III. Распространенность искаженных представлений о русской философии
(один из примеров)
Просторы Интернета и случай вывели меня на замечательное «произведение»: Ольга Серебряная, Петр Серебряный. «Россия – Европа»… и, или, не, если то… ни то… ни сё». Это «произведение» уникально тем, что авторы, словно специально собрали подборку всех мыслимых и немыслимых искажений русской религиозно-философской мысли, которые гуляют по страницам нашей прессы и достаточно широко распространены.
В статье так или иначе помянуты «добрым, тихим словом» многие русские философы. Поэтому для тщательного разбора фантазий авторов потребуется немалое время. Пока ограничимся только историософией А. С. Хомякова. Авторы «замечательного» произведения и, соответственно, с «замечательным» («креативным») названием пишут. «Впрочем, Хомякову было виднее. «Я признаю церковь более свободную, чем протестанты», – говаривал он, тщательно отделяя в своей историософии иранство от кушитства – для того лишь, чтобы прочертить между ними тонкую линию третьего пути, по которому и предстояло двинуться историческому мессии, державе Российской. Прочертил, наметил. Недостаточно, однако, подробно описал Алексей Степанович промежуточные станции и полустанки этого великого пути. Ясно было, что цель – спасение и что идти к ней надо ровно между иранством и кушитством, ни в то, ни в другое при этом не впадая». Чтобы уяснить, насколько вообще приведенное изречение отражает что-либо из того, что написал Хомяков в «Записках о всемирной истории», которое иногда называют «Семирамидой»[3] помещено, надо всего лишь по возможности внимательно прочесть его и постараться понять его идеи. Задача не сказать, чтобы легкая – произведение большое (430 с.), осталось незаконченным и др., – но вполне выполнимая. В этом произведении и изложена «историософия», т. е. (несколько упрощая) философская концепция всемирной истории А. С. Хомякова. В «Записках о Всемирной истории» А. С. Хомяков предпринял грандиозную попытку охватить мысленным взором всю историю человечества с самых древних времен и на огромном географическом пространстве.
По грандиозности поставленной задачи хомяковский труд находится в одном ряду с «Постижением истории» А. Тойнби или с трудами Л. Гумилева по истории Евразии. С автором теории пассионарности А. С. Хомякова роднит также пристальный интерес к народам и племенам, т. е. к этнографической стороне истории. Однако разрабатывая концептуальную основу познания истории, А. С. Хомяков принимает за отправной пункт то, что представляется ему наиболее фундаментальным в духовной жизни человека и человечества – особенности религиозности. Религиозность, или совокупность верований, понимается мыслителем предельно широко.
Вера в широком смысле есть неотъемлемый компонент духовной жизни человека. Она лежит глубже того, что на современном языке называется идеологией или мировоззрением. Особенности веры, по А. С. Хомякову, заключают в себе тайну бытия личности или народа, определяют глубинное содержание жизни, мотивы и характер деятельности. Вера является концентрированным выражением духа жизни народа. Неверующих народов нет, как нет неверующих людей. Атеизм рассматривается А. С. Хомяковым как один из видов вероисповедания – «нигилизм, в котором не видим ничего, кроме измененного пантеизма»[4].
Именно поэтому из трех возможных делений человечества – по племенам, по государствам и по верованиям – наибольшее значение мыслитель придает последнему. «Первый и главный предмет, – пишет А. С. Хомяков, – на который должно обратиться внимание исторического критика, есть народная вера. Выньте христианство из истории Европы и буддизм из Азии, и вы уже не поймете ничего ни в Европе, ни в Азии…
Мера просвещения, характер просвещения и источники его определяются мерою, характером и источником веры. В мифах ее живет предание о стародавних движениях племен, в легендах – самая картина их нравственного и общественного быта, в таинствах – полный мир их умственного развития»[5].
Нетрудно видеть, что значение веры как фактора, определяющего духовный облик народов, подчеркнутое А. С. Хомяковым, перекликается с мыслью современного исследователя: «Народ, который трижды в день слышит голос муэдзина, провозглашающего единственность Бога, не может смотреть на мир теми же глазами, что и индуист, который обожествляет жизнь природы в ее бесчисленных формах и смотрит на Вселенную как на проявление игры космических сексуальных сил»[6].
Однако предмет исторического исследования отнюдь не состоит в изучении истории отдельных народов изолированно от всеобщей истории. «Не дела лиц, не судьбы народов, но общее дело, судьба и жизнь всего человечества составляют истинный предмет истории»[7].
Особенностью хомяковской философско-исторической концепции является отсутствие в ней выделения какого-либо особого мирового культурно-исторического или цивилизационного центра; тем более ей чужд европоцентризм. Вся писаная, т. е. зафиксированная в письменных источниках, история характеризуется им через понятие синкретизма. Синкретизм – это смешение различных по своему происхождению традиций, религий, народов. Ни один из народов начиная от эпохи письменности, тем более современных, не является «одностихийным».
Иначе говоря, ни один из народов, доступных историческому изучению, не является чистым ни по крови, ни по традициям и верованиям. В писаной истории мы имеем дело с многосоставными, или синкретическими, верованиями. Синкретическими были уже верования античной Греции и Рима, поскольку строились на более древних элементах, заимствованных от многих народов древнейших цивилизаций Востока.
Происхождение первоначальных верований А. С. Хомяков отнюдь не связывает с отсталостью, невежеством или поклонением природе. «Предположение о первоначальном служении стихиям совершенно ни на чем не основано и менее всех вероятно». Страх перед явлениями природы не мог быть источником веры, поскольку никак не мог породить возвышенного состояния души, что характерно даже для исторически самых первых вероучений. С самого начала в религиозных[8] верованиях содержится нравственный элемент, который ни при каких условиях не выводим из страха или из чисто природных сил.
Конец ознакомительного фрагмента.