Центральная Азия
Центральная Азия: итоги 2006 года. Перспективы
Виктория Панфилова
Центральная Азия – интересный, сложный и многообразный регион. Сегодня Центральная Азия является одним из самых неоднозначных и привлекательных, с точки зрения политологического анализа и политической прогностики, районов мира.
Все страны региона в настоящее время переживают период усиления автократических тенденций во внутриполитической жизни. Вследствие этого в большинстве из них, за исключением Киргизии, будет наблюдаться усиление вертикали власти и переход политического противостояния власти и оппозиции в латентную, скрытую форму. Особенно это будет характерно для Таджикистана и Узбекистана, в которых оппозиционные силы лишились даже своего формального статуса – фактически объявлены вне закона и загнаны в подполье. Киргизия, напротив, станет площадкой столкновения интересов власти и оппозиции, что явится основным дестабилизирующим фактором 2007 г.
Киргизия
В последнее время мы часто употребляем термин «акаевская Киргизия» и «постакаевская». Курманбеку Бакиеву, хоть он и президент республики, легитимности явно не хватает. Вероятно, еще и потому, что после госпере-ворота (март 2005 г.) республику продолжает лихорадить. Перманентные митинги и акции протеста уже стали привычны. Не успели «переварить» последствия ноябрьского митинга, как заговорили о начале следующего, который запланирован на конец февраля 2007 г. (отставка правительства – 20 декабря, которая, скорее всего, повлечет за собой отставку парламента и приведет к дестабилизации ситуации. Тем более что в «джентльменском соглашении» президента и премьер-министра сказано, что в случае ухода одного из участников тандема должен сложить полномочия и другой. Так что если это соглашение будет соблюдено, то Киргизию ожидают парламентские и президентские выборы).
За минувшие полтора года «семейно-клановая» конструкция власти не только не была разрушена, но и еще более усилилась. Это вызвало разочарование не только обывателя, ожидавшего быстрого улучшения своего положения, но и многих «отцов» революции, не сумевших материализовать свои честолюбивые мечтания. Посему в Киргизии продолжается перераспределение постов и зон влияния между наиболее отличившимися инициаторами и непосредственными участниками мартовских событий. Как показало время, в этом преуспели наиболее ловкие и беспринципные из них.
Разрастание конфронтационного потенциала из-за противоборства «политических кланов» за власть в Киргизии способно в скором будущем привести к масштабным хаотическим конфликтам – «все против всех». Главная причина этого, в первую очередь, слабая организованность оппозиции, пришедшей к власти, и изначальное отсутствие у нее конкретных программ реформирования. Одним из частных проявлений этого становятся приобретающие перманентный характер трения как между различными ветвями власти, так и власти с гражданским обществом. Яркое подтверждение этого – дискуссии, разворачивающиеся вокруг проводимой в настоящее время конституционной реформы и той формы правления, которую она должна узаконить. Борьба сторонников президентско-парламентской или парламентской формы правления означает по существу лишь попытку сохранить или переформатировать действующую политико-управленческую структуру в интересах конкретных политических сил.
Сразу после 24 марта 2005 г. ряд общественных и политических деятелей республики выступил с предложением конституционной реформы для приведения Основного закона в соответствие с демократическими нормами. Данная инициатива нашла поддержку основных политических сил, и 29 апреля того же года к работе приступил первый состав Конституционного совещания, состоявший из 105 человек. В него вошли представители исполнительной и законодательной власти, а также гражданского сектора. Предполагалось, что работа по выработке нового варианта Конституции будет завершена к середине июня 2005 г., после чего он может быть вынесен на всенародное обсуждение. Однако процесс затянулся почти на год, и для получения проекта Конституции понадобилась серия митингов в начале ноября. На всенародное обсуждение проект Конституции до сих пор не вынесен.
По новому проекту предполагается создание президентско-парламентской республики, в которой полномочия президента будут максимально урезаны – ведь после прихода к власти Бакиеву удалось взять под контроль все стратегические министерства и ведомства.
Сейчас в Киргизии идет реформирование кабинета министров, согласно достигнутым договоренностям между оппозицией и президентом в ходе последнего ноябрьского митинга. Существенных изменений в исполнительной власти ожидать не стоит, и дело, вероятнее всего, закончится потерей кресел несколькими министрами.
Другая обсуждаемая сегодня в республике тема – это возможность присоединения Киргизии к HIPC (Heavily Indebted Poor Countries Initiative) – международной программе по сокращению внешнего долга бедных стран с высоким уровнем задолженности. Двухмиллиардный внешний долг подталкивает Киргизию к вступлению в эту программу. Интрига заключается в том, что в случае вступления в HIPC очень велика вероятность того, что страна, давно подсевшая на иглу международных вливаний, полностью перейдет под внешнее управление.
Категорически против присоединения к HIPC выступают депутаты-бизнесмены Темир Сариев, Болот Марипов, Ахматбек Келдибеков и др. Свою позицию они аргументируют неопределенностью, в которой окажется Киргизия в случае вступления в HIPC: чем придется пожертвовать в случае списания внешнего долга кредиторами, станет известно только в конце декабря.
Вице-премьер правительства Данияр Усенов заявил, что Киргизия вступит в HIPC только на выгодных условиях. Однако что именно подразумевается под этим, он не пояснил. Похоже, на данный момент страх возможной потери самостоятельного управления государством довлеет над иными настроениями. Ряд депутатов говорит об ухудшении имиджа государства. Но о каком дальнейшем ухудшении может идти речь, если в Киргизии акции протеста с требованием отставки президента и правительства приобрели перманентный характер, политическая элита никак не завершит передел частной собственности, а бюджет при этом зависит от западных финансовых вливаний?
Особо следует отметить негативную оценку происходящего зарубежными инвесторами и представителями иностранных миссий, крайне обеспокоенных усилением криминального произвола.
Оценивая современную политическую ситуацию в Киргизии, необходимо указать на сохраняющуюся и даже усиливающуюся тенденцию к нестабильности. Она во многом вызвана желанием отдельных политиков изменить сложившуюся конфигурацию политических сил. Гражданский конфликт, начавшийся в конце 2004 г., в результате подобных действий неизбежно перейдет из скрытого в активное состояние, что чревато потрясениями и, возможно, значительными жертвами.
Нелегитимная смена власти, значительная доля вины за которую лежит на бывшем президенте и его окружении, разом вскрыла накапливавшиеся годами проблемы и противоречия внутриполитического развития Киргизии. Сейчас на общественной атмосфере больнее всего сказывается неумение власти выстраивать цивилизованные отношения с «новой оппозицией» и стремление взять под тотальный контроль все сферы общественного развития. В частности, близкие к новой власти группы захватили ведущие СМИ республики, включая основные республиканские телеканалы. В ряде случаев это достигалось насильственным путем.
Что Киргизию ожидает в будущем? Нескончаемая череда «революций», которые приведут к распаду республики, или процветание? На этот вопрос вряд ли кто из аналитиков в состоянии дать сегодня вразумительный ответ. Скорее всего, если не удастся остановить процесс политической и экономической стагнации или даже регресса, то через несколько лет начнется процесс десуверенизации республики.
Таджикистан
2006 г. для Таджикистана, безусловно, запомнится президентскими выборами. Вовсе не потому, что победил действующий президент Эмомали Рахмонов. В этом никто не сомневался. Просто в истории Таджикистана еще не было таких спокойных выборов, при том что на кресло президента претендовали сразу шесть кандидатов. Наверное, нет нужды называть их имена – рядовому читателю они ни о чем не говорят. Как отметил таджикский эксперт по политическим партиям Центра стратегических исследований Афзали Саидджафаров, на самом деле данными кандидатами от других политических партий двигало не желание победить на выборах, а стремление громко заявить о себе. «Ни одного из кандидатов электорат толком и не знает, а яркой харизмы, способной привлечь народ, у этих людей нет», – отметил он.
Примечательно другое: пять из шести кандидатов во время предвыборной кампании агитировали голосовать за действующего президента – Эмомали Рахмонова. Правда, результат получился довольно скромный – за Рахмонова всего 76,4 процента голосовавших.
В выборах отказались принять участие четыре политические партии. Партия исламского возрождения Таджикистана, созданная в 1991 г., – единственная исламская партия, которая официально действует на территории Центральной Азии, – отказалась от участия в этих выборах, сославшись на международный фактор: на данном историческом отрезке исламские силы воспринимаются неадекватно, в глазах мирового сообщества отождествляясь с религиозным радикализмом, экстремизмом и терроризмом.
Накануне президентских выборов не без помощи властей произошел раскол в рядах двух других политических партий – Социалистической партии Таджикистана (СПТ) и Демократической партии Таджикистана (ДПТ). Лидер ДПТ Махмадрузи Искандаров по решению суда отбывает 23-летнее наказание, поэтому партия приняла решение бойкотировать президентские выборы.
Социал-демократическая партия Таджикистана (СДПТ) изначально заняла оппозиционную позицию. Председатель партии Рахматилло Зойиров считает, что «выдвижение кандидатуры действующего президента Эмомали Рахмонова на пост президента Таджикистана противоречит Конституции». Проведение выборов социал-демократы признали незаконным.
Собственно, в исходе выборов ни у кого сомнений и не было. Дело в другом: некоторые аналитики полагают, что в течение очередного срока правления Рахмонова внешняя, прежде всего экономическая, политика Таджикистана может подвергнуться основательной ревизии.
А для начала Рахмонов произвел кадровые перестановки в правительстве. Напомним, что после подписания мирного соглашения в 1997 г. представителям оппозиции полагалась 30 %-ная квота в структурах власти на всех уровнях. В первые годы после подписания так и было. Но постепенно глава государства под различными предлогами начал избавляться от представителей оппозиции. Последний из оппозиции министр по чрезвычайным ситуациям Мирзо Зиеев покинул правительство в середине ноября 2006 г. Отныне правительство формируется не по принципу профессионализма, а по критериям преданности.
Президент Эмомали Рахмонов большое внимание уделяет развитию энергетики страны, понимая, что если энергетический сектор заработает на полную мощность, то страна получит энергетическую независимость, что может привести к большей политической независимости и гибкости. В обозримой перспективе ориентация Таджикистана на Россию может быть заменена политикой «многовекторности». Аналитики Eurasian Transition Group (ETG) в докладе «Состояние делового сотрудничества иностранных инвесторов с Республикой Таджикистан» отметили, что параллельно со стабилизацией экономической и политической ситуации правительство РТ больше сосредоточится на многовекторной внешней политике. Душанбе не удовлетворен исключительной зависимостью от Москвы, которая особенно проявилась, когда Таджикистан настоял на выводе российских пограничников с таджикско-афганской границы – словесная перепалка между МИДами едва не привела к серьезному охлаждению отношений. Душанбе пытается сбалансировать влияние России развитием отношений с США, Китаем и Ираном. Правда, военно-политическое сближение Таджикистана с США (если такое случится) может вызвать крайне негативную реакцию у близкого по культуре дружественного Ирана, осложнит отношения с Россией и соседним Узбекистаном.
Есть некоторые изменения и у России в направлении Таджикистана – она стала примерять одежду экономического партнера. Таджикистан и РАО «ЕЭС России» совместно строят Сангтудинскую ГЭС. Компания «Русал» намерена достроить Рогунскую ГЭС и планирует построить в республике еще один алюминиевый завод. Однако стороны не смогли согласовать с «Русалом» стоимость уже построенных в советское время сооружений на Рогуне и окончательные параметры ГЭС. Таджикистан настаивал на строительстве 324-метровой плотины, «Русал» же утверждал, что плотина никак не может быть выше 284 метров (что снижало мощность станции), ссылаясь, в частности, на соображения сейсмоопасности.
Газпром намерен создать с правительством Таджикистана нефтегазовое СП. «Мегафон» владеет контрольным пакетом оператора ТТ Mobile, а «Вымпелком» – таджикской компании ТАКОМ. В 2007 г. в Таджикистан приходит «Норильский никель». Компания намерена заняться разработкой серебра на крупнейшем месторождении Большой Конимансур. В докладе International Crisis Group также отмечается, что экономика Таджикистана «в сильной степени зависит от денежных переводов сотен тысяч таджиков, работающих за границей». Как известно, большая часть трудовых мигрантов из РТ (по разным оценкам, от 600 тыс. до 1,5 млн.) работает в России. При этом на протяжении последних полутора лет на межправительственном уровне был заключен ряд соглашений, оптимизирующих режим пребывания и деятельности таджикских работников на российской территории. Об укреплении экономического партнерства между РТ и РФ свидетельствует, наконец, и тенденция последних лет: с 2004 по 2005 г. объем внешней торговли между двумя государствами вырос на 60 %, а с 2005 по 2006 г. – на 39,6 %.
Узбекистан
2007 г. для Узбекистана – год завершения эры Ислама Каримова и новых президентских выборов. Новому президенту достанется нелегкое наследство. Узбекистан после андижанских событий (май 2005 г.) оказался в международной изоляции. В стране закрыты практически все международные организации: Internews Network, фонд «Евразия» и «Фридом Хаус» и другие. Местные средства массовой информации жестко контролируются узбекскими властями, официально зарегистрированные шесть политических партий стараются не привлекать к себе дополнительного внимания. Установлен жесткий контроль в религиозном секторе.
Вместе с этим, по мнению аналитиков, Ислам Каримов изыскивает возможность баллотироваться на очередной президентский срок. Но если раньше он мог рассчитывать на поддержку США под лозунгом особого «узбекского пути» к демократии, то после того, как американская база была выдворена с территории Узбекистана, отношения разладились. Поддержки можно ожидать от Москвы и Пекина. Однако они требуют от Каримова серьезных уступок по широкому спектру вопросов, имеющих стратегическое значение. Пойдет ли на это узбекский лидер, пока неизвестно.
Впрочем, никто не сомневается в том, что Ислам Каримов останется у власти. И тогда уже не будет ставиться вопрос – легитимно или нелигитимно. Важно будет другое – изменится или не изменится Узбекистан в начале 2008 г. Произойдут ли перемены в сфере экономики? Сейчас многие аналитики сходятся во мнении, что дальнейшая стагнация узбекской модели построения рыночной экономики может иметь печальные последствия, которые отразятся на общей политической стабильности в Центральной Азии.
Казахстан
2006 г. для Казахстана стал годом сложных испытаний и годом начинающихся перемен одновременно. Страна успешно движется по пути экономических реформ и последовательно реализует многочисленные интеграционные проекты на постсоветском пространстве. Многовекторная дипломатия позволяет успешно балансировать между основными мировыми игроками – Россией, США, Китаем.
Экономические успехи Казахстана аналитики связывают с развитием нефтегазового сектора. По их мнению, именно успешное развитие нефтяной отрасли обеспечило экономический рост всей страны. Сегодня Казахстан вышел на передовые позиции по показателю внутреннего валового продукта на душу населения, который по итогам прошлого года составил 3620 долларов. Теперь у страны есть возможность развивать и другие отрасли экономики. Сейчас создаются кластеры, технологические парки и институты развития, совместно с Россией реализуются космические и ядерные проекты. Среди существующих проблем эксперты отмечают достаточно высокий уровень коррупции, которая не дает развиваться малому и среднему бизнесу; низкую доступность банковских кредитов, недоосвоение бюджетных средств, особенно в социальной сфере.
Одно из значимых событий Казахстана – визит Нурсултана Назарбаева в США. Правда, значение этого события можно оценить только приблизительно, поскольку никто не обладает точными сведениями о результатах встречи. Известно, что Вашингтону удалось добиться согласия руководства Казахстана на участие в американских стратегических программах по Ираку и Афганистану. С учетом возможного ослабления или полного ухода американского контингента из этих стран проект может стать крайне затратным для Астаны как с политических, так и с финансовых позиций.
Между тем американское правительство продолжает политику кнута и пряника в отношении президента Назарбаева. С одной стороны, в качестве своеобразного кнута – «Казахгейт» и многочисленные публикации о коррупции в высших эшелонах казахстанской власти.
Минувший год войдет в историю Казахстана также как год объединения пропрезидентских политических партий. Слиянию партий «Отан» и «Асар» способствовал кризис, вызванный убийством оппозиционного политика Алтынбека Сарсенбаева. Эта трагедия, случившаяся под Алма-Атой, показала, что внутренняя стабильность и прочность режима Нурсултана Назарбаева не столь безоблачна. Смерть Сарсенбаева выявила глубокие внутриэлитные противоречия, прежде всего в отношении фигуры потенциального наследника нынешнего президента Казахстана. Попытки руководства страны представить политическое убийство как следствие личной мести со стороны чиновника среднего звена выглядят не слишком убедительными.
В 2009 г. состоятся парламентские выборы, которые уже вызвали перегруппировки политических сил. В стране появилась новая суперпартия – Гражданская партия Казахстана. Заметную оппозиционную Социал-демократическую партию возглавил бывший генеральный прокурор республики Жармахан Туякбай, входивший ранее в оппозиционное движение «За справедливый Казахстан».
Значительным событием 2006 г. стал запуск первого казахстанского космического спутника «KazSat», а также имиджевый проект о вхождении Казахстана в число 50 наиболее конкурентоспособных стран мира. Не получилось, пожалуй, только с председательством в ОБСЕ – США и Великобритания считают, что для этой роли страна может созреть в лучшем случае к 2011 г.
Туркмения
Для Туркмении газовая тематика приобрела особую актуальность. Самые масштабные газовые контракты у Туркмении заключены с Россией и Украиной. И столь же значительны противоречия между ними. Речь идет о ценах на газ, о долгах, о задержке поставок. Жестокие бои за стратегически важное «голубое топливо» идут исходя из предположения, что сам предмет торговли существует в достатке. А что, если газа, условия поставок которого определены долгосрочными соглашениями между сторонами, на самом деле не хватит?
В январе 2006 г. президент Туркмении Сапармурат Ниязов побывал в Москве, встречался с российским президентом. Пресса широко оповестила общественность, что в Кремле обсуждались вопросы поставок газа. А после возвращения Ниязова из России в Туркмении начались перебои с подачей газа для отопления. 29 января радиостанция «Немецкая волна» сообщила, что, несмотря на необычайно холодную зиму, в крупных городах Туркмении газ подается в дома порционно, а газоснабжение сельских районов попросту прекращено. Европейская организация Eurasian transitions group, ссылаясь на источники в окружении Ниязова, сообщила, что Туркменбаши дал указание разработать план экономии газа за счет населения. Может, газа на самом деле не хватает?
Экспорт газа из Туркмении осуществляется по двум линиям. Трубопровод небольшой мощности связывает Туркмению с Ираном, но основной путь – это линия «Средняя Азия-Центр» (САЦ), по которой газ через территорию Узбекистана доставляется в Россию, а оттуда – другим потребителям во главе с Украиной. Основные экспортные поставки газа из Туркмении регулируются 25-летним контрактом, подписанным с Россией в апреле 2003 г. Этот договор предусматривает экспорт до 80 миллиардов кубометров газа в год начиная с 2009 г., а за все 25 лет экспорт составит 2 триллиона кубометров. Правда, в нынешнем году Ашхабад повысил цену на газ для России с 65 долл. за тысячу кубометров до 100 долл.
Ирану Ашхабад обязался до 2018 г. поставлять 7 миллиардов кубометров ежегодно.
Нынешний уровень добычи газа оценивается в 60 миллиардов кубометров в год, при этом более 10 миллиардов из них потребляется внутри страны. Вернее, потреблялись. Чтобы выполнить скрепленные договором обещания, Ашхабаду необходимо производить ежегодно 135 миллиардов кубометров в год, т. е. почти вдвое больше, чем сейчас. При этом Туркмен-баши пообещал газ еще и Евросоюзу.
В середине декабря 2006 г. в Туркмении побывал спецпредставитель ЕС по странам Центральной Азии Пьер Морель, который на встрече с Ниязовым заявил, что Евросоюз проявляет «огромный интерес» к региону и Туркмении в частности. При этом представитель Евросоюза не обратил внимания на очередное нарушение прав человека в этой стране. Именно в дни визита Мореля в Туркмении в аэропорту города Ташауз был задержан и увезен в неизвестном направлении эколог, член Совета международного Социально-экологического союза Андрей Затока. Следует также вспомнить, что в августе в ашхабадской тюрьме погибла туркменская журналистка, корреспондент «Радио „Свобода"» Огульсапар Мурадова – 58-летняя мать троих детей была арестована в июне по обвинению в незаконном хранении боеприпасов.
Перспективы Центрально-Азиатского региона
Оценивая ближнесрочные перспективы развития Центральной Азии, необходимо отметить основные тенденции, определяющие ее «революционную» эволюцию.
Расслоение региона. Регион Центральной Азии, и до того не являвшийся единой политико-социальной территорией, в настоящее время стремительно превращается в арену борьбы надежд и интересов внутренних и внешних сил. В этом отношении, из-за очевидной слабости России, наиболее привлекательными партнерами для региона выглядят «старые» страны Западной Европы (Германия и Франция), олицетворяющие собой новый модернистский проект. Очевидным лидером в данном случае выступает Казахстан, который из-за обилия природных ресурсов превращается в реальную и самостоятельную политическую силу, диктующую свои «правила игры» на международной арене. Другие страны, такие как Киргизия, Узбекистан, Таджикистан, похоже, окончательно стали аутсайдерами в геоэкономической борьбе в регионе.
По мнению киргизского политолога Нура Омарова, в ближайшей перспективе можно прогнозировать ужесточение борьбы Китая, США и России за влияние в регионе. Вследствие этого большинство стран региона продолжат политику маневрирования между ними, пытаясь уйти от внешнего диктата. Наиболее серьезные возможности для этого у Казахстана, превращающегося в одного из основных мировых поставщиков энергоресурсов. В свою очередь, наименее успешными в этом отношении выглядят позиции Узбекистана, который, при всех своих амбициях, вынужден будет ограничиться лишь позицией наблюдателя.
Усиление Казахстана и Узбекистана порождает прогнозы о возможности поглощения ими соседей, следствием чего станет появление к концу 2020-х гг. в Центральной Азии одного или двух крупных государств.
Есть и второй вариант развития событий в регионе. Растущая нестабильность на Ближнем и Среднем Востоке, угрожающий рост исламского радикализма и сепаратизма на Северном Кавказе и в Синьцзян-Уйгурской автономной республике Китая, замедление демократических реформ, сопровождаемое тотальным разорением населения в Центральной Азии, способны превратить весь Большой Ближний Восток в один огромный очаг насилия. Глобализация «по-исламски» способна обрести поддержку в регионе. Тем более что в Центральной Азии имеются свои серьезные внутренние источники роста радикального исламизма. Среди них – отмеченное обнищание населения из-за неэффективных реформ, рост исламского сознания как следствие многолетних гонений, расширение сферы традиционного общества из-за провала упоминавшегося выше модернистского проекта. Риторика правящих режимов, не подкрепленная реальными переменами, в лучшем случае вызывает глухое раздражение мусульманской общины. В худшем она уходит в подполье и становится на путь вооруженного сопротивления, если светские режимы прибегают к жестокой репрессивной политике в отношении собственного населения. Ярким примером этого является Узбекистан, живущий на протяжении последних 10–15 лет в условиях латентно протекающей гражданской войны.
Киргизия и Таджикистан с каждым годом оказываются все более вовлеченными в зону исламского радикализма. Расширяется география подпольных ячеек на территориях республик, увеличивается количество сторонников запрещенных исламских партий, происходит постепенная инфильтрация их членов в органы государственного управления. Этому в значительной степени способствует безликая политика руководства страны в религиозной и духовно-нравственной сфере, сопровождаемая ростом влияния неофициальных исламских лидеров.
С высокой степенью вероятности можно предположить, что еще до 2010 г. будет предпринята попытка создания исламского государства в Ферганской долине. Об этом свидетельствует интенсивно растущее влияние исламских группировок на северо-востоке Узбекистана и на юге Киргизии. По-видимому, светским властям региона удастся отбить первый натиск. Однако в случае сохранения репрессивного курса Ташкента и падения жизненного уровня населения уже через некоторое время следует ожидать повторения таких попыток.
Многовекторная внешняя политика стран Центральной Азии
Мурат Лаумулин
Уже больше десяти лет термин «многовекторная внешняя политика» является официальной доктриной казахстанской дипломатии. В той или иной форме эта доктрина взята на вооружение внешнеполитическими ведомствами других государств Центральной Азии, за исключением, пожалуй, Туркменистана, провозгласившего нейтралитет, что, впрочем, также подразумевает многовекторность, т. е. международные взаимодействия на различных направлениях.
Что означает многовекторность в условиях Центральной Азии? На наш взгляд, это отказ от однозначной и исключительной ориентации на какую-либо внешнюю силу – державу, политический блок, цивилизацию или какое-либо иное региональное объединение. Следует отметить, что многовекторность как принцип внешней политики не является уникальным открытием. В современной истории можно найти параллели между многовекторностью и другими вариантами сбалансированной и независимой политики, проводимой различными странами и международными движениями: движение неприсоединения в условиях холодной войны, «активность по всем азимутам» у Франции, концепция многополярного мира у современных России и Китая и многие другие.
Таким образом, термин «многовекторность» следует рассматривать сначала как сбалансированную внешнюю политику, а в целом – как политику независимую. Но достижима ли реальная независимость в условиях геополитического соперничества в Центральной Азии? То есть состоятельна ли многовекторность как принцип и возможна ли как реальность?
Государства Центральной Азии пытались на протяжении своей постсоветской истории в той или иной степени следовать этому курсу. Однако при внимательном рассмотрении нетрудно заметить, что у каждой страны во внешней политике на различных этапах и в разных политических ситуациях наблюдались существенные различия и особенности.
Начнем с Казахстана, который официально использует понятие «многовекторная внешняя политика» и первым в регионе ввел его в оборот. В свое время многовекторность как основополагающий принцип внешней политики РК подвергалась справедливой, но чаще необоснованной критике. С высоты сегодняшнего дня ситуация полуторадесятилетней давности вполне объясняется слабостью позиций молодого казахстанского государства на мировой арене, зависимостью Казахстана от внешних геополитических факторов и поведения великих держав, турбулентностью и неопределенностью международной жизни 1990-х гг. Объявленная многовекторной, внешняя политика РК в первой половине того десятилетия в реальности таковой не являлась. Она была скорее дуалистичной, политикой балансирования между Россией и Америкой, Западом и СНГ.
Многовекторность казахстанской (и не только) внешней политике придали такие факторы, как появление Китая в качестве серьезного игрока в Центральной Азии, проведение Казахстаном самостоятельной политики в отношении других центров силы и региональных держав во второй половине 90-х гг. Но по-настоящему многовекторной внешняя политика РК стала в новом столетии, т. е. в последние годы, благодаря укреплению государственности, экономическому росту, завоеванию Астаной лидирующих позиций в Центральной Азии и в целом на постсоветском пространстве. События последних лет показали, что Казахстан действительно способен проводить реальную многовекторную, и при этом самостоятельную, политику на различных уровнях мировой арены.
Увеличивалось число международных организаций и региональных объединений, в которые вступал Казахстан, и везде его принимали с распростертыми объятиями, видя в нем не только потенциально богатого ресурсами и перспективного с точки зрения экономического сотрудничества партнера, но и как государство, доказавшее свою состоятельность и серьезность своих намерений. При этом Казахстан зачастую руководствовался всего лишь соображениями ближайшей перспективы. Самым серьезным испытанием стал период конца 1990-х и начала 2000-х гг., когда удалось сохранить многовекторность и сбалансированность в условиях обострения международной обстановки и появления реальных угроз стабильности и безопасности в Центральной Азии. В этой сложной ситуации многовекторность как принцип вполне доказала свою состоятельность. Казахстан укрепил свои позиции и соответственно – свою безопасность по всем азимутам, выстраивая выверенные и осторожные отношения по направлениям ОДКБ, ШОС и НАТО.
В начале 2000-х гг. самыми серьезными задачами, стоявшими перед многовекторной политикой Казахстана, были следующие: укрепить безопасность страны в условиях резко изменившейся геополитической обстановки, сохранить баланс, с одной стороны, между Россией и США, с другой – между РФ и КНР; и главное – предотвратить попытки извне повлиять на внутриполитическую ситуацию и разрушить внутреннюю стабильность в стране.
Отметим, что в этот период Казахстану удалось придать своей многовекторности новое качество. Речь идет об отношениях с Россией. Так повелось, что в ельцинскую эпоху и в период «раннего Путина» Казахстан привычно играл роль наиболее близкого и верного, но все-таки младшего партнера. С некоторого времени эта роль уже перестала отвечать сложившимся реалиям. В последние годы Астане так удалось выстроить отношения с Москвой, что Казахстан не демонстративно, но аккуратно изменил характер и формат своих связей с Россией и таким образом превратил их в действительно равноправные отношения двух союзнических и близких полностью суверенных государств.
Такая качественно новая ситуация не могла не отразиться на всех направлениях внешней политики РК. Это позволило Казахстану принимать нужные со стратегической точки зрения решения, хотя заведомо была известна негативная реакция Москвы на некоторые из них. Самой показательной является история с присоединением Казахстана к известному проекту трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан. В течение многих лет Казахстан был вынужден не говорить ни да ни нет, не решаясь твердо, без оглядки на кого бы то ни было, заявить о своих интересах.
В 2006 г. эта проблема наконец нашла свое решение. Хоть и с неодобрением, но все же Москва была вынуждена смириться с этим суверенным решением независимого государства. При этом присоединение Астаны к БТД никак не отразилось на других областях казахстанско-российского сотрудничества. Более того, идя на взаимные уступки, Астана и Москва активно сотрудничают в нефтегазовой сфере: по Оренбургскому НПЗ, поставкам казахстанского газа в Европу, китайским проектам и т. д.
Причин выравнивания отношений между разновеликими соседями – Россией и Казахстаном много, но главная – это стремительно возросший международный авторитет РК. Казахстан по-прежнему остается верен своей роли интегратора и находится в центре всех интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Но при этом Астана выступает за максимальный уровень интеграции исключительно в экономической сфере (в экстраординарном случае – в военно-стратегической). Политический суверенитет Казахстан намерен сохранять при любом развитии ситуации. То есть намеренно или нет, но Казахстан стремится к европейской модели интеграции. Если это еще не до конца понимают в Москве, то в Вашингтоне и в других западных столицах к пониманию казахстанской позиции, по-видимому, уже пришли. В этом причина лояльного отношения США и Запада к многовекторности Казахстана.
В отношениях с США Казахстан также руководствуется своими стратегическими интересами, а не сиюминутным стремлением выправить баланс в ту или иную сторону. Казахстан отправил подразделение Казбата с миротворческой миссией в Ирак (по мандату ООН), хотя отрицательная реакция Москвы на эту инициативу была вполне ожидаема. Тем не менее эта экспедиция не была стремлением набрать очки перед Вашингтоном, а была частью программы по повышению боевого опыта казахстанской армии, не говоря уже о том, что эта миссия самым положительным образом отразилась на международном престиже РК. С другой стороны, Казахстан твердо уклонялся от всяких попыток США переместить американские военные базы на территорию РК. Кроме того, в июле 2005 г. Астана сочла нужным присоединиться к антиамериканской декларации ШОС с требованием к Вашингтону определиться со сроками вывода своих баз из Центральной Азии.
Внешняя политика Узбекистана в еще большей степени, чем ранняя казахстанская, была не многовекторной, а дуалистичной. Этот дуализм Ташкента был детерминирован проблемами безопасности и стратегического выбора между Москвой и Вашингтоном. Каримов поссорился с Турцией, с подозрением относился к исламским странам, долгое время дистанцировался от Китая (хотя взял на вооружение его модель госкапитализма). Таким образом, был неизбежен выбор Ташкента между Америкой и Россией. Если внимательно присмотреться к поведению Узбекистана в отношениях с Россией и США, то оно напомнит движение маятника: от Москвы к Вашингтону, и наоборот. Труднее всего определить точную хронологическую амплитуду колебаний курса Ташкента между двумя державами. В среднем каждая фаза продолжалась 2–3 года.
Если вернуться в начало 1990-х гг., то нельзя не отметить, что американские политики и стратеги достаточно прохладно относились к Узбекистану, а ставка в то время делалась на Казахстан с его нефтяными перспективами и ядерным оружием. Каримов ассоциировался у клинтоновских стратегов с политикой противодействия рыночным и демократическим реформам, консервацией старой экономической модели, репрессиями в советском стиле, а также был скомпрометирован слишком близкими отношениями с Россией. Правозащитные организации дружным хором критиковали Каримова за выборы и жесткую политику в отношении оппозиции. Тот факт, что Каримову с его моделью сильного государства удалось предотвратить катастрофические последствия шоковой терапии, которая поразила практически все страны СНГ, никого на Западе не интересовало.
Но к середине 1990-х гг. ситуация начала постепенно меняться: в Вашингтоне вдруг заметили, что Узбекистан обладает самой устойчивой культурно-исторической традицией в регионе, наибольшим количеством населения, самой боеспособной (по крайней мере – крупной) армией и в принципе может играть роль регионального гегемона. К тому времени Казахстан начал стремительно возвращаться в орбиту России, особенно по каспийской проблеме, а Узбекистан, наоборот, стал отдаляться от Москвы.
Этому способствовал ряд причин, главная из которых состояла в том, что нормализовалась ситуация в соседнем Таджикистане. Более того, сознательно или нет, но Ташкент стал позиционировать себя в качестве противовеса России в Центральной Азии. В клинтоновской администрации, у которой не было внятной стратегии в отношении региона, кроме маловразумительной «доктрины Тэлбота», это поняли и оценили. Начал набирать оборот узбекско-американский геополитический роман, агонию которого мы наблюдаем сегодня.
В свою очередь, Каримов стал понимать, что можно не устанавливать реальную демократию в угоду новому патрону, которого ему не хотелось ставить в неловкое положение, а обойтись ее имитацией для успокоения западных либералов. Поворот в геополитических ориентирах Ташкента относится к июню 1996 г., когда И. Каримов нанес визит в США, в ходе которого У. Клинтон дал понять узбекскому партнеру, что его администрация рассматривает Узбекистан в качестве ключевого государства в Центральной Азии. Своего апогея американо-узбекское сближение достигло в апреле 1999 г. на 50-летнем юбилее НАТО в Вашингтоне. Узбекистан с помпой был принят в ГУАМ – новый антироссийский геополитический проект, а США и его атлантические союзники не скупились на комплименты в адрес Ташкента и занятой им жесткой антироссийской позиции. В мае того же года Узбекистан демонстративно выходит из Договора о коллективной безопасности.
Еще накануне парламентских выборов в декабре 1999 г. представители Запада делали многочисленные хвалебные заявления в адрес узбекского президента. По словам послов Дж. Прессела и Д. Джонсона, выходило так, что режим Каримова является чуть ли не локомотивом демократизации в Центральной Азии. Но уже буквально через месяц в январе 2000 г. американские оценки изменились буквально на 180 градусов. Госдеп заявил, что прошедшие выборы не были «ни свободными, ни честными». Чем был вызван такой радикальный поворот в отношении Вашингтона к своему партнеру? Очевидно, что за такой малый срок в узбекской политической системе ничего принципиально не могло измениться.
По-видимому, дело было в другом. Разгадку резкого охлаждения двусторонних отношений следует искать в первых баткентских событиях лета 1999 г. После того как Ташкент впервые столкнулся с реальной угрозой своей безопасности, он вдруг, к своему крайнему разочарованию, обнаружил, что Америку интересуют суверенитет и безопасность Узбекистана не в принципе, а лишь как независимость Узбекистана от одной конкретной страны – России.
Но именно при российской помощи удалось выдворить боевиков с территории Киргизии и тем самым снять угрозу и для Узбекистана, а уже в ноябре Россия и четыре центральноазиатских государства провели крупномасштабные учения, цель которых состояла в уничтожении бандформирований, проникших в Ферганскую долину. Через месяц В. Путин, тогда еще премьер-министр, подписал в Ташкенте соглашение с Каримовым о военно-техническом сотрудничестве. Эти движения сопровождались громогласными заявлениями Каримова, рассчитанными, по-видимому, на Вашингтон, о том, что Россия имеет право иметь свои интересы в регионе. Все это начало вызывать раздражение в Вашингтоне, что и привело к январскому кризису 2000 г.
В апреле 2000 г. в регион наводить порядок отправилась госсекретарь М. Олбрайт, раздававшая обещания помочь в отражении угрозы, исходившей со стороны радикальных исламистов Афганистана. Фактически тогда, в апреле, Каримов окончательно понял, что значит играть по американским правилам: в финансовом плане получать крохи, а сталкиваться с такими непомерными требованиями по демократизации, которые чреваты дестабилизацией всего государства и устранением от власти его лично.
В администрации Клинтона, которая доживала последние месяцы, также наступило полное разочарование в проводимой Соединенными Штатами так называемой политике регионализации на территории СНГ: демократические принципы внедрить не удалось, а проблемы в экономике, несмотря на рыночные реформы, нарастали, межэтнические конфликты не решались, и повсюду правила бал коррупция. В феврале 2000 г. госдеп разразился докладом по правам человека, в котором досталось всем странам СНГ, в том числе и самым прозападным. Узбекистан критиковался за пытки политических оппонентов, ограничения прессы и преследования так называемых нетрадиционных мусульман (ваххабитов, согласно официальному жаргону). В дальнейшем этот набор обвинений в адрес И. Каримова со стороны Вашингтона превратится в стандартный.
Во время визита В. Путина в апреле 2000 г. в Ташкент узбекский лидер заявил только что избранному молодому российскому президенту: «Мы ищем защиту и находим ее в лице России». Надо понимать, что эта тирада больше была рассчитана не на Путина, а на его американского коллегу. Весна-лето 2000 г. были медовым месяцем в узбекско-российских отношениях: Ташкент резко интенсифицировал связи в военной области с Россией и по линии ДКБ и даже принял участие в маневрах «Южный щит Содружества» на территории Таджикистана совместно с другими участниками договора.
После отражения второго вторжения боевиков в Центральную Азию летом 2000 г. узбекский маятник уже осенью вновь качнулся от России к Западу. Ташкент стал уклоняться от встреч на региональном уровне и в рамках СНГ, которые могли касаться вопросов совместного противодействия религиозному экстремизму. Более того, Ташкент начал сближение со своим заклятым врагом – режимом талибов. Эти изменения не случайно совпали с усилением американской военной помощи Узбекистану; кроме того, Ташкент получил сигнал из Вашингтона, что США начинают менять свою позицию по внутриафганскому урегулированию.
В начале 2001 г. маятник узбекской внешней политики застыл: Ташкент в течение целого года, после того как в Белый дом пришла новая республиканская администрация, не знал точно, как себя вести с новым руководством США, но и в сторону Москвы не двигался. События 11 сентября 2001 г. и последовавшая вслед за ними молниеносная операция против талибов и Аль-Каиды в Афганистане, реальный и весомый вклад России в которую тщательно скрывается от международной общественности, придали узбекскому мятнику резкое ускорение. В одночасье Узбекистан превратился в глазах США из страны-изгоя, управляемой авторитарным диктатором, в важнейшего союзника Америки в борьбе с международным терроризмом. В январе 2002 г. новый стратегический союз закрепляется конкретными делами: на территории Узбекистана появляется три военных базы, которые в Пентагоне упорно называют «операционными опорными точками».
В марте 2002 г. этот союз скрепляется, так сказать, брачным договором: США и РУ подписывают Декларацию об основах стратегического партнерства и сотрудничества. В это время Каримов окончательно останавливается в выборе тактики поведения с американцами: он приходит к выводу, что громкие риторические заявления антироссийского характера, его твердая репутация стратегического партнера по антитеррористической операции и гаранта американского военного присутствия в регионе дают ему право не обращать внимания на критику в области прав человека, продолжать и дальше политику закручивания гаек в политике и экономике. Возможно, что это самоубеждение было роковым, но Каримов не собирался отступать с выбранного пути.
Период с весны 2002 до весны 2004 г. был временем наибольшего охлаждения его отношений с Россией. В ответ на попытки Москвы выяснить хронологические пределы американского военного присутствия в Центральной Азии из Ташкента последовало небывалое по жесткости заявление, суть которого сводилась к тому, что Узбекистан не брал на себя обязательств координировать свою внешнюю политику с кем бы то ни было. Было ясно, что имелась в виду Россия.
Расчеты Ташкента на крупные финансовые выгоды от поддержки антитеррористической операции в Афганистане оправдались далеко не полностью. Ценность американской помощи в значительной степени снижалась тем, что она предоставлялась не «живыми» деньгами, а товарами и услугами, в которых зачастую Узбекистан просто не испытывал особой нужды. Многие программы были малоэффективны и носили больше пропагандистский характер. Но особенно большое разочарование постигло Ташкент в его надеждах получить значительные суммы «живыми» деньгами за использование военных аэродромов.
У американской стороны также были причины для недовольства. Никуда не исчезли такие хронические проблемы, как невыполнение узбекской стороной своих обязательств по погашению валютных кредитов иностранных инвесторов, высокая стоимость создания инфраструктуры для обслуживания американских воинских контингентов, коррупция и т. д. Одной из самых сложных проблем являлся вопрос о свободном конвертировании местной валюты, на котором настаивали американцы.
Таким образом, можно легко заметить, что за политическими претензиями США к И. Каримову крылось недовольство его экономической политикой, которую американцы все более считали неэффективной и потому ведущей страну к серьезному кризису. В феврале 2004 г. состоялся визит в Узбекистан министра обороны Д. Рамсфилда, который по старой привычке назвал Ташкент ключевым членом коалиции. Но подобные заявления уже не имели прежнего эффекта для узбекского руководства. Действительно, через день появился на свет доклад госдепа по правам человека, в котором содержались чрезвычайно резкие оценки режима Каримова. В дело вновь пускался кнут: американский конгресс уменьшил помощь Ташкенту на 18 млн. долл. Но узбекский маятник уже начал движение в обратную сторону. После серии взрывов в конце марта – начале апреля 2004 г. Каримов в очередной раз устремился в российские объятия.
В ходе событий в Андижане в мае 2005 г. режим И. Каримова продемонстрировал Западу (при полной политической поддержке Москвы и моральной – со стороны Астаны), что он способен решительно пресекать любые попытки дестабилизации страны и что Ташкент однозначно развернулся от Запада в сторону России. На первом этапе (в 2004 г.) действия Вашингтона пошли вразрез с европейским предложением о предъявлении И. Каримову ультиматума, на который он должен ответить в течение строго определенного срока: либо он соглашается на проведение международного расследования, либо его ждут новые санкции в виде эмбарго на ввоз оружия и отказа в выдаче виз дипломатам. Американская сторона не решилась загонять Каримова в угол, а предпочла попытаться расположить его к конструктивному диалогу о сотрудничестве.
В этой ситуации Вашингтон и Запад в целом оказались в сложном положении. Стало ясно, что форсированная смена власти в условиях Центральной Азии чревата глубокими потрясениями и полной дестабилизацией обстановки в регионе. Однако И. Каримов доказал, что он не собирается проводить реальные экономические реформы и допускать либерализацию общества, а намерен законсервировать ситуацию в целях сохранения стабильности режима и общества. Более того, Ташкент стал подталкивать США к выводу их баз с его территории.
Если ранее американские стратеги рассчитывали дать срок И. Каримову до начала 2006 г., то в новых условиях Вашингтон был вынужден полностью отказаться от поддержки его режима в какой-либо форме. Однако начиная с 2005 г. США уже были не в состоянии оказать серьезное давление на Узбекистан, в том числе и в силу позиции России по среднеазиатской проблеме. Сдерживающим фактором являлось также осознание масштабов возможной дестабилизации как самого Узбекистана, так и всего региона в целом.
Несмотря на резкое охлаждение американо-узбекских отношений, в стратегических кругах США раздавались предупреждающие голоса (Национальный оборонный университет Минобороны, Военный колледж США) о том, что Вашингтон делает стратегическую ошибку, покидая военные базы в Узбекистане и усиливая критику режима Каримова. Эти эксперты обращали внимание Белого дома на том, что режим Каримова доказал свою живучесть и готовность использовать силу для подавления оппозиции. С другой стороны, угрозы, с которыми Каримов сталкивается у себя в стране, – не просто выдумка его пропагандистской машины, а реальность. Эта группа экспертов, работающая на Пентагон, предлагала также в качестве альтернативы уделять больше внимания во внешней политике Казахстану, который вполне способен выступить для Узбекистана и других государств региона в качестве примера страны, успешно осуществившей экономические реформы (при поддержке США).
Однако было маловероятно, что под давлением прагматического крыла американского стратегического истеблишмента политика Вашингтона в отношении Ташкента может в очередной раз повернуться на 180 градусов (это затрагивало бы интересы России, Китая и всей Центральной Азии), но совокупность всех факторов указывала на то, что Вашингтон взял курс на ожидание смены политического режима в Ташкенте. Летом 2006 г. наметились признаки того, что Вашингтон начинает менять свою политику в отношении Ташкента. С визитом заместителя министра Р. Ваучера в августе контакты между двумя сторонами возобновились.
Россия уверена, что Узбекистан будет ее стабильным экономическим партнером в течение по крайней мере ближайших 35 лет. В июне 2004 г. в Ташкенте между РУ и РФ был подписан договор о стратегическом партнерстве. В тексте договора в числе прочего сказано, что Россия и Узбекистан обязуются не предпринимать каких-либо действий, наносящих ущерб суверенитету, безопасности и территориальной целостности другой стороны. Документ также определяет, что приоритетными направлениями военного и военно-технического сотрудничества двух стран являются: поставки из России в Узбекистан продукции военного назначения, поддержание в исправном состоянии имеющейся в республике военной техники, включая средства военно-воздушных сил и противовоздушной обороны, в том числе с использованием существующей на территории Узбекистана производственно-технической базы.
Оживление узбекско-российских отношений шло по всем направлениям – военному, экономическому и политическому. Двустороннему сближению способствовала серия так называемых «оранжевых революций», совершенных с подачи Вашингтона, который уже практически не скрывал своих намерений провести в кратчайшие сроки зачистку СНГ от бывших коммунистических секретарей. После Украины для Каримова уже не оставалось иллюзий в отношении стратегии американцев. События в соседнем Киргизстане только укрепили его уверенность в необходимости сопротивляться революционному давлению. Поэтому к моменту восстания в Андижане он был морально и психологически готов к крайним мерам, так же как был готов и к критике со стороны своего американского союзника.
Конец ознакомительного фрагмента.