..Волна звука
Амелия проснулась на рассвете. В ту ночь ей приснились киты. Она смотрела на них и размышляла, да-да, именно размышляла, как ей после вспоминалось не раз в самом сне, где-то позади него, на его глубине. Она думала об этом так: «Какие они, Киты? Киты величественные и гордые, никем не покорённые. Огромная планета, живущая в бескрайнем просторе океана. Киты добрые и справедливые, они дрейфуют в центре своего космоса, заплывают в самые глубокие дали и не ведают страха. Одни в своём роде, гиганты пучинной синевы, тихо проплывающие мимо. Они завораживают наши взгляды своей летучестью и красотой линий. Киты настоящие. Они живут среди нас. Волна после встречи с ними всегда остаётся тёплой».
– Это мой день, – тонкий голосок мелодично прозвучал в её голове.
Она вставала каждое утро с первыми лучами солнца. Окна нависали над её спальней. Амелия ощущала себя первооткрывателем в каждом новом дне. Огненная звезда щекотала её нос, прокрадывалась в её мысли, нежно лаская её тело тёплым светом. Мысль о том, что новый день календаря ещё не был отмечен и прожит, заряжала её энергией азарта и возбуждала в ней огромную силу. Амелия встала с кровати. Свет вокруг просочился во все уголки её комнаты. Он падал на большой шкаф цвета молочного дуба. Освещал полки, уставленные книгами. На полках стояли различные статуэтки и маленькие сувенирные коробочки. Больше всего она любила силуэт, вылитый из меди. С годами абрис безымянного ангела скопил на себе черноту. Она заполнила маленькие морщинки его лица, оперение его крыльев, легла на плечи словно плащ. У его ног было отлито маленькое отверстие для восковой свечки, куда Амелия по особым случаям ставила крохотный огарок. На нижней полке она хранила бусы, драгоценности и крохотные талисманы. Возле стенных шкафов висели в рамках фотографии с изображением шумных компаний. На одном из снимков был изображён смельчак, прыгающий с парашютом. Фасад её комнаты рисовал полукруг из оконных рам. Амелия подошла к витражу напротив её кровати. Вид из окна заворожил её. Она вытянула руки вверх, завела их за голову и обвила ими шею. Внезапно мысли охватило сомнение:
– Какой же сегодня ты можешь стать, Амелия? День покажет…
Её взор был направлен за кулисы. Созерцая красоту внешнего мира, она так же ловила себя на мысли:
– Как тонко и как ловко сплетена жизнь вокруг людей.
Чтобы проще понять это, она представляла себя на холсте мастера, на огромном полотне мира, чья палитра вбирала в себя множество оттенков. Где сочетания красок в мазке были столь малозаметны, что человеческий глаз не способен был уловить этот лёгкий переход света и тени без особо тонкого и чувствительного взгляда. Всё это позволяло ей наслаждаться игрой, буйством фантазии и неугомонным воображением художника, так искусно владеющего своей кистью. Всё это она представляла ещё потому, что сама познавала мир через искусство и создание подобных картин. С детства её привлекала живопись. Она могла ночами не отходить от мольберта.
В то самое утро, после встречи с китами, Амелия проснулась, когда за окном солнечные лапы сгребали в охапку туман, оставшийся после ночного дождя. Она пробудилась в тот момент, когда дождь собирался уходить, покидая эту землю, оставив за собой девственную прохладу в наступлении нового дня. В её комнате смешались запахи йода, песка и лежащих на нём ракушек. Запахи ночи и рассветного утра заползали сквозь оконные щели. Сердце Амелии не оставалось равнодушным к ночным проказам непогоды. Дождь, по её мнению, опускал свой занавес в тот момент, когда всему, что есть на этой части суши, полагалось бы смыть с себя прилипшую затхлость и старомодность душного города. После дождя приевшиеся пейзажи вновь сверкали своей новизной, каждый раз приглашая её ступить в неизвестность предстоящих для неё подвигов, одним из которых стало продолжить семейное дело её родителей. Временами она была не прочь пройтись по берегу, когда вода с небес застилала вдали виднеющиеся горы. В гуще облаков на фоне бушующего моря, когда её обволакивал южный морской ветер. Ей казалось, будто дождь каждый раз оголяет всю невинность и красоту этого мира. В таких прогулках она наблюдала и находила себя в раскатистых волнах неустрашимой стихии. Она отождествляла себя с мощными волнами, когда дело доходило до какого-либо действия, и в то же время она могла оставаться кроткой и чувственной, как молочный океан спокойствия и умиления.
– Что мы можем сделать? Маленькие капли в огромном море, – так думала она.
– Но что есть море, если не множество капель? – так, в ответ, она слышала своё сердце.
Хоть и все воспоминания о произошедшей катастрофе остались в её жизни позади, роль хозяйки гранд-отеля «У моря» ненароком напоминала о тех временах, когда беззаботное детство проходило для неё в полном кругу семьи. В своих мечтах маленькая Амелия уносилась прочь в мысли о странствиях художника. Ей не раз представлялось, как все пейзажи мира ложатся на её полотна, где жизнь замирала для неё на целую вечность. Но жизнь распорядилась иначе, она сделала за сиротку свой выбор и подписала за неё дьявольскую сделку с чувством долга и жертвенной обязательности. В память о своих родителях она решила во что бы то ни стало остановить время и как можно дольше сохранить запах родных стен, тот запах, что хранил в себе все её воспоминания.
Остатки сна стряхнул аромат терпкого кофе. Вторая мысль прокралась незаметно, своим неспешным движением она пустила волну предвкушения. Сегодня был день её рождения.
– Говорят, в тридцать лет всё только начинается!
Глядя себе в глаза, стоя в ванной комнате у зеркала, она торжественно объявила девиз сегодняшнего дня. Черты характера Амелии достались ей от матери, свободолюбивой женщины, её звали Мирра Вард. Она любила выходить на яхте в открытое море. Временами Мирра оставляла дочку с мужем на берегу и всей душой устремлялась за горизонт, не упуская из виду сам отель и берег, на котором с любовью хранили её сердце. Внешне Амелия полностью походила на отца, Санни Варда. В своём отражении она видела девушку, что смотрела на неё в ответ – белокурая, с яркой улыбкой и ясными лазурными глазами, они меняли оттенок, словно хамелеон. Цвет глаз Амелии переходил от бледно-василькового до полуночно-синего тона. В зависимости от освещения, говорили одни. Из-за переменчивого настроения, говорили другие.
Амелия выросла и впитала всю любовь, что дарила ей мать, и все знания, что передавал ей отец. Когда Амелия была в возрасте 17 лет, Мирра ненароком оставила одну книгу в детской спальне – любопытство девочки не заставило себя долго ждать. Описание образа Гипатии Александрийской в этой книге жизни и смерти великой женщины обворожило Амелию. Оно навсегда оставило в памяти подростка крохотную идею философа, чьё имя звучало сквозь века. Амелия была восхищена подобной верой в силу философской мысли. Та буквально освобождала её от множества моральных взглядов и дарила если не полное, то хотя бы частичное представление о том, как искажена природа, истинная природа жизни. Все эти религиозные талмуды с примесью политических рамок морально этического общества, по её мнению, служили инструментом для порабощения и без того заплутавшего на своём пути человека. Заражая беднягу липкой холерой, они отнимали у него собственную идею. Это было в её глазах столь мощным и извращённым, что она одновременно восхищалась и пренебрегала подобной заразой. Человек, по праву рождения награждённый свободой выбора, если хоть каплю и вдыхал едкий запах фальши, то впредь его здравый рассудок становился подвержен фанатизму, что так же, по её мнению, могло в корне изменить дальнейшую судьбу маленькой пешки. Ей казалось, что туман, навеянный призрачными обещаниями, обволакивал любого, из-за чего в простой подсказке человек видел только страх подчинения, но никак не возможность идти по ступеням к развитию всех своих скрытых возможностей. А значит, пользоваться своим правом жить на равных и выстраивать собственную реальность, как ему соблаговолит его воображение. Она считала, что подмена цели всего существования таилась именно в том, как её преподнесли, когда физический блуд и животное поведение людей пытались удержать под страхом общепринятых запретов и правил. Правил, которые были созданы лишь для того, чтобы помогать людям в те моменты, когда они безуспешно блуждают в поисках ответов и познании всего и вся. Для самой же Амелии подобные инструменты являлись способом увидеть целое, а в целом уловить смысл частного. Ко всему прочему, её увлекала мудрость Востока, что отражала для неё смысл существования единой души Мира. Ван Вэй, китайский художник, как-то сказал: «Создать сад – значит раскрыть природу Природы, закончив деяние Творца!».
С тех пор маленькая Амелия стала рачительно подходить к любому делу: она возводила свои сады, украшая их прилежанием и огромной силой собственной веры. Она, как паук, сплетала вокруг себя сети из всего, что попадалось ей на пути, протягивая ниточку от одной идеи к другой. Излишняя детская любознательность со временем переросла во всестороннюю наблюдательность. Позже ей пришла идея вести записи в своём дневнике в обратном направлении зеркальным почерком. Она записывала все свои мечты, таким образом сохраняя их от любопытных глаз обывателя, который не то чтобы не мог проникнуть в суть, просто она сама того не желала. Она считала непосильным помочь уверовать человеку в то, что рисует только её собственное воображение. И всё же Амелия оставила за собой свободу слова, чтобы это позволило уловить её тонкую паучью нить, связывающую все страницы единым смыслом для всех, кто смотрит на этот мир иначе. Вести дневник её с детства приучила мама. Она знала, как это может пригодиться в последующем, когда её дочь станет взрослой и возглавит построенную с мужем империю. Когда Амелия освоила стиль написания левой и правой рукой в разных отражениях, она стала практиковать необычное рисование. Для начала её кисть писала картину слева направо: всё, что она видела, ложилось на холст, оставляя место для зеркального отражения. Когда одна половина была закончена, Амелия завешивала готовую часть и воссоздавала её по памяти, рисуя всё с детальной точностью, теперь уже справа налево. Шли годы. Многие увлечения сменялись на вполне серьёзные занятия, требующие от неё полного и сосредоточенного внимания. Так она обретала уверенность в каждом своём последующем шаге.