Глава восемь
Ещё раз прочитываю распоряжение о выпуске какой-то особенной партии подшипников, но без толку. В таком состоянии не могу нормально воспринимать и усваивать информацию. В какой-то книге по психиатрии я читала, что если человек становится неспособен выполнять свою работу, то это призрак серьезного невротического или даже психического заболевания.
Снимаю очки, и всё вокруг начинает расплываться. Потираю глаза и замечаю, что пальцы становятся влажными. Уже не могу определить точно, слезятся ли они или я снова плачу. У меня уже вся верхняя часть лица зудит, как при раздражении. Наверное, соль от слез начала разъедать тонкую кожу вокруг глаз.
Звонит телефон, и я, словно машина, которая действует только на основании заданный ей установок, поднимаю трубку. Отвечаю и слушаю голос босса:
«Здравствуй! Ты о комиссии уже слышала?»
«О чем? – я не вполне понимаю, что он говорит. – А, нет, не слышала. Что за комиссия?»
«Из Кореи. Южной, разумеется. Рассматривают вариант заключения договора с нами о поставках сразу двадцати типов подшипников. Вчера Карасев обговорил с их представителем цену, а уже завтра они собираются прилететь и все посмотреть».
«А что Штаты перестали подшипники изготавливать? Вступать с нами в торговые отношения сейчас вроде как стрёмно».
«Ой, не рассуждай особенно на эту тему, Ксения. Порадовалась бы лучше за родное производство!»
«Обязательно».
«Что-то голос у тебя не особенно счастливый, – босс внезапно обращает внимание на то, что я близка к тому, чтобы заплакать, – случилось что-то?»
Даже не знаю, с чего начать. Не могу же я накануне важной комиссии во главе с представителем компании, которая может стать нашим потребителем, грузить заместителя директора по качеству историей о том, как я провела воскресный вечер. Думаю, мне не стоит рассказывать, как я отправила сообщение человеку, который, как я полагала, испытывает ко мне чувства, а он ответил, что мы расстаемся, так как со мной скучно и невозможно. Не нужно упоминать и о том, что, позвонив и проговорив с этим человеком полчаса, я ничего не добилась, кроме объявления, главный смысл которого: меня не любят и я ужасна во всем, что бы ни делала. И уж, конечно, не стану добавлять к общей картине тот факт, что после разговора я проплакала всю ночь, так как оказалась той, с кем можно после более чем года отношений расстаться, послав лишь одно смс.
Нет, делиться проблемами с боссом я не собираюсь. Мне, быть может, нужно пережить в полной мере всё это дерьмо, что идет в комплекте с отношениями, чтобы понять раз и навсегда: для подобного я не создана. Поэтому говорю в трубку:
«Ничего особенного, просто устала немного. Что от меня потребуется?»
«Скорее всего, корейцы будут задавать вопросы о производстве, консервации, упаковке, ничего сверхъестественного. Просто будь обстоятельна и точна, ну и любезна, конечно, если сможешь».
«Поняла».
«Замечательно, моя девочка, а теперь тебе нужно хорошенько отдохнуть, так что иди домой через часочек. Я сообщу Прайсу, что на директорке тебя не будет».
«Но я ещё не закончила разбирать бумаги и…»
«Ничего не хочу слышать. Не уйдешь через час – лишу тебя… может, премии, а, может, чего-нибудь ещё».
Его слова заставляют меня если не улыбнуться, то почувствовать тепло внутри. Но домой совсем не хочется идти. Там я только острее ощущаю своё одиночество, и каждая вещь в моей квартире напоминает мне о Владлене.
И действительно, первое, что бросается мне в глаза, когда я захожу в свою кухню – чайная ложка, которую мой бывший парень как-то забыл у меня. Мы тогда разбирали вещи после поездки на море или в Питер – точно уже не помню. Главное – я опять рыдаю, а кошка, взобравшись ко мне на колени, принимается слизывать слёзы с моих щек.
Вообще-то, я осознаю, что плакать особо и не по кому. Если двое в своих отношениях переступили некий порог, за которым следуют взаимные оскорбления и унижения, то назад дороги нет. К романтике уже не вернешься, как ни старайся, особенно с таким человеком, как я, который не способен прощать.
Честно пытаюсь отдохнуть. Включаю сериал, а на очереди оказывается серия, в которой Декстер ссорится с Ритой из-за этой дикой, мертвецки бледной британки с её инфернальной красотой. Даже любимый герой против меня. Быстро выключаю серию, обещая себе, что никогда не вернусь к этому моменту и продолжу просмотр со следующего сезона, и ложусь в холодную постель. За окном по карнизу барабанит дождь, а у меня руки чешутся потянуться к телефону и набрать номер Владлена, хотя по большому счету мне нечего ему сказать и не о чем спросить.
Раньше у нас было много общих тем для разговоров, но теперь все они кажутся бессмысленными. У меня начинает складываться впечатление, что во всем, что есть в жизни, смысла не так уж много, как бы нам хотелось. Часто я представляла себе нашу дальнейшую жизнь с Владленом. Дни, проведенные вместе на работе, вечера, в которые каждый станет заниматься тем, чем ему нравится, и мне сложно представить то, что мы могли бы делать вместе, кроме как смотреть кино, пить чай, есть невкусно приготовленную мной еду и спорить о всякой чепухе. Если строить предположения о том, что именно так бы оно и оказалось, – ничего страшного. Но ведь существуют друзья, эти женщины, которых я презираю. Скандалов мы бы не избежали, а уж если мы начали оскорблять друг друга, то дальше становилось бы гаже и гаже. Неужели любые мои отношения обречены на крах из-за злости, которую я не могу временами сдерживать внутри себя, и она начинает бить через край, задевая каждого, кто оказывается поблизости?
Останавливаю себя в тот момент, когда снова начинаю всхлипывать. Стоило бы, наверное, подняться с кровати и взять в аптечке парочку успокоительных таблеток, принять их и постараться уснуть пусть и не безмятежным, но более крепким, чем ранее ночью, сном. Но лень побеждает меня, и я продолжаю лежать в позе эмбриона и прислушиваться к ходу секундной стрелки на больших советских часах, оставшихся мне от бабушки.
Этот звук убаюкивает меня. Едва закрыв глаза, начинаю видеть странное помещение, напоминающее прежний мой дом – квартиру, в которой я выросла. Эту экспериментальную, но столь привычную для меня планировку, я узнаю из многих других. Никогда не видела квартиры столь уютной. Естественно, я знаю, куда мне идти, и через мгновение оказываюсь в своей комнате, где вся мебель и вещи находятся ровно на тех же местах, на каких я их оставила. Вижу трельяж с большим зеркалом слева от входа, и у меня возникает непреодолимое желание увидеть своё отражение.
Оказывается, я одета в то же платье, в котором была перед сном, да и внешне не сильно изменилась. Но все же отличий от оригинала достаточно для того чтобы я поняла, что сплю и вижу сон. Например, когда я поднимаю правый указательный палец вверх, то замечаю, что на нем золотое колечко, а золото я никогда не носила и не ношу. Моё подсознание дает мне подсказки, и я принимаю их к сведению. Свет в помещении тусклый, и становится не по себе даже в такой родной для меня обстановке. Но настоящий ужас испытываю, когда отражение в зеркале говорит:
«Выпусти меня».
Кричу от охватившего меня страха и, естественно, тут же просыпаюсь. Обхватываю тело руками, чтобы хоть как-то попытаться унять охватившую меня дрожь, но без толку.
Несколько раз мне приходилось слышать свой голос на записи. В основном это были мои декламации стихов известных и не очень поэтов. Но не суть. Важно то, что голос из зеркала явно принадлежал мне, но звучал словно откуда-то со стороны.
«Выпусти меня».
И что это вообще может значить? Я вроде бы не заточена в тюрьме или темнице, на мне нет ни ошейника, ни наручников. То, что мои сны становятся раз от раза все более натуральными, пугает больше всего. Когда ты спишь и не понимаешь, что все происходит не на самом деле, а тебя тем временем пытаются убить или похитить – это один страх. Но когда ты осознаешь, что все нереально, и в то же время слышишь, как что-то или кто-то разговаривает с тобой твоим же голосом – совсем другое. Состояние, в котором я оказалась, когда проснулась, и в котором, пусть и в меньшей степени, нахожусь сейчас – это не испуг даже, а какой-то безудержный, всеобъемлющий ужас, парализующий как изнутри, так и снаружи.
Наконец, я прихожу в себя настолько, что могу дотянуться до телефона и узнать время. Почти пять, а такое ощущение, что я проспала не больше пятнадцати минут – так всегда, когда имеешь дело со снами, пусть и такими необычными. Как бы то ни было, с моим состоянием необходимо что-то делать и немедленно. Вряд ли корейцы будут в восторге, если им про подшипники станет рассказывать молоденькая девушка, что само по себе совершенный нонсенс, так ещё и с явными симптомами глубокого невроза. Глотаю две таблетки «Персена», к помощи которых стоило прибегнуть ещё вчера и начинаю собираться на работу.