарушились мировые торговые связи, и сократился импорт из метрополий. В сочетании с ростом спроса на продовольствие на мировом рынке это привело к развитию некоторых отраслей легкой и обрабатывающей промышленности, особенно в Южной Родезии, Бельгийском Конго, Кении, Нигерии, Сенегале, Береге Слоновой Кости, Золотом Береге. В Южно-Африканском Союзе дальнейшее развитие получила тяжелая промышленность. Несколько возросли торговые контакты между африканскими странами. Ослабление связей с метрополиями привело к усилению финансового проникновения Соединенных Штатов в экономику африканских стран. В связи с развитием промышленности увеличивалась численность рабочих. Они все больше отрывались от деревни, превращаясь, по существу, в рабочий класс, получавший, тем не менее, зарплату отходников.

Все эти новые явления не могли не сказаться на общественном климате колоний. Большие надежды африканцы возлагали на Атлантическую хартию, подписанную в 1941 г. лидерами США и Великобритании. В ней говорилось о праве народов самим избирать форму правления. В 1944 г. на конференции в Браззавиле представителям африканских владений Франции было обещано, что после войны в колониях будут созданы представительные органы, введено всеобщее избирательное право и проведена общая демократизация. Сыграл свою роль и рост антифашистских и антирасистских тенденций по всему миру. Авторитет метрополий, терпевших поражения в ходе войны, был поколеблен.

В результате, в годы войны резко усилились антиколониальные настроения. Возникали новые политические партии и организации, хотя во многих странах политическая деятельность была запрещена. Наиболее влиятельным из них был Национальный совет Нигерии и Камеруна, созданный в августе 1944 г. Совет решил добиваться уничтожения всех форм расовой дискриминации. Росло забастовочное движение. Во многих промышленных центрах и портах в годы войны прошли крупные забастовки. Только на рудниках Медного пояса в 1940 г. бастовало около 15 тыс. горняков.

§ 21. Изменение роли Черной Африки в мировой экономике и политике. Социально-экономические сдвиги

Вторая мировая война мало изменила политическую карту Африки. Эфиопия освободилась от итальянского господства и с 1941 г. вновь стала независимым государством. Эритрея с 1941 г. находилась под контролем британских войск, а в 1950 г. Генеральная Ассамблея ООН решила создать федерацию Эфиопии и Эритреи. Итальянское Сомали с 1941 г. также было занято английскими войсками. В 1949 г. Генеральная Ассамблея ООН передала эту страну под итальянскую опеку сроком на десять лет. Бывшие подмандатные территории Лиги Наций стали подопечными территориями ООН под опекой бывших держав-мандатариев: Танганьика, Британское Того, Британский Камерун – Великобритании; Французское Того и французский Камерун – Франции; Руанда и Бурунди – Бельгии.

Но в экономике и социальной структуре африканских стран произошли важные сдвиги. После войны метрополии особенно остро нуждались в сырьевых ресурсах и продовольствии из африканских стран. Усиленной эксплуатацией колоний метрополии стремились восполнить потери, понесенные в годы войны. Увеличивалась добыча оловянной и цинковой руд, урана, кобальта, графита, алмазов, сурьмы, асбеста, каменного угля и многих других полезных ископаемых. Особое значение стали придавать развитию инфраструктуры. Расширялись и модернизировались порты, строились новые дороги, аэродромы, склады. Военные предприятия и ремонтные мастерские, построенные за годы войны, передавались гражданским властям.

Урок медицины в Аккре, 1950-е гг.

Интенсифицировалась и эксплуатация людских ресурсов. Усиливался приток африканцев в города и на шахты. Быстро росла численность работающих по найму. Деревня страдала от поборов или от нехватки людей, но в то же время доходы части населения увеличивались благодаря росту спроса и цен на продовольствие. Все это ускорило процессы трансформации социальных структур.

Рабочая сила в основном оставалась мигрирующей. Но удельный вес работающих по найму рос значительно быстрее, чем до войны. Отрыв большого числа рабочих от деревни стал свершившимся фактом. Превращение мигранта в пролетария было бы полным при условии установления рабочему «семейной» заработной платы, рассчитанной на воспроизводство рабочей силы в городе. Того же требовали и интересы многочисленных новых европейских фирм, появившихся в Африке после войны: рост покупательной способности африканского населения привел бы к расширению рынка для европейских товаров. Но инерция сложившихся структур и взгляды колониальных чиновников препятствовали переменам.

Колониальная модель социально-экономической структуры, основанная на низкой оплате труда мигрантов и наличии натурального сектора в деревне, постепенно становилась тормозом развития капиталистических отношений. Колониальная администрация до середины 50-х гг. игнорировала эту тенденцию и в интересах колониальных кругов метрополий пыталась сохранить прежний тип эксплуатации и сдержать социальную трансформацию африканских обществ.

После войны в Африке ускорились социально-экономические перемены. Выросли численность и влияние рабочих, возросла роль различных групп африканской буржуазии и интеллектуальной элиты. Характер возникновения неоколониальной социальной структуры сильно различался по странам и регионам. Колониальные власти в 40-50-е гг. видели в новых социальных силах не союзника, а соперника и обычно применяли репрессивную тактику. Эта недальновидная политика стала одной из причин обострения антиколониальной борьбы в 1940-1950-е гг.

Менялась роль Африки на мировой арене. Известия об освобождении Азии (Китая, Кореи, Вьетнама, Индии, Бирмы, Индонезии) достигали африканских стран, убеждали в том, что колониализм не вечен. Налаживалось сотрудничество представителей новых политических организаций африканских стран с руководителями антиколониальных движений и независимых стран Азии. Молодые политические лидеры Африки с надеждой смотрели на антиколониальные силы метрополий и пользовались их поддержкой. Большую роль играло и налаживание связей с СССР и другими социалистическими странами.

Сокращение сферы колониального господства в мире привело к более интенсивной межимпериалистической борьбе за Африку. Главным соперником метрополий выступили Соединенные Штаты. Американское проникновение в Африку начало усиливаться с 50-х гг В первую очередь США стремились расширь свои экономические и военно-стратегические позиции в обоих независимых государствах Тропической Африки – в Эфиопии и особенно Либерии.

§ 22. Новые планы колониальной эксплуатации. Политические нововведения метрополий

Несмотря на изменение политического климата в мире и в Африке, колониализм пытался упрочить свои позиции. Еще в годы войны Уинстон Черчилль дал африканским народам понять, что к ним не могут быть применены принципы Атлантической хартии. В центре Лондона, на Парламент-сквер, после войны начали строить новое здание министерства колоний. Строительство продолжалось и после провозглашения независимости Индии, Пакистана и Бирмы – в английских правящих кругах царила уверенность, что Британская империя на африканском континенте просуществует еще долгое время.

В первые послевоенные годы в метрополиях были созданы организации, специализировавшиеся на составлении «планов развития» колоний, прежде всего, африканских. В Англии в 1948 г. появилась Корпорация колониального развития, действовавшая на базе смешанного частного и государственного капитала. На этих же началах возникла и Заморская корпорация по продовольствию. Они проектировали и строили различные объекты, связанные с промышленностью, сельским, лесным и водным хозяйством.

Французское правительство утвердило в 1946 г. Фонд экономического и социального развития заморских территорий. Руководство фондом возлагалось на комитет из французских чиновников и экспертов. В 1946–1947 гг. появился «Генеральный план развития заморских территорий». В рамках этого плана составлялись десятилетние планы развития для каждой колонии, а в 1949 г. они были заменены четырехлетними программами, которые ежегодно пересматривались с целью уточнения.

В Бельгии в 1949 г. был опубликован «Десятилетний план экономического и социального развития Бельгийского Конго». Эти и подобные им планы расширения производства сырья и продовольствия были подчинены интересам компаний, имевших монопольные права на добычу или производство различной продукции в колониях. В каждой африканской стране намечалось развитие одной-двух экспортных культур, нередко за счет сокращения посевных площадей под культурами, которые шли на удовлетворение внутренних нужд.

На пути осуществления этих планов встали труднопреодолимые препятствия. В африканских странах не хватало квалифицированной рабочей силы. Во многих районах осуществлению сельскохозяйственных планов мешало истощение почв. И самое главное, местное население, как правило, относилось к ним враждебно. Л. С. Беханзин, общественный деятель Французской Западной Африки, писал: «Все планы освоения Африки, которые разрабатываются в Европе применительно только к европейским потребностям, окажутся неосуществимыми, потому что они проникнуты духом архаического колониализма. Планы, разрабатываемые с учетом «также и потребностей самих африканцев», тоже ожидает не лучшая участь, потому что Европа просто психологически не способна объективно оценить потребности африканских народов, особенно когда она выступает в качестве заинтересованной стороны»[19].

И действительно, многие из этих планов провалились как по политическим, так и по экономическим причинам. Так, провалился опубликованный английским правительством в 1947 г. проект выращивания арахиса в Восточной Африке для обеспечения Англии растительными жирами. Арахисовые плантации должны были к 1952 г. занять громадную площадь – 1,3 млн га. За три года засеяли только 3 % этой площади, причем стоимость работ оказалась в 10–15 раз выше намеченной. В 1949 г. программу решили сократить в несколько раз, а в 1950 г. признали ее банкротство. Такая же судьба постигла планы производства хлопка во Французской Западной Африке.

После войны в условиях нарастания антиколониальной борьбы метрополии начали реформировать методы управления колониями.

Политику Франции во многом определила Браззавильская конференция 1944 г., в ходе которой лидеры Свободной Франции признали необходимость изменения отношений метрополии с колониями после окончания войны. По конституции Франции, принятой в 1946 г., провозглашалось, что Франция образует с заморскими народами союз, основанный на равенстве прав и обязанностей, без дискриминации как расового, так и религиозного характера. Были расширены избирательные права населения колоний. Оно получило право выбирать территориальные ассамблеи, созданные в каждой колонии, а также представителей во Французский парламент.

Но территориальные ассамблеи обладали лишь совещательными функциями – право окончательного решения важнейших вопросов оставалось за колониальной администрацией. А круг избирателей, хотя и был расширен, все же ограничивался различными цензами и не включал большинства населения колоний.

В британских владениях политические сдвиги сопровождались частой сменой так называемых колониальных конституций. Каждой из колоний давалась особая конституция; называлась она обычно по имени того губернатора или министра колоний, при котором была составлена. Конституции внешне были очень разнообразны. В одних предусматривалось, что в Исполнительном совете при губернаторе получают право участвовать несколько неофициальных лиц, специально отобранных и наделенных совещательными правами. По другим, при губернаторе создавали законодательные советы с большинством, состоявшим из официальных лиц, и назначенными неофициальными «представителями». В большинстве колоний были и законодательные и исполнительные советы, состав которых постоянно перетасовывался. Число представителей разных расовых, этнических и социальных групп в советах по разным конституциям варьировалось, вводились избирательные права ограниченных групп населения и в законодательных советах предоставлялись места для выборных членов.

Реальная власть всегда оставалась в руках губернатора, но конституции были явными политическими уступками африканцам. Они принимались, отменялись и пересматривались зависимости от силы, этапа и характера антиколониальных выступлений. Так, выработанная в 1949–1950 гг. конституция Золотого Берега была следствием народных волнений в этой стране в 1948 г. В Нигерии к принятию новой конституции привело выступление шахтеров в 1949 г. С помощью таких конституций колониальные власти пытались расширить свою социальную опору, но антиколониальные силы стремились использовать их для расширения легальных возможностей политической борьбы.

Особой разновидностью реформ послевоенного колониального устройства в Черной Африке стало создание федераций. Это, прежде всего, объединение Северной Родезии, Южной Родезии и Ньясаленда и образование восточноафриканской федерации в составе Кении, Уганды и Танганьики. Оба эти плана родились еще в довоенные времена, но тогда их не удалось осуществить.

Образование восточноафриканской федерации должно было способствовать привлечению белых поселенцев Кении к управлению Угандой и Танганьикой и фактическому превращению подопечной Танганьики в английскую колонию. В этом, однако, состояла и трудность осуществления этого плана. Неизбежны были протесты как в Организации Объединенных Наций, так и со стороны мирового общественного мнения.

Созданием Федерации Родезии и Ньясаленда английское правительство намеревалось добиться более эффективной эксплуатации людских и природных ресурсов трех своих колоний в Центральной Африке: относительно развитое поселенческое сельскохозяйственное производство Южной Родезии с сырьевой базой Северной Родезии и резервуаром рабочей силы – Ньясалендом. Фактическое присоединение Северной Родезии и Ньясаленда к Южной Родезии давало возможность широко использовать южнородезийских поселенцев на всей территории федерации. Одновременно Великобритания получала возможность выступать как бы арбитром в отношениях между африканцами и правительством колонистов.

Правительство Великобритании учитывало также, что отказ от уступок колонистам «самоуправляющейся» Южной Родезии мог толкнуть их на быстрое сближение с Южно-Африканским Союзом. Такое тяготение существовало всегда. Еще в 1922 г. около 40 % белых избирателей Южной Родезии проголосовало за присоединение к ЮАС. На рубеже 40-х и 50-х гг. выходцы из ЮАС составляли уже треть белого населения Южной Родезии. Перспектива такого сближения стала особенно тревожной для британских властей после 1948 г., когда в ЮАС к власти пришло правительство африканерской (бурской) Националистической парии с ее антианглийскими настроениями и призывами к выходу из британского Содружества.

§ 23. Колониализм и встреча культур

Одним из основных результатов встречи культур в колониальную эпоху стало появление в Африке интеллигенции современного типа, получившей в той или иной форме и объеме европейское образование. Ключевым вопросом для африканской интеллигенции был и остается вопрос о соотношении африканской и европейской культуры.

Искусство. Некоторые виды традиционного африканского искусства оказались практически не затронутыми западной цивилизацией, например, бисерные изделия камерунских художников или религиозная скульптура йоруба. Новые же формы искусства в ряде случаев развивали люди, не связанные с традиционным слоем ремесленников. В таких случаях их деятельность стимулировалось извне, миссионерами, колониальными чиновниками, образовательными институтами, и пр. Так, в Браззавиле орнаменты на тканях и бумаге, восходящие к настенным традиционным рисункам, делались людьми, которые никогда ранее не создавали никаких произведений искусства. В Нигерии миссионеры призывали девушек из народа ибо к воспроизведению мотивов обрядовых шрамов на их телах в виде вышивок на тканях. А мальчиков йоруба обучали вырезать на шипах крохотные фигурки животных и людей на традиционный манер. Оба (наследственный верховный правитель) Бенина Эвеке Второй в 1915 г. основал при своем дворце школу резчиков, использовавших как традиционные, так и новые виды материалов. Они изготовляли изделия, используя как материал не только традиционные слоновую кость и скорлупу кокосовых орехов, но и черное дерево.

Пожалуй, наиболее известными в мире произведениями африканского искусства является продукция резчиков по дереву. Ее часто называют «африканская традиционная деревянная скульптура». Все современные художественные музеи мирового уровня выставляют ныне подобные произведения – их можно найти и в Лувре, и в московском Музее изобразительных искусств имени Пушкина.

Наиболее частый результат контактов традиционного африканского искусства с европейской цивилизацией – его трансформация и по форме, и по содержанию.

Музыка. Музыка была и остается важной функциональной частью африканских обществ. А в качестве характерных особенностей музыки на африканском континенте, невзирая на ее региональные особенности, называют ритм и ударно-ритмическую технику.

В колониальный период африканская музыка также претерпела некоторые изменения. Значительную роль тут сыграли христианские миссионеры, стимулировавшие использование африканских мелодий в богослужении. Другим фактором было переселение африканцев в города. Там африканцы слушали музыку по радио и на грампластинках, и это также сказалось на мелодиях и ритмах, создаваемых ими. Следует отметить, что таким образом африканцы подвергались влиянию не только европейской, но исламской и индийской музыки. В свою очередь, африканская музыка оказала влияние на западную, американскую и европейскую.

Театр. Драматическое искусство доступно широким слоям населения Африки. Театральное искусство, возникшее в XIX в. вследствие внешних контактов, в дальнейшем претерпевало значительную трансформацию. В Западной Африке на него наложился ислам, затем христианская культура и еще культура репатриантов в Сьерра-Леоне и Либерии. Там к первому десятилетию XX в. распространились новая форма театра – концерт-вечеринка, некая смесь викторианского мюзик-холла и американского водевиля.

К 1912 г. в Нигерии были построены театральные здания и вышел ордонанс о театральной деятельности, предписывающий труппам получать лицензии. Там и на Золотом Береге стали процветать водевильные труппы.

К 1930-м гг. дала плоды французская политика культурной ассимиляции. В этом контексте родилась в Сенегале школа Вильяма Понти – педагогической коллеж, сыгравший такую же роль во Французской Африке, как колледж Ачимота в британской Западной или Макерере в Восточной. Они должны были дать базовое европейское образование будущим учителям и гражданским чиновникам. В школе Понти образование включало и французскую культуру – пьесы, поэзию, музыку и пр. Но коллеж поощрял возвращение студентов к культуре своих народов, и группы студентов возвращались с каникул с показом театральных представлений по результатам своих исследований. Такая театральная практика распространилась по всей ФЗА. Это было искусственное создание, далекое от традиционных форм. Театр Вильяма Понти, как и другие подобные, служил нуждам удовлетворения интереса к экзотике французских колонизаторов и являлся отражением взглядов новой африканской элиты.

В целом традиционные африканские театральные формы, были подвержены значительному европейскому влиянию: представления играются в основном на европейских языках, слово в них важнее, чем музыка, пение и танец, увеличена дистанция между актером и зрителем за счет высокой сцены и занавеса, действие более короткое и сконцентрированное, чем в традиционном театре, зрительская аудитория – в основном представители высших слоев, более узкий круг зрителей.

Но, несмотря на все эти черты, современный театр сохраняет преемственность со старыми театральными формами. Более того, некоторые современные драматурги и студенческие труппы стараются создавать театральные формы, еще более близкие к традиционным.

Литература. В большинстве районов Африки, бывших в доколониальный период бесписьменными, современная литература явилась порождением колониальных времен. Часто она начиналась как записи фольклора на местных языках. Многие из этих записей были сделаны миссионерами, собственно и создававшими письменность на африканских языках. Однако и сами африканцы постепенно понимали важность фиксации фольклора на бумаге.

В то же время, в письменной форме находили отражение и старые фольклорные традиции, – например, новые хвалебные песни сочиняли в большом количестве в 30-е гг. XX в. представитель народа коса Мкваи и представитель народа сото Беренг. Интересным явлением был перевод псалмов на язык сото с использованием старых традиционных методов стихосложения и архаического языка.

Постепенно африканцы осваивали новый для континента, типично европейский литературный жанр – роман. Африканский роман как форма литературного творчества – видимый результат встречи кукльтур. Первый африканский роман на французском языке появился в 1926 г. К 30-м гг. романы появились и в Южной Африке, на языках сото и коса. Часто в эту новую форму облекались рассказы о жизни в давние времена. Так, роман «Рафефенг» (Старый Скорпион) автора Сегоете рассказывал о прежних временах в жизни сото, «Питсо эа Линоньяна» (Птичий парламент) автора Секесе давал юмористическую картинку народного вече. Самым значительным на тот период считался роман зулуса Мофоло «Чака», повествовавший о нелегкой судьбе этого правителя.

В западном Судане особым явлением было проникновение туда исламской письменной культуры, пришедшей ранее, чем европейская. Вот какие соображения высказал по этому поводу известный африканский писатель, лауреат Нобелевской премии Воле Шойинка: «Европейская культура проникала, основываясь на традиционной социальной структуре, роли обученных художественных групп на определенной территории, мусульманского учителя (имана или алима) и его монополии власти над письменностью, грамотностью и пр. Проникновение исламской письменной культуры отличалось от еврохристианской только по качеству, но не по результатам. Существование двух письменных традиций, противоположных друг другу, вызывало интенсивные усилия с обеих сторон, особенно с исламской, которая пришла раньше. Обе стороны при этом игнорировали традиционную культуру, считая, что действуют в культурном вакууме»[20].

Традиционные африканские культуры были изначально способны к синкретизму. В результате не все западноафриканские вестернизированные писатели видели в мусульманском культурном вызове обязательную оппозицию традиционной африканской культуре или несовместимость ее с христианской культурой, распространяемой миссионерами. Для некоторых, среди которых были, например, аббат Буала или Сэмюэль Кроутер, арабский язык и культуру можно было изучать и преподавать, более того, перевод Библии и катехизиса на арабский мог привести к улучшению «наиболее ужасных» аспектов исламского общества и культуры.

Известный мыслитель, которого принято считать «культурным националистом», Э. У. Блайден был убежден, что «исламская культура более, чем какая-либо другая из мировых приспособлена к темпераменту и культурным реальностям африканца»[21]. Ислам для него был одним из компонентов переформирования африканской культуры для африканцев с их собственными гарантирующими структурами и институтами. Блайден, предтеча негритюда, считал необходимой более или менее полную переориентацию колониального образования от евроцентризма к образованию, более гармонирующему с африканскими традициями. И главную роль в этом, считал он, должна играть исламско-арабская цивилизация.

Важным аспектом встречи культур является и перевод на африканские языки произведений мировой литературы. Известна деятельность первого президента Танзании Дж. К. Ньерере, переведшего на суахили множество пьес Шекспира. Но на тот же суахили книги начали переводить значительно раньше. Только в 1928–1930 гг. в суахилийском переводе вышли: «Маугли» Р. Киплинга, «Копи царя Соломона» Р. Хаггарда, «Остров сокровищ» Р. Л. Стивенсона, сборник стихов английских поэтов.

Материальная культура. Материальная культура современной Африки как результат встречи культур – явление настолько многоплановое, что здесь возможно дать лишь некоторые его примеры.

Один из самых наглядных примеров – так называемая традиционная одежда женщин народа гереро в Намибии, в которой большинство из них ходит до сих пор. Это – длинное платье с широкой юбкой, викторианское по форме, но из легких тканей пестрой расцветки, которую так любят африканки. Платье дополнено головным убором из ткани – особого вида платком, образующим как бы два рога над головой женщины. Как отмечают специалисты, это трансформировавшийся традиционный женский головной убор, который изготавливался изначально из кожи. Такой наряд сложился у гереро еще в XIX в. под влиянием платьев миссионерских жен.

Важным элементом престижа для африканцев в городах становилась мебель. Как правило, африканцы стремились приобрести стол, стулья, сервант и как минимум одну двуспальную кровать. Все это – как правило, дешевое и плохого качества.

Есть множество примеров того, как те или иные элементы африканской культуры оказали влияние на европейцев. Прежде всего, это касалось белых поселенцев в самой Африке. Так, еще в позапрошлом веке немецкий миссионер в Юго-Западной Африке д-р К. Г. Бюттнер писал, что при выборе места для будущего дома они использовали не европейские, а местные критерии, а также зачастую местные стройматериалы. Так, в 1896 г. на колониальной выставке в Берлине демонстрировался так называемый «Хартбистхаус» – результат строительного опыта немецких миссионеров в Юго-Западной Африке (Намибии). Это был дом, построенный в местном стиле, но приспособленный к нуждам европейцев и рекомендованный как образец для подражания.

Специалисты отмечают, что миссионеры в Юго-Западной Африке (Намибии), даже возводя дома из привычного европейцам стройматериала, строили их не так, как в Германии: в частности, окружали со всех сторон верандами, в связи с чем выделяют особый архитектурный стиль.

Таким образом, в колониальные годы европейская культура оказала влияние на африканскую – влияние это было разным по степени интенсивности, как в конкретных областях культуры, так и в конкретных частях африканского континента. В то же время, культура народов Черного континента в целом не утратила своего африканского характера. Важно отметить, что отдельные элементы африканской культуры оказали влияние, порой весьма существенное, и на культуру Запада.

Африканцы не были пассивными объектами установления чужеземного господства на континенте. В ряде случаев они выступали с оружием в руках против колонизаторов еще на этапе колониального раздела континента. С установлением и укреплением колониальных режимов африканцы вели борьбу сначала за их смягчение, а затем и за ликвидацию, т. е. достижение независимости.

На всех этапах эта борьба была различной по интенсивности, характеру и формам выражения в зависимости от степени развитости африканских обществ и особенностей установления и функционирования колониальных режимов.

В отечественной науке весь спектр проявлений борьбы африканцев с колониализмом подверстывался под термин «национально-освободительные движения». Однако применительно к Африке он дважды некорректен. Во-первых, в колониальный период (да и по сию пору) нации в большинстве африканских колоний не сложились, и странно рассматривать различные партии и движения, выступавшие против колониализма или его аспектов, как «национальные». Во-вторых, с начала XX в. и почти до конца Второй мировой войны в большинстве африканских колоний речь не шла об освобождении от колониальной зависимости, следовательно, некорректен и термин «освободительные». Точнее говорить об антиколониальных движениях, а шире – об антиколониализме в Африке.

В развитии антиколониализма в Африке выделяют три этапа. Первый этап – это период так называемого первоначального сопротивления. Речь идет о реакции африканцев на установление чужеземного господства. Хронологически этот процесс приходится на вторую половину Х1Х-на-чало XX вв. При этом сопротивление африканцев зачастую самым причудливым образом сочеталось с сотрудничеством с европейцами. Второй этап – это в основном межвоенный период, когда возникают новые формы антиколониализма, формируется массовое сознание колониального общества, способное воспринимать новые идеи и, тем самым, возникают условия для формирования личностей, сознательно участвующих в этом пока еще аморфном, но все более массовом антиколониальном движении. Третий этап, деколонизация, начинается после Второй мировой войны и заканчивается крахом колониальной системы в Тропической и Южной Африке. Важной хронологической вехой здесь является 1960 г., когда независимыми стали сразу 17 африканских государств. Продолжался этот период до 1994 г., когда в Южной Африке пришел конец власти белого меньшинства, было покончено со своеобразным «внутренним колониализмом».

§ 24. Ранние антиколониальные войны

В ряде случаев сопротивление африканских народов колониальному порабощению было вооруженным, многолетним, ожесточенным и кровопролитным. Дагомея во главе со своим правителем Беханзином, государство малинке во главе с Самори, Бенин во главе с правителем Идугбовой, прозванным «Непобедимым» в Западной Африке, Бушири бин Салим в Восточной Африке, Гунгуньяна в Юго-Восточной – лишь немногие из множества примеров.

Крупнейшим очагом сопротивления африканцев колониальному завоеванию континента стало махдистское восстание в Судане. В августе 1881 г. молодой проповедник Мухаммед Ахмед, выходец из нубийского племени дангала, объявил себя Махди – мессией, посланцем Аллаха, призванным восстановить на земле истинную веру и справедливость. Махди призвал народ Судана подняться на священную войну – джихад – против иноземных поработителей. Одновременно он провозгласил отмену ненавистных налогов, равенство всех «перед лицом Аллаха». Народам Судана предлагалось объединиться для борьбы с общим врагом.

Махди вскоре стал признанным вождем народного освободительного восстания, развернувшегося в Судане. Ряды повстанцев быстро росли, к 1883 г. они захватили провинции Кордофан, Дарфур, Бахр-эль-Газаль, Экваторию, восстание распространилось и на Красноморское побережье. В январе 1885 г. после длительной осады был взят Хартум – столица Восточного Судана, а генерал-губернатор Гордон убит. Летом того же года изгнание англо-египетских войск из Судана было завершено, и там сформировалось махдистское государство.

Мухаммед Ахмед умер в июне 1885 г., и государство возглавил Абдаллах, принявший титул халифа. Ему принадлежала вся полнота власти, военной, светской и духовной. Налоги не только сохранились вопреки обещанию Махди, но были введены новые.

Существование независимого Судана оказало огромное влияние на ситуацию в регионе, его отзвуки прокатились по всему Африканскому континенту. Британские колонизаторы свыше 10 лет не предпринимали активных действий против махдистского государства. За это десятилетие Судан оказался окруженным владениями ряда европейских стран, каждая из которых стремилась закрепиться в долине Нила, что представляло большую угрозу для английских колониальных планов. В декабре 1895 г. Англия объявила о возобновлении военных действий против махдистов. Возглавить поход было поручено генералу Китченеру. Крупное сражение произошло в апреле 1898 г. у Метеммы. Несмотря на отчаянную храбрость суданских войск, 2 сентября 1898 г. главные силы махдистов были разбиты. В январе 1899 г. было юридически оформлено британское господство над Восточным Суданом в форме англо-египетского кондоминиума. Вся реальная власть в Судане на основе этого соглашения передавалась генерал-губернатору, назначавшемуся египетским хедивом по представлению Англии. Египетские законы не распространялись на территорию Судана. Независимость, которую народы Судана 18 лет отстаивали с оружием в руках, была уничтожена. Отступивший с остатками войск Абдаллах продолжал борьбу до 1900 г.

Яркими примерами первоначального сопротивления в Тропической Африке в XX в. были восстания в германских колониях, проходившие практически одновременно – с 1904/1905 по 1907 гг. на востоке и юго-западе континента. Это были восстание Маджи-Маджи в Германской Восточной Африке (Танганьике) и «Великие» восстания гереро и нама в Германской Юго-Западной Африке (Намибии).

Восстание Маджи-Маджи – народная война в Танганьике против германского колониального господства, 1905–1907 гг. Название восстания связано с народным поверьем о чудодейственной силе «заговоренной» воды (маджи), которая делает человека неуязвимым к пулям. Восставшие захватили до 2/3 территории Танганьики. Восстание было подавлено с большой жестокостью.

Восстание гереро началось в январе 1904 г. под руководством Самуэля Магареро. Оно было не просто жестоко подавлено, говорят даже о геноциде целого народа гереро. После решающих сражений 9 апреля у горы Оньяти и 11 августа при Ватерберге гереро были отогнаны немецкими войсками в пустыню Омахеке, откуда им был закрыт выход, и они массами погибали от голода и жажды. Считается, что в результате из 80 тыс. гереро после восстания в живых осталось около 15 тыс. чел.

Восстание нама началось в начале октября 1904 г. под предводительством Хендрика Витбоя и Якоба Моренги. Восставшие нанесли немцам несколько чувствительных поражений, после разгрома их основных сил они продолжали партизанскую войну вплоть до 1907 г.

Сложился миф, что в период первоначального сопротивления существовали две группы африканцев и их лидеров – герои-сопротивленцы с одной стороны и предатели, подписывавшие договоры о признании чужеземного господства с другой. Реальность была сложнее: в ряде случаев один и тот же африканский лидер выступал то в той, то в другой роли.

Один из ярчайших примеров тому – кабака Буганды Мванга (правил в 1884–1899 гг.). В начале 1890-х гг. он подписал множество договоров об установлении чужеземного господства над своей страной – сперва с агентом Британской Восточноафриканской компании Ф. Лугардом, а затем с представителем правительства Великобритании. Эти договоры передали Буганду под чужеземное управление, а самого Мвангу лишили практически всех полномочий правителя. Однако в 1897–1899 гг. он возглавил антибританское вооруженное восстание в Буганде.

Другим примером служит Хендрик Витбой, старейшина одной из групп нама в Юго-Западной Африке (совр. Намибия). В 1880-х-начале 1890-х гг. он вел ожесточенную борьбу с немецкими колонизаторами.

Для усмирения его народа в 1893 г. губернатор Лейтвейн пошел на беспрецедентный шаг – оставил им огнестрельное оружие. Согласно договору с германскими властями, Хенрик Витбой обязывался «по первому зову <…> выставлять безусловно и незамедлительно войско, состоящее из всех боеспособных мужчин, против всех внутренних и внешних врагов германских властей»[22].

В течение десяти лет Витбой исправно выполнял это условие, т. е. выступал союзником германских властей в подавлении антиколониальных выступлений африканцев. Но когда в 1904 г. вспыхнуло Великое восстание нама, Хенрик Витбой возглавил антиколониальное восстание нама и геройски погиб в битве с немцами.

Другой миф: европейцам удалось покорить Африку, т. к. они стравливали африканцев. Однако этим же приемом пытались пользоваться и африканцы. Например, верховный правитель гереро Камагереро, подписав ряд соглашений о протекторате с представителем Германии, в 1887–1888 гг. обратился к британскому агенту Р. Льюису и даже 15 июня 1887 г. издал прокламацию о денонсации своих соглашений с немцами. Затем он закрыл одну из немецких церквей в Стране гереро и передал это здание британскому представителю, а позднее продал здание резиденции германского представителя. Лишь военной силой немцы сумели восстановить и укрепить свое господство в стране гереро.

Еще один миф: африканцы подписывали договоры с европейцами бездумно, за связку бус. Это в большинстве случаев далеко не так. Африканские лидеры, вступая в альянсы с европейцами, преследовали свои конкретные цели. Вот что, например, писал кабака Буганды Мутеса Первый английскому эмиссару в 1876 г.:

«Я хочу быть другом белых людей. Поэтому послушай, что я тебе скажу.

1. Я хочу священника, который покажет мне Божий путь.

2. Я хочу золота, серебра, железа и бронзы.

3. Я хочу одежд для моего народа и для себя.

4. Я хочу отличных ружей и хороших пушек.

5. Я хочу, чтобы в моей стране построили хорошие дома.

6. Я хочу, чтобы мой народ знал Бога»[23].

К тому же, как правило, африканский правитель имел династического соперника в своей стране или соседа – соперника по гегемонии в регионе. Он не мог победить этого соперника самостоятельно и надеялся сделать это в союзе с европейцами. Осознание того, что ценой такой победы является утрата независимости, приходило позднее.

Например, для кабаки Буганды Мванги таким соперником в регионе Великих Африканских озер был омукама соседнего государства Буньоро Кабарега. Мванга сознательно натравливал британцев на Кабарегу, и, в конце концов, Буньоро было подчинено с помощью британцев, но уже не Буганде, а Великобритании.

Наконец, последнее: зачастую считают, что «хорошие» африканские лидеры поднимали народы на сопротивление во имя благородных целей, а «плохие» сотрудничали с европейцами. Надо отдавать себе отчет в том, что первым, кто ощущал на себе бремя иноземного господства, был именно верховный правитель – он терял свою власть. Именно в целях возвращения своих утраченных привилегий в первую очередь правители поднимали свои народы на антиколониальные восстания и возглавляли их. Это видно, например, из письма кабаки Буганды Мванги к германскому кайзеру Вильгельму Второму. Мванга писал в 1891 г.: «Я хочу, чтобы мне дали править моей страной, как правили ею те тридцать три султана [предки Мванги – А. Б.] – как сами того хотели»[24].

Сопротивление установлению Германского протектората на Занзибаре было продиктовано не только любовью к свободе, но и стремлением верхушки Занзибарского Султаната сохранить контроль над работорговлей – главным источником ее доходов. Одной из причин упоминавшегося выше восстания Маджи-Маджи также было прекращение работорговли, в которой местное население участвовало в качестве посредников.

Иногда, говоря о сопротивлении африканских народов колониальному разделу континента, историки задаются вопросом, а была ли антиколониальная борьба африканских народов оправданна, ведь она изначально была обречена на провал вследствие неравенства сил. Но, во-первых, африканцы далеко не всегда понимали степень этого неравенства, ведь они не знали о Европе и ее военном потенциале практически ничего. Достаточно вспомнить, что, когда в 1875 г. знаменитый путешественник Генри Мортон Стэнли предложил кабаке Мутесе Первому посетить Англию и познакомиться с королевой Викторией, придворные кабаки отговорили его. Их аргумент был таков: «Надо посмотреть, так ли еще велика эта королева, чтобы ты, гроза всего Межозерья, первым наносил ей визит!» Во-вторых, борьба с чужеземными захватчиками во все времена считалась делом благородным. И не случайно во многих африканских странах и поныне чтят вождей антиколониального сопротивления как национальных героев.

§ 25. Идеология раннего национализма

Идеология как сложное субъективное отражение социальной действительности в интересах определённых властных групп или классов достаточно поздно начинает свое развитие на Африканском континенте. Большинство государственных образований или зависимых территорий во второй половине XIX в. имели слабо дифференцированную социальную структуру Идеологические и политические функции выполнялись в основном одними и теми же людьми. Политическая мысль являлась официальной и воплощалась в государственно-правовых формах или отражала основные тенденции идеологического развития в стране-метрополии. Тем более важное значение и популярность приобретали неформальные идейные течения, которые разрабатывались немногими образованными африканцами. Особую роль играли идейные связи африканцев с народами африканского происхождения в Западном полушарии – в Центральной и Северной Америке и с представителями африканской диаспоры в странах-метрополиях.

Значительный отпечаток на ранние идейные поиски африканцев и африкано-американцев наложили христианские догматы. Это объяснялось, прежде всего, тем, что начальное образование в Черной Африке вплоть до середины XX столетия в основном находилось в ведении миссионерских обществ, а возможности продолжить его, в том числе за рубежом, зависели от получения стипендий и поддержки все тех же церковно-миссионерских организаций.

В Западной Африке число образованных (по меркам XIX столетия) африканцев намного превышало показатели других регионов. Ощутимо было влияние и африкано-американских репатриантов, попадавших сюда через Либерию и, позже, Сьерра-Леоне. Сказывалось и стремление колониальных властей наладить управление и контроль силами чиновников-африканцев, поскольку европейцев было не выгодно подолгу держать в регионе, особенно на средних и низовых должностях, из-за тяжелого климата и тропических болезней.

Помимо чиновников и представителей церковных кругов, в составе африканской интеллектуальной элиты второй половины Х1Х-нача-ла XX в. необходимо учитывать сотрудников и авторов различных периодических изданий на европейских и африканских языках. Число таких популярных газет, альманахов и журналов насчитывало десятки к концу XIX в. и продолжило быстро расти в XX столетии.

Подобные источники и процессы формирования общественного сознания не были ограничены, как правило, территорией какой-то одной колонии. Включенность в громадные имперские владения, языки метрополий, объединявшие африканцев, принадлежавших изначально к разным культурным традициям, универсальность административных, культуртрегерских, образовательных задач и целей религиозно-нравственной пропаганды – всё это способствовало ускоренному осознанию образованными африканцами общности своих судеб. Вплоть до начала Первой мировой войны численность этой влиятельной прослойки, тем не менее, не превышала нескольких сотен человек для каждой из основных частей Черной Африки (Западная, Центральная, Восточная и Южная), хотя значимость вклада каждого региона в процесс становления и развития идейно-политических концепций сильно различалась.

Для интеллектуальной элиты рубежа ΧΙΧ-ΧΧ вв., ретроспективно оценивающей историю континента на протяжении почти четырех предыдущих столетий, она чаще всего представлялась историей противостояния европейскому проникновению и завоеванию и окрашена ужасами работорговли. То, что африканская культура, самобытность сохранились и продолжали развиваться, немногочисленные «архитекторы» африканской общественно-политической мысли объясняли в первую очередь необыкновенными качествами «африканской личности».

Пионером такого подхода стал Эдвард Блайден (1832–1912 гг.). Выходец из Вест-Индии, он посвятил свою жизнь и энциклопедические знания служению Либерии и Африке в целом. Уже в 1860-е гг. он первым начал активную и убедительную пропаганду идеи «духовной деколонизации» африканцев. Призывал опираться в этом сложном процессе на помощь своих «братьев по расе» в африканской диаспоре. При этом Э. Блайден не считал предосудительной роль европейских цивилизаторов и высоко ценил влияние ислама, проникновение которого в Африку сплотило многие африканские народы и помогло в создании более совершенных властных и хозяйственных институтов. В своих многочисленных трудах Блайден пропагандировал «духовную деколонизацию», «исключительность африканской личности» и «расовую солидарность». Как бы ни интерпретировали их идеологи более поздних периодов, эти идеи никогда не были окрашены в тона расовой исключительности и не подразумевали искоренения европейского влияния в общественном сознании, повседневности или стратегии развития африканских народов.

Многие современники Блайдена, будучи связаны с деятельностью различных христианских религиозных организаций в Западной Африке или работая в учреждениях колониальной администрации, активно выступали за дальнейшую африканизацию церкви, усиление самобытности «африканской личности». Такие западноафриканские общественные деятели, как Самюэль Кроутер (1806–1891), Джеймс Хортон (1835–1883), Джеймс Джонсон (1838–1917) начинали сомневаться в справедливости тех концепций европейской гуманитарной науки, которые акцентировали внимание на признаках «неразвитости» негроидной расы. Подобные сомнения культивировали чувства расовой солидарности у различных африканских народов, позволяя опираться на поддержку «братьев по расе» за пределами континента. Идейные построения этого рода в отечественной африканистике принято называть «культурным национализмом», что не отражает сложности данного явления и не учитывает лежавшей в его основе расовой солидарности, которая начала по-настоящему доминировать в идейных течениях на континенте на следующем этапе.

Рубеж ΧΙΧ-ΧΧ вв. и первые пятнадцать лет нового столетия стали периодом укрепления идеологии расовой солидарности. В 1900 г. в Лондоне прошла «Панафриканская конференция», созванная при поддержке общественно-политических организаций народов африканского происхождения. Термин «панафриканизм» вплоть до окончания Первой мировой войны останется лишь прилагательным, характеризующим скорее географический охват тех, к кому оказались обращены призывы выходцев с Африканского континента. Они ратовали за активизацию контактов между народами «черной расы», за ограничение вопиющих жестокостей колониального управления и нарушений имперских законов, за продвижение в «мир черных» достижений бурно развивавшегося научно-технического прогресса.

§ 26. Становление новых форм антиколониализма

Формы протеста, сложившиеся в период между двумя мировыми войнами, трудно поддаются изучению. До нас дошло мало сведений о них, а главное, в большинстве своем они носят как бы переходный характер. Их грани были размытыми из-за того, что процесс становления новых общественных сил шел медленно и постепенно. И все-таки уже в этот период социальная эволюция привела к появлению нового протеста, зачатков множества ранее неизвестных африканцам и поначалу довольно аморфных организационных форм.

Конец ознакомительного фрагмента.