Глава 4
– Помогите мне. Пожалуйста.
Охрипший голос в одной-единственной фразе выдал всю глубину душевной драмы.
Дрейк стоял у окна, повернувшись спиной. Лайза смотрела на его аккуратно подстриженный затылок, чуть ссутуленные плечи, на очерченную ярким белым светом скулу, подбородок и кончик носа.
Она думала, он уделит ей минут пять, может, десять, – но сидела в этом кабинете уже час и все это время говорила-говорила-говорила: рассказывала свою историю во всех подробностях не во второй раз – в третий.
Во второй ее с нежеланием, почти против воли пришлось поведать Рену. Потому что спустя два дня после той ночи, когда она носилась по шоссе, рыдая в салоне «Миража», позвонила Элли, сказала, что Декстер не может устроить встречу с Начальником, не объяснив тому причины.
– Ты должна приехать, – попросила она по телефону, – я не могу рассказать ему сама, понимаешь? Потому что тогда все будет звучать глупо. Что я ему скажу? Это для Лайзы, которая вернулась из будущего? Он не поверит мне, но поверит тебе… Может быть.
Может быть.
Ей пришлось поехать.
В тот день она кое-как преодолела страх, что ее снова примут за сумасшедшую, и, заикаясь и поначалу путаясь в словах, рассказала о том, что произошло. Да, был Портал, да, она знает всю команду, да, она жила с Маком и носила его кольцо, да, да и да… Детали-детали-детали, множество деталей: Шерин, Меган, Дэлл, Баал, Бернарда – все те, про кого она не должна была знать, но знала.
Рен, как и Дрейк теперь, стоял, повернувшись лицом к окну, и молчал. Он не произнес ни слова, даже когда она, озвучив свою просьбу устроить ей свидание с Начальником, отправилась прочь из его кабинета.
А потом позвонил Дрейк. Сам.
Это произошло еще три дня спустя; за ней прислали машину. И снова кабинет, снова ее душещипательная история, множество подробностей и тишина в ответ.
Лайза сидела тихо, как мышь. Не терла ладони о штаны, потому что те не потели – она больше не нервничала, эмоционально высохла изнутри, не чувствовала, как гулко колотится сердце, потому что, вопреки ожиданиям, оно стучало тихо и редко. Она не пыталась кричать: «Ну сделайте же что-нибудь! Сейчас! Ну поторопитесь же, ведь я страдаю…»
Да, она страдала, но не громко и не снаружи – внутри. И сил на то, чтобы кричать, не осталось – она тратила их на то, чтобы заставлять себя ходить на работу. Ненавистные лица, вечно пыльный, сколько ни протирай, компьютер, опостылевшие чужие проекты по дизайну. И только при виде знакомой фигуры Гарри – живого и цветущего Гарри – в ее душе скребся робкий план, а в голове пульсировала одна и та же мысль: погоня состоится девятого. Девятого числа. Ждать осталось шесть дней. Недолго.
– Вы ведь знали, что это случилось, да? – спустя минуту осмелилась прервать тишину Лайза. – Что произошла ошибка, что меня закинуло назад…
– Не знал.
При этих словах ее сердце гулко стукнуло в груди.
Значит, зря она все последние дни убеждала себя, что уже почти ничего не чувствует и не ждет. Значит, ждала. И где-то глубоко в душе продолжала надеяться, что Великий и Ужасный (как звала иногда Дрейка Бернарда) возьмет да и поможет вопреки всем «но» и «против».
– Как же так? Вы ведь обо всем знаете… Всегда.
– Не всегда.
Самый главный человек на Уровнях повернулся к ней лицом; брови хмурые, губы поджаты, скулы и подбородок острые – такими они становились в те моменты, когда Начальник уходил в глубокие размышления о вселенских материях. Руки сложены на груди, поза напряженная, взгляд тяжелый.
– Вы простите, что я так… – зачем-то залепетала она, оправдываясь, – что я к вам неуважительно – может, вам так кажется сейчас. Просто… «там» мы были знакомы, и я знала вас лучше. А вы знали меня. Ведь много времени прошло… Вы иногда приходили на вечеринки, праздники… С Бернардой и…
Начальник хмурился все сильнее. Лайза заткнулась; фраза повисла в воздухе незавершенной.
– Значит, мы изменили Порталы на автоматические, – произнес он тихо и, кажется, самому себе. – И оставили системные функции включенными. Зря, придется это учесть…
– Системные функции?
Ее вновь начала бить дрожь – пока еще мелкая, но уже ощутимая. Чертовы нервы, все беды от них.
– Да. Ты случайно воспользовалась системной функцией, оставленной для работников Комиссии на случай, если она понадобится.
– Но я ничего не делала…
– Специально, я знаю, – закончил за нее Начальник. – Ты вышла на нее случайно, и в этом проблема. Значит, могут быть еще такие ошибки. Хотя нет, уже не могут – та ветка застыла.
Что он имеет в виду? Какая ветка застыла – та самая, где остался Мак?
Теперь ей хотелось поторопить разговор, вытрясти из Дрейка все то, что она так жаждала услышать.
– Если системная функция работает, то вы могли бы «закинуть» меня назад? То есть вперед, в будущее?
– Все не так просто.
– Не просто, но возможно?
Он снова молчал. Слишком долго молчал; теперь ее ладони вспотели, с новой силой вспыхнула жажда услышать, что хороший исход возможен, ярче прежнего заполыхал внутри факел негаснущей надежды.
– Я должен кое-что тебе объяснить, – вздохнул Дрейк. – Это будет сложно понять и еще сложнее принять, но тебе придется это сделать.
Сердце замерло. Лайза затаила дыхание.
Ей показалась, что она готова выскочить из кабинета сейчас же – по крайней мере, ее душа уже летела прочь к двери, а тело осталось сидеть на месте.
«Я не хочу. Не хочу слышать. И принимать».
Дрейк опустился на стул по другую сторону стола и вытянул из пачки чистый лист бумаги; сжал пальцами ручку.
– Готова?
Нет.
Но кого бы это волновало?
Она слушала его сложные объяснения так, как слушает легенды о местных богах прибывший из далеких стран чужеземец: с недоверием, злостью, почти что с отторжением. Нет, все не так – планета не плоская, она многогранная. Нет, моря не превращаются у горизонта в водопады – они сливаются в единую реку и уходят на запад. Нет, в небе нет великого воеводы, который правит миром, – там звезды, на каждой из которых сидит по волшебнику в колпаке, каждый из которых пишет судьбу человечества – по одному дню за раз…
– Ты спрашиваешь, появилась ли там, в будущем, другая Лайза? Нет, не появилась. Но там нет как такового и Мака, потому что ни ты и ни он до этого момента еще просто не дожили. Не вступили в него, понимаешь?
Ручка двигалась над листом – чертила линии, сферы, пересечения. Лайзе казалось, что три линии – это уже сложно, а их появлялось все больше – они соединялись между собой, пересекались, выстраивались в некие, как называл их Дрейк, «кольца времени».
– Пойми, ситуаций множество. Потенциальных. Как в прошлом, так и в будущем. Их миллионы, миллиарды для каждого человека – «что могло бы случиться, если бы», «что случилось», «что не случилось, потому что»… Все они остаются в пространстве и времени в виде конструкций, схем, каркасов, готовых ожить в том случае, если, двигаясь по цепочке событий, до них кто-то дойдет. Но пока этого не произошло, это не полноценно существующие ветки времени, о которых ты говоришь, – это потенциально возможные событийные вероятности. Понимаешь?
Она не понимала.
– То есть той ветки, в которой остался Мак, больше не существует?
– Нет, не существует. Существует только ее вероятность случиться.
Ей стало трудно слушать и еще труднее говорить.
Значит там, в будущем, ее никто не потерял и не ищет. Значит, зря она переживала, что Мак в тот вечер вернулся в пустой дом, а после тратил часы на звонки, расспрашивал друзей – пытался выяснить, куда пропала любимая. Переживал, расстраивался, изнывал от тоски, пытался отыскать ее с помощью внутреннего видения… Никто никуда не звонил. Никто не переживал. Все застыло.
– Того будущего больше нет, – подвела она страшный итог хрипло и почувствовала, что еще секунда – и она растеряет последние крохи душевных сил, завалится прямо на пол и больше никогда-никогда не захочет вставать.
– Оно есть, – вздохнул Дрейк, на короткий момент встретился с Лайзой взглядом и почему-то отвернулся. Он хотел, искренне пытался объяснить, но ему было сложно говорить с человеком – не таким, как он сам. – Теоретически оно прописано среди миллиардов других потенциально возможных для тебя и Мака будущих. Но пока тебя там нет, оно всего лишь каркас, пустующая конструкция, куда не пришел сам человек – его физическое тело и душа.
Он силился объяснить, а она силилась понять.
– То есть будущее все-таки есть?
Кажется, застывшая кровь вновь запульсировала по венам только теперь. Сколько еще «вверх-вниз» ей придется пережить, прежде чем наступит ясность?
– Есть. Но туда не попасть, если все не пойдет в точности таким же образом, как уже случалось до этого. Под «таким же» я имею в виду всё до мельчайших совпадений, которые ты не просто глазом не увидишь – даже подумать о них не сможешь.
– А если задать функции Порталу? Ведь если временна́я конструкция уже есть, значит, Портал мог бы туда перенести?
Надежда. Снова подала голос глупая она.
– Если попробовать задать такое количество известных и неизвестных Порталу, то существует огромная вероятность того, что он перенесет тебя не в конкретно ТВОЕ будущее, а в чуть иное, отличающееся от ожидаемого будущего. Например, ты зайдешь в дом и поймешь, что у тебя не тот интерьер…
– Плевать.
– Или не те друзья.
Уже сложнее.
– Или Мак не помнит часть того, что помнишь ты, так как, перемещаясь в будущее скачком, ты можешь миновать некоторые из тех событий, которые ты помнишь сейчас, потому что во время самого скачка ты пройдешь не по той же самой дороге, а по иной, чуть в стороне. И это приведет не только к изменениям в твоей собственной жизни или жизни Мака, но потенциально к изменениям в жизнях еще сотен или даже тысяч людей. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю?
Кажется, она начинала понимать.
Нет, не то, что прыжок в будущее невозможен или осуществить его очень сложно. Мысль мелькнула словно молния – яркая вспышка света, – и Лайза неожиданно осознала, к чему именно клонит Начальник.
– Вы пытаетесь мне сказать… – начала она тихо, – что никогда не решитесь переправить меня обратно, да? Не потому что нельзя, а потому что вы этого не сделаете, так?
Дрейк тяжело смотрел на нее. Она одна против стабильного будущего сотен или даже тысяч других людей. Травинка в поле. Оловянный солдатик. Тот, кого можно принести в жертву. Потому что, если она снова прыгнет, нет никакой гарантии, что кто-то другой, тот, кто действительно важен Дрейку или этому миру, пройдет, как и должен, по нужной дороге и осуществит свою судьбу. Заставит свершиться по-настоящему важные события, а не какие-то там… личные и никому не нужные, такие, как у Лайзы Дайкин. Пусть даже на кону стоит счастье Мака Аллертона.
Робот. Творец без души. Равнодушная машина, просчитывающая все наперед. Как она могла надеяться…
Хотелось горько улыбнуться.
– Знаешь, какой шанс на то, что ты попадешь именно в то же самое место и время, из которого ушла? – вместо прямого ответа спросил сидящий напротив Дрейк.
Зачем задавать очевидный вопрос? Но она задала:
– Какой?
– Один к трем миллиардам. Можешь считать его нулевым.
Лайза больше не слышала цифр – слух отключился; вместо этого сидела и концентрировалась на образовавшейся внутри пустоте, вакууме: ни мыслей, не эмоций, одна лишь похожая на пыль от взрыва горечь.
Снова «нет». Еще одно «нет» в череде десятков и сотен «нет», которые прозвучали в ее голове до этого. Как же она устала от плохих новостей… Их и так уже накопились вагон и маленькая тележка.
– А Печать? – услышала она со стороны собственный голос – какая-то часть внутри нее еще не сдалась, продолжала думать, анализировать. – Почему, когда исчезло все, не исчезла она?
Начальник вздохнул. Утомился растолковывать? Уже потратил слишком много времени?
– Потому что Печать Воина, – снизошел он до объяснения, – это сложное энергетическое формирование, которое Портал стереть не способен. Его можем удалить только мы и только здесь, в лаборатории.
– Но я могу показать ее Маку!
– Можешь, – прозвучало в ответ неожиданно жестко. – И он ее не узнает.
– Узнает!
Она вдруг сорвалась на крик, совсем как маленькая девочка, которой только что сказали, что нет, она не хочет «ту розовую сумку».
– Не узнает. – Холодная усмешка в ответ. – Ты еще не разбилась на мотоцикле, и Печать не была сформирована Маком, что означает – на его теле ничего нет. Он даже не помнит о возможности ее формирования – об этом помнит Стивен. И даже если бы Аллертон помнил, что подобную энергоструктуру можно создать, он никогда не смог бы предположить, как может выглядеть конечный рисунок – для каждой пары он индивидуален. Так что Печать, точнее, ее недееспособный контур, есть у тебя, но не у него.
«Недееспособный контур».
Почему-то за эти слова ей вдруг захотелось плюнуть Дрейку в лицо. Это для него ее тату – «недееспособный контур», а для Лайзы – прямое доказательство стабильности ее собственного ума.
Недееспособный контур.
«Сволочь ты, Начальник».
– И все равно я – его пара! – сжав зубы, зачем-то процедила она мужчине с холодными серо-голубыми глазами. – Я – его вторая половина. И пусть об этом не знает он, но об этом знаю я.
– Тогда у тебя есть все шансы доказать это ему, так? – неожиданно мягко улыбнулся Дрейк.
Он, кажется, жалел ее, даже сочувствовал – по такому лицу не прочитать наверняка, но эта улыбка вдруг сделала невозможное – вернула к жизни жгучие слезы; веки защипало.
Лайза резко отвернулась, уперлась взглядом в идеально белую стену.
Она любила его по-своему – Дрейка, «этого» или «того», не важно. Да, немножко боялась его, но все же (как любят «нечужого» человека) любила – всегда знала, что он защитник, что не бросит, и теперь вдруг, отозвавшись на одну-единственную улыбку, потянулась к нему, как увядающий цветочек к солнцу.
«Помоги. Защити. Хотя бы не бросай на произвол судьбы».
– Я не знаю, что мне делать.
– Попробуй повторить историю.
И это советовал он? После того как сказал, что всего учесть невозможно?
– Но… детали…
Дрейк Дамиен-Ферно вдруг опустился перед ней на колени, за руки брать не стал – нельзя, она знала, – заглянул в глаза и мягко произнес:
– Тогда у вас будет новая история. Тысячи ее вариантов. Новое – не всегда хуже старого, но люди никогда об этом не помнят.
Теперь она плакала, и они оба делали вид, что не замечают этого.
– Я пока не могу принять новое, – задыхалась Лайза.
– Стоит сделать шаг, и станет легче: появятся новые чувства, эмоции, впечатления. Ты все увидишь сама.
– Да?
– Да. А я… – Он замялся – никогда не любил признавать ошибок вслух, но, когда ситуация вынуждала, умел это делать. – …Я могу помочь чем-то другим – ты только попроси.
Великое одолжение – попросить о чем угодно у самого Дрейка.
– Кроме прыжка в будущее?
– Кроме него. Психологическая или материальная помощь, что угодно.
Лайза почему-то застыла при этих словах. Психологическая помощь – ходить и каждый вечер плакаться на судьбу Начальнику? Или одному из его работников? Ну уж нет, спасибо.
– Деньги я заработаю. И с остальным справлюсь сама. Спасибо.
– Мое предложение будет в силе тогда, когда оно тебе понадобится.
То было последнее, что она услышала, выходя из кабинета.
Ей, наверное, стоило бы обидеться.
Но сколько же можно обижаться? На все подряд: людей, судьбу, случай?
Август едва вступил в свои права, но уже вовсю баловал людей прекрасной погодой: светил с неба ласковым солнцем, обдувал прохожих непрогревшимся и оттого свежим ветерком, обнимал город и людей, золотил мостовые.
Лайза шагала по тротуару, привычно пустая внутри; подошвы кроссовок мягко впечатывались в дорожную пыль – она целую вечность не носила каблуков.
«Попробуй повторить историю. А если нет, постарайся принять новое».
Она сможет?
Сможет. Потому что кроме этого настоящего больше нет никакого другого.
Кто-то однажды сказал: все беды оттого, что люди постоянно сравнивают то, что в их жизни есть сейчас, с тем, что к этому моменту могло бы быть.
Так и есть. К этому моменту у нее могла быть другая жизнь. И Мак.
Нет, другой жизни не могло быть. Если есть то, что есть сейчас, значит, не могло – с этим придется смириться.
И теперь абсолютно все, что однажды появится в жизни новой Лайзы, зависит только от нее самой.
А сейчас… Забывшая всё Элли. Незнакомый мужчина по прозвищу Чейзер. Узнавший ее заново Дрейк.
Не густо. Почти ничего.
Она почему-то не рассказала ему про поддельные печати, про свое участие в том деле, когда ее чуть не подстрелили, не упомянула о том, что знает, где находится логово бандитов. Нет, не скрыла – забыла.
Отсюда до дома пешком шесть кварталов; пружинили подошвы старых кроссовок, шелестели кроны тополей, пыталось отогреть душу солнце.
Пусто и одиноко.
Ничего, еще будет шанс.
На все.
Спустя полчаса, сама не понимая, как так получилось, Лайза обнаружила себя не дома, а в гостиной у Элли – сидящей на диване, захлебывающейся рыданиями и не способной вымолвить ни слова. Ее гладили по спине руки, качались, переплетаясь с ее собственными темными, белокурые локоны подруги, а у самого уха звучал шепот:
– Ну что ты? Успокойся… Успокойся, слышишь? Или я тоже буду плакать. Он не отправил тебя назад? Не смог?
Лайза качнула головой и всхлипнула – громко, горестно, изливая в пространство волны боли.
Занавешенная волосами, она не увидела ни того, как приоткрылась дверь, ни того, как в комнату мягко и неслышно вошел Рен.
Он опустился на колени перед диваном – ей вдруг захотелось улыбнуться (за последний час уже два человека опускались перед ней на колени, и какие люди!), – взял ее дрожащую холодную ладонь в свою, заставил посмотреть на себя.
«У тебя нет Мака, я знаю. Но у тебя есть мы», – говорили его глаза; Лайза сжала его теплые пальцы и благодарно всхлипнула еще раз.
– Я ведь звонила тебе из его дома, помнишь, я говорила?
Теперь слова давались легко, слезы высохли. Наверное, немного подсохла и душа – превратилась из зловонного болота в прозрачную и неглубокую лужу.
– Помню. – Элли улыбнулась и прижала руки к губам. Что-то случилось, и теперь она верила – Лайза видела это по глазам. Приятное чувство, пусть и запоздалое.
– Да, звонила из его кинотеатра. Нашла голосовое управление, выяснила адрес его особняка и приказала системе набрать твой номер.
– А я?
Ей не терпелось узнать продолжение, а Лайзе стало легко рассказывать: все это – история из прошлого. Почти что сказка.
– Ты ответила и все повторяла: «Алло! Алло! Я вас не слышу…» Но я не успела ничего сказать, потому что в этот момент вошел Мак и увидел, что я пытаюсь сообщить, что меня похитили. Он тут же зажал мне рот ладонью и пригрозил – не помню, чем пригрозил, но пикнуть я не смела. А после выдернул из сети шнур, и связь прервалась. А так бы ты передала Рену, что меня украли…
– И назвала бы ему адрес Мака! Вот была бы хохма!
Элли улыбалась широко, открыто и радостно. Лайза вернулась к ней – не важно какая, старая или новая, но вернулась, – и между ними вновь чувствовалась связь, как и раньше. Подруги – они ими были, они ими всегда будут.
В кружках стыл чай, красовались на крохотных испеченных Антонио булочках кремовые завитушки.
– Да, если бы ты дала Рену адрес Мака, он бы сильно удивился. А я-то, представляешь? Я его тогда не знала… Не знала, что он из спецотряда, что они все – друзья.
– Страшно, наверное, было?
– Временами страшно. Но… Еще было интересно – я чувствовала, как между нами что-то происходит, как зарождаются чувства.
– Красиво, – прошептала Элли и с грустной улыбкой посмотрела на плавающие в кружке чайные листики.
– Да, красиво. А еще я знаю, какая девушка будет у Дэйна.
– Да?! Расскажи!
– Нет, не могу, – Лайза покачала головой. – Вдруг я расскажу, и тогда он ее не встретит?
– Ну хоть как зовут?
– Нет.
– Ну внешность опиши.
– Неа.
– Ну хоть что-нибудь – я же помру от любопытства! Она ведь ему подойдет, да?
– Очень.
– Просто не верится, – прошептала Элли, – наш Дэйн встретит девушку. А скоро?
– В следующем году.
Ответила. И отчего-то снова погрустнела.
У них все случится – там все определено, а у нее? Лайза подняла глаза на Элли и впервые увидела у той на лице серьезное, чуть хмурое и непривычно решительное выражение.
– Не грусти только, ладно?
– Я постараюсь, – прошептала Лайза тихо.
– Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.
Дома, сидя на диване и монотонно жуя кунжутное печенье, Лайза задавалась вопросом: почему одни люди в период стресса теряют аппетит, а другие, наоборот, начинают тянуть в рот все подряд? Что за дурацкая привычка?
Вечерело. То втягивалась в приоткрытый проем форточки, то выдувалась обратно занавеска; в квартире было тихо.
Можно включить телевизор. А еще надо сходить в магазин, купить продуктов, но Лайза ни о чем не могла думать: два часа назад она прошла мимо его дверей – забыла зайти внутрь, – а теперь все никак не могла вытолкать себя на улицу.
Печенье и тишина создавали ощущение ложного уюта, хрупкого комфорта, который она так часто силилась отыскать в последние дни, и потому вместо нужного похода в магазин из коробки в рот механически одна за другой отправлялись кунжутные пластинки; хруст отвлекал от ощущения образовавшей внутри пустоты.
Наверное, часть ее приняла тот факт, что прошлому придется остаться в прошлом, и между разумом и частью сознания, которая так и не смогла смириться, выросла стена – из-за нее и ощущалась пустота в душе. Она помогала не сорваться, не зарыдать, сохранить остатки душевного равновесия.
Рядом с пустотой в душе робко пристроилась благодарность Рену за то, что устроил сегодняшнюю встречу, а заодно и Элли, которая, несмотря на недавнее недоверие, сумела-таки изменить мнение и помочь подруге, нашла простые, но такие нужные слова, долго отпаивала чаем и слушала сбивчивый рассказ о прошлом. Улыбалась, посверкивая глазами, и всеми силами старалась поддержать.
«Мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Ты только не грусти…»
Лайза смотрела на печенье, которое держала в руке, – на корочку из плотно спрессованных и залитых сиропом семечек сверху, – и думала: а как она сама отреагировала бы, приди Элли к ней в гости и начни рассказывать «небылицы»?
«Представляешь, – захлебывалась бы белокурая подруга, – мы с Реном жили вместе целый год! Я носила его кольцо, я знаю, как выглядят комнаты его дома, я знаю все его привычки, все про него знаю…»
А Лайза бы помнила – знала, – что они незнакомы. Что Рен вообще никогда в жизни не встречал Эллион.
А та бы утверждала обратное: «Я помню тебя, твоих подруг, помню, что произойдет в будущем, ведь я прожила его, это будущее, а потом Портал…»
Сложно ей было бы поверить в подобную историю?
Наверное, не сложно, вот только мир после такого рассказа показался бы… хрупким. И ни к одному Порталу Лайза бы близко не подошла, и за Мака после этого держалась бы куда крепче – вообще не выпускала бы его руку из своей…
Вот и Элли, наверное, теперь точно так же не выпускает руку Рена. Да и он ее. Держит, не отпускает.
Чтобы не дать предательской мысли «вот бы увидеть Мака» высунуть кончик любопытного носа наружу, Лайза поднялась с дивана, очистила пальцы от налипших семечек и пошла выкидывать пустую коробку.