Чандра Свами Удасин. След в вечности. Глава 1. Ранние годы (Свами Прем Вивекананда, 2016)

Детство и родня

5 марта 1930 года в уважаемой и благочестивой семье из деревни Бхуман-Шах (ныне в Пакистане) родился божественный ребенок. Назвали младенца Сурадж Пракаш, а впоследствии он стал известен под именем Шри Чандра Свами Удасин. Матерью этой великой души была Мата Васудэви, а отцом – Лала Рупчан. Малыш был красив – просто очарователен. У Сураджа Пракаша было два брата и одна сестра, все старше него. Его мать – единственная дочь известного в тех местах святого, который при этом был не монахом, а человеком семейным, и звали его Баба Гулаб Дасс. Одна деревня в Пакистане до сих пор носит его имя – Чак-Гулаб-Дасс. У Матаджи было семь братьев. Ее помнят как очень добрую, простую, дружелюбную и набожную женщину. И необычайно общительную. Хотя сама она происходила из достаточно зажиточной семьи, Матаджи хорошо понимала деревенских бедняков, сочувствовала им и охотно с ними общалась. Неподалеку от ее дома жили несколько семей мусульман и представителей сообщества гончаров. Они были очень бедны. Тем не менее Сураджу Пракашу было дозволено без ограничений играть с детьми этих людей. Он свободно ходил к ним в гости и ел все, чем его угощали, не обращая внимания на кастовые ограничения. Другие дети точно так же приходили в дом к его родителям и пользовались гостеприимством.

Поскольку Мата Васудэви была дочерью святого, ее с детства интересовала религия и духовные вопросы. Она глубоко и неколебимо верила в Бабу Бхуман Шаха, Гуру Нанак Дэва и Господа Кришну. Эта женщина очень уважала брахманов и служила им, помогала чем могла. В их деревне жил один бедный брахман, которого она регулярно кормила, не менее двух раз в месяц. Она исправно постилась в дни экадаши, амавасья[4] и другие священные дни. Наблюдая, что его благочестивая мать воздерживается в эти дни от пищи, юный Сурадж Пракаш тоже порой постился. Много лет спустя он написал: «Теперь я больше не соблюдаю пост. Но в детстве порой постился, подражая матери этого тела».

Если в деревню или в деру[5] приходил какой-нибудь святой или монах, Матаджи почтительно приглашала его в свой дом, кормила и давала дакшину (денежное приношение). Хотя в то время большинство деревенских женщин были неграмотны, Матаджи умела читать гурумукхи[6] и имела обыкновение ежедневно декламировать что-нибудь из «Шри Гуру Грантх Сахиба» или из «Гиты» на языке панджаби. Свамиджи рассказывал, что и он тоже научился пользоваться гурумукхи, когда ему было всего лет шесть или семь. В те дни мать нередко усаживала его в семейной алтарной комнате и просила читать вслух стихи из «Гиты» и «Шри Гуру Грантх Сахиба». Сама же внимательно слушала мальчика и при необходимости поправляла произношение.

Мата Васудэви научила читать гурумукхи многих неграмотных женщин, которые впоследствии даже соорудили несколько гурудвар (культовые сооружения, где хранится «Шри Гуру Грантх Сахиб» для совершения священных ритуалов). Она и сама отвела под такое храмовое помещение одну из комнат в своем доме, где могли одновременно рассесться двадцать пять‒тридцать человек. У одной из стен такого церемониального помещения располагался большой деревянный помост, на который почтительно возлагают «Шри Гуру Грантх Сахиб» и благородную «Гиту». Посередине располагают изображения Бабы Бхуман Шаха, младенца Кришны и Гуру Нанака Дэва. Стены храма искусно украшают прекрасными декоративными тканями. В своем домашнем храме Мата осуществляла ежедневные богослужения, джапу и прочее. Там же члены семьи юного Свамиджи ежедневно участвовали в ритуале арати и пели религиозные песни, а сам он аккомпанировал на барабане. Свамиджи рассказывал, что его мать особенно глубоко верила в силу джапы и помногу выполняла джапу, перебирая мала (четки). Она всегда держала четки у своей подушки – эту манеру Свамиджи перенял именно у нее и сохранил до сих пор. Много-много раз Сурадж Пракаш видел, как мать до позднего вечера сидит на кровати и выполняет джапу, перебирая мала. Как-то раз он отметил: «Ныне, с высоты своего опыта, я уже могу сказать, что она была очень продвинутой садхакой. А в то время я этого не понимал».

Мата Васудэви покинула свое тело в 1948 году, после непродолжительной болезни. Свамиджи рассказал нам, что после того он много раз еще виделся с матерью во снах, а несколько раз и во время медитации. Воистину, жизнь Маты Васудэви – образец безупречной индийской семейной женщины, пример того, как женщина может, должным образом выполняя все обязанности по дому, в то же время двигаться путем духовного роста – благодаря силе простоты, сердечной чистоты и преданности Богу.

А теперь скажем несколько слов об отце Свамиджи, почтенном Лала Рупчанде. Это был красивый, высокий, ладно сложенный мужчина с прекрасным характером. Говорят, в молодости он отличался огромной физической силой и его очень уважали все борцы-мусульмане в округе. А еще он слыл свободомыслящим человеком и при этом очень скромным. Образованные люди тогда были редкостью в тех местах. Он же окончил школу DAV[7] в Лахоре[8].

Сразу после выпускных экзаменов Лала получил соблазнительное предложение поступить на службу в полицию, сразу на офицерскую должность, – хорошо оплачиваемая и уважаемая работа. Однако тогдашний управляющий дерой в Бхуман-Шахе, Махант Харбхаджан Дасс, отказался отпустить молодого человека. И сам Лала со своей стороны тоже изъявил желание служить своей дере, предпочтя это дело карьере полицейского, которая не обещала ничего, кроме денег, уважения и высокого положения в обществе. Как сказал Свамиджи: «Папа полностью посвятил свою жизнь дере. Он обладал всеми административными полномочиями и фактически управлял дерой, служа ей верой и правдой. Он пристально следил за всеми сторонами жизни общины. Очень выдающийся человек, известный по всей округе. Даже начальник полиции не смел арестовать кого бы то ни было в тех местах, не посоветовавшись вначале с ним. Так он и служил дере до своего последнего вздоха – с непревзойденной преданностью и рвением».

Шри Лала Рупчанд. Отец Свамиджи

Свамиджи рассказывал, что после шестидесяти лет состояние ума его отца кардинально переменилось: его вера в Бога обрела новую силу и насыщенность. Он был глубоко предан Гуру Нанаку Дэву и ежедневно посещал гурудвару. Будучи мягким и щедрым человеком, он охотно занимался благотворительностью, порой даже давал больше, чем в действительности позволял его достаток. Хотя, в отличие от своей жены Васудэви, он уделял садхане не так много времени, тем не менее его вера была очень глубока, пусть и не слишком проявлялась внешне. Ему в своей жизни довелось не раз попадать в очень сложные ситуации, однако он всегда встречал их мужественно и отважно – и продолжал служить святилищу Бабаджи с неизменным рвением и преданностью. После разделения страны он вместе с многими другими людьми перебрался в Индию, где продолжил служение своей дере. Его сердце перестало биться в 1981 году.

Праведные жизни этих благочестивых и преданных людей – родителей Сураджа Пракаша – оставили неизгладимый отпечаток на сознании сына. Несомненно, именно необычайная праведность этой благородной пары послужила причиной того, что Божественная Сила направила столь высокоразвитую душу именно в эту семью для рождения.

Вся деревня Бхуман-Шах фактически принадлежала дере Бабаджи, и семья Лала Рупчанда тоже жила в этой деревне. У них был двухэтажный дом, большой и просторный. На первом этаже располагалась кухня и пять или шесть комнат. Во дворе стоял ручной водяной насос. Свамиджи вспоминает: «Во всей деревне было только две ручные водокачки. Одна – в нашем доме, а другая – в доме моего дяди по материнской линии. Кроме того, мой отец установил такую же водокачку на окраине деревни, чтобы воду могли набирать все жители».

На втором этаже было две комнаты. Хотя дом был выстроен из простого глинобитного кирпича, межэтажные перекрытия были очень прочными. Каждый второй год дом штукатурили снаружи смесью из глины и коровьего навоза, а внутри белили. В комнатах было полным-полно разных красивых вещиц. Напротив дома стояло еще одно здание на пять или шесть комнат. Это был склад, где хранилась пшеница, хлопок и прочее.

Отец Маты Васудэви, Баба Гулаб Дасс, оставил за дочерью участок земли в своей деревне, в нескольких километрах от Бхуман-Шаха, и с этого участка они собирали немало зерна для своей семьи. Кроме того, Лала сдавал фермерам в аренду собственные земельные участки в соседних деревнях – еще один источник дохода. Свамиджи до сих пор помнит, что к ним домой поступало из деры по двенадцать литров молока по утрам и двенадцать по вечерам. Помимо того, семья владела быками и коровами, за которыми присматривали слуги. Когда при разделении Индии им пришлось бежать из страны, на их складе хранилось около 120 квинталов[9] пшеницы и другие ценности. Семья была довольно зажиточной и пользовалась уважением в обществе.

В то время население Бхуман-Шаха составляло около пяти тысяч человек. Хотя дера во многих отношениях заботилась о жителях, однако в целом деревня жила бедно. Около семидесяти процентов селян были индуистами, и около тридцати – мусульманами. Люди жили бок о бок в согласии и дружбе. Оглядываясь на те времена, Свамиджи часто вспоминает: «Тогда индуисты и мусульмане жили как братья. В детстве многие мои друзья были мусульманами».

Главные ворота деры Бабаджи в Бхуман-Шахе (1982)

Пруд в Бхуман-Шахе, где в детстве купался и плавал на лодке с друзьями Сурадж Пракаш (1982)

Один из друзей детства Свамиджи – ныне покойный Мехди Хасан – впоследствии стал всемирно известным певцом, исполнявшим газал. Свамиджи вспоминает: «Был еще такой знаменитый певец Мохаммед Али. Работал в классическом репертуаре. Он приходился Мехди Хасану дядей и жил в Бхуман-Шахе. Частенько выступал на Всеиндийском радио. Я тогда был очень мал. Он любил меня, как родного сына. Я частенько захаживал к ним в гости – дружил с его внуком. Мы вместе учились в школе Бхуман-Шаха вплоть до четвертого класса. Нередко после школы мы отправлялись прямиком к ним домой, и меня там кормили».

Приведу еще несколько воспоминаний Свамиджи о раннем детстве, которые он записал собственноручно. Эти картинки дают нам очень ясное представление о жизни деревни, где он провел детство.

«Когда я был ребенком, транзисторных радиоприемников еще не существовало. На всю деревню Бхуман-Шах был лишь один радиоприемник, принадлежавший Маханту[10]. А у нас дома был граммофон. Вся округа собиралась у нас по вечерам, чтобы послушать пластинки. Больше всего у нас было записей бхаджанов — религиозных песен. Одного из исполнителей звали К. Л. Сайгал. Граммофон нужно было заводить при помощи ручки».

«Однажды в детстве я отправился в ближайший город в кино. Актеры тогда еще не говорили. В те дни они общались со зрителем при помощи жестов и мимики. В кино повел меня старший брат. Шел 1939 год».

«В Бхуман-Шахе был большой пруд. Со всех сторон к воде вели ступени – очень похоже на то, что мы видим возле Шри Хармандир-Сахиба в Амритcаре. Пруд был большой и глубокий, но без храма. По берегам росло много фикусов и было сооружено пять или шесть беседок. И еще неподалеку стоял насос-водокачка. В разгар лета там было не так жарко. Вода в пруд поступала из оросительного канала. Очень красивый пруд. Там была лодочка, принадлежавшая дере. Мы частенько ходили туда с друзьями, чтобы искупаться или поплавать на лодке. А еще в пруду обитали огромные рыбы. В детстве я ел мясо… таковы уж обычаи в той местности. Однажды я поймал в пруду большую рыбу, но при виде того, как мучительно она извивается и бьется от боли и ужаса, сердце мое переполнилось состраданием, и я выпустил ее обратно в воду. С того дня я отказался от мяса. Мне было лет тринадцать или четырнадцать. А мама моя мяса не ела никогда. Папа ел, но в определенный момент тоже отказался.

Несколько раз моя мама организовывала на берегу того пруда семидневные декламации „Шримад Бхагавата-пураны“[11]. В этих мероприятиях принимали участие многие индуисты из нашей деревни».

«Мне рассказывали, что несколько раз отец и мать этого тела ездили в паломническую поездку в Харидвар и останавливались в „Нараян Нивасе“ в Канкхале (Харидвар). Говорят, однажды моя мать ездила в Харидвар на Кумбха Мелу. Я тогда был очень мал. Я потерялся в толпе, и нашли меня только вечером».

Итак, насладившись воспоминаниями Свамиджи о детстве, мы теперь вернемся к его благочестивой семье. В семье существовала освященная временем традиция глубоко чтить святых. Первым членом семьи, поселившимся в деревне Бхуман-Шах, был прадед Сураджа Пракаша по отцу – Лала Лакшман Дасс. До того он жил округе Музаффарпур в Мултане (Западный Пенджаб) и занимался оптовой торговлей финиками. Однажды он по своим торговым делам ехал из Мултана в Лахор. В поезде он услышал о величии и великолепии усыпальницы Бабы Бхуман Шаха, а также о Маханте Бабе Харбхаджан Дассе, девятом учителе духовной династии Бабы Бхуман Шаха. Лала Лакшман Дасс ценил и любил святых. Он вышел на железнодорожной станции близ Хавели-Лаккхи и пошел пешком в деревню Бхуман-Шах, чтобы получить даршану Маханта. Божественность святого произвела на него глубочайшее впечатление, и он решил остаться с ним на несколько дней. За это время он проникся искренней любовью к Маханту, принял его в качестве своего духовного Учителя и решил перебраться в Бхуман-Шах, чтобы быть поближе к возлюбленному Наставнику и служить ему. Он вернулся в Музаффарпур, закрыл магазин, свернул весь свой бизнес, решив, что он уже успел заработать достаточно, чтобы обеспечить семью, и перебрался с женой и детьми в Бхуман-Шах.

Глядя со стороны, мы теперь можем догадаться, почему Свамиджи выбрал именно эту семью для завершающего этапа своего великого духовного путешествия. Ведь если окинуть взглядом всю картину, Лала Лакшман Дасс очень давно посеял первые семена преданности Бабе Бхуман Шаху в этой семье. И вот теперь, благодаря нашему Свамиджи, эти семена превратились в огромное дерево баньян, которое бурно разрослось, раскинув свои ветви над всем миром. Сегодня в мире насчитываются тысячи последователей Свамиджи, принявшие от него дар преданности Бабе Бхуман Шаху. В каждом человеке – из Индии или из-за границы, – который соприкасается со Свамиджи, естественным образом пробуждается и вера в Бабаджи.

Детские видения и духовные переживания

С самого детства Сурадж Пракаш испытывал глубокое и неземное влечение не только к Бабаджи, но также и к его самадхи (усыпальнице). Ребенок часами находился в самадхи – как влюбленный бежит к своей возлюбленной, используя для этого любой ничтожнейший повод. Он воспринимал самадхи как грубую форму Бабаджи и отчетливо ощущал там присутствие святого. Невинный деревенский мальчик отчетливо ощущал, что и сердцевина его собственного существа находится не в нем самом, а в самадхи. И эта непреодолимая тяга была чрезвычайно естественной и спонтанной, словно романтическая любовная связь, пронизывающая многие и многие жизни. Фактически именно эта глубочайшая любовь к Бабаджи позднее преобразовалась в ту наивысшую форму духовности, которую демонстрирует ныне Свамиджи. Свамиджи сказал: «В детстве у меня не было особого интереса к Богу как таковому. Несомненно, у нас дома царила атмосфера религиозного благочестия, и нередко к нам захаживали святые, с которыми мне доводилось общаться. Но глубокое бесстрастие [по отношению к миру] и любовь к Богу, которые проявились у меня позднее, были основаны на моей любви к Бабаджи. Что бы ни произошло в этой моей жизни – произошло только благодаря его любви».

Учитывая некоторые случаи, описанные ниже, мы можем уверенно заключить, что этот ребенок от рождения обладал необычно высокими духовными задатками. К нему совершенно непринужденно приходили такие необычайные духовные переживания, какие бывают не у всякого продвинутого садхаки.

Представляем вашему вниманию диалог на эту тему, который состоялся между Свамиджи и автором этой книги. Здесь вы обнаружите целый ряд очень важных фактов. Конечно, как это бывает обычно, вопросы были заданы устно, а свои ответы Учитель записывал на бумаге.

Свами Прем Вивекананд (СПВ): Расскажите нам что-нибудь о духовных переживаниях, которые были у вас в детстве.

Свамиджи: В детстве ко мне часто приходило ощущение, будто я летаю высоко в небе, поднимаюсь все выше и выше. Мне очень нравилось это переживание, но порой возникало чувство, что меня тянет вниз. И тогда приходилось предпринимать немалое усилие, чтобы продолжить полет. В детстве такое бывало достаточно часто. В то время я никогда не задавался вопросом, почему это происходит. Ощущение полета в небесах возникает тогда, когда прана (жизненная сила) быстро устремляется к высшим центрам. Это весьма распространенное переживание у садхак. Либо бывает, что в результате восхождения праны садхака ощущает, как будто бы его тело поднимается из асаны (сидячей позы) во время медитации. Помимо этого, порой я чувствовал дрожь во всем теле из-за того, что меня охватывали саттвические эмоции – любовь, сострадание и так далее. Такое происходит либо в результате активизации праны, либо же из-за того, что тело переполняется эмоциями. Например, от избытка любви по коже идут мурашки, а от гнева тело начинает дрожать.

СПВ: Говорят, что в детстве вам часто являлись в видениях просветленные святые. Чаще всего Бабаджи.

Свамиджи: Да. Однако, помимо Бабы Бхуман Шаха, мне в детстве никогда не являлись святые-современники. Порой ко мне приходил в видениях ребенок Кришна. Но теперь у меня остались лишь смутные воспоминания об этом. Такого рода видения могут приходить не только во время медитации, но и в бодрствующем состоянии.

СПВ: Как влияют на человека такого рода видения?

Свамиджи: Они дают ощущение радости. Сам вид святого оказывает очистительное воздействие на ум. Ты вступаешь в соприкосновение с их тонкими священными вибрациями. Их влияние на подсознание даже еще глубже. Ты как будто бы пьешь молоко: ты не знаешь в подробностях, как оно действует на твое тело, однако ощущаешь прилив сил и насыщение.

Однажды автор этих строк попросил Свамиджи, чтобы тот заполнил видимый пробел в его садхане. Из наблюдения за жизнью Свамиджи возникает ощущение, что он сознательно начал садхану только в семнадцатилетнем возрасте, после того как получил посвящение в мантру. Таким образом, мы видим значительный пробел между садханой его предыдущей жизни и садханой нынешней жизни. Свамиджи дал очень красивое объяснение этому обстоятельству:

«Самскары (семена впечатлений) могут проявиться в любой момент. До пятнадцатилетнего возраста ум Раманы Махарши не посещала ни одна мысль о духовности. Но в пятнадцать лет, когда он читал в „Шива-пуране“ о горе Аруначале, в нем пробудились и вышли на поверхность прошлые самскары. Можно ли назвать „пробелом“ ситуацию, когда никакие признаки роста не видны на поверхности? Эволюция происходит как на сознательном уровне, так и на подсознательном. Когда она протекает на уровне сознания, мы отчетливо видим внешние признаки. Но пока семя развивается под землей, мы не наблюдаем ничего. Росток становится виден лишь после того, как проклевывается из-под земли. Можем ли мы сказать, что он совсем не рос, пока находился под землей?

Если человеку являются в видениях святые и с ним случаются другие духовные переживания без каких бы то ни было усилий с его стороны, это служит ясным подтверждением присутствия прошлых самскар, даже если он сам не в состоянии понять или истолковать эти видения. Отнюдь не у каждого человека единственной целью жизни становится реализация Бога. А если это с кем-то происходит, то нужно предположить, что его корни и истоки не таковы, как у других людей. Как многие черты и особенности тела становятся очевидны только после достижения человеком определенного возраста – половое созревание, – так и прошлые самскары активизируются и проявляются только после того, как тело-ум созреет до определенного минимального уровня. К тому же, помимо самскар, которые достались из прошлых жизней, на тело-ум души влияет также общая атмосфера в семье и индивидуальные особенности отца и матери».

Итак, мы видим, что такого рода духовные переживания были с самого детства совершенно естественны для Сураджа Пракаша. Хотя он и не мог истолковать их умом, однако глубоко в душе с радостью ощущал их блаженное целительное воздействие. В данном контексте Свамиджи писал:

«И совсем не обязательно, что ваш грубый ум будет осознавать такого рода воздействия. Грубый ум редко осознает духовный рост. Вы понимаете, что произошло, лишь тогда, когда ум задним числом проанализирует произошедшие с вами перемены, их воздействие на вашу жизнь и должным образом истолкует все это. А ребенок не в состоянии провести такой анализ».

В ответ на вопрос, были ли у него переживания другого рода, Свамиджи написал:

«В детстве я заранее знал некоторые грядущие события. Помню один случай. Я учился тогда в школе – класс восьмой. Папа отправился в Лахор. Там он купил велосипед и отправил его домой поездом. Он ни с кем не обсуждал заранее свой план приобрести эту вещь. В одиннадцать утра мне пришло извещение с железнодорожной станции, и я забрал посылку… Но дело в том, что еще раньше тем же утром, часа в четыре, перед моим внутренним взором отчетливо прошла вся череда событий, связанных с этим велосипедом, включая его транспортировку домой с железнодорожной станции. Я был просто поражен – и все спрашивал себя, как и почему это произошло! Во многих случаях я заранее знал, что наш дом посетит тот или иной человек, и порой предупреждал родителей о приходе гостя задолго до его появления».

В детстве Сурадж Пракаш был застенчив и в то же время шаловлив по натуре, но также и глубоко духовен. Сам Свамиджи писал: «Учиться мне было неинтересно. Я интересовался только играми и религиозными действами, которые мне полюбились под влиянием мамы. Бывали периоды, когда я ежедневно утром и вечером ходил в самадхи, где проводился ритуал арати. Там, скрывшись от посторонних глаз в каком-нибудь укромном уголке, я жаждал медитировать. Нередко, поднявшись чуть свет, я отправлялся для медитации в самадхи Бабы Даршан Дасса, пятого Маханта из духовной родословной Бабаджи, потому что там было менее людно, чем в самадхи Бабы Бхуман Шаха, куда ходили для поклонения многие верующие. Иногда я чувствовал там некое таинственное присутствие, как будто кто-то ко мне прикоснулся. Поначалу мне бывало страшно, потому что там царила беспросветная тьма – не видно решительно ничего. Но при этом казалось, будто в помещении кто-то ходит, до меня доносился звук шагов. Однако по мере того, как я становился старше, страх понемногу таял. Порой в процессе медитации мое сознание отключалось, и я ощущал великое блаженство. Сознание возвращалось лишь тогда, когда несколько позднее утром в самадхи приходил священнослужитель и открывал дверь в пуджа-арати. В те дни я учился классе в четвертом или в пятом».

Помимо всего описанного выше, в детстве к Сураджу Пракашу также часто приходили в видениях Баба Шричандра и Баба Бхуман Шах. Вот что он рассказал нам сам:

«Внутреннее ощущение тесной связи с Бабой Бхуман Шахом было у меня постоянно, однако временами я видел его воочию – глазами. Вместе с тем я никогда не медитировал на него намеренно. Когда человек постоянно осознает присутствие другого человека, ему не нужно практиковать медитацию на него. Ведь в чем смысл медитации? Именно в осознании».

Святилище-самадхи Бабы Бхуман Шаха (1982)

Внутреннее святилище усыпальницы Бабаджи (1982), куда часто захаживал Сурадж Пракаш ранним утром, чтобы принять участие в арати

А сейчас мы хотим рассказать еще об одном показательном случае из жизни Свамиджи, о котором мы узнали из его же записей. В деревне Бхуман-Шах жила одна пожилая вдова по имени Мата Джйоти из числа камбоджей. Мата Васудэви, мама Сураджа Пракаша, научила ее читать гурумукхи, после чего она сама обучила чтению многих детей – преимущественно из общины камбоджей. Она соорудила специальное алтарное место у себя дома, где лежал экземпляр «Шри Гуру Грантх Сахиба». Поскольку Мата Джйоти была частой гостьей в доме Сураджа Пракаша, мальчик стал ей как сын и частенько играл у нее на руках. Пожилая женщина была очень чиста сердцем и предана. Она нередко говорила мальчику: «Смотри-ка, когда, укладывая Бабаджи[12] спать, я обмахиваю его веером, мне никогда потом не бывает жарко ночью».

Святилища-самадхи других Махантов из духовной родословной Бабаджи. Сурадж Пракаш нередко медитировал рано по утрам в самадхи пятого Маханта Бабы Даршан Дасса – крайний купол слева на этом снимке (1982)

Во время разделения страны, когда ей пришлось бежать из Пакистана, женщина бросила в оставленном доме все свои пожитки и забрала только «Шри Гуру Грантх Сахиб» – несла книгу на голове. Вот какова была вера этой женщины и ее уважение к святому писанию. Перебравшись в Индию, она собственноручно построила гурудвару из глинобитного кирпича километрах в пяти или шести от города Сирсы, штат Харьяна, и деревенские жители выполняли там пуджуарати.

Много лет спустя, в 1951–1952 годах, когда, погрузившись в глубокое бесстрастие, Свамиджи бросил учебу и вернулся из Дехрадуна в деревню Бахауддин, к Маханту Гирдхари Дассу, он однажды сопровождал отца Маханта в упомянутую выше деревеньку, где жила Мата Джйоти в своей гурудваре. Далее приведем текст самого Свамиджи.

«Мата очень меня любила и была рада встрече. Она стала нежно вспоминать эпизоды из моего детства. В частности, она рассказала, что после рождения я целый месяц не открывал глаза. Они с мамой боялись, что я просто-напросто слеп от рождения. Мама строго-настрого запретила Мате Джйоти кому-либо об этом рассказывать, чтобы по деревне не поползли слухи о предполагаемой слепоте… Ведь мама не оставляла надежду, что я все же открою глаза. Мата Джйоти рассказала мне, что я действительно открыл глаза ровно через месяц после рождения. Далее она отметила с огромной убежденностью: „И вот теперь, видя, сколь велики твое бесстрастие и твоя преданность Богу, я могу уверенно сказать, что в течение того месяца ты пребывал в состоянии глубокого самадхи!“»

Мы с благоговением размышляем о том, насколько глубоко и непоколебимо Свамиджи был укоренен в Божественном в своей предыдущей жизни, если это божественное состояние настолько отчетливо проявилось в нынешнем рождении. Возможно, ради того, чтобы тело-ум новорожденного получило возможность развиться и сделаться подходящим инструментом для достижения духовной вершины, проявления божественности должны были немного приглушить свою интенсивность на внешнем уровне.

Колонны святилища-самадхи и расположенный рядом с ним Дарбар-холл. На обоих зданиях частично сохранилась искусная резьба и настенная живопись (1982)

Школьные годы

После того как Сурадж Пракаш окончил четыре класса в маленькой деревенской школе в Бхуман-Шахе, его отправили для дальнейшего обучения в деревню Хавели-Лаккха, располагавшуюся приблизительно в восьми километрах от Бхуман-Шаха, там была единственная школа в округе, где преподавали английский язык. В Хавели-Лаккхе Сурадж Пракаш жил в общежитии и попадал домой только по воскресеньям и на праздники.

В школьные годы он очень увлекался спортом. В целом он был стеснительным, но уравновешенным мальчиком. При этом было у него одно необычное качество – в отличие от своих ровесников, он не привязывался сильно ни к чему и ни к кому, даже к родственникам, включая мать и отца. И Бабаджи каким-то мистическим образом милостиво поспособствовал тому, чтобы после окончания четвертого класса Сурадж Пракаш никогда больше не жил в семье сколько-нибудь продолжительное время. Так Сам Господь готовил почву для глубокого бесстрастия, которое позднее в полную силу проявилось в жизни Его возлюбленного дитяти.

Когда Сурадж Пракаш немного подрос, он очень полюбил волейбол. Он сам рассказывал о том, как его увлеченность спортом порой становилась причиной проблем: «Когда мне было тринадцать лет, я учился в восьмом классе и жил в общежитии в Хавели-Лаккхе. Я очень любил спорт. В то время мне одинаково нравились футбол и волейбол. В общежитии ужин готовили рано, потому что электричества не было. Я же постоянно ходил в спортивные секции, а поэтому возвращался уже довольно поздно вечером. Старший брат этого тела тоже жил в том же общежитии. Ему было поручено сохранять для меня порцию еды, потому что футбольное поле располагалось довольно далеко и я попадал в свою комнату уже затемно. Как-то раз он очень рассердился и сурово шлепнул меня за то, что я каждый день прихожу так поздно».

Помимо спорта, Свамиджи увлекался игрой на флейте. Когда ученики отрабатывали физические упражнения, кто-нибудь из школьников отбивал ритм на барабане, а Сурадж Пракаш играл на флейте. Когда мы спросили у Свамиджи, не занимался ли он также и пением, он с улыбкой покачал головой: «Я был очень застенчив от природы. Однако я пытался научиться игре на фортепьяно… даже разучил две песни из фильмов».

Некоторое время назад мы связались с Шри Джамной Дассом Гумером из Джелалабада (Пенджаб). В детстве он дружил со Свамиджи – они были знакомы с 1945 года, когда оба учились в государственной школе в Хавели-Лаккхе. В десятом классе они жили в одной комнате в общежитии, так что Джамна Дасс имел возможность наблюдать Свамиджи с очень близкого расстояния. Джамна рассказал, что ему очень нравился этот красивый и невинный парень – Сурадж Пракаш. В то время общежитием заведовал некий Сардар Кесар Сингх. Этот человек любил философию и был необычайно чист душой, и он тоже искренне полюбил Сураджа Пракаша. Возможно, он уже тогда разглядел в этом юноше нечто особенное.

Во время летних каникул Сурадж Пракаш дважды приглашал своего друга Джамну Дасса к себе в гости в деревню Бхуман-Шах, и во время этих визитов они жили в гостевом домике деры. Этот домик назывался «Бурдж». Там к ребятам выказывали особое отношение, даже еду готовили особую. Сурадж Пракаш показал своему другу всю огромную деру, а также окрестности. В те дни дера была воистину огромна, только в ее конюшнях содержалось около сотни лошадей. Сурадж Пракаш был искусным наездником, он частенько путешествовал между родной деревней и Хавели-Лаккхой на коне.

Еще одна замечательная черта Сураджа Пракаша – врожденная жизнерадостность. Он всегда выглядел счастливым. Господь Кришна сказал нам, что «внутренняя жизнерадостность» – это неизменная черта йогина, и развивается она только лишь в результате полного уничтожения привязанностей, жадности, зависти, эгоизма и так далее. Такой настрой был совершенно естественным для Сураджа Пракаша. Кроме того, у него абсолютно не было привязанности к вкусной еде. Если ему из дому передавали какое-нибудь особенное лакомство, он с удовольствием делился с друзьями.

Следующая цитата дает нам представление о том, как Свамиджи жилось в общежитии в тот период. До сегодняшнего дня у Свамиджи сохранился маленький шрамик вверху на правой стороне лба. Когда мы спросили, где и при каких обстоятельствах он этот шрам получил, Свамиджи написал: «В то время я учился в десятом классе школы в деревне Хавели-Лаккха и жил в общежитии. Однажды ночью разразилась ужасная гроза, а мы как раз спали на открытой веранде. Ученики вместе с кроватями и матрасами стали перебираться внутрь – на закрытую веранду. Когда я укладывал матрас на кровать, рядом стоял другой ученик, удерживая свою кровать в вертикальном положении. Кровать выскользнула у него из рук и, падая, стукнула меня ножкой по лбу. Рана стала обильно кровоточить. Друзья принесли глины, приложили ее к ране и повязали какой-то тряпочкой. Утром меня отвезли в больницу, где сделали нормальную перевязку».

Учитель пенджабского языка Гьяни Дилип Сингх особенно полюбил этого обаятельного мальчишку. В десятом классе только шесть из двадцати пяти учеников сумели сдать экзамены, и в их числе были наши два друга. Свамиджи рассказывал, что Джамна Дасс был очень прилежным учеником. А Джамна Дасс поведал нам, что, хотя Сурадж Пракаш имел природную склонность к спорту, он также был очень проницателен и умен. При этом он мало сидел над книгами. Для того чтобы сдать экзамены, ему было достаточно тех знаний, которые он усвоил на уроках, а после школы Сурадж делал уроки редко.

Нам поведали, что Сурадж Пракаш очень любил кино. Это обычное дело для детей его возраста. Необычно то, что всякий раз, когда на экране шла любовная сцена, юноша начинал плакать от любви к Бабаджи – прямо посреди зрительного зала. Прочная сеть мирских иллюзий и соблазнов, которые принимают столь разнообразные формы, так и не смогла пленить ребенка Бабы Бхуман Шаха. Все, чего добились эти силы, – лишь пробудили в нем бесстрастие и божественную любовь.

Так что детство Сураджа Пракаша сопровождалось высокими духовными переживаниями самого разного свойства, и они постепенно преобразовывали его изнутри, пока на внешнем уровне он жил жизнью самого обыкновенного школьника. Год за годом росла его увлеченность спортом, особенно волейболом. Таким образом, на внутреннем уровне мы видим сильный поток духовности, а на внешнем – любовь к спорту, и обе эти склонности прекрасно сочетались межу собой.

Свамиджи часто проводит сравнение между садхакой и спортсменом, приводя примеры сходства между спортивными упражнениями и некоторыми типичными формами садханы. И мы думаем, что в результате занятий спортом наш Свамиджи развил в себе целый ряд важных качеств подлинного садхаки. Задолго до того, как обратиться к медитации в лесах и пещерах, он в ходе спортивных тренировок приобрел некоторые важнейшие для садханы навыки, такие как неотступное стремление к идеалу, полная приверженность делу, упорство, бдительность, уравновешенность ума, навыки планирования, самоотверженность, бесстрашие, сосредоточенность и так далее. Поэтому вполне естественно, что в своей уникальной манере Шри Чандра Свамиджи определяет садхану как процесс осознанных и целенаправленных упражнений, посредством которых человек получает доступ к своим умственным и духовным энергиям, сублимируя и применяя их для реализации собственной божественности. Он говорит, что духовное путешествие сродни долгой марафонской гонке и, подобно любой спортивной игре, оно требует, чтобы мы двигались к цели любой ценой. Целью юного Сураджа Пракаша был Бог.

После того как Сурадж Пракаш окончил десятый класс в школе в Хавели-Лаккхе, его отправили в колледж «Санатан Дхарма» в Лахоре. Его друг Джамна Дасс тоже поступил в этот колледж.

Сурадж Пракаш в шестнадцатилетнем возрасте, когда он был учеником одиннадцатого класса в Лахоре

Божественный зов

В 1947 году, когда Сурадж Пракаш приехал из Лахора домой на летние каникулы, с ним начали происходить странные вещи. Во снах его стал регулярно навещать Баба Бхуман Шах. Он стоял перед Сураджем и глядел прямо в глаза, пробуждая в юноше воспоминания об их близких духовных взаимоотношениях на протяжении многих жизней. Похоже, по мнению Бабаджи, Сурадж Пракаш наконец достаточно созрел, чтобы предпринять духовное путешествие сознательно и целенаправленно. В сознании стали потихоньку рассеиваться тучи, накопившиеся в течение прошлых жизней; пробудились многочисленные воспоминания о глубоких взаимоотношениях с Бабаджи. Сураджу Пракашу стало ясно, кто он есть и в чем цель его жизни. Его накрыла волна бесстрастия и унес прочь поток любви Бабаджи.

Через несколько дней после того, как это случилось впервые, произошло еще одно удивительное событие. Как-то ночью Бабаджи пришел в сон к отцу Свамиджи и объявил: «Сурадж – мое духовное дитя. Он должен отвергнуть семейные узы и завершить свою духовную садхану уже в этой жизни. Вы должны передать его мне. Я буду заботиться о нем должным образом». Во сне отец был настолько впечатлен личностью и внутренней силой Бабаджи, что без колебаний дал согласие. Но на следующий день он решил не обращать внимания на этот эпизод – подумал, что то был только сон. Он даже никому о нем не рассказал.

На следующую ночь Бабаджи снова явился ему во сне, но на этот раз с грозным предостережением. Он сказал: «Ты меня ослушался. Как посмел ты отмахнуться от нашего уговора, сочтя его ничего не значащим сном? Как мог нарушить данное тобой обещание? И вот теперь посмотри: Сурадж мертв». И вправду, отец увидел, что Сурадж Пракаш лежит на кровати, по всей видимости мертвый. Бабаджи продолжил: «Что ты предпочтешь – передать этого ребенка мне живым либо же сохранить для себя его труп?» При этих словах отец горько разрыдался. Тогда Бабаджи смягчился и успокоил его: «Не тревожься о своем сыне. Он всегда будет под моей полной защитой». Затем Бабаджи попросил мужчину исполнить два его желания: во-первых, немедленно выйти на связь с Махантом Гирдхари Дассом, десятым наследником духовной родословной Бабаджи, а во-вторых, сдержать свое слово и благословить сына, передав его под опеку Бабаджи, и если молодой человек захочет отречься от мира и отправиться на поиски Божественного, не удерживать его и не чинить препятствия. С этими словами Бабаджи исчез.

На следующее утро отец рассказал обо всем своей жене. Немного напуганные и потрясенные, они решили отправиться к Маханту Гирдхари Дассу. К своему удивлению, они обнаружили, что Махант их ждал. Прежде чем они успели произнести хоть слово, он сказал, что к нему тоже во сне являлся Бабаджи и дал определенные распоряжения. Затем он все им объяснил.

Посвящение в Удасины

15 июня 1947 года все святые из деры и многочисленные сельчане собрались в большом Дарбар-холле, который примыкает к усыпальнице Бабаджи. Специально по случаю этого события была совершена декламация из священной книги «Гуру Грантх Сахиб». Сураджа Пракаша усадили в особую асану, и в ходе церемонии Махант срезал ему прядь волос.

Махант Гирдхари Дасс наугад выбрал предложение из «Гуру Грантх Сахиба», затем, на основании первого слога из этого предложения, изменил имя Сурадж Пракаш на Чандра Пракаш. Затем он прошептал на ухо молодому человеку мантру и выдал ему копин (монашеская набедренная повязка), а также головной убор и сехли (священная черная нить), как того требует традиция Удасинов. Затем, по завершении церемонии, юношу обрили наголо, после чего раздали прасад. Так в семнадцатилетнем возрасте Свамиджи получил посвящение в брахмачарью ордена Удасинов.

Изменяя имя юноши с Сурадж Пракаш на Чандра Пракаш, Махант сказал с улыбкой: «Ты был горяч, словно Солнце (Сурадж)[13], а теперь станешь прохладен, как Луна (Чандра)». Так Бабаджи, в своей бесконечной милости, посвятил Свамиджи на духовный путь, используя Маханта Гирдхари Дасса в качестве посредника. После посвящения Свамиджи еще месяца полтора жил в дере. С той поры, следуя монашеской традиции, он никогда больше не останавливался в родительском доме, но жил в дере у Маханта Гирдхари Дасса.

Это посвящение знаменовало не только перемену имени. Полностью изменилось мировоззрение и жизненные ориентиры юноши. Чандра Пракаш окунулся в могучий поток бесстрастия и божественной любви. О своем бесстрастии в те времена Свамиджи сказал однажды: «Теперь я могу сказать, что мое неколебимое бесстрастие основывалось на моей любви к Бабаджи. Оно пришло ко мне его милостью». Юноша осознал, что вот уже на протяжении многих и многих прошлых жизней он был духовным странником. Истинная цель его жизни внезапно озарилась для него светом, хоть для этого озарения и не было какой-то очевидной причины. Таким образом, в том возрасте, когда большинство юношей попадают в путы иллюзорного мира страстей, погони за именем, славой, эгоистических порывов и мирских амбиций, этот молодой человек преисполнился прочной, как Гималаи, решимости, что целью его жизни является всеобъемлющая реализация Божественного – и ни на что меньшее он не согласен.

Махант Гирдхари Дасс, десятый преемник в духовной родословной Бабаджи, посвятивший Сураджа Пракаша в орден Удасинов

После этого ритуала могучий поток неколебимого бесстрастия и божественной любви в его сердце уже никогда не иссякал. Но со стороны люди не могли видеть это внутреннее преображение. А на внешнем уровне Чандра Пракаш оставался верен своей второй любви – спорту.

Пример Чандры Пракаша, обратившегося к Богу, очень важен и показателен для нас всех. Он был необычайно красивым, ладно сложенным юношей с острым умом, из уважаемой и зажиточной семьи, и он мог беспрепятственно наслаждаться всеми соблазнами мира. Он обратился к Богу не из-за каких-то мирских неудач, отверженности, нужды, страданий, страхов, болезней или старости. Бесстрастное отношение Чандры Пракаша к миру и его любовь к Богу родились из глубин его существа. Это произошло совершенно естественным образом, без каких бы то ни было внешних толчков. В действительности именно влечение к миру неестественно, а поэтому рано или поздно оно обязательно угасает и приходит к завершению, оставляя за собой ощущение обманутости. В конечном счете каждый из нас неизбежно обратится к божественной Любви, божественному Свету. Ибо нужна ли причина, чтобы стремиться к возвращению в свой истинный Дом? Нужно ли нам какое-то особое приглашение, чтобы стремиться утолить жажду абсолютного Знания, абсолютной Любви, абсолютного Блаженства и абсолютной Истины? Мы воистину можем стремиться реализовать Его, руководствуясь одной только любовью к Нему, – стремиться всеми силами, без всяких зримых причин.

Всего через полтора месяца после посвящения Чандры Пракаша Индия пережила травму болезненного разделения, в ходе которого родилось государство Пакистан. И если Индия, верная своим либеральным и духовным ценностям, опять стала светским государством, то в Пакистане было провозглашено государство исламское. В процессе разделения были убиты сотни тысяч людей. Индуистам и сикхам пришлось бежать из новообразованного Пакистана, спасая жизни, – при этом они оставляли все свое имущество, свои храмы, гурудвары и прочие символы своей культуры. Судьбе было угодно, чтобы деревня Бхуман-Шах, вместе с огромной дерой и священной усыпальницей Бабаджи, оказалась по пакистанскую сторону границы.

Вид на большой Дарбар-холл, где Сурадж Пракаш получил посвящение (фотографии 1982 года). Свамиджи рассказывает, что на платформе внутри холла, прямо посередине, под куполом, был установлен мурти (образ) Ачарьи Шричандры, справа от которого располагалось изображение, а слева – экземпляр «Шри Гуру Грантх Сахиба»

Наблюдая кровопролитное безумие, которое творилось вокруг, Махант Гирдхари Дасс тоже решил бежать в Индию вместе со многими другими индуистами, оказавшимися по ту сторону границы. На тот момент дера Бабаджи уже успела превратиться во внушительный комплекс на тысячах акров земли, располагавший роскошными зданиями, залами, великолепными гробницами и Дарбар-холлом, в котором и получил посвящение Чандра Пракаш. Все это пришлось бросить. На тот момент сам Чандра Пракаш находился уже по индийскую сторону границы – в Массури, куда он отправился на летние каникулы с несколькими одноклассниками. Махант отослал отца Свамиджи, Лалу Рупчана, к начальнику полиции ближайшего индийского города, Фирозпура, чтобы тот привел военных, дабы обеспечить безопасное продвижение переселенцев. Начальник полиции Фирозпура был духовным последователем Маханта. Итак, Лала и два грузовика с военными вскоре прибыли в деревню Хавели-Лакха, где их дожидался Махант с некоторым количеством своих последователей, а также Матой Васудэви. К несчастью, в суматохе случилось так, что в дере остался очень пожилой отец Маханта и священная статуя Ачарьи Шричандры. Поэтому Махант и его последователи погрузились на один из грузовиков и поехали в Индию, а Лала на другом грузовике вернулся в деру. Когда он приехал, там уже вовсю мародерствовали «повстанцы». Особенно их привлекло зернохранилище, где хранилась тысяча квинталов пшеницы. Тут и там на земле лежали кучки просыпанного зерна. В этой ситуации повстанцы и мародеры представляли реальную угрозу для жизни Лалы. Поэтому военные стали стрелять в воздух, чтобы распугать их. Это сработало. Не теряя времени, Лала стал искать пожилого отца Маханта. Тот прятался в доме старого друга из числа мусульман. Лала забрал старика, после чего отправился в деру и взял священную статую Ачарьи Шричандры, после чего они поехали в Индию. По пути им снова встретились повстанцы, которые разрушали мост, чтобы не дать людям бежать в Индию. Военным пришлось опять открыть огонь, чтобы разогнать толпу. Так, рискуя жизнью и демонстрируя беспримерную отвагу, Лала спас отца Маханта и священную статую Ачарьи Шричандры – в целости и сохранности доставил их в Индию. Из такого уж теста был сделан этот Лала.

Чандра Пракаш (слева) с одногруппниками в Массури (1947)

Чандра Пракаш (вверху слева) во время летних каникул развлекается с друзьями на водопаде Кемпти, Массури. Незадолго до разделения страны

Тем временем Чандра Пракаш находился в полной безопасности в Индии, в Массури, и ничего не знал о бедах, которые переживали его родные и дера. Махант Гирдхари Дасс сумел передать ему весточку, приказав, чтобы Свамиджи с товарищами оставался в Массури до тех пор, пока ситуация не стабилизируется. Поэтому, хотя ребята изначально планировали пробыть в Массури всего пару недель, в итоге они остались там на несколько месяцев. В конце концов Махант и семья Чандры Пракаша обосновались в деревне Бахауддин в округе Сирса, штат Харьяна, и Чандра Пракаш вскоре приехал туда же, где снова поселился у Маханта.

С расколом страны разбилось и чувствительное сердце Чандры Пракаша. У него отняли все – усыпальницу-самадхи возлюбленного святого, деру, родную деревню… Расставание с самадхи было совершенно нестерпимым для него. По его собственному признанию: «После разделения страны я частенько прятался где-нибудь в укромном местечке и плакал, вспоминая самадхи Бабаджи. Месяц за месяцем мною владела идея о том, чтобы сбежать в деру и поселиться в усыпальнице Бабаджи в Пакистане под видом факира (мусульманский аскет, суфий)».

Его состояние в то время похоже на то, какое было у Хир и Ранджи – влюбленных из мифа. Много лет Ранджа под видом садху пас волов в деревне, где жила его возлюбленная Хир, – только ради того, чтобы быть рядом с нею. Следующие строки очень точно описывают безмолвные терзания Чандры Пракаша: «Вдалеке плачет флейта одинокого сердца. О возлюбленная! Взгляни же! Как жестоко тоска истерзала мое естество». В те дни он помнил о Нем, просыпаясь; помнил о Нем во сне; помнил о Нем, улыбаясь; помнил о Нем, заливаясь слезами.

Однако для юного Чандры Пракаша возлюбленный присутствовал не только в границах самадхи, он пребывал также в его Атмане – в его Истинном Я. Самадхи было всего лишь зримым символом. И Чандра Пракаш очень отчетливо это осознавал – милостью Бабаджи. Постепенно боль разлуки с самадхи притупилась.

Обосновавшись в деревне Бахауддин, Махант Гирдхари Дасс устроил там временную деру и в конце концов соорудил временное святилище Бабаджи километрах в четырех от Бахауддина, в деревне Сангхар. Лала Рупчанд и там продолжал служить дере и Маханту, как и подобает преданному последователю. Последователи Бабаджи понемногу сооружали по всей Северной Индии посвященные Бабаджи храмы, где и поныне с должной любовью и верой совершается пуджа-арати.

Именно в этот ранний период жизни в Бахауддине Чандра Пракаш пережил вторую тяжкую утрату – ушла из жизни его возлюбленная мать, Мата Васудэви. Нет никаких сомнений, что вынужденное бегство из деры Бабаджи стало для нее огромным потрясением, и в начале 1948 года у нее вдруг начался ужасный жар. После очень непродолжительной болезни она умерла.

Хотя Чандра Пракаш с малых лет жил отдельно от семьи, он по-прежнему тесно общался с родными. Он до сих пор нередко говорит, что связь между матерью и ребенком – самая глубокая и бескорыстная из всех мирских связей. И еще Свамиджи часто повторяет, что мать – первый гуру ребенка. Мы можем без труда собрать редкие, но очень выразительные воспоминания Свамиджи о детстве, из которых следует, что в его случае это совершено верно. Свамиджи лично рассказывал мне, что, прослышав о маминой смерти, он разрыдался в объятиях Маханта.

Занятия спортом и дальнейшее погружение в бесстрастие

До разделения страны Чандра Пракаш учился в колледже «Санатан Дхарма» в Лахоре, где он и закончил одиннадцатый класс. После того как община осела в Бахауддине, Махант в 1948 году отослал юношу отучиться последний год (по двенадцатилетнему стандарту) в колледж «Санатан Дхарма» в Амбале, после чего отправил его в Дехрадун для дальнейшего обучения. В 1951 году он получил степень бакалавра естественных наук по специальности физика, химия и математика в колледже DAV, Дехрадун.

Однажды, вспоминая колледж, Свамиджи рассказал нам интересный случай, который указывает на то, что дата, когда почитатели отмечают день рождения Свамиджи – 5 марта, – это, возможно, неправильная дата его рождения. Вот что он рассказал:

«Я точно не знаю день своего рождения. В 1948–1949 годах, когда я поступал в колледж в Дехрадуне, у меня, как и у большинства беженцев, не было никаких документов, подтверждающих, сколько классов я окончил, ведь нам пришлось все оставить в Пакистане. Директор колледжа DAV велел мне принести мое свидетельство об окончании двенадцатилетней школы. Поэтому я отправился в центральный офис Пенджабского университета в Солане. Все их документы остались в Лахоре, но, увидев, что я сдал выпускные экзамены в Амбале, они согласились выдать мне свидетельство. Человек, выдававший документы, спросил мою дату рождения, и я ответил, что не знаю. Тогда он задал мне два-три вопроса и сделал запись, опираясь на них. С тех пор во всех моих бумагах стоит дата рождения 5 марта».

Чандра Пракаш с кубком, врученным ему как лучшему спортсмену колледжа DAV в Дехрадуне (1949–1950)

Во время обучения в Дехрадуне Свамиджи продемонстрировал выдающиеся успехи в разных видах спорта, включая легкую атлетику, однако его любимой игрой оставался волейбол. Он играл в волейбол часами – и вскоре стал капитаном волейбольной команды колледжа. Он достиг большого мастерства в гасящем ударе одной рукой: юноша отрабатывал его так упорно, что его правая рука стала чуть длиннее левой. И до сего дня правый рукав одеяния Свамиджи приходится делать на пару дюймов длиннее левого. Его юношеская увлеченность волейболом особенно очевидна в следующем письме к другу, которое он написал в дни обучения в Дехрадунском колледже. Изначально письмо было написано на урду:

Дехрадун, 16.09.1951

Дорогой брат Шри Раджкишан,

Намастэ

Довольно давно я получил от тебя письмо и ответил на него через два или три дня. Но с тех пор ответа нет, как нет и вестей о том, собираешься ли ты сюда приехать. Не случилось ли что?

В Массури с 18 сентября по 15 октября проводят празднование, в рамках которого будут проходить конкурсы красоты, концерты и спортивные состязания. Говорят, что ничего подобного в Индии еще не бывало. Будут там и соревнования по волейболу. Если ты приедешь, то мы можем поучаствовать в качестве частного клуба. Я точно поеду туда на недельку, чтобы посмотреть, что да как, так почему бы еще не поучаствовать в соревнованиях? Там точно не будет команды, которая сможет тягаться с нами. Так что приезжай – прошу! По поводу дат пока еще ничего не известно, но будь там до 24 сентября, потому что, насколько я выяснил, турнир начнется где-то 26 или 27. Наша команда теперь стала намного сильнее. Сегодня приехал мистер Сударшан, у него все в порядке. Почтенный Пападжи 18 сентября собирается ехать в Сирсу. Я верю, что ты приедешь… сообщи мне о своих планах.

Искренне твой
Чандра

Фотография Чандры Пракаша, опубликованная в журнале колледжа DAV (1950–1951)

К этому времени Чандра Пракаш сделался весьма высоким, стройным, сильным и симпатичным юношей. Четко очерченные черты лица, золотистая кожа – чистое очарование. Даже занимаясь мирскими делами, он всегда выглядел отстраненным и погруженным в себя. Простота, скромность, умиротворенность и невинность – вот черты, которые отчетливо проявлялись в его характере уже тогда.

Как преподаватели, так и студенты были очень расположены к юному Чандре Пракашу. Особенно любил его заведующий кафедрой химии, профессор Л. Н. Гупта, и они продолжали общаться всю его жизнь. Много лет спустя Свамиджи сообщил о нем такую вот интересную информацию: «Профессор Л. Н. Гупта был моим преподавателем в колледже DAV. Я очень любил и уважал этого человека. Мне даже хотелось омыть его стопы. И он тоже любил меня. Он был последователем „Арья-самадж“, но весьма почитал также и Господа Раму. Мне всегда казалось, что он похож на святого. Жена его умерла после двух лет в браке, и с тех пор он больше не женился – жил один. Позднее у меня было видение об одной из моих прошлых жизней, где он обучал меня санскриту в неком ашраме в Гималаях. Профессор Гупта был пандитом при ашраме и обучал монахов санскриту. Я никогда не рассказывал ему о том видении. Мы поддерживали связь и после того, как я принял санньясу. Он даже хотел завещать мне все свое имущество, но я попросил его этого не делать. Впоследствии он по моему же совету завещал имущество колледжу DAV в Дехрадуне. Он настолько меня любил, что хотел, чтобы я был рядом с ним в момент смерти. Так и случилось»[14].

Однажды за обедом в трапезной ашрама Свамиджи много поведал нам о том, как он занимался спортом, когда учился в колледже в Дехрадуне. Он написал:

«Для участия в окружной спартакиаде нужно было сформировать легкоатлетическую команду колледжа DAV. В тот день в колледже был выходной. Какое-то время назад для подготовки к соревнованиям колледж арендовал спортивный комплекс при Академии Святого Иосифа на Раджпур-роуд. Естественно, там были и беговые дорожки. Открытые спортивные состязания окружного уровня тоже проводились в этом спорткомплексе. Я не знал, что в тот же день состоится и отбор участников команды колледжа. Я случайно проезжал мимо на велосипеде и увидел двух студентов на стадионе. Когда я поинтересовался, зачем они пришли, ребята ответили, что происходит отбор в команду колледжа по легкой атлетике для окружной спартакиады. Я тоже присоединился. Процесс отбора еще не начался, и юноши пока что отрабатывали прыжок в высоту. Я тоже прыгнул, будучи одет в обычные туфли и брюки, – и взял высоту 5 футов 6 дюймов… а рекорд нашего колледжа на тот момент составлял 5 футов 8 дюймов. Один из моих приятелей сказал: „Если ты можешь взять 5 футов 6 дюймов без спортивной одежды и без тренировок, то тебе нужно непременно принять участие в отборе“. Так я впервые заинтересовался легкой атлетикой. Я оказался первым в прыжках в высоту с результатом 5 футов 9 дюймов, вторым в забеге на 100 и на 200 метров и третьим в толкании ядра. С тех пор я более серьезно занялся этим видом спорта, ведь прежде я только ежедневно играл в волейбол. После месяца не слишком напряженных тренировок я принял участие в легкоатлетической спартакиаде и обеспечил команде пять наград. Я был первым в группе младше восемнадцати лет и третьим на открытом чемпионате округа.

На следующий год я был первым на открытых окружных соревнованиях и с тех пор всегда оказывался первым на таких чемпионатах все время, пока обучался в Дехрадуне. В один год я представлял наш округ на трех соревнованиях уровня штата.

Три года я получал награды за участие в соревнованиях на уровне колледжа, два раза – на уровне округа; у меня было не менее двадцати пяти наград и грамот. Позже, приняв санньясу, я отдал все свои награды вместе со спортивной курткой какому-то мальчишке в Харидваре».

Таким образом, когда Свамиджи принял санньясу, его многообещающая спортивная карьера подошла к завершению, но все же занятия спортом помогли ему воспитать в себе героические качества, достойные санньясина — отважного путника, решительно шагающего в Вечность. Но об этом мы подробно поговорим позже.

Чандра Пракаш (передний ряд, второй справа) и его близкий друг Шри Джагдиш Марвах (передний ряд, второй слева) вместе с волейбольной командой колледжа DAV (1951)

А сейчас мы отправимся в Дехрадун, чтобы посмотреть, как там проводил время Чандра Пракаш. Махант Гирдхари Дасс купил большое бунгало в Дехрадуне. В этом бунгало и жил Чандра Пракаш. Махант организовал обслуживание должным образом, однако Чандра Пракаш привык заботиться о себе сам. Он ежедневно прибирался в комнате и содержал ее в идеальном порядке – все на своих местах. Кроме того, он регулярно уделял время молитве и медитации.

Несколько лет назад, в 1999 году, нам посчастливилось встретить Шри Джагдиша Марваха из Калькутты, который близко дружил со Свамиджи, когда они оба учились в Дехрадуне. Мистер Марвах владеет фабрикой в Калькутте. Он поведал нам, что уже в студенческие годы Чандра Пракаш был воплощением безмятежности и праведности. Говорил Чандра мало, но всегда приветливо, неизменно был весел. Среди людей он жил как чужак, и приятелей у него было немного. Мать Джагдиша Марваха очень полюбила Чандру Пракаша, она часто приглашала его в дом и угощала всякими вкусностями.

Джагдиш и Чандра Пракаш вместе играли в волейбольной команде колледжа, и их обоих выбрали для участия в команде Индии для соревнований в Советском Союзе. Но оба они не воспользовались этой возможностью – Чандра Пракаш из-за своих духовных поисков, а Джагдиш из-за карьеры. Много лет спустя, когда мистер Марвах вернулся из Англии после обучения, они с женой поехали навестить Свамиджи, который на тот момент уже выполнял садхану на поросшем джунглями островке неподалеку от Харидвара. Впечатленный духовной глубиной и притягательностью старого друга, мистер Марвах попросил Свамиджи дать ему посвящение в мантру. К этой просьбе присоединилась и его жена. Свамиджи милостиво согласился. Таким образом, дружба двух соучеников и товарищей по команде переросла во взаимоотношения между наставником и учеником, которые продолжаются и по сей день.

На первых порах во время своего обучения в Дехрадуне Чандра Пракаш носил западный костюм – рубаху и брюки, как оно было принято в те дни. Но позже, возможно для того, чтобы отобразить свое новое внутреннее отношение к мирской жизни, он стал носить пижаму и курту (традиционная национальная одежда свободного покроя). Во время своего недавнего визита в ашрам Джагдиш с улыбкой вспоминал, как в один прекрасный день Чандра Пракаш явился на занятие волейболом в традиционной курте вместо привычной рубахи. А на следующий день он уже пришел не просто в курте, а еще и в пижаме. В те дни товарищи по команде после тренировок часто захаживали в кафетерий при магазине неподалеку, чтобы выпить чего-нибудь холодненького. Когда Джагдиш после некоторых колебаний спросил, собирается ли его друг идти в этом своем немодном наряде и в кафетерий, тот торжественно кивнул. С того дня он почти всегда одевался только в курту и пижаму.

Далее Джагдиш рассказал нам, что в те дни Чандра Пракаш периодически исчезал из Дехрадуна на несколько дней, и никто не знал, куда. Он никому не сообщал, куда уезжает. По возвращении из своих загадочных путешествий он неизменно выглядел намного спокойнее, смиреннее и глубоко погруженным в себя. Однако юному Джагдишу и в голову не приходило, что его друг является отважным одиноким странником, неустанно идущим непроторенным путем в поисках своего божественного Возлюбленного. Наш Свамиджи был настолько погружен в себя, застенчив и скромен, что он не беседовал о своей внутренней духовной жизни – своей истинной жизни – даже с самым близким другом.

Когда мы расспросили его об этих загадочных отлучках, Свамиджи поведал нам, что в студенческие годы он частенько ездил в Харидвар или в Ришикеш. В Харидваре (точнее, в его пригороде Канкхале) он останавливался в ашраме «Нараян Нивас». А близ Ришикеша в то время была колония хижин, принадлежащих ашраму «Сварг». Они располагались за Гангой, возле дороги, ведущей от ашрама «Сварг» к мосту Лакшман-джула. В этих хижинах жили монахи и отшельники, уединившиеся для выполнения садханы. Колонию хижин окружал густой лес, откуда иногда приходили тигры и слоны. Чандра Пракаш останавливался там дважды у одного из монахов – на четыре или пять дней. В хижине он только ночевал, а весь день проводил на берегу Ганги. В это время он изучал священные писания и размышлял о них – так глубоко, как только мог. Таким образом, мы видим, что, помимо академического мирского образования, он спокойно и твердо готовил себя также к завершающему этапу своего духовного путешествия.

Следующий эпизод ясно демонстрирует, сколь велика была тяга юного Чандры Пракаша к обществу святых, а также сколь невинен он был в те дни. Эту историю рассказал нам сам Свамиджи, от всей души веселясь и заливаясь смехом:

«В студенческие годы я услышал от кого-то, что в Уттаркаши живет много великих святых. Я неверно понял собеседника и предположил, что речь идет о неком месте к северу (уттар) от Каши (Варанаси)… Поэтому я отправился в Варанаси. Поезд прибыл в Варанаси приблизительно в 3 часа ночи. Рикша отвез меня в гостиницу в двух шагах от железнодорожной станции. Там мне предоставили алмирах (шкаф), чтобы я мог сложить свои вещи, и кушетку на веранде для сна – было лето. Очень рано поутру ко мне пришел священнослужитель и спросил, не хочу ли я посетить храм Вишванатх. Я и пошел с ним. Он сопровождал меня, показывая многочисленные святилища на территории храма Вишванатх и предлагал сделать денежные пожертвования в каждом их них. Под его чутким руководством я оставил некоторую сумму в восьми или девяти храмах, после чего мы направились в главный храм – собственно, Вишванатх. Там мне тоже было предложено сделать пожертвование. По завершении экскурсии я чувствовал себя весьма утомленным, и к тому же мой кошелек опустел больше, чем наполовину. Я нашел какую-то гостиницу возле храма Вишванатх и решил передохнуть там. Я спросил управляющего, где находится Уттаркаши. Он ответил, что в Гималаях… Тем же вечером я сел на ночной поезд и вернулся в Дехрадун».

Оглядываясь на те дни, мы обнаруживаем, что Чандра Пракаш с самого начала, словно текущий ручей, неудержимо двигался к своей духовной цели – твердо и размеренно, никогда не привязываясь к берегам. Конечно, он делился своим врожденным покоем и самообладанием с окружающими – со всеми, кому посчастливилось оказаться рядом, – но при этом двигался, не цепляясь ни за что и ни за кого.

Прежде чем мы поговорим о том, как Чандра Пракаш отрекся от мира, хочется привести кое-какую редкостную информацию о Свамиджи – редкостную потому, что Свамиджи очень скуп на разговоры о себе и о своем духовном путешествии. Но однажды автору удалось вытащить из него эти факты, проявив поистине ребяческое упрямство:

СПВ: Гурудэв, есть ощущение, что ваше духовное путешествие подходит к завершению в этой жизни. С какой же поры это сложное и трудное путешествие стало для вас сознательным?

Свамиджи: Много жизней назад.

СПВ: Сколько?

Свамиджи: Не помню.

СПВ: Случалось ли вам быть семейным человеком? Бывали ли вы женаты по ходу вашего духовного поиска?

Свамиджи: (Жестом указывает, что всегда был монахом.)

СПВ: Значит, будучи профессиональным искателем, вы всегда выбирали жизнь монаха, которая с духовной точки зрения предполагает меньше преград и препятствий?

Свамиджи: Даже растение распространяет корни и ветви в направлении наименьшего сопротивления. И насекомые движутся так же. Лишь глупец станет искать ненужных преград. Однако жизнь монаха совсем не обязательно оказывается путем наименьшего сопротивления для каждого садхаки.

СПВ: Может ли случиться так, что даже после обретения наивысшего духовного опыта душе придется пройти через много рождений, чтобы обрести устойчивость в Реализации?

Свамиджи: Да.

СПВ: Мы слышали, что у вас были некоторые взаимоотношения с Господом Иисусом.

Свамиджи: Я получил его даршану. Возможно, были и более давние взаимоотношения. Я не помню.

СПВ: В прежних жизнях были ли вы монахом только индуистских орденов или также и других религий?

Свамиджи: Индуистских орденов.

СПВ: Почему вы снова и снова выбираете именно эту религию и эту среду?

Свамиджи: Я не выбирал. Выбор делает Божественная Сила на основании карм и самскар человека. Именно Она направляет его в определенную среду, семью, религию и так далее.

СПВ: Простите, что задаю вам этот вопрос… Многие верят, что вы жили в теле во времена Бабы Бхуман Шаха. Какие отношения у вас были с ним?

Свамиджи: Взаимоотношения Учителя и ученика.

СПВ: С самого детства вы живете с необычайно глубокой верой в Бабаджи и любовью к нему… так что наверняка вы были одним из любимейших его учеников.

Свамиджи: У него были тысячи любимых учеников… Однако для меня он – дражайший из людей. Могу сказать, что люблю его больше всех на свете, но как могу я утверждать, что и он меня любит больше всех? Его любовь – огромная честь для меня. Но как я могу говорить, что я – наиболее возлюбленный? Любовь Бабаджи обращена ко всей Вселенной. Принимал ее и я. Мне повезло. Его любовь – результат безграничной милости. Каждый может приобщиться к божественной любви, но тем не менее она остается безграничной, неистощимой.

Священный тхамб сахиб, символ Бабаджи во внутреннем святилище его самадхи в деревне Бхуман-Шах (2010). До разделения страны почитатели имели обыкновение обходить этот священный символ по кругу и повязывать на нем разноцветные нити в знак своей преданности и веры

(Настойчивый ученик упорно пытается узнать побольше о взаимоотношениях между Свамиджи и Бабаджи. Он снова и снова молит Свамиджи написать что-то об этом.)

Свамиджи (несколько раздраженно, но все же с улыбкой): Ну что я могу написать? Разве любовь — это то, о чем пишут и что демонстрируют? Скорее ее прячут…

СПВ (робко): Вы слишком многое от нас прячете без причины.

Свамиджи (смеясь): Я стал ровно таким, каким сделал меня Бабаджи.

(Затем, продолжая смеяться, Свамиджи написал на урду стихотворные строки):

Истинно любящий жаловаться не станет.

Губы сомкнув, о Возлюбленном помнит лишь сердцем.

СПВ: Ну пожалуйста, расскажите нам что-нибудь.

Свамиджи: Я и хотел бы рассказать, но мне что-то не пишется.

(И снова, смеясь, Свамиджи набросал строфу на урду):

Однажды во Франции мне уже задавали подобный вопрос о моих взаимоотношениях с Бабаджи. Не помню, что я ответил тогда. Когда мы получим записи тех вопросов и ответов, станет известно, какой ответ тогда из меня вытянули. Сегодня вы задаете очень прямые и неделикатные вопросы, как юрист. Однако не все, что касается духовной жизни, можно раскрывать.

СПВ: Ну пожалуйста, расскажите что-то, хоть самую малость.

Свамиджи: Я расскажу, когда мне будет дозволено. Вам даже просить не придется.

СПВ: А когда это будет дозволено?

Свамиджи (смеясь): Это известно лишь тому, кто дает дозволение. Мне откуда знать?

Отведав сладкий нектар взаимоотношений нашего возлюбленного йогина с его Учителем, мы снова возвращаемся к той главе его жизни, где, получая очищение огнем санньясы, он готовился к тому, чтобы облачиться в охристое облачение монаха.