Глава 1. Дорога
«И упала с неба большая звезда, … и пала она на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „Полынь“; и третья часть вод сделалась полынью и растеклась кровью, и многие из людей умерли от вод тех, потому что стали они горьки. И вострубил ангел в трубу над пепелищами. И вышли из вод тех горьких и кровавых чудовища»…
«Не мир пришел я принести (на землю) но меч»
Новенький двигатель мурчал, словно сытый кот.
Давно замечено, что самые крепкие сны приходят к военным людям под спокойную песню мощного, хорошо отрегулированного движка. Есть в таких снах какая-то магия. Они, не смотря на свою скоротечность, на удивление хорошо восстанавливают силы.
Сидевший на месте старшего машины офицер не спал, рефлекторно удерживаясь на грани яви и сна. Вслушивался: нет ли в уже привычным звуке двигателя новых, тревожных ноток – всё-таки послеремонтная обкатка ещё не пройдена, а тут такое испытание… Внезапная командировка с весьма неблизким выездом, язви её!
Если бы не недавняя замена двигателя, Сан Саныч, так звали офицера, уснул бы безо всяких угрызений совести. Позади – два тяжелейших месяца беспрерывных дежурств и частых, выматывающих душу вводных. Накопившаяся усталость давила на плечи как песчаный бархан. Командировка была Сан Санычу совершенно не в жилу. Ему хотелось праздника, встряски, чего-нибудь, что внесло бы хоть какое-то разнообразие в монотонную служебную рутину. Но более всего хотелось в отпуск и выспаться.
Местность за окном была скорее холмистой, чем горной. Но за рулем – совсем молоденький солдат. Откуда-то из-под Краснодара... Земляк тех десантников и милиционеров, которых месяц назад перебросили в Южную Осетию для пресечения набиравших обороты боевых действий между осетинскими ополченцами и войсками Национальной Гвардии и МВД Грузии. Заметим, однако, что добрая треть участвовавших в конфликте подразделений грузинской стороны была укомплектована бывшими боевиками и амнистированными уголовниками.
"Хорошо хоть, что ни в какие богом забытые уголки в этот раз заезжать не надо…" – мысленно успокаивал себя Сан Саныч, – он знал, что Цхинвал, по любым меркам, вполне современный рабочий городок, в котором по-провинциальному обширные сектора частных застроек соседствуют с кварталами многоэтажек и территориями промышленных предприятий. Да и к русским военным осетины относятся не в пример лучше, чем совсем съехавшие с катушек на почве личной самостийности грузины... – "Ничего, приедем, разберёмся..."
К собственно осетино-грузинскому конфликту мысли Сан Саныча имели самое опосредованное отношение. Он был связистом и ехал в рутинную, по его понятиям, командировку. С недавних пор статус нештатного эксперта по целому ряду связных вопросов стал для него источником регулярных приключений. Приключения здорово разнообразили монотонно-бумажную службу на штабном узле связи, но с раздражающим постоянством подрывали и без того нестойкую веру в разумность человеческого рода.
Выехав из Гори, военный УАЗик свернул направо, оставив вполне приличное, по закавказским меркам, шоссе на Хашури, и съехал на куда менее ухоженную дорогу к столице Южной Осетии. Крупных дорожных развилок далее не предвиделось, и Сан Саныч позволил себе задремать, предварительно разложив на коленях карту – так, чтобы до самого Цхинвали без особых проблем следить за своим местоположением на маршруте. Этой дорогой он ещё не ездил, соответственно дорог Знаурского и Цхинвальского районов не знал, поэтому такая предосторожность была вовсе не лишней.
Задача перед Сан Санычем стояла простая до изумления: поехать, разобраться и привести все связные безобразия в должный порядок. Естественно, после этого следовало доложить начальству об устранении обнаруженных безобразий. На предмет последующего "разбора полётов". А как иначе? Впрочем, всякая более-менее поддающаяся осмыслению задача в любой армии сводится именно к этой незатейливой, как мычание, схеме.
Пару часов назад, проехав всегда пыльный Каспи, а затем родину Сталина – Гори, Сан Саныч успел разрешить проблемы с юстировкой и поляризацией антенн трёх, размещавшихся на окраинах этих городов, промежуточных релеек. Экипажи их были обучены из рук вон плохо, допускали нелепые, вызывавшие оторопь эксплуатационные ошибки. В итоге связь с находящимися в зоне конфликта войсками хоть и функционировала, но была крайне неустойчивой.
Офицер вспомнил начальников уже проверенных им станций и вполголоса выругался:
– Суки! – и мысленно продолжил свою тираду: "Люди в добром десятке горячих точек каждый день гибнут, а сидящим во власти идиотам лень мозгами и сросшимся с ними седалищем пошевелить. Воистину, дурак при высокой должности – опаснее диверсанта!"
Себя Сан Саныч дураком не считал и, как и многие его коллеги, прекрасно осознавал – к какому бесславному финалу ведёт свою страну её недавно обретённый президент. Инертность и непрофессионализм высокого начальства, и безынициативность рядовых исполнителей раздражали Сан Саныча всё больше и больше.
"Брошу всё к чертям и уеду в отпуск!" – решил он и, прикрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. Приближалось лето. Последний раз в летнем отпуске майор Шевчук был девять лет назад – молодым только что выпустившимся из училища лейтенантом.
– Да, товарищ майор! – не расслышал солдат.
– Не отвлекайся, Саша, – отозвался офицер, – это я не тебе!
– А-а-а… – так и не понял его уже начавший уставать от монотонности многочасового пути водитель. Водителю хотелось отвлечься. Пусть даже на пустой, ни к чему не обязывающий разговор. – Надо в радиатор воды долить, – заметил он.
– Останавливайся и доливай! – на секунду открыв глаза, разрешил майор. – Заодно выйдем, разомнёмся, – но тут же спохватился. – Хотя подожди! Не будем торопиться – через час будет Цхинвали, а минут через пять-десять – последняя релейка. Там и дольёшь. Только посматривай: как бы не прозевать – по карте она будет вправо от дороги!
– Не прозеваем! – заверил водитель, и тут же, коротко выругавшись, бросил УАЗик вправо.
Машину развернуло боком и снесло на обочину.
Выскочивший из-за поворота доверху нагруженный мебелью "Урал", чудом избежав столкновения, застыл в облаке поднятой им пыли.
– Уф! Достали е…ные беженцы! – с облегчением перевел дух офицер и отпустил рефлекторно сжатый поручень. – Гонят, как на пожар! Совсем ополоумели!
– Это не беженцы, товарищ майор – менты грузинские. Осетинское добро по домам прут, – отозвался разом вспотевший водитель. – Мне на последней точке ребята рассказывали… У "грызунов" ментяры меняются по вахтовому методу, а как срок вахты заканчивается, начинают по осетинским сёлам дома побогаче присматривать. Хозяев того – к ногтю, а весь их скарб – на машину, и вперёд! Говорят, военные трофеи… Вояки!
– В самом деле, местным беженцам в Грузии ловить нечего… – вздохнул офицер. – Ты ж гляди, как кузов набили! Мародёры, мать их… И ни хрена не поделаешь: приказ – в конфликты не вступать, на провокации не поддаваться...
Из кабины затормозившего "Урала" вылез молочно-бледный черноволосый старлей в милицейской форме. Он тяжело спрыгнул с подножки, многозначительно передвинул пистолетную кобуру на объёмистый живот и двинулся к УАЗику. Одутловатое лицо давно не брившегося милиционера горело предвкушением расправы. Рассмотрев через бликующее лобовое стекло майорские погоны Сан Саныча, он разочарованно махнул рукой, сплюнул и развернулся обратно.
– Ссат, паразиты! – заметил водитель. – Знают, что рыло в пуху. Похоже, правду говорят, что их из уголовников понабрали… На военные номера – ноль внимания! Настоящий грузинский мент к военной машине впустую ходить не станет – поленится.
– Может поленится, а может и нет. Местные менты все поголовно знают, что нас перед дальними выездами заставляют оружие сдавать, вот и наглеют… – не согласился майор, мысленно отметив, что "политкорректность по-русски" уже несколько веков другою не была. – Кстати, Саша, из той же оперы: слышал – с тбилисского телеграфа нам уже третий месяц по пять раз на дню шлют "грозные" требования передать им копии последних приказов и оперативных сводок? – Новоявленных гамсахурдиевских особистов работа… Борзость несусветная, но в первый раз они дежурную смену перепугали до полусмерти… Заявили, что имеют пофамильный список всех наших телеграфисток и знают их домашние адреса и назавтра, если те не выполнят их требования, вырежут целыми семьями.
– А Москва куда смотрит? – поинтересовался водитель.
Сан Саныч пожал плечами и сдвинул за спину пустую кобуру, мысленно отметив, что у грузинского старлея в его кобуре обретается отнюдь не носовой платок.
Судя по всему, водитель угадал ход его мыслей. Он сочувственно покосился на сидевшего рядом офицера, хмыкнул и завёл заглохший двигатель.
Тем временем тяжёлая машина с успевшими придти в себя в себя грузинами, набирая ход, прокатила мимо. Перед пассажирами УАЗика промелькнул тёмный запылённый борт с нанесёнными на нём тбилисскими номерами. Кузов "Урала" был буквально забит мебелью, какими-то тюками, коробками, свёрнутыми в рулоны коврами. Подпирали живописную кучу экспроприированного у осетин имущества дубовые остеклённые рамы. На рамах явственно различались следы их недавней установки – приставшие фрагменты штукатурки и оставшаяся от недавней побелки белоснежная кайма.
Майор и водитель, не сговариваясь, оглянулись, проводили взглядами задний борт "Урала". Борт украшало изображение знамени "свободной" Грузии – прямоугольное полотнище цвета кизиловых ягод с бело-черным квадратом в левом верхнем углу. Машину грузинских милиционеров несколько раз сильно тряхнуло на выбоинах, и, если бы не зацепленные за крючья грубые ворсистые верёвки, то укутанный в клетчатое одеяло телевизор и стоявшая рядом с ним компактная стиральная машинка вывалились бы на проезжую часть.
– "Эврика", товарищ майор... – проследив взгляд офицера, отметил водитель.
– Что, Саша?
– Машинка стиральная – "Эврика-3М". Полуавтомат… Родители такую перед самым моим призывом купили… Дорогая, но стирает хорошо. Дефицит. В Москву за ней ездили. Интересно, где осетины в блокированном Цхинвали такие машинки достают?
– Цхинвали, Саша, не всегда блокированным был. Думаю, они её в той же Москве добыли. Или во Владикавказе. Впрочем, где бы они её ни достали, – вздохнул офицер, – впрок оно не пошло… Который по счету большегруз с осетинским добром нам навстречу попался?
– Третий, товарищ майор!
– Третий… А я думал – беженцы…
Майор и солдат ещё раз взглянули вдогонку удалявшемуся "Уралу" и, не сговариваясь, сплюнули в медленно оседающую пыль.
– Поехали, Саша. От наших разговоров ничего не изменится, – вздохнул офицер и машинально хлопнул себя по шее. – Чёрт! Местные комары – натуральные звери!
Он осторожно развернул ладонь и недовольно скривился: раздавленный комар оставил на ней липкое пятно размером с трёхкопеечную монету. Майору очертания пятна напомнили неопрятную вишнёвую медузу – мерзость, она и должна выглядеть мерзко!
– Успел насосаться, – с досадой отметил майор и, украдкой сплюнув на руку, попытался оттереть с неё кровь. – Рубашку-то хоть не запачкал? – спросил он водителя и, оттянув ворот, развернулся к нему укушенным местом.
Солдат, на пару мгновений оторвавшись от дороги, бросил внимательный взгляд на шею офицера.
– Не беспокойтесь, Сан Саныч – всё в порядке! Только вот шею оттереть надо!
Майор хмыкнул, и запоздало вспомнил о новеньком носовом платке, уже около месяца невостребованно лежащем во внутреннем кармане кителя. Он достал его, расправил, поплевал на уголок и оттёр сначала шею, а затем и руки. Брезгливо встряхнув испачканную материю, свернул её образовавшимися пятнами вовнутрь и, покосившись на водителя, сунул в карман.
– Теперь как?
– Нормально, товарищ майор, порядок!
Заметив ироничный взгляд солдата, Сан Саныч, досадуя на самому себе непонятную неловкость, передёрнул плечами и отвернулся.
Попадавшиеся по дороге сёла майор и солдат проезжали молча. У закрытых дверей сельских магазинов, как правило, стояли немногочисленные молчаливые группы местных жителей. Их хмурые настороженные взгляды, доносившийся от закопчённых остовов недавно сожжённых осетинских домов запах гари – к особому оптимизму и разговорчивости не располагали.
Сожжённых домов было много...
Густо заросшие хвойными деревьями склоны сменились скалистым пролеском, но и он вскоре измельчал и сошёл на нет. На теснящих дорогу скальных выступах остались только отдельные одинокие деревья с обнаженными эрозией корнями. Освещённые солнцем, они стояли прямые и гордые, словно бессменные часовые не надеющейся на людское здравомыслие природы.
Четвертый ретранслятор, как и ожидалось, стоял на открывшемся за очередным серпантином пригорке. Начальник станции – молодой, аккуратный, чисто выбритый прапорщик – чётко доложил майору о состоянии дел. Майор поздоровался и выразил желание осмотреть объект.
К его удовлетворению, на этой точке всё было в порядке. Аппаратура – без малейших следов пыли, в КУНГе – идеальная чистота, последняя запись в аппаратном журнале сделана пятнадцать минут назад.
Возле релейки, в ссохшемся каменистом грунте был даже отрыт окопчик, в котором бдительно наблюдал за дорогой одетый в каску боец.
Ещё на предыдущей станции, общаясь по служебной связи с прапорщиком, подыгрывавшим ему при перенастройке радиотрактов и регулировке транзитных каналов, майор сделал вывод, что тот свою технику знает отменно. Получить зримые подтверждения этого вывода было отрадно.
"Судя по всему везде так, – подумалось Сан Санычу, – одни служат, а другие – видимость службы создают. Колёса автомобильные ваксой драят, да пожухлую траву зелёной гуашью раскрашивают… Зато связи от таких "служак" не дождёшься…"
– Как Вам здесь? – спросил он начальника станции.
– Нормально, товарищ майор. Почти как в Афгане. Днём туда-сюда мирно ездят, а по ночам, бывает, и постреливают…
Проводив майора к тыльной стороне станции, прапорщик показал выбитую сдвоенным картечным залпом вмятину в покрытом листовым алюминием борту:
– Ночью, в конце марта один местный чудик отметился. Из гладкоствольного стрелял… Было бы у него что нарезное – бед наделал бы. А так – вмятинами обошлось. Во-о-он в тех кустах сидел, "народный мститель".
– Что, патроны нашли? – поинтересовался майор.
– Зачем патроны? У меня в КУНГе, за релейкой, теперь его ружьё припрятано. Трофей. Он и по мне пару раз успел пальнуть, пока я его достал. Один был – на морду душман-душманом, а на поверку оказалось – грузин. Паспорт с отметкой о судимости. Особисты сказали, что за изнасилование и грабёж. Что интересно, имя у "мстителя" оказалось какое-то итальянское. Джано из Зугдиди. Удостоверение милицейское при нём нашли, с фотографией, печатями – всё как положено… Это местная фишка такая – из зеков в капитаны милиции.
– Лихо… Мстить не приходили?
– Отчего "не приходили"? Приходили. Спецназ на этот случай в тот же день снайперскую точку оборудовал. Профессионалы… Три дня спустя, трёх "мстителей" на выходе из этих же кустов за считанные секунды положили. Все с автоматами, с гранатами, но без документов… Десантура потом этих жмуриков ментам грузинским отдала. Сказали, что те напали на машину спецназа в двадцати километрах южнее.
– И поверили?
– Кто ж их знает? Забрали… Но здесь, с тех пор, уже вторую неделю тихо.
– Весело у вас… Вы тут прямо настоящие герои.
– Герои не мы, товарищ майор. Это, как ни крути, наша работа. А вот есть тут один еврей, сапожник местный. Так он, несмотря на всю эту обстановку, по два раза в неделю ходит из Цхинвала в Гори – сапожничать и, заодно, в местную синагогу – Тору читать. Очень верующий – вместо раввина он у них там. Говорит, что ни одна война веру в Бога не отменяет. У нас он обычно какую военную попутку ждёт, – так просто через грузинскую милицию простому человеку не проехать – оберут до нитки… Кстати, пока суд да дело, он нам всем сапоги бесплатно отремонтировал… – начальник станции поставил правую ногу на пятку и, любуясь собственным начищенным сапогом, невесело заметил, – Давно его не видно – как бы чего лихого не приключилось... Лапа его сапожная у меня в релейке уже вторую неделю хозяина ждёт…
Офицер и прапорщик, не сговариваясь, посмотрели в сторону аппаратной, затем на проезжавший по дороге бронетранспортёр с грузинским флагом на борту, и разом вздохнули.
Майору вдруг вспомнилось, что отчимом у "отца народов", Иосифа Сталина, был сапожник. Осетин из Гори. История имеет свойство повторяться, но у неё довольно своеобразное чувство юмора. Теперь в Гори сапожников не хватает, а у осетин, по иронии судьбы, именно в пользу Горийского района Грузии отобрано два района – Знаурский и Цхинвальский. Пасынок же горийского сапожника после своей смерти стал для многих Богом – как ему, наверное, и мечталось. Сан Саныч иронично хмыкнул и, пожав плечами, кивнул своим мыслям. Прапорщик, уловив движение офицера, истолковал его по-своему:
– Жалко их, меньшинства здешние: евреев, армян… Уж какой беспредел против осетин творится, а эти всё равно – самые незащищённые. У подонков известная манера – выбирают сначала тех, за кого отомстить некому. Кавказ… – собеседник Сан Саныча помолчал, и, вдруг спохватившись, сменил тему. – Вы, товарищ майор, водителя предупредите, чтобы перед Цхинвалом, когда пост грузинского ГАИ будете проезжать, ни в коем случае не останавливался. Очень они наши военные УАЗики любят... Если нашей десантуры поблизости не окажется, то машину реквизируют, да и самих пришибить могут. В лучшем случае пешком и с вывернутыми карманами уйдёте. Вон, обратите внимание – встал, высматривает… – кивнул он в сторону остановившегося у обочины грузинского БТРа.
– Спасибо, в курсе. В Тбилиси уже второй год – то же самое…
Дождавшись, когда уставшие ждать грузины завели двигатель и скрылись за поворотом, майор тепло попрощался с начальником станции и его экипажем. Проверив, что проблемы с водой для радиатора решены, он занял своё место в машине и дал команду водителю двигаться дальше.
До города было уже рукой подать…