Глава шесть
Учитывая удрученное состояние начальника сектора и крайнее нежелание моего брата общаться с кем-либо из коллег с завода во внерабочее время, оба принимаются оживленно обсуждать проблемы, возникающие при оформлении документации на передвижение продукции из сектора в отдел сбыта и наоборот.
«Уже в мой первый рабочий день, – высказывает недовольство Фарбер, – меня забросали этими „эмхашками“, так что за стопкой бумаги на моем столе меня самого видно не было».
Определенно, он имеет в виду документы по форме «МХ», посредством которых подшипники проносят или провозят мимо службы охраны.
«Между прочим, на таких бумагах ставится две подписи», – вмешиваюсь я, намекая на то, что также имела дело с той же кучей, но вот стою и молчу, а кто-то жалуется, как маленький.
«Разумеется, – соглашается Фарбер, – но у одного из этих двоих в подчинении находятся сто человек, а у другого – двадцать с небольшим».
Уже все подсчитал. Мне хочется заметить, что, как ни крути, один из нас – девушка, но я решаю первой прекратить выяснять, кто страдает больше, поэтому просто качаю головой в знак несогласия. Возникает неловкая пауза, во время которой мы с моим оппонентом смотрим друг на друга с явным взаимным недовольством.
«А у нас здесь неподалеку дом», – сообщает Давид и показывает в ту сторону, где действительно находится коттедж, который, впрочем, принадлежит его семье, но не мне.
«Отличное место», – Фарбер одобрительно кивает, но через мгновение, словно полностью расшифровав фразу, переспрашивает:
«У вас?»
«Ну да, – быстро подтверждает Давид, – а вы так, приехали отдохнуть?»
«Типа того», – на этот раз Фарбер отвечает весьма неохотно.
По тому, как он переводит взгляд с Давида на меня и обратно, я понимаю, что этот болван решил, что Давид – мой парень. Отсюда и недовольство – наверняка он ярый противник служебных романов.
И опять эта давящая тишина. Похоже, никого из нас троих не назовешь мастером поддержания бессмысленных разговоров. Тут кто-то из компании мучителей струн кричит:
«Дэйв! Здорово!»
Мне приходится повернуться, чтобы посмотреть на кричащего, коим оказывается не кто иной, как Шафров. Дэйв – так некоторые называют брата, что ему почему-то нравится. Оказывается, Фарбер вырос не из-под земли. Господи, неужели он тут половину завода собрал? А если собрал, то зачем от них отделился? Чтобы я ему на ногу наступила?
Давид машет рукой и делает мне знак, что теперь стоит подойти поздороваться. Наверняка наше странное общение привлекло внимание компании.
«Вы уже поздравили Роберта с днём рождения? – спрашивает Шафров, пожимая брату руку. – Если нет, то у вас есть прекрасный шанс! А у нас тут сплошь архитекторы да дизайнеры собрались. Как ни крути – бонема».
«Богема», – поправляю я, и один из её представителей давится пивом от смеха.
«Да, неважно», – заявляет Шафров, махнув рукой.
Своим пьяным выговором он по очереди представляет нас всем присутствующим, а их, в свою очередь, нам. Некоторых я уже встречала на заводе, но четыре человека оказались мне неизвестны. Они-то, видимо, и представляли собой так называемую бонему. Остальные две девушки составляли особую категорию – «жены руководства», а если точнее, – Шафрова и Разумовского. Этих дам я пару раз встречала на корпоративах. Просто удивительно, что Фарбер так быстро со всеми сдружился… снова у меня не могут не возникнуть подозрения, что он чей-то сын, внук брат или типа того, и что место под Пюрешкой расчищали специально для этого типа.
«Ты тоже, Глебчик, у нас архитектор в плане сотворения какой-нибудь фигни», – мой брат садится рядом с Шафровым на поваленное, надеюсь, что не специально для задницы зама по техчасти, дерево.
Женские имена я никогда не запоминаю, а вот парня по имени Енисей выветрить из памяти не так-то просто, тем более что внешность у него специфическая, дизайнерская, так сказать. Он нравится мне, поскольку очень отличается от тех, с кем я общаюсь обычно. Я даже прощаю ему его чудовищное по своей отвратительности «Я найду твои следы. Иду! За тобой».
Довольно быстро мы начинаем общаться так, как будто давно знакомы, и только Фарбер остается невеселым. Оказывается, не только я одна замечаю это. Одна из девушек вдруг поднимается со своего места, подходит к нему и обнимает. Ростом она ещё ниже меня, поэтому ей приходится порядочно потянуться на цыпочках, чтобы достать до его шеи и обхватить её руками. Внезапно ловлю себя на мысли, что слишком уж открыто наблюдаю за этой парочкой, но отвожу взгляд не сразу – такими милыми они оба мне кажутся.
«А пойдёмте все к нам! – вдруг предлагает Давид. – Возьмем ещё выпить, поиграем в монополию. В доме есть бильярдный стол для любителей и еда там какая-то должна быть».
«И бассейн, – добавляю я, – не забывай про бассейн, все приходят к нам из-за бассейна».
Раздается всеобщий смех, хотя я и не думала шутить. Так часто бывает. Шафров, видимо, вместе со своим коньяком довели моего брата до того, что ему вдруг приспичило веселиться. Посмотрев на Енисея с озорным блеском в глазах, Давид добавляет:
«Караоке можно включить», – и вызывает новую порцию смеха.
Не знаю, что стало определяющим моментом: наличие у нас бассейна или караоке, но никто не высказывается против того, чтобы перенести веселье метров на триста от Волги, туда, где вид не столь живописен. Хотя это безусловно, должно было бы стать огромной утратой для людей от искусства. Я иду впереди всех, чтобы успеть спрятать ружья до того, как до них доберутся наши уже не очень трезвые гости.
Быстро проверяю смазку на оружии, и уже собираюсь закрывать дверцу так называемого шкафа, который представляет собой нишу в стене, как на пороге нашего сарая появляется Фарбер.
«Я так понимаю, видеть это мне не полагалось?»
Ничего не отвечаю. Спокойно закрываю дверцу, вещаю замок, а ключ кладу в карман.
«У вас даже в сарае можно с удовольствием пожить», – выдает гость, оказывается, он тоже умеет делать комплименты.
«Все-таки в доме будет удобнее», – парирую я.
«Твои?» – Фарбер показывает рукой в сторону оружия.
«Нет, брата».
«Брата?»
«Да, того, самого Давида Канкрина. Он брат, а не то, что вы там себе подумали».
По тому, как Фарбер смущается, понимаю: подумал-то он как раз, что раз дом наш, мы живем здесь вместе как парень с девушкой. С раздражением в голосе добавляю:
«Все мы чьи-нибудь братья или сестры, дочери или сыновья…»
У меня не имелось причин сомневаться в догадливости Фарбера, но то, что сейчас он мгновенно разгадывает смысл сказанных мною слов, мягко говоря, удвляет.
«Блата у меня никакого нет, – резко отвергает он все мои предположения, которые так и остались невысказанными, – с Третьяковым и Разумовским я учился вместе в универе, поэтому давно знаем друг друга. Всё? Больше никаких проблем?»
Не дождавшись ответа, Фарбер разворачивается и уходит в дом. Если уж на то пошло, то у меня проблем не было. И вообще, какая ему разница, что я о нем думаю?