Повесть первая
Часть первая
Странно ощущать себя частью чего-то… Понимаете о чем я? Наверное нет, а если и да, то на вряд ли ваше «что-то» в глобальности было сравнимо с моим. Ведь, конфуз в том, что вы также небольшой сегмент этого нечто. Ибо все очень просто… Хотя и невероятно сложно в то же время.
Ладно, давайте все по порядку.
Глава 1
На этой планете вряд ли найдутся слишком заурядные люди. У всех, даже самых гениальных представителей рода человеческого, есть свои цели, желания, мечты и, конечно, потребности. Просто они разглагольствуют о них меньше: как в голос, так и про себя. Те, кто же менее одаренный, и вовсе чуть ли не по сотне раз на дню произносят свои хотения и полуреальные цели в голове. Это и губит Человека.
Его нездоровое чревоугодие убивает. Причем не физически, а морально. Да, именно так, ибо люди уже давно деградировали до такой степени, что изредка даже не считают жизнь великим даром и кончают ее сами даже без какой-либо на то причины. Они предполагают, что наполнили свое существование всеми возможными благами и им уже хватает… О Боже, как же это до жути неверно! Жизнь – это не сосуд, который следует заполнить теми или иными событиями, это – Результат. Тот «отпечаток» на лике истории, который ты оставляешь после себя. Поэтому можно с уверенностью сказать, что наполнить полностью безмерную чашу – невозможно, и лишь распоследние глупцы считают иначе, даже не видя простой истины.
От этого и плохо Человеку, от этого Он и умер душой.
Погруженный в свои раздумья я упустил момент, когда кулак некоего парня постучал в панорамный корпус моего электрокара.
Это был Миша… Я и забыл уже.
И да, точно, я же не представился. Здравствуйте, меня зовут Алексей, и я абсолютно такой же парень двадцати трех лет, как и множество вокруг. Ну… За исключением одной примечательной вещи: мой отец член генеральной комиссии поддержания порядка ноосферы, работающей на И. И. Н.И.М.П. (Институт Изучения Ноосферы И Мыслительного Порядка), вообще не понятно, почему все еще держится в этой аббревиатуре слово «институт», ведь учебным заведением данная организация давно (уже лет как 30) не является, скорее она содержит при себе пару колледжей и ВУЗ, только лишь для подготовки кадров по разным специальностям, которых в данном гиганте бизнес-индустрии полно. Да, именно так: созданный 70 лет назад университет теперь превратился в монстра из купюр, ибо люди всегда найдут на чем заработать… Даже на своих мыслях.
– Ну, поехали, – сказал Миша, устроившись на месте после закрытия сегмента прозрачного корпуса автомобиля.
– Что взял-то хоть? – спросил я, вспоминая про голод.
– Да так, два «горячих» бутерброда, четыре булочки с вареньем и попить.. – он заглянул в фирменный пакет закусочной, из которой вышел минуту назад, чтобы убедиться, – сок яблочный, – закончил он предложение, подняв голову и увидев медленно плывущий под каучуковыми безвоздушными колесами асфальт.
– Булочки – это хорошо, – спокойно констатировал я, слушая мерное, невероятно тихое жужжание генератора.
– Ха, знал, что ты оценишь, – без особой веселости продолжил разговор Миша, смотря на пасмурное полуночное небо, грозящее развернуться впечатляющей и оттого страшащей бурей.
Оно простиралось над нами во всей своей непостижимой мощи и красоте. Сквозь полностью проницаемый угловатый купол (более похожий на верхний разрез трапеции) спортивного электрокара, нам открывались все мельчайшие подробности, что, мало сказать, завораживало. Отсветы от гуляющих над тучами молний сверкали, еле проницая сквозь непроглядную мглу, сопровождая свое невзрачное появление раскатистыми ударами грома, бьющими будто бы прямо над нами. Усеянные исполинами ветровых электростанций раскидистые поля, плывущие куда-то назад прям перед глазами, под воздействием подобной обстановки, в мгновения отрывистого резкого света, стремящегося с небес, под аккомпанемент раскатов, выглядели как-то неестественно. Будто всегда были таковыми, не тронутыми людьми.. как-то угрожающе величественно… Но почему-то красиво, особенно учитывая мягкое оранжево-розоватое освещение выходящего из-за бесконечно далекого горизонта Солнца, дополняющего атмосферой картину издали, позади настроенных людьми технологических нововведений. Оттуда, куда даже надвигающийся ураган достать не мог. Оттуда, где, вероятно, было лучше, чем здесь.
Мы уже подъезжали к зеву тоннеля, ведущему на первый уровень города, как Миша нарушил такую умиротворяющую тишину, так приятно гармонирующую с мягким шуршанием шин об дорогу, окрашенную пока только начинающимся дождем, легко выбивающим неровные ритмы по корпусу авто.
– Включи, может, что-нибудь, а то, что-то вообще не по себе, – пробубнил парень, с удовольствием жуя свежеиспеченную булку.
– Чего это тебе «не по себе»? – лениво поинтересовался я, не спеша расставаться с неизмеримо низкими децибелами.
– Ты молчишь, дорога – ни одной машины, еще и гроза… – Миша перевел глаза с пустынной трассы на хмурые небеса.
По поводу автострады я был с ним согласен: что-то вообще никого. Хотя, сейчас пять часов утра буднего дня… Так что удивительно это, или нет, надо еще подумать… Но я занимался в тот момент все же не размышлениями: по просьбе друга, как только мы въехали в переходящий на уровень выше туннель, я включил Wi-Fi-радио – пусть интернет сеть и окутывает весь мир, всё равно привык я слышать музыку лишь в крупно населённых местах; где же людей нет – там мне с моими думами хорошо.
Пару секунд блеклое освещение падало в салон, скудно даруя свой нездорово-желтый цвет внутренностям электрокара. Я не любил свет этих ламп: в нем люди выглядят почему-то всегда еще более уставшими, чем есть на самом деле.
Переезд с цокольного этажа никогда не занимал много времени (в особенности ввиду того, что тут не было никаких автоматов-приёмников) и этот раз не был исключением. Собственно, автоматическая система Wi-Fi-координации также сделала свое дело безотказно: безо всякого чужого участия нашла первую удовлетворяющую меня «волну» по запросам, введённым в компьютер кара уже давно. Поэтому когда мы вновь выехали на «свежий воздух», из колонок, начиная с соло духовых, медленно раздался ритм-блюз, а перед глазами пролегло величие человеческого гения.
Тут исполинские здания только начинали свой разгон к небесам. Поэтому здесь мы видели лишь «корни» гигантов из металла, стекла и бетона. Однако даже от этого сердце не билось реже: даже первые этажи небоскребов просто потрясали своими размерами и мерцанием тысячи светодиодов, встроенных в них же ради красоты… Переливочные цвета разной яркости время от времени сильно давили на глаза, хотя ладно, чего уж это я, к данному довольно быстро привыкаешь.
И хоть входы в высочайшие здания находились тут, в дебрях невероятно обширных «корней», жили в этих монолитах отнюдь не обитатели Первого уровня.
Под гипнотизирующее пение 1Нины Симон, приобретали особые краски и строения, чьи вершины терялись в энерговыробатывающем куполе и были не видны отсюда, предназначавшиеся для людей Второго и Третьего (конечного) этажа. Народ же не обладающий такими привилегиями и местом жительства, существовал в специальных невысотных (по тридцать этажей максимум) домах здесь же, «внизу»… Собственно к одному из подобных зданий я и вез сейчас Мишу.
Взяв из пакета одну булку я, с удовольствием пережевывая все еще теплое тесто с вареньем, смотрел вверх, на въезд на Второй уровень… Думаю, вы уже догадались, что туда я отправлюсь после.
А сейчас я в очередной раз услышал раскат грома где-то высоко над собой. Но только небес я, как и мой друг, уже не видел: закрывала электропроизводящая платформа следующего этажа города.
«Как же тут еще тихо», – следя за волнами перетекающего на фасаде высотки разноликого света, всплыло у меня в сознании. Но не стоило, конечно же, забывать и приставку: «еще». Ибо знающий поймёт, что вскоре все вновь начнется.. уже который месяц начинается. А заканчиваться пока, вроде бы, не планирует.
Что? Хм… Думаю для этого еще будет время. Сейчас же о плохом мне думать не хотелось.
Вдруг сверху совершенно бесшумно пролетел контрольный квадрокоптер: значит и патруль скоро выставят, а пока только улицы проверяют, не началась ли активность раньше времени… Эх, и как же все-таки в такой обстановке о плохом не думать?
Наконец доехав до регулировочного компостера номер 223 (каждому дому свой номер) я, пожав руку Мише и предварительно отворив сегмент, попрощался:
– До встречи мужик.
– Давай, – раздался ответ, когда «дверь» электрокара «вливаясь» переносилась обратно в корпус, а Мишка приложил свой идентификационный код на запястье, – я так по старинке карту предпочитаю, – к распознавателю: доказательство, что он действительно живет в этом строении.
Вывернув из небольшого переулка, наполненного едва внятным смогом и искусственным радужным светом, льющемся сверху с гигантов домостроения, я украдкой заметил, что дружище оставил (на своем сиденье) мне всю еду.
Хм… Ну что ж, нечего сказать, кроме как спасибо. Хотя обычно когда мы ехали с разных вечеринок он все забирал. Видимо, сегодня ему также не шибко понравилось.. может потому, что не был весел я?…
Монохромный цвет полотна, так приятно скребущегося под колесами, приковывал взор своей простотой, среди всего этого волнообразного неона, разносторонней (в обычаи бессмысленной) рекламы и яркого свечения, так не кстати идущего под дождливую погоду.
Выехав на дорогу ко Второму уровню, мне встретился первый автомобиль за сегодня. Куда-то неторопливо левитирующий аэромобиль. Дорогая штука, а прока от нее немного – только что от земли на полтора метра оторваться может, да и только на современных трассах, где полотно намагничено.
Под аккомпанемент сходящих на «нет» духовых и ударных, я выехал из еще одной не длинной бетонной кишки. Слава, что дом был близко, а то чувствовал я, что еще немного и усну прямо за рулем… Не, все же с инъекционным адреналином сильно не шутить: остаточный эффект не порадует.
Разъехавшись с еще одним автомобилем, на этот раз электроседаном, я завернул к близлежащей подвесной парковке для одного из небоскребов.
Вылез из машины, прихватил пакет с едой, оставил предохранитель на корпусе (отпечаток пяти пальцев) и пошел к лифту, рядом с которым и расположился автомат для авторизации личности. Нужную карту нашел я быстро, что удивительно, в моём-то состоянии.
Нет, я не был пьян, хотя и был к этому близок, я просто был сильно уставшим человеком, которому хотелось как можно скорее лечь в постель… Хотя подобное, думаю, чувствует каждый представитель рода людского в этом Мире почти каждый день.
Упершись плечом в стеклянную стену лифта, я отвернулся от медиаконтроллера, став лицом к городу. Мне всегда нравилось так подыматься наверх, все же была в людском гении своя красота: Второй уровень сплошь состоял из «идущих» к небесам зданиям, по мере продвижения вверх сужавшихся к конечному шпилю. Однако тут, посреди их пути, была самая красота и она была мне только открыта: конец их восхода пропадал в энергетической системе пласта скрученных кабелей да прочих механизмов, в своей совокупности составляющих «почву» Третьего яруса. Реклама всевозможных товаров транслируемая светодиодами на самих домах еле-еле пробивалась своим светом сквозь наплывший смог и разворачивающийся ливень. Машин пока было немного, но уже кое-где мелькали отсветы на бортах и фары ближней видимости. Патрульные квадрокоптеры неспешно спускались на нижний этаж, дабы увеличить площадь наблюдения, и эта вереница винтовых аппаратов, стремящихся с главного офиса стражей законопорядка, находившегося на Уровень выше, в предрассветной мгле также привлекала собой.. будто дополняя картину.
Да, как же жаль, что я ничего не слышу в этой кабине. Кончено, на данный момент уровень шума будет не самым высоким за сутки… Но так даже и лучше.
Удар первых капель по стеклу лифта сопровождался его остановкой: моя квартира. Да, теперь людей «подбрасывали» прям до дверей… С одной стороны это хорошо, а с другой в очередной раз показывает его лень сделать пару лишних шагов.
Когда сенсорный считыватель построения узора ладони осветился зеленым, путь к моей комнате мне наконец открылся. И я, не заходя в душ и даже не раздеваясь, валясь с ног, прошагал до кровати… А потом сразу провалился в сон, завалившись прямо на не снятую чистую простыню.
Глава 2
Ночь вроде как была спокойной, хоть и недолгой.
Разбудил меня самостоятельно включившийся проекционный визуализатор: срочные новости (при них всегда функционирование автоматическое), которые я вряд ли мог принять серьезно на больную голову, ведь обычно именно таковой она бывает, когда ложишься с истраченной энергией.. и встаешь таковым же.
Но надо было действительно послушать, ибо последнее время в городе, да и во всей стране в целом, держится не самая приятная ситуация, и меня она касается так же сильно, как и всех остальных. Поэтому:…
– Демонстранты вновь устроили разгромный дебош, однако на этот раз манифестация началась гораздо раньше, нежели до сегодняшнего дня, – бесчувственно начала женщина в пиджаке и с механическими глазами (ведущих уже лет как десять променяли рендеры проекционных визуализаторов, чтобы во время чтения новостей хоть какие-либо чувства не проступили, а то ведь события бывают разные, а в эфире всё быть должно серьезно), я увеличил звук, еще больше пытаясь вникнуть в суть вышесказанного.. хоть пока её и не было. – Очевидцы рассказывают, что не было еще шести часов утра, как группы молодых людей, проживающих на Первом ярусе города, начали выходить на улицы и объединяться в многочисленные марши, при этом разрушая государственное или частное имущество, что также посчиталось странным, ибо до этого каждое подобное мероприятие начиналось с выкриков всевозможных лозунгов и призывов. Видимо, ситуация приобретает куда более серьезный оборот, нежели власти могли представить. Поэтому и был собран немедленный конгресс, чьей задачей является выявить пути решений, которые способны помочь урегулировать сложившиеся обстоятельства. Хотя в данный момент никаких еще результатов нет, ибо само требование Восставших, напоминаю, уравнивание прав каст страны, идет на грани неразумного. Так же масла в огонь добавляют и третьи стороны конфликта, ко всем вопросам причисляющие ещё и тему разъединения страны с целью самостоятельного примыкания к иным Территориям. Так что вряд ли удастся добиться компромисса.. и остается только надеяться, что одна из сторон всё-таки сделает свой шаг доброй воли.
Я резко отключил медиа-экран. Несколько секунд посидел, закрыв ладонями лицо, после чего повалился обратно на кровать со вздохом:
– Люди… Насколько же они глупы.
Хотя, можно подумать, будто я умнее.
Я полежал еще минут пятнадцать, после чего с трудом встал, решив обмыться, резонно подумав, что так хоть немного смогу ослабить головную боль.
Из тонированной кабинки душа, висящей на высоте пары сотни метров, вид на город был столь же хорош, как и из ранее упомянутого мною лифта.
Я не видел Первый уровень, и в какой-то степени был рад этому: сейчас не очень-то желалось смотреть на общее беспокойство, вылившееся в далеко неслабые беспорядки.
Я смотрел на мерно едущие, летящие, левитирующие автокары, в утреннем тумане мигающие своими светодиодами, покрывающими чуть ли не всю машину. Дождь хило барабанил в непрозрачное стекло. Он явно был холодным, тогда как я сидел под сильной струёй горячей воды… И почему-то, думая о каплях влаги снаружи, мне становилось так уютно.
Вылезая из душа, я чуть ли не грохнулся на сверкающий мрамор: голова вдруг закружилась. Ладно, бывает, главное, что боль действительно утихла… Надолго ли?
Вытираясь полотенцем, я вернулся в комнату, взял со стола ЭкПЭл (экран планшетный электронный) и развернул меню планов на сегодня – полезная вещь, кстати, составление списка, ибо больше запоминаешь тогда. Только сейчас мне думать абсолютно не хотелось.
Ага, значит, вновь с Мишкой к Лэйн-Стриму едем. Конечно, как по мне, клубы это хорошо, но даже хорошего иногда бывает много: особенно когда у тебя много денег и много свободного времени.
Конечно же, деньги не совсем мои: наполняет мой карман лишь наличность, честным трудом заработанная отцом. А так как последний семестр обучения в И. И. Н.И.М.П. сдан, причем я сделал это первым из всего, наверное, «универа» (мозги хорошие, от отца), и на носу еще всё, без двух недель, лето, то…
«Эх, а ведь уже начинает надоедать,» – с такими не самыми весёлыми мыслями я сел за руль.
Итак. На нижнем ярусе не всё спокойно, поэтому ехать надо будет в обход центральной площади (там «сердце» беспорядков) и как можно аккуратней, смотря почаще по сторонам. Собственно это я и начал делать, выехав из туннеля, прибывая притом в небольшом потоке машин, и очутившись на Первом этаже.
Мерцали огнями билборды, уныло смотревшиеся в покрапывающем дожде. Светодиоды зданий дарили свои блики полированному корпусу электрокара.
Рассматривая всё это яркое великолепие, выглядевшее довольно мрачно ввиду льющейся с небес влаги, я даже не заметил, как с левого боку из дворов выбежал полный человек в серьёзном костюме. Он явно принадлежал к знатному роду и был отнюдь не третьесортным «служителем народа»: член либо Сената, либо Правой рады. Как я это понял? Просто – малахитовая заклёпка на галстуке, такие так просто не купишь и отличительный материал не случаен.
За ним выбежала с полдюжины революционеров с повязками на лицах. О, дело было плохо.
Я сразу встрепенулся. Однако спустя секунду дал по газам: человек накинулся на прозрачный корпус кара (я стоял в крайней полосе) и забарабанил по нему кулаками, выпрашивая впустить в авто… Но я решил иначе.
Не знаю.. не уверен, что со мной произошло, то ли шок, то ли страх, но глаза того мужчины, которыми он смотрел вслед моей уезжающей машине – его последней надежды, – я не забуду никогда. Наверняка еще и ввиду того факта, что в следующий миг на знатного гражданина накинулось шесть противников власти…
***
– Сегодня, говорят, вновь пенная будет, – поведал Миша, когда мы уже подъезжали к Лэйн-Стриму.
– Хочется верить, что в этот раз получиться лучше, чем в прошлые два, – ответил я.
– Ха, это верно, – усмехнулся парень, вылезая из авто.
Большая коробка с парковкой рядом; обнесённая забором и дорогими машинами частых зажиточных посетителей; окрашенная в цвет-хамелеон, меняющий свою палитру в зависимости от погоды; стоящая посреди поля с двумя прожекторами на крыше, изображающих в небесах наименование заведения; и была клубом Лэйн-Стрим, в котором всегда было неимоверно жарко… В этот раз, понятное дело, тоже.
Была в Лэйн-Стриме одна интересная концепция, из-за которой в него и хотели попасть все, у кого только деньги водились: две параллельные друг другу зеркальные вращающиеся плоскости, занимавшие весь пол и потолок зала. На этой (нижней) площадке и танцевали люди… Хотя, как сказать танцевали, скорее выполняли некие телодвижения пребывая в алкогольном или же наркотическом опьянении. Верхняя поверхность служила в качестве огромного светоотражающего щита, идущего против движения коллинеарному ему собрату.
По бокам от танцпола находились балконы, на которых располагались кресла да столы, а также молодой бармен и так далее в рамках жанра интерьера обычного ночного клуба. Хоть данное заведение «обычным» мало кто называл.
Спустя тридцать минут после нашего прибытия, когда я уже порядком вспотел, а под мою рубашку тянулась рука очередной подвыпившей «светской львицы», только тогда из-под вращающейся площадки начала поступать пена, быстро заливая зал и людей в нём.
Золотая молодежь кричала от восторга, будто впервые видели подобное… А когда в пену добавили фосфоресцирующей краски, а свет, которого и так было немного, понизили до минимума. Весь зал просто взорвался танцами, хлопками и взвизгиваниями восторга.
Однако даже сквозь эту какофонию звуков я сумел различить обычный, но такой неожиданный призыв:
– Помогите! – истошно закричала девушка лет двадцати, держа на коленях голову еще одной особы женского пола, в свою очередь бьющуюся в слабых конвульсиях. Спустя секунду она также истошно добавила, протягивая последние гласные: – Девушке плохо!
Но ее никто не услышал, ибо были все поглощены весельем и «отрывом» от реальности.
А девица все продолжала пытаться достучаться до человеческих душ, которые сейчас покинули тела избалованной молодежи:
– Помогите!
Даже спустя полминуты она, в слезах и светящейся пене, не переставала рвать глотку ради явно дорогого ей человека, муки которого всё ухудшались. Но спасение всё-таки пришло: пару людей вокруг этой пары заметили плачущую девушку и тут же ринулись помогать, в основном также крича в толпу с требованием подсобить.
А ведь ответ был прост: завести к врачу в город, да как можно скорей. И главное, я мог это сделать.. но первым развернулся и пошел к выходу.
Я, видимо, и вовсе заметил этих двоих (опять же) первым, однако принявшись помогать стал бы основным лицом, ответственным за жизнь той девицы. Плюс мне несильно хотелось видеть человека с валящей изо рта пеной у себя в чистейшем салоне нового электрокара… Может, я и эгоист, но уверен, что найдутся другие смельчаки.. может быть.
В конце концов хватит с меня на сегодня неприятностей: мужика на Первом ярусе было вполне достаточно.
Я сажусь в машину и опрометью стартую с места, выжимая педаль в пол. Поскорее хочется домой, подальше от всей этой суеты и никому не нужного понта. Чтоб ни разукрашенных девушек, ни зализанных парней. Только я и кровать.
Надо было все хорошенько обдумать, ибо все хорошее, как я уже говорил, рано или поздно надоедает. И для меня этот переломный момент настал. Тем более в свете всех этих событий в мире… Революции, заговоры, перевороты. Кажется, что человечество сошло с ума.. хотя, оно в него и не приходило.
Сумерки танцуют на электромобиле своими серебристыми всполохами, идущими от полузакрытой тучами Луны и отражающимися на мокром асфальте и корпусе авто. Перепрыгивая с покрытой каплями дождя травинки на травинку, растекаясь по всему огромному полю светло-серой волной. В клубах ветра переносясь влагой через шоссе, блистая в свете фар…
Всё-таки это было очень красиво. Однако когда я заехал и спустя полминуты выехал из туннеля на Первый уровень, картина кардинально поменялась. Гул слышался еще в бетонной кишке, но я даже представить себе не мог, что всё настолько плохо: огромная толпа народа, рассредоточившись на малые группы, ходила по всему городу и крушила все попадающиеся под руку предметы. Органы правопорядка же хило сопротивлялись столь большой массе радикально настроенных молодых людей: видимо, главное сражение уже было, и победа оказалась отнюдь не на стороне спецслужб.
Фальшфейеры разносились дымом и красным, диким, трепещущим светом то на крыше одной машины, то другой, а то и вовсе посреди толпы, несущей очередной подожженный флаг. Разбивались витрины, переворачивались автокары, часто огрызались бунтующие на ретирующихся солдат. Попадающие под горячую руку прохожие пытались выйти из кольца, некоторых доставали прямо из их же автомашин и решали судьбу не сходя с места, после чего нечто похожее делали и с собственностью избитого (авто)…
Не знаю, так ли должна твориться история, но сейчас я видел только такой вариант. И с одной стороны я был согласен, ибо режим в котором нет свободы народа – это не дело, но в то же время мне совершенно не хотелось сейчас попадаться под карающую длань, особенно в деловом костюме, в котором сразу было понятно моё причисление к высшим родам.
Резко свернув во дворы за спиной у правоохранительных органов, я начал пытаться вспоминать, как отсюда по краю можно добраться до тоннеля на следующий ярус, резонно прикинув, что здесь, среди домов, восставших не будет.
Как же я был глуп…
Посчитав, что сюда их еще не пустили тщетно сопротивляющиеся блюстители закона, я допустил фатальную ошибку, ибо прямо навстречу моей машине сейчас медленно шла, круша сжигательные баки и мусорные измельчители по пути, компания из четырёх человек с арматурами и прочим самодельным оружием в руках. На лицах их были повязки, а одеты в основном в спортивные костюмы.. видимо так удобней.
Заметив спорткар, центральный из четверки тут же вздрогнул, прибывая в адреналиновой эйфории, направив ищущую приключений группу на меня… Попал.
Сбивать я их не хотел, хоть мысль и была. Вместо этого я круто вывернул руль вбок, чтобы вновь попытаться скрыться. Но мне не суждено было.
«Пошёл» с места я с очень даже приличной скоростью. Однако компания была уже слишком близко, настолько, что центральный закинул свою арматуру в хрупкий корпус авто. Конечно, будь этот предмет, что попал в машину, менее острым, он вряд ли смог бы проделать хоть какую дыру.. но здесь.
Прошив насквозь волокно, арматура, застрявшая в паутине треснувшего стекла, одним концом упала, врезавшись, мне в колени. А так как удар был отнюдь не тихим, я случайно выпустил руль, потеряв управление и, не вписавшись до конца в поворот, врезался в стену здания.
Подушки безопасности, наверное, сработали как надо… Однако я этого уже не застал, преждевременно «отключившись».
Глава 3
Проснулся от тяжести в груди: невероятно тяжело дышалось, из-за чего нормально продолжать сон я не мог. Губы ссохлись, страшно хотелось пить, глаза еле-еле открывались навстречу слабому неоновому свету явно не самой дорогой лампы.. или так специально сделано? В общем не важно, главное что подобного у меня дома точно нет, а значит я где-то в другом месте… Осталось узнать, насколько дружелюбном по отношению ко мне.
Кряхтя, преодолевая сильную колкость в районе печени и боль в ребрах, я сел на старый, слабо держащий форму, водный матрас.
Выдохнув пару раз, я начал вспоминать, что же вчера произошло. Из пучин памяти мне удалось выудить не самое лучшее утро, мужика на дороге, провальную вечеринку и группу агрессивно настроенных революционеров. Вот там-то всё и обрывается… А продолжение, значится, следует уже здесь. Итак, ладно.
– Уже проснулись, как я погляжу, – сказал человек мужского пола, стоя у порога комнаты со мной.
На вид ему было лет 50—60, но кто же его знает наверняка.
Голова сильно болела, так что думать самому мне было лень. Посему я просто задавал довольно глупые вопросы:
– Кто вы?
– Ого, как грубо, – спустя недолгую паузу сказал мужик. – Но раз уж такие сейчас манеры; имя моё Никодим Павлович Совранов, доктор биологических наук и по факту владелец этой квартиры.
– Что вам от меня нужно? – пропустив почти все его слова сквозь уши, держась за голову, вновь простонал я.
– Разве мне что-то должно быть нужно от человека, попавшего в беду… Может вам что-нибудь от головы дать?
Я положительно кивнул, отказываться не стоило: хотел бы убить – сейчас я бы не дышал.
– Вот, пожалуйста.. или вам вирусная терапия нужна?… – поднеся стакан с водой и ампулу с обезболивающим к моему лицу, сострил Совранов, ибо факт того, что в моём черепе нет никакой электроники различим обыденно по физическим признакам.
К слову, имя его было довольно известно в институте, поэтому меня данный человек знать должен был, из этого у меня рождался еще один вывод, что не совсем этот ученый так благороден, как хочет казаться.
– Значит, вы доктор биологических наук, – констатировал я после того, как принял неведомый мне препарат. – А в И. И. Н.И.М.П. вы случайно не работаете?…
Доктор постоял с секунду, затем ухмыльнулся:
– А вы стали ещё более смышленым, Алмыков.
Я улыбнулся краешком губ в ответ. Всё же не могло быть всё так хорошо.
– Значится, спасли вы меня не просто так и на искреннюю благородность данного поступка мне уповать не придётся? – вопросительно подняв глаза на собеседника, сказал я.
– Ну почему же? Спас я вас только по доброте душевной, за тем уже я понял, кого именно спас.
– А.. хах, бывает же. Ну, тогда ясно, – как ни странно средство от головной боли помогло. – Но всё же дайте догадаюсь, раз вы до сих пор не выкинули меня за дверь, значит вам всё-таки кое-что да нужно… Верно?
Никодим постоял без ответа немного времени, пристально смотря на меня. После чего развернулся и пошёл в соседнюю комнату, поманив меня рукой.
– Вы хоть понимаете, что сейчас происходит? – спросил мужик, проходя на кухню.
– Переворот, – предложил я.
– Вот именно, только, знаете ли, не было ещё такого в истории, что эти самые «перевороты» никому с самых верхов нужны не были… Как вы думаете, кому сейчас, нужно Это?…
Последний вопрос он задал, встав напротив выгнутого округлого окна, смотря на улицу. Я подошёл ближе и увидел то, что лицезрел он. Это было чистейшее форменное безумие. На дворе почти ночь, а люди в масках, касках, шлемах, с клюшками, с дубинками, с бутылками, с ножами громили и опустошали всё вокруг. Защищаясь от обезумевшей толпы, уже усиленные наряды правопорядка, скромно отмалчивались за щитами, иногда рискуя гавкнуть на стихии подобную грозную ладонь народа. Ладонь, что уже потеряла над собой контроль, но приобрела силу и мощь, освещённую сотней всполохов пламени, идущим из машин, витрин, сбитых охранных квадрокоптеров, бутылок с зажигательной смесью, мусорных баков и даже иногда от людей…
Попытавшись сдержать удивление, я сдавленно предложил:
– Народу…
– Ха, если бы. Нужно тем, кто умеет управлять народом.
– А кто это может? – чуть отвлёкшись, испуганно-вопросительно посмотрев на доктора, поинтересовался я.
Тот грустно улыбнулся, развернулся к окну спиной, оперевшись так на подоконник, и, выдохнув, произнёс:
– Я когда-то работал на Институт. Ещё в те времена, когда он был именно Институтом, учебным заведением, а не скопищем людской алчности и жажды наживы… Понимаешь, его создание изначально было большим вопросом, ведь мозг, разум, сознание и подсознание человека всегда были чем-то неясным и заоблачным для науки. Но вот время пришло, техника позволила ущупать самые потаённые закутки разума, просто настраиваясь на нужные микро- и макроволны. В то время это был неимоверный прорыв, и именно ввиду данного прорыва было решено, что надо создавать подобное заведение, мол, слишком долго человек томился в своей неестественной личности, пора уже узнать, на что он реально способен. Конечно, это было крайне амбициозно, но и крайне наивно. В первые года там, в стенах тогда еще небольшого высшего образовательного заведения, велась продуктивная работа над пониманием людского ума… Но потом всё резко изменилось. Понимаешь, знания – самое грозное оружие. А когда ты имеешь их больше, чем кто-либо, ты имеешь и власть над событиями, какими именно, зависит уже от тебя: то есть от того, насколько ты добрый человек, хотя само понятие доброта тоже можно считать относительным. Но факт остаётся фактом, на верху иерархии тогда уже выросшего Института Изучения Ноосферы и так далее и так далее, стояли не совсем хорошие правители, поэтому и сдержаться под натиском неописуемо завораживающей правды об сущности сознания, они не смогли…
– В каком смысле? – подозрительно посмотрел я на старика: всё больше он меня настораживал.
– Большинство – диктует правила, вот и весь принцип. И это касается не только людей, а всего. Денег, конечно же, в том числе. Институту удалось связать эти две не связываемые вещи: деньги и обычный народ. Ты ведь знаешь, что в И. И. Н.И.М.П. проводятся эксперименты по захвату и управлению разумом животных? Хотя, ты на каком курсе… А, на пятом, тем более знаешь. Да вот только хрень это всё, забудь. Ты вообще планируешь оставаться работать с отцом, если да, то в будущем тебе всё станет понятно, ибо в недрах комплекса уже удалось подчинить не просто животный разум человеку, ха.. как сказал, – взглянув на меня, он горько улыбнулся, – в общем. Если быть кратким, то… Ты ведь знаешь, что ноосфера это незримая, полуреальная, ментальная оболочка Земли, созданная мозговой деятельностью Человечества. Так вот, если посылать на молекулярном уровне электродный заряд в это поле, то он просто внедрится в общий поток информации, то есть в головы людей. Но самое главное, что будет зашифровано в этой посылке, ведь управлять потоком невозможно, и в какие умы попадёт нужное послание, а попадёт оно во множество голов, предугадать нельзя. Однако можно примерно рассчитать направление так сказать потока, и «влить» в него «идею» в нужный тебе момент. Конечно, для аппарата, способного на такое, нужна масса средств и специализированных кадров, которыми Институт как раз обладает.
– То есть, ты хочешь сказать… – начал додумывать я.
– Хах, вот именно. Платишь деньги, говоришь задачу и её глобальность. Задача идёт в поток, там вселяется в разум людской, а толпа уже делает своё дело. Нужен переворот с постановкой в верховную власть тебя – пожалуйста, желаешь быть полубогом – да не вопрос; главное, чтоб финансы были.
– Да ладно, этого просто не может быть, – ошарашено сказал я, когда Никодим закончил и повернулся обратно лицом к улице, притом томно выдохнув.
– Ну, результат ты лицезреешь сам, – Савранов указал на безумие, творящееся внизу.
С секунд двадцать я простоял не двигаясь. Надо было что-то делать, но что? Именно тогда пришёл в голову вопрос:
– Я как-то могу помочь?
– Вот именно, что «как-то» но можешь. Конечно, все то, что творится сейчас в Мире не исправишь, да я и не прошу. Понимаешь, твой отец второй человек в Институте, а ты к нему самый приближенный, то есть.. эх, в общем, все, что мне нужно, это информация, дополнительная, сверх того, что я имею сейчас. Я всего один, и нет никакой организации, сопротивляющейся этому злу, есть лишь раздробленные толпы, воюющие не с теми, поэтому я ничего не прошу, кроме как твоего разговора с твоим же родственником. Он будет явно рад, если ты заинтересуешься идеей господства и богатства, ибо сам он положил на это жизнь… В общем, подумай.
И мне действительно надо было подумать: я никогда особо хорошими делами не отличался, однако в этой ситуации работал обычный, пресловутый инстинкт самосохранения, потому как совсем не хотелось повторения вчерашнего вечера…
– В общем, – сказал решительно я, стукнув по подоконнику, – мне нужно попасть на Второй уровень, это возможно сделать?
– Ха, возможно всё, зависит лишь от того, насколько сильно ты этого хочешь.. кому как ни сыну человека, доказавшего это, понимать подобное. Иди за мной, – Никодим вышел из кухни и последовал обратно в спальню, позвав заодно и меня, видимо у него был некий план, о котором я должен был узнать в ближайшем будущем. – Зачастую, чтобы выйти чистым из грязи, надо стать её частью…
***
Я шел посреди разъяренной несправедливой и коррумпированной властью толпы, которой, судя по всему, лишь всучили в голову все эти бредни по поводу ужаса государственного устройства и не правдоподобности исторических событий. На мне была бандана с черепом, закрывающая пол-лица. Я пытался нечто выкрикивать, подбиваясь в такт остальным, но получалось плохо. Подобно другим вокруг вознеся к полной луне кулак, я шел и думал, как бы поскорее выбраться отсюда. Из всей этой кутерьмы недовольных тел, неразумной, грязной массы, желающей есть бесплатную еду и получать деньги ни черта не делая…
– Напомни-ка мне, зачем я это вообще делаю?! – гневно, но тихо, спросил я у идущего рядом, закрывшегося капюшоном Совранова.
Тот расслышал:
– Ну вам же необходимо попасть на Второй уровень, так что кончайте ныть, сейчас тут такое начнётся…
И верно, ибо толпа двигалась к тоннелю, ведущему на верхний ярус.. а там уже стоял патруль, причём экипирован он был также куда более лучше, нежели ранее: всё-таки важный стратегический пункт, такой необходимо оборонять в полной мере.
Над нами кружились вооруженные баллонами со слезоточивым газом квадрокоптеры, однако пока что в ход своё оружие они не пускали: дожидались команды управляющих. Но и мы были не пальцем кручены: уже в манифестациях никто без респираторной трубки не обходился, не то время.
Снизу бушевали бои, разбивали окна, витрины, автомобили, людские жизни. Рвались ограждения, дорогие одежды, краденые у народа деньги, человеческие судьбы. Во всём Мире творилось невесть что, но именно в данный момент, скорее всего, самым худшим было именно это место, тоже самое подтверждали и механические глашатаи новостей с огромных мониторов, смотрящие в никуда, освещая светодиодами темноту ночи, пропитанную дымом от костров, криками, звонами битого стекла, лязганьем металла, выстрелами огнестрельного оружия…
Нас уже ждали… Ах да, я уже сказал об этом. Но я не упомянул кое-чего: все блюстители закона, одевшись в лёгкие бронежилеты с травматическими и электроимпульсными винтовками наперевес, несмотря на явную сдачу в количестве народа встречали нас как-то расхлебано и скучно, будто зная, что они уже победили. Но…
В этот момент кто-то переключил полюса намагниченного дорожного полотна, изменив их полярность. Раздался жуткий скрежет, потом звук обрыва электросети, а затем всех, кто имел в руках или же при себе металлические принадлежности, резко рвануло к земле.
Члены правоохранительных органов опрометью кинулись к уже почти поверженным бунтарям. Теперь всё встало на свои места.
С собой ничего железного я не имел, как и еще пара десятков людей, которые также остались стоять… Но что теперь-то? Дожидаться, пока, освободившись от «пут», встанут остальные?.. Но недруги уже близко.
– А вот сейчас, Алмыков, приготовься, – грозно посоветовал Совранов, перенеся вес на заднюю ногу и будто приготовившись к обороне лоб в лоб…
Через секунду я осознал, что именно так оно и было. Когда же мои глаза встретились с зенками находившихся в паре метрах обороняющихся (которые неожиданно стали нападающими) пришла и паника.
Я хотел бежать, неимоверно сильно хотел. Думаю, подобное желание возникло бы у каждого оказавшегося в такой ситуации человека. Но в то же время, смотря вверх, я понимал, куда мне нужно стремиться по-настоящему… Только это и останавливало.
Они наскочили на наш немногочисленный, растерявшийся отряд, таким же малочисленным, но мощным прессом. А так как я стоял в одном из первых рядов, то удар принимать надобно было мне.. что я и сделал, передвинув вперёд плечо. Почему-то в голове сразу же промелькнула мелодия старой, но хорошей 2песни Kanye West и Jay-Z, которая в этот момент подходила более всего.
Удар получился сильным, сильнее, чем я предполагал, и сразу повалил меня наземь. При падении я еще и головой ударился, но несмотря на это тут же вскочил обратно на ноги – обида и разгоревшаяся кровь завуалировали боль.
Первого бегущего на меня защитника правопорядка, я с разбегу, плечом, толкнул на асфальт. Тот хотел попасть по мне электрошоковой дубинкой из синтетического, прорезиненного, волокна, но движения в защитном комбинезоне (даже легком) куда медлительнее, нежели в обычной мастерке.
От второго недруга я просто постарался уклониться, но не вышло: он попал по моему предплечью рукояткой от дубины, чем заставил инерцию пойти против меня, и опрокинуть на намагниченное полотно.
В следующую секунду над моей головой уже навис огромный подкованный сапог. Однако прежде, чем он опустился, я всё-таки успел перекатиться с места атаки. Попробовал вновь сразу встать, но голова сильно закружилась и удалось подняться только на четвереньки. Охранник туннеля же свою добычу упускать не собирался.
На мгновение, пребывая в некой апатии, я посмотрел в бок, на уже успевших подняться некоторых зачинщиков восстания. Наша численность вновь была куда больше и просто давила числом, отгоняя блюстителей назад, заставляя расступиться, или лечь под ноги демонстрантов, прибывая под воздействием огромной силы, чьё название разгневанный народ.
Мой же личный враг уже стоял прямо передо мной и готовился было пустить в дело электричество, как тут об (запечатанную в кевларовый шлем) голову ему разбилась небольшая деревянная бита. Она просто разлетелась в щепки, кстати очень эффектно.. но и невероятно больно для того, кто получил удар. А тот, кто наносил, явно обладал немалой мощью, чтобы так зарядить. Через миг я узнал, что этот некто был… Совранов?
Честно говоря, я был неслабо поражен.
– Идём! Проход открыт, надо торопиться! – взял меня, пребывающего в полусогнутом состоянии человека, за шиворот профессор и потянул к бетонной кишке.
Сзади послышался шипящий звук, словно обрызгивали что-то… Поняв об поражении, некто всё же нажал кнопку выпуска газа, и теперь квадрокоптеры, следуя за нами, делали свою работу. Но я еще слабо соображал, чтобы взять кляп с кислородопоступательным шлангом. Да и другие что-то медлили, неужели очередной враг был пока далеко?…
Тяготению я не сопротивлялся, да и не надо было… Не этого ли мы добивались?… Что-то я вообще слабо соображал.
Когда морозный мрак туннеля накрыл нас и половину восставших, я вдруг почувствовал резкую слабость. Ноги подкосились и я, даже с запястьем в руке профессора, медленно оплыл на дорожное полотно.
– Эй… Эй, Алмыков, что с вами?! – забеспокоился старик, подскочив ко мне. – Быстрее.. они.. почти долетели! – оборванными кусками добрались до меня его взволнованные поторапливания.
Но я его уже не слышал. Я шарил пятерней по своей макушке, пытаясь найти источник тупой боли. Нащупав нечто влажное и тёплое, тут же отдёрнул руку. Света было немного, однако красный цвет, в который теперь была выкрашена моя ладонь, я распознал сразу…
– Наверное.. когда упал.. разбил, – как-то невнятно пробормотал я, будто пытаясь оправдаться, и тут же свалился в небытие.
Последнее, что я слышал, был настороженный зов Совранова, а потом поглотивший всё туман, и какие-то яростные крики далёкой битвы… Всё, дальше ничего.
Глава 4
В который раз за последние сутки я с трудом разомкнул слипающиеся веки.
В глаза с обоих боков ударил приглушенный свет флюоресцирующих ламп. Так, стоп, именно такие были у меня в комнате.
– Очнулся, – как-то грустно констатировал факт до боли знакомый голос.
– А что, было бы лучше, если бы не просыпался? – потирая перебинтованную голову (всё же разбил при падении), спросил я у отца, садясь на кровати.
– Что ты забыл среди этих полудурков? – как-то резко, притом уклоняясь от ответа, задал мне вопрос папа, когда я всё-таки посмотрел на него.
– Пытался вернуться сюда, – взглянув в ясные, спокойные глаза, вторя их уверенности, отчеканил я.
– А где был в это время электрокар?
– Разбили.. вчера, – закончил фразу я тем, что отвернулся и опять схватился за голову.
Отец недовольно встал, прошёлся, попеременно смотря то на меня, то куда-то ещё. Затем приблизился к выпуклому окну и, выдохнув, смотря наружу, сказал:
– Никогда не думал, что мой сын, станет одним из.. них, – я немного опешил: «Ничего себе, это он к чем клонит?». – Подойди сюда, – обернувшись в мою сторону, с отражающимися в очках огнями костров, попросил отец.
Я недолго подумал, после чего, с кряхтением, поднявшись, последовал к окну.
Второй уровень пылал… Бунты пришли и сюда, беспорядок теперь властвовал и здесь. Однако на этот раз меры их успокоения предпринимались куда более жесткие: было видно, что дороги всюду имели обратные полюса, которые время от времени всё ещё меняли, дабы спутать незваных гостей; экипированные стражи порядка теперь не стояли без дела, рьяно пресекая взбунтовавшуюся молодежь; даже пневматическое, электропоражающее и травматическое оружие, судя по звукам, пошли в ход… По крайней мере, хотелось верить, что это «травмат» да лёгкие поражающие электрозаряды.
Данная картина мне сильно напоминала кадры 3анимационного фильма «Акира», где революция происходила в свете прожекторов огромных многоэтажек и мультимедийных баннеров с рекламой… Почему-то 4одноименный фильм мне не вспомнился.
– Переворот… – хладнокровно прокомментировал я, чуть пожав плечами и посмотрев на отца, с которым мои отношения всегда имели весьма напряженный характер.
– Вот именно, это переворот, власти… Только зачем он нужен тебе?…
– Хм, вот ирония, такой же самый вопрос я хотел задать тебе… Хотя, твой ответ ясен: деньги делают многое, – с ехидной ухмылкой я посмотрел на папу.
Тот, сохраняя непоколебимость образа, пропустил слова мимо ушей и сказал:
– Правоохранительные органы доложили, что видели тебя вместе с профессором Соврановым… Это так?
– Допустим.
– Ха, так вот кто тогда наговорил тебе всей этой бредятины, – всё-таки получилось вызвать хоть некий интерес у отца.
– Да? Я вот что-то не очень хорошо осознаю бредовость его слов.
– Он сумасшедший…
– Он проработал в Институте дольше тебя! – я немного повысил голос, и это возымело успех, ибо я действительно был прав. – И уж кто как ни он знает, каким образом за столь короткий час, вы сумели превратиться из обычного учебного заведения в огромного научного монстра, максимально приближенного к власти. Он уж точно знает, как передавать мысли и чувства внешне-канальным путём… Почему? Ах да, точно, это ведь он изобрёл данную технику передачи. И уж точно не он, нет-нет, смог впервые определить направленность «ветров» ноосферы скомбинировав их с внешними данными, просто коллинеарно поставив их направлению потока… – я опустил до этого в сарказме разведённые руки. В голове сильно пульсировало, но сейчас отступать было нельзя. – Пап, этот человек не будет врать по поводу того, что сам сотворил, и ты это прекрасно знаешь. Только вот, меня за ребёнка не держи.. и лучше всё-таки скажи, к чему вы стремитесь и как управляете стольким количеством демонстраций.. я, правда, хочу знать.
Я говорил как можно более мягко и доверительно, однако на Алмыкова старшего это впечатления не произвело. Он постоял недолго, грозно глядя на меня, после чего развернулся и, пробормотав что-то вроде «этот разговор бесполезен», пошёл прочь.
Я же предпринял последнюю попытку:
– Стой! Я ведь не сказал, что собираюсь как-то мешать вам! – отец остановился, прислушавшись. – У меня на это счёт как раз другие планы…
Встав с подоконника, я вежливо улыбнулся, разведя руки, и посмотрел на полностью обернувшегося мужчину, глядевшего на меня с ухмылкой.
– И какие же, если не секрет? – спросил тот.
– Поверь, уж точно ни каким-либо боком вас останавливать…
Немного посмеиваясь, папа прошёл к кровати. Сев на неё, он продолжил:
– Понимаешь ли… Большинство – создает правила. Неважно, кем ты являешься, какой чин имеешь… Против массы, ты – ничто. Конечно же, если только ты не пользуешься уважением у народа, ибо людьми деньги движут с неохотой.. а вот признание. В этом случае тебе ничего не угрожает. Однако, где зарождается вся воля толпы? Нет, не совсем в душах или сердцах, аха, в раде, суде, совете либо же еще где думают вовсе не сердцем или душой, а мозгами. Вот и человек понимает, что его нечто не устраивает также, головой. В этой ситуации как раз-таки и создаётся главный парадокс, ведь, вроде бы, если человек уважает и лелеет власть, что развернулась над ним, зачем ему что-то менять? Понимаешь ли, в такой ситуации уже работают два строго перпендикулярных друг другу отрезка чувств и эмоций, берущих своё начало в одной точке, но распространяющихся в разных плоскостях. А именно два лагеря, один из которых рад всему, а второго многое не устраивает. Они подобны двум ветвям параболы, комбинируя которые создаётся чистая константа. То есть, они уравнивают один другого. Поэтому ничего и не происходит, однако и ясно что нечто не так… И это нечто видит кто-то, у кого есть возможность всё исправить. Нет, не мы, а те, кто нам, как бы это прозаично не звучало, платит. Ибо раньше на людей воздействовали посредственно, внешне. Теперь это можно делать на прямую, так почему бы и нет? Особенно когда творится всё на благо. Это заплесневелое общество псевдодемократов и лжеджентельменов надо менять, так как на престолах главных сидят вовсе не те, кто этого достоин. Поэтому надо что-то делать… Вот мы и делаем.
– Ага.. посылая в ноосферу мысли других, ради собственного обогащения… Так что ли? – сказал я, потирая подбородок, после переваривания лекции отца.
– Хаха, не совсем. Знаешь, человек уже давно не принадлежит сам себе. Телевидение, работа, учеба, весь окружающий социум подстроен под то, чтобы вершить людскую судьбу без его участия и ведома. В конце концов и получается так, что сформировывается представление о жизни совсем не то, что грезилось сперва… Мы же хотим это исправить.
– В смысле?
– Ну-у… Не знаю, может быть ты слышал о такой вещи, как «золотое общество». Полмиллиарда, может миллиард людей, представляющих из себя понятие человека как такового. В наше время людей, способных, взглянув во тьму, лицезреть в ней целый мир, используя лишь мелкую толику воображения, не так много… Культура вершится не ими, а неким необразованным сбродом, чего быть никак не должно. Вот мы и очищаем общество: ввиду всех этих революций из народа выйдут те, кто больше всех умён, находчив, справедлив, силён…
– Жесток… – слабо предложил я, побаиваясь продолжения.
Отец на мгновение остановился, посмотрел на меня, после чего, ухмыльнувшись, сообщил:
– Не-ет, жестокость видна сразу, и её мы будем искоренять, а вот истинные таланты останутся. Погибшие же – это просто те слабые, которые и не нужны «золотому» социуму. Те же, кто выживет, но ничем себя не обозначит, останется влачить своё существование на заводах и так далее… В конце концов, ха, тем, кто «живет» нужно достойное обслуживание…
– А разве это банально не похоже на фашизм и геноцид?…
– О-о, отнюдь. Мы не будем смотреть на расовые качества, либо же физиологические составляющие, просто мы делаем то, что человечество хочет сделать уже долгое время… Просто ему не хватало.. смелости. Однако мы нашли этот пусковой механизм, так почему бы не попробовать?…
Алмыков старший завершил свой рассказ и серьезными (даже в чем-то хмурыми) глазами посмотрел на меня, ожидая реакции.
– Просто подстраивая координаты под ноосферный поток и посылая желания тех, кто побогаче, по гиперболической траектории… – еле слышно я и вопросительно взглянул на папу: – Так?
– Хэ, вроде того.
– Да-а, тогда неплохо получается. Вершите свои намерения чужой дланью, да еще и деньги гребёте, оставляя руки чистыми… Воистину, делаете невозможное.
– Эх… – мой собеседник поднялся с кровати и пошёл вперёд. – Не уверен, правильно ли я сделал, что всё это тебе поведал, но, – отец взялся за моё плечо, проходя мимо, – теперь только тебе решать, что делать с данной информацией. Однако настоятельно тебе рекомендую, не мешать нам, ибо я не хочу увидеть своего сына в могиле раньше себя.
Затем он зашагал дальше. Я же остался стоять на месте, подсознательно я уже всё для себя решил, осталось только набраться смелости озвучить мой ответ.
В конце концов, во многом их цель имела своё право на немалый смысл и свою правильность. Всё-таки люди уже действительно не так величественны, как ранее. Конечно же, нас много, неимоверно, однако в этом и проблема, ибо в большинстве случаев важно качество, а не количество. Да, мы уже заселяем и другие планеты, однако делают это действительно одарённые люди, но и то на базе давно исчезнувших гениев прошлых лет… Всё же человечество в некотором смысле превратилось в сборище копированных кукол, просто существующих на шее у государства. Жизнь их давно им не принадлежит, ими сотни лет управляют те, кому это выгодно… А они, даже замечая это, просто вновь поддаются чужой идеологии, решая что так правильно, и по которому кругу отдают своё жалкое существование в руки других, более сильных существ… Как-никак это надо было как-то менять.
– Постой! – выкрикнул я и обернулся к отцу лицом. – Я принял решение…
Озвучивая ответ, я улыбнулся, про себя думая, что никогда особо хорошими делами.. не отличался…
OPEN 1…
Часть вторая
Поиск Правды ни к чему не приводит, но от этого меньше желать Её не будешь. Потому люди и идут зачастую на отчаянные меры.
Глава 1
Насколько бы ни был стойким человек, сколь долгий час он бы ни мог терпеть те или иные проявления характера внешней среды, почти абсолютно абстрагировавшись от комфорта, ему всё равно надоедает подобное… Да, он свыкается, но рано или поздно он осознает, что данное ему обрыдло. Каждодневная слякоть и мерзлота воздуха вокруг, заставляющая проснуться ещё до того, как будут разомкнуты веки. Ежесекундные пререкания носа по причине крайней зловонии, что источает мир, в данный момент окружающий столь терпеливую личность. Или же это ежеминутное созерцание грязи в ее исконном виде – той жижи либо рвотного, либо ярко-коричневого, либо иного кислотного да других оттенков…
С этим свыкаешься, но оно не оставляет физиологическое восприятие ни на мгновение, словно мелкий, щекочущий разум колокольчик, частенько звеня, заставляя скривиться про себя от омерзения. А когда никто не видит, то гримасу чистейшего отсутствия удовольствия волей-неволей, а выстраиваешь и физически.
Алина так и поступила, вновь ощутив запах протекающих чуть нижу сточных вод. Не сказать, что её никто не видел в данный момент. Нет. Она была на виду ещё пяти людей. А вот её лицо, что лбом утыкалось в предплечья сомкнутых и положенных на колени рук, не мог узреть никто. Посему и посмела она сие подобное слабоволие.
Она понимала, что это отнюдь не последний раз, когда надо дать себя отдушину. Также она помнила и все прошлые разы. И главное, отчего-то она никогда не хотела показывать данное проявление своего, как ей кажется, слабого характера окружающим. Может, потому, что окружающие её люди, были мужчинами? Ну как сказать мужчинами – подростки, или же просто подобные ей молодые люди, что уже в который раз терпеливо ждут команды из вне, которая ознаменует собой начало рейда.
Они все спокойно корчили рожи да разные гримасы, показывая не расположенность своего духа к подобному месту, а вот она не позволяла себе… Упрямость, или же нежелание показаться слабой на фоне иного пола? Скорее первое – она всегда была такой, и в мыслях, и в действиях.
В детстве это приносило много проблем, ибо Алина зачастую просто не отдавала себя отчёта в том, что делала. А сейчас же это превратилось в некое подобие её гордости и даже считается плюсом: по крайней мере таковой эту черту считает она. Хотя, коль смотреть правде в глаза, можно поспорить с таким суждением, ибо и в свои двадцать два она редко отдаёт себе отчёт в сотворённых ею же деяниях, по сей день оставаясь волевой и почти непреклонной девушкой.
К слову, и данные качества свои она осознаёт да воспринимает лишь положительно. Окружающие же её люди не всегда думают ортодоксально. В особенности это можно сказать о представителях противоположного пола, потому как им, что уж скрывать, желается, чтобы столь авенантненькая девушка была более сговорчива и бесхитростна. Но Алине, ясное дело, всё равно до подобных дум, ибо она мыслит так, как хочется ей.
И хочет видеть вокруг она мир такой же, о котором мечтала ещё с тех незапамятных времён детства, когда впервые услышала об идеях редирума: без желчи, страха и войн. Свет, где 5человек человеку не волк – нет, а где люди друг другу братья, где нет вражды и отсутствуют бессмысленные распри. То место, где она бы хотела жить; то место, где каждый являет собой не просто часть массы, а личность, независимо от пола, расы или иных качеств… И она готова многое сделать за подобные мысли да идеи. А понимание факта, что вместе с ней представителей революции готовы перевоспитывать ещё многие единомышленники, лишь придаёт ей сил.
Да, именно перевоспитывать. Не сражаться или убивать – никак нет. Цель её и ещё многих в ином. И главное: всего полгода назад она была ясна и отовсюду веяла своей всепоглощающей мощью, что об её конечном исполнении не велось и споров… Однако нечто изменилось во многих людях, будто выпустили они долгое время держащуюся в них злобу ко всему сущему на данный момент политическому строю, решив, что будет лучше вернуться к тому, от чего народ отказался уже довольно давно. А орудием, доказывающим их правоту, выбрали эти массы самое простое и действенное приспособление: физическую силу да гнев.
Однако Алина не такая. Она знает чего хочет и понимает, что чтобы достигнуть мира, нужно следовать тех взглядов, которые она избрала правильными для себя, а они предписывают отнюдь не убиение или же иное физическое влияние на род людской. Она, с её истинными товарищами, по-иному влияет на окружающих, или пытается по крайней мере влиять, ибо в столь тяжелое время революционных переворотов голос разума и совести заглушил всепроникающих крик отчаяния и плача.
«Почему? Как это произошло?» – изо дня в день мучает Алина себя этим вопросом. И хоть её соратники да она и пытаются разобраться с этим вопросом – продвижение совершено не большое. Кстати, данный рейд, подобно многим другим до него, сулит некое прояснение, однако отчего-то надежды с каждым разом всё меньше и меньше. А потому горечь касательно всех тех людей, что выдвинули своим требованием упразднение неодемократии – растёт да расширяется, разрывая душу на части: родные девушки также были вовлечены в это, и Алина ничего с этим не может сделать, пока что вообще не выяснит «отчего?» и «почему?»…
– Красавица!… – позвал Казимир.
На зов девушка подняла резко голову:
– Не заснула… – одобрительно, с небольшой толикой присущего ему лукавства, ухмыльнулся напротив сидящий мужик, откидываясь головой обратно к слизкой (что его нисколько не волновало) сырой стене.
Именно мужик – единственный здесь присутствующий. Лет ему около пятидесяти. Довольно высок и статен, череп лысый и почти всегда закрыт чёрной банданой, а вот довольно пышная борода своими седыми редкими прядями таки выдаёт возраст… И что можно подумать о таком человеке? Что он бывший байкер или же человек, ранее заминающийся ремеслом отнюдь не умственного напряга? Да – возможно. Но правда как всегда куда более интересна, нежели предположения: 6Коликов Казимир Сергеевич что до сего момента, что теперь – всегда представлял личность довольно не заурядную. Он является одним из первых богатых людей, что предпочли нечестной и непризнанной власти поддержку культуры редирума, вложив большую часть своих денег именно в развитие данной идеи. Конечно, не сказать, что капитал у него был велик, да и к шибко состоятельному роду он не причислялся. А всё потому, что свои кровные он заработал сам, причём трудом более эстетического характера: он критик. Свои суждения, получившие довольно увесистый авторитет в необходимых кругах благодаря своей объективности, логичности да не предвзятости, он выражает путём рецензий на те фильмы, которые ему те или иные издательства «заказывают» для оценки – ясно, что не бесплатно. Но и просто, для себя, Казимир также пишет, но только на старые фильмы – этого Алина никак понять не может. Хоть его тексты ей читать и нравится, однако взять в толк, чем его привлекли эти бледные и блеклые картины не способна.
И даже в такой час, как этот, если есть заказ, Коликов не откажется от его исполнения, ибо деньги нужны – это раз; а два – ему просто нравится фильмы, хоть современный кинематограф он не одобряет. В общем: человек этот занимается интересным делом, и полностью свои сбережения собрал на данном именно поприще, чем нельзя не гордиться. Потому и является для Алины он как таковым примером для подражания и даже идейным учителем: по крайней мере так выбрала она сама, по прошествии частых диалогов и бесед с этим человеком, где он не раз доказывал глубину своих познаний как в культурном, так и в разных научных областях.
– Да нет, всё нормально, – чуть улыбнувшись, ответила девушка, выпрямляясь и притом пытаясь забыть о вездесущем смраде: ведь Казимиру как-то удалось, (так видно, по крайней мере, по его физическому спокойствию) значит, и она должна попытаться.
На эти слова мужик лишь чуть улыбнулся, словно произнося: «Ну раз уж нормально, то нормально».
В кругу дожидающихся неведомо чего людей вновь стихли всякие разговоры и перешептывания, лишь канализационный поток снизу напоминал о живости этого мира, тогда как город снаружи, находясь за монолитными бетонными сводами, никак себя не обозначал. Оно и понятно – уже сон завуалировал жизнь общества, а конкретней: стрелки около полуночи – это время, как-никак, не ранее.
Посему не мудрено, что и спать охота – однако нельзя. Судя по той информации, что удалось собрать о революционных движениях, именно в данный промежуток суток борцы за возврат демократического строя разжижаются с улиц и, собираясь в небольшие формирования, направляются кто куда примерно на один час, после чего являются, уставшие и почти полностью бесчувственные к окружающим, домой (если таковой имеется, конечно). О последнем пункте Алина знала не понаслышке – каждодневное наблюдение за её родителями раз за разом доказывает данную странность, притом оставляя её абсолютно без ответов.
На основе множества догадок и теорий, скомпонованных на слежках и наблюдениях, большинство выдвинуло на права существования теорию, что не просто так эти формирования в такой поздний час куда-то направляются – это явно движения, направленные на прослушивания агитационных лекций революционного характера. На данных сборах этим «несчастным промывают мозги, обещая не понятно что» – так решила для себя девушка, внутренне невыносимо жалея родителей. «А ведь у нас идею своровали. Мы начали первыми устраивать подобные лекции и собрания, где объясняли действительно важные вещи… А они.. они… бесчестные, подлые люди…» – ненависть к неведомо каким управителям той беснующейся по поводу власти толпы росла внутри Алины каждую минуту, как только смела она вновь задуматься об этом. А ещё хуже ей становилось от собственной беспомощности, ибо так ни разу им не удалось выйти на след тех самых сборов, которые ввиду отсутствия доказательств в собственном существовании уже по немного становятся чем-то мифическим и лишь иллюзорным.
Конец ознакомительного фрагмента.