12
Марьям тем временем привела в чувство лейтенанта, подсунув ему под нос нашатырь из аварийной аптечки, не забывая поглядывать на пилота со странным позывным-кличкой Мочила. На убийцу он походил мало, но кто его знает? Может просто кого-то когда-то обоссал, отсюда и кличка.
– Уберите… – стал отмахиваться от нашатыря лейтенант.
– Выйди на связь и скажи, что все в порядке. Все строго по уставу, ни одного лишнего слова, паузы или вариации интонации.
– Понял, – кивнул Лайн и застонал.
Голова пошла кругом, заболело в глазах, к горлу подкатила тошнота.
– Вы сделали мне сотрясение мозга… – пожаловался он, осторожно потерев затылок.
– Скажи спасибо, что не убила. Ибо сотрясение еще можно вылечить, в отличие от смерти.
– Спасибо…
– Не за что. А теперь за работу…
Все также под прицелом уже пистолета, с автоматом в кабине шаттла особо не развернешься, лейтенант Лайн сделал сообщение, что они возвращаются, закончив проверку судна. Ему лаконично ответили:
– Принял.
– Вы что же, собираетесь штурмовать наш корабль? – спросил Фридрих.
– Ну да. Что в этом такого?
– Вы не пройдете и трех метров, как вас подстрелят в вашу симпатичную попку.
– Не подстрелят.
– Это, наверное, будет забавно, – хмыкнул Мочила, продолжая рулить шаттлом, чтобы приноровиться к «Сторожу».
– Что именно? – не поняла агентесса.
– Баба в одиночку будет брать на абордаж корабль полный мужиков, треть из которых сами раньше брали торговые корабли на абордаж.
– Вся эта треть заперта в грузовом отсеке на «Фаерболе», частью убитая, остальные раненые, – хмуро напомнил лейтенант.
На этом пустые разговоры прекратились, и шаттл, сблизившись со «Сторожем», начал процедуру швартовки.
– Извините, ребята, – сказала агентесса, когда швартовка завершилась.
– За что? – недоуменно спросил Мочила.
– За это…
С этими словами Марьям снова повергла лейтенанта и пилота в нокаут точными ударами приклада автомата.
– Отдохните пока, а у меня еще много важных и трудных дел.
На шаттле в специальном шкафу имелся дополнительный арсенал, начиная от мелкокалиберного вооружения с боеприпасами и заканчивая гранатами. Марьям с большой охотой дооснастила свой скудный комплект несколькими гранатами, взяв три обычных осколочных, две дымовые слезоточивого действия и, немного подумав, одну зажигательную – напалм.
А чтобы самой не испытать все прелести слезоточки и не задохнутся от недостатка кислорода во время горения напалма и работы пожарной системы прихватила противогазную маску. Теперь можно смело идти на абордаж.
Открыв люк переходного отсека, Марьям сразу же бросила внутрь корабля на палубу две штуки светошумовых, также нашедшихся в арсенале, и шагнула следом.
Встречающие, слепо щурясь, зажимая по очереди то уши, то глаза, со стонами валялись на палубе, ничего не понимая. Агентесса, не задерживаясь на швартовой палубе, метнулась по проходу в сторону ходовой рубки.
– Прочь! А то всех перестреляю! – кричала она, когда видела кого-то из членов экипажа впереди.
Впрочем, помешать ей кто-то в принципе не мог, ни по желанию, ни по возможности. В конце концов, никто не носил оружия просто так. Служили опять же люди сугубо мирные, пороха не нюхавшие, и потому все спешили куда-нибудь убраться. Геройская смерть никого не прельщала.
Марьям же сбросила дымовые слезоточивые гранаты одна за другой, если кто-то все же бросится за ней в погоню, не все же здесь такие слюнтяи, если уже не идут по пятам. Густой едкий серый дым их задержит, даже если им удастся задержать дыхание и пару минут не дышать. В конце концов, даже чтобы на ощупь пробраться просто по прямой, нужно некоторое время, и этого ей будет вполне достаточно.
А напоследок, на пятачке в самом носу корабля, где сходились все коридоры, которые, точно все дороги, ведущие в Рим, шли к ходовой рубке, Марьям поставила зажигательную гранату. Жидкий огонь, спустя полминуты после срабатывания замедлителя, закрыл все ходы, и теперь уже никто не мог подобраться к ней с тыла. Напалм горел даже несмотря на старания противопожарной системы, замещающей кислород негорючим газом.
В рубку удалось попасть до смешного легко. Кто-то выскочил, и прямо под дуло ее автомата.
– Куда это ты спешишь, прыткий?
– А-а… э-э…
– Давай назад.
– Да, мэм…
– Всем оставаться на своих местах… – сняв маску, заявила Марьям, закрыв за собой дверь.
– Что происходит? – спросил, по всей видимости, командир корабля.
– Я взяла вас на абордаж!
– Ясно… – кивнул Генрих Хайт после короткой паузы, во время которой до него дошел весь смысл сказанных слов. – Вы, простите, кто будете?
– Не ваше дело…
– Хорошо, – не стал спорить капитан «Сторожа». – Чего же вы хотите? Я так понимаю, вас раскрыла досмотровая команда, вы разоблачены и теперь вам надо убраться отсюда куда подальше?
– В целом ты мыслишь в правильном направлении, парень.
– Хорошо, мы не имеем ничего против. На нашем корабле есть действующий гиперпривод, и мы можем доставить вас в любую систему в пределах одного гиперперехода, где вы… сойдете.
– А вот сейчас ты меня разочаровал. Я уже на месте и никуда более прыгать мне не надо. Идем к планете.
– Но вы же разоблачены! – искренне изумился капитан Хайт. – За вами будут охотиться все агенты КФБ, не считая полиции!
– Не имеет значения… – упрямо ответила Марьям. – Давай к планете, на полном ходу.
– Как скажете.
То, что с ней произошло, действительно полный провал, и она с чистой совестью могла отказаться от дальнейшего задания. Более того, она должна отказаться от задания. Но сделать этого агентесса не могла по многим причинам.
Во-первых. Она после последнего своего задания и без того слишком долго оставалась без оперативной работы, под которую была заточена. Отказаться сейчас, это значит на несколько лет обречь себя на бумажную работу, а это просто невыносимо. Это как гончей собаке остаться без своего любимого занятия – бега, тут же загнется.
Во-вторых, отказаться сейчас – это значит заполучить клеймо «провальной» после провала предыдущего задания. А ей после такого пришлось потратить столько сил, чтобы попасть в новую программу. И все это слить в унитаз из-за чистой случайности, произошедшей не по ее вине?! Нет, кровь из носу и прочих мест, но она должна довести хотя бы эту операцию до победного конца.
Сделает все как надо – победителей не судят, и все забудут об этом самоуправстве.
Провалится… Ну что ж, значит судьба ее такая и ей просто не место в органах. Остается только уволиться, если ее не уволят с позором, родить детишек от какого-нибудь менеджера среднего звена и выращивать цветочки в горшочках.
«Бр-р… Ничего, – успокаивала она себя, – уже на месте сделаем новое лицо и документы, это не проблема. И продолжим работу».