Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей. Раздел второй. Советский социализм – историческая ценность, рожденная на путях раскрепощенного творчества народных масс (В....

Слово «социализм»[124] присутствует в ценностно-смысловых представлениях многих людей, его употребляет почти каждый человек, только один с положительным значением, а другой – с отрицательным и даже враждебным. При этом в зависимости от личного (субъективного) отношения – позитивного или негативного – создается и соответствующий образ социалистического мироустройства: в первом случае очень часто в идеализированном виде, во втором, наоборот, в преувеличенно отрицательном, а сегодня – в окарикатуренном, нелепом, отвратительном. В действительности социализм как закономерная ступень в общественном развитии – не готовая «райская» система («где текут молочные реки с кисельными берегами»), способная немедленно облагодетельствовать все человечество, но это и не отклонение от магистрального развития цивилизации и уж тем более не «исчадие ада», а лучшее общество по сравнению с капитализмом. Оно не приходит само собой: за него надо бороться, его надо строить самим людям – упорным трудом, знанием, пониманием, что социализм – это достояние всего трудового народа, коллективная ценность совместной жизни.

Социализм как идея, форма организации и ценность общественной жизни, мечта и чаяние об иной – справедливой – жизни – явление вполне закономерное, выношенное и выстраданное многими народами. О лучшем обществе люди думали и мечтали давно. Мечтания, проекты и учения о коренном преобразовании общества на социалистических ценностных началах уходят в глубокую древность. Сама идея не является изобретением какого-то одного народа и как таковая представляет собой общечеловеческое достояние, общечеловеческую ценность. Первой, зародышевой формой был утопический социализм[125], представлявший собой у всех народов легенду о прошлом «золотом веке», рисовавшей в идеализированном виде общинный строй и господствовавшее в нем социальное равенство людей. Для становления идей утопического социализма большое значение имело социальное учение раннего христианства, проповедовавшего общечеловеческое равенство и братство людей, евангельский идеал общинного патриархального строя с потребительским коммунизмом в быту. Однако христианство, во-первых, направило наивную мысль в русло религиозной утопии: религиозная идея воздаяния обещала страждущим и обездоленным обретение счастья и свободы в царстве небесном. Во-вторых, раннее христианство, первоначально явившее элемент революционности (в I веке н. э. оно провозгласило равенство людей, отвергло существующие рабовладельческие общественные порядки, призывало к переустройству мира, давало надежду порабощенным и бесправным на свободу), со временем утратило этот заряд: требование равенства стало выступать как утверждение равенства в грехе и перед лицом всемогущего бога. Ф. Энгельс очень точно назвал это «отрицательным равенством»…

На различных этапах исторического развития общества среди представителей разных классов формировались и определенные типы социалистического мировоззрения. Истории известны, например, античный социализм, христианский социализм, буржуазный социализм, утопический социализм и, наконец, научный социализм. Различные виды социалистического мировоззрения имеют и свои особенные социально-экономические корни. Например, буржуазный социализм в своем историческом развитии принимал самые различные формы: государственный социализм, кооперативный социализм, муниципальный социализм, коммунальный социализм, синдикальный социализм и, наконец, анархизм[126]. При этом «чистых» форм буржуазного социализма не было: все они так или иначе переплетались между собой. В «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс выделяют реакционный социализм, к которому отнесли феодальный социализм, мелкобуржуазный социализм, немецкий, или «истинный» социализм. Они вскрыли природу и направленность консервативного, или буржуазного социализма. Все эти течения роднит главное: они отрицают революционный путь ликвидации буржуазных отношений с их сердцевиной – частнокапиталистической собственностью на средства производства и результаты труда эксплуатируемых народных масс. Социально-экономические корни буржуазных и мелкобуржуазных форм социализма заключаются в том, что «известная часть буржуазии желает излечить общественные недуги» только «для того, чтобы упрочить существование буржуазного общества»[127].

Выдающуюся роль в развитии мировой социалистической мысли выполнил утопический социализм и его великие создатели: английский гуманист Томас Мор (1478–1535); итальянский философ Томмазо Кампанелла (1568–1639); французский историк, утопический коммунист Габриэль Мабли (1709–1785); французский социолог Клод Сен-Симон (1760–1825); английский утопический социалист Роберт Оуэн (1771–1858); французский социалист-утопист Франсуа Фурье (1772–1837); французский утопический коммунист XVIII века Морелли (достоверных биографических данных не сохранилось) и другие мыслители. В России первыми социалистами были декабристы П. И. Пестель, М. А. Фонвизин, революционные демократы В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев, «пророк» анархизма М. А. Бакунин, народоволец П. Л. Лавров, идеолог русского и международного анархизма П. А. Кропоткин. Важную роль в разъяснении социалистических идей и защите русской крестьянской общины выполнил великий русский писатель и мыслитель-философ Л. Н. Толстой.

В истории цивилизации и общественной мысли утопия нередко служила формой социального протеста эксплуатируемых народных масс и несла в себе революционную идеологию. Утопический социализм выдвигал идеи совершенной социальной системы, исходя из внеисторически понимаемых принципов разума, справедливости, свободы, равенства, братства. Критикуя общественный строй, основанный на частной собственности, социалисты-утописты высказали ряд гениальных идей и догадок, предвосхитивших некоторые черты будущего коммунистического общества: необходимость создания крупного общественного производства, уничтожение противоположности между городом и деревней, умственным и физическим трудом и др. Многие основные принципы освободительного движения трудящихся, нравственные и законодательные нормы, системы педагогики и образования были впервые сформулированы утопистами. Утопический социализм стал одним из источников научного коммунизма, превратившего социализм из утопии в науку. Великие утописты, отмечал Ф. Энгельс, «гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказывали теперь научно…»[128]Утопический социализм навечно вошел в историю мирового социального прогресса и стал общечеловеческой культурной ценностью.

Социализм как научная теория был создан в середине XIX столетия К. Марксом и Ф. Энгельсом, которые опирались на предшествующие достижения философии, политэкономии, утопического социализма. На основе открытого ими материалистического понимания истории они рассматривали социализм как закономерный результат естественноисторического развития. Основоположники марксизма в общей форме обозначили контуры и основные принципиальные особенности будущего общества. Вместе с тем они, в отличие от социалистов-утопистов, никогда не пытались создать детально разработанный проект социалистического общественного организма. Они считали, что это должны сделать люди, на чью долю выпадет практическая работа по строительству социалистического общества, по выявлению, отбору и утверждению его ценностных оснований.

На такой же теоретико-методологический позиции стоял и В. И. Ленин, на чью долю выпало возглавить впервые в мировой истории практическое воплощение в жизнь вековых мечтаний человечества о справедливом обществе. Но одно дело – мечта, и совсем другое – ее реализация в жизни. «Дать характеристику социализма мы не можем; — говорил в 1918 г. В. И. Ленин, – каков социализм будет, когда достигнет готовых форм, – мы этого не знаем, это сказать не можем…»[129]. Он не уставал повторять, что дорога к социализму «никогда прямой не будет, она будет невероятно сложной»[130]. Сам переход от социальной теории к социальной практике – это творческий, деятельный процесс, требующий постоянно новых подходов, решений, критических оценок и самооценок. Строительство социализма – это дело не одиночек, какими бы гениальными они ни были, а творчество миллионов, к тому же это их повседневный труд, но не для увеличения богатства капиталиста, а для возведения нового, лучшего по сравнению с капитализмом, общества. Поэтому, говорил Ленин, надо, «окружив его подсобными лесами, одевшись в рабочую одежду, не боясь испачкать ее во всяких вспомогательных материалах, строго исполняя предписания руководящих практической работой лиц, – надо это здание строить, строить и строить»[131].

В. И. Ленин постоянно боролся как с непомерно оптимистическими, схоластическими доктринерами, считавшими себя обладателями совершенных «чертежей» нового мироустройства, так и с нытиками, паникерами, трусами, не верящими в успех социалистического строительства. Да, говорил он, «дело наше будет невероятно трудным, в котором будет, несомненно, ряд ошибок. Главное: надо трезво уметь смотреть, где такие ошибки допущены, и переделывать все сначала. Если не два, а даже много раз придется переделывать все сначала, то это покажет, что мы без предрассудков, трезвыми глазами подходим к нашей величайшей в мире задаче»[132]. Великий революционер и труженик Ленин учил созидателей нового общества «собирать камень за камушком прочный фундамент социалистического общества, работать не покладая рук», ибо это «великое дело, и на такое дело не жалко и всю жизнь отдать»[133]. Сам он обычно работал по семнадцать – восемнадцать часов в день за своим столом в Кремле. Такую нагрузку Ленин выдерживал благодаря крепкому сложению, привычке к физическим упражнениям и тяжелой работе на протяжении всей жизни, а также юмору и жизнерадостности. Многие говорили о его проницательном и полном юмора анализе ситуации, когда от напряжения он прищуривал один глаз, и о его заразительном смехе – он всегда был готов присоединиться к забавам детей…

История советского социализма – первого в мировой человеческой практике общества такого типа – складывалась под воздействием множества факторов, объективных и субъективных, суровых, нередко жестоких, порой безысходных, трагических обстоятельств, а иногда и под влиянием серьезных ошибок, просчетов власти, вытекавших из уровня сознания и умения как политиков, так и самих народных масс. В то же время является глубочайшей ошибкой, а сегодня и расчетливой позицией, представлять историю советского социализма в виде сплошного «недоразумения», насилия над цивилизацией, дрейфа страны в тупик… Многим людям не мешало бы понять: для того, чтобы судить о социализме как реальности, требуется нечто большее, чем их личный практический опыт и кругозор; говоря проще, с социализмом надо обращаться как с наукой – его следует изучать… и изучать серьезно. И еще. Всем, кто высокомерно пренебрегает советским опытом, неистово обличает, требует от него кристальной чистоты и совершенства, надо помнить: делать реальное, тем более неизвестное, неизведанное дело неизмеримо, тысячекратно труднее, чем рассуждать, видя «бой со стороны»…

Глава четвертая. Освобожденный от эксплуатации и частной собственности труд – естественно-историческая и социальная ценность советского народа

Историческим началом перехода не только народов царской России, но и всего человечества к социалистическому типу общества стала Великая Октябрьская социалистическая революция, столетие которой мир отметит в 2017 году. Именно она открыла новую эпоху во всей мировой истории – эпоху практического созидания общественного устройства, качественно отличающегося и прямо противостоящего капиталистическому, буржуазному миропорядку. Произошла не просто революционная смена общественно-экономических формаций, что как раз и выражает социальный прогресс. Совершился крутой поворот, революционный скачок в истории мировой цивилизации, когда она сама наконец начала обретать адекватные ей общественно-экономические, социокультурные – ценностно-смысловые формы и содержание – и, следовательно, обозначать такие перспективы, которые делают все предшествующее развитие человечества его предысторией.

Октябрьская революция свершилась почти 100 лет тому назад, став фактом всемирной истории, но против нее классовые противники воюют так, словно она происходит сегодня, сейчас и ее можно остановить. Наиболее оголтелые реставраторы дикого капитализма всерьез заявляют… о ее «отмене». Буквально рефреном через их антикоммунистические камлания звучит: революция нелегитимна, Советская власть случайна, социализм – отклонение от нормы. Аргументы, в которых проскальзывала бы хоть капля разума, нет ни одного, лишь разнузданная демагогия, получившая в России собирательное обозначение, – «жириновщина» – определение самой гнусной, злобной, опрокидывающей все критерии человеческого рассудка и морали, формы клеветы. Впрочем на этом позорном поприще обозначились не только явные «жириновцы», но и деятели в академических мантиях. Один из них – литературовед, искусствовед, культуролог Д. С. Лихачев – порадовал академическую науку «открытием»: Октябрьскую революцию, утверждал он до своего ухода из жизни, «свершили пьяные, обкурившиеся матросы»… Подобными открытиями до краев заполнена научная, образовательная, просветительная и пропагандистская сфера реставрируемого российского капитализма. Но ее убожество, видное невооруженным оком, особенно диким выглядит на фоне подлинных исторических фактов, событий, в сравнении с классической марксистско-ленинской мыслью.

Напрасно приписывают нам то, что мы хотим насильственно ввести социализм, говорил В. И. Ленин[134]. Стремление к социализму коренилось в самой гуще народных масс, корнями уходило в ценностно-смысловое представление о социальной Правде, Равенстве, Справедливости. Даже К. Маркс, весьма осторожный в оценках революционного движения в России, допускал, что «современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[135]. Неизбежность превращения российского буржуазно-помещичьего общества в социалистическое, говоря словами К. Маркса, объективно вытекала «из закона движения» самого общества того исторического времени. «Россия, – считал Ф. Энгельс, – несомненно находится накануне революции. Здесь сочетаются все условия революции; эту революцию начнут высшие классы столицы, может быть, даже само правительство, но крестьяне развернут ее дальше…; эта революция будет иметь величайшее значение для всей Европы хотя бы потому, что она одним ударом уничтожит последний, все еще нетронутый резерв всей европейской реакции. Революция эта приближается»[136] (выделено мной. – В. С.).

Она приближалась неумолимо, ибо все социально-классовые, социокультурные, ценностно-смысловые антагонизмы достигли пика остроты: на рубеже XIX–XX вв. Россия живет словно на вулкане. Ф. Энгельс хотя и находился в Германии, но на расстоянии рассмотрел главное: монархическим правлением были недовольны все – крестьяне, рабочие, интеллигенция, даже часть буржуазии. Для крестьянина и рабочего барин был чужаком во всем, даже в своем обличье, со своими непонятными ценностями жизни. Все народы, все классы, социальные слои российского общества, все люди – и те, которые желали революции и боролись за нее, и те, кого она страшила, кто боролся против ее приближения, – все ощущали (в той или иной степени), что революция на пороге общего дома под именем Россия. Интеллигенция, и революционная, и либеральная, и православная, в один голос, хотя и с разной интонацией, утверждала: страна беременна социализмом. Главный интерес народа – рабочих, крестьян, трудовой части интеллигенции – был в одном: долой помещиков и капиталистов, долой угнетение и рабство, долой неправедную частную собственность. Так произошла историческая встреча: коренные интересы, ценностно-смысловые устремления народов Российской империи объективно совпали с исторической миссией социализма, в нем они увидели то учение, ту мораль и ту надежду, которые двигали их на борьбу с царизмом. «Цель (и сущность) социализма: переход земли, фабрик и пр., вообще всех средств производства в собственность всего общества, и замена капиталистического производства производством по общему плану в интересах всех членов общества»[137]. Проникаясь идеями социализма, рабочие и крестьяне усваивали исходную марксистскую истину: для этого нужно победить главного врага трудящихся, ибо «настоящий враг, которого нужно побороть, – говорил К. Маркс, – это капитал»[138]. Только тогда может произойти упразднение частной собственности, и лишь на этой основе осуществится вековечная мечта: освобождение труда и человека труда от всех и всяческих форм социального гнета и эксплуатации. «…Современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс в “Манифесте Коммунистической партии”. – В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»[139] (выделено мной. – В. С.).

В годы «перестройки» в общественное сознание горбачевистами-контрреволюционерами и их подручными – «прозревшими марксистами» была запущена легенда о том, что уничтожение частной собственности обрекло СССР на отсталость, лишило динамизма развития всех его сфер социально-экономического развития, у народа якобы исчез всякий стимул и интерес к участию в общественном производстве. «Теоретики перестройки» обвинили КПСС в том, что положение «Манифеста Коммунистической партии» об уничтожении частной собственности было неправильно переведено с немецкого на русский, иначе говоря, сфальсифицировано сталинистами.

Обращение ко всему теоретическому наследию К. Маркса и Ф. Энгельса позволяет увидеть в полном объеме и точном выражении их научную и социально-классовую позицию в вопросе частной собственности, в том числе как источника эксплуатации и угнетения народных масс. К. Маркс свою точку зрения по проблеме частной собственности многократно уточнял, выверяя все нюансы ее решения. В странице из черновой рукописи «Манифеста Коммунистической партии» мы читаем: «Коммунисты не выдвигают никакой новой теории частной собственности. Они лишь констатируют тот исторический факт, что <средства производства> буржуазные производственные отношения, а тем самым и буржуазные отношения собственности больше не <соответствуют> <наиболее развитым> <обществ…> развитию общественных производительных сил, а потому <развитию самой промышленности>…[140]

В «Экономическо-философских рукописях» К. Маркс, диалектически вскрывая историческое место и роль частной собственности в развитии общества, писал: «…Человеческая жизнь нуждалась для своего осуществления в частной собственности… теперь она нуждается в упразднении частной собственности»[141]. Чтобы положить конец социальной эксплуатации и угнетению, необходимо было уничтожить частную собственность на землю: такое требование вытекало и из самой сущности социализма как формационной и культурно-цивилизационной модели устройства общества, и из коренных интересов народных масс. «Земельная собственность, первоначальный источник всякого богатства, стала великой проблемой, от решения которой зависит будущее рабочего класса. <…> Национализация земли стала общественной необходимостью. <…> Возделывание земли будет вестись под контролем нации и для ее блага. <…> Национализация земли произведет полную перемену в отношениях между трудом и капиталом, и в конечном счете совершенно уничтожит капиталистический способ производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве»[142]. Только в таком случае «преступная цивилизация, основанная на порабощении труда»[143], лишится своего экономического фундамента и своего неправедного паразитического существования, ибо иного источника бытия у нее просто нет.

Так, говоря чрезвычайно лапидарно, ставили вопрос и отвечали на него основоположники марксизма-ленинизма. Ликвидация частной собственности, обобществление средств производства, во-первых, создает экономическую основу уничтожения эксплуатации человека человеком; во-вторых, открывает простор для социального развития общества, которое «станет развиваться вокруг солнца труда»[144]; в-третьих, меняет ценностное представление о богатстве. Если для эксплуататора-капиталиста и обслуживающего его чиновничества главной ценностью является размер капитала, чем больше, тем ценнее, то для человека труда высшая ценность – он сам, его жизнь во всех ее человеческих проявлениях. «Богатый человек» – это не «мешок с деньгами», «это человек, нуждающийся во всей полноте человеческих проявлений жизни, человек, в котором его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость, как нужда»[145]. Иначе говоря, речь идет о диалектике того социального и духовного состояния человека, который обладает ясностью в понимании объективного смысла жизни и своего личного, субъективного места и роли в ней, в котором живет ощущение того, что он существует не ради того, чтобы сытно есть и вкусно пить, – он значим своей сопричастностью к великому делу творчества и созидания. Единственно правильный ответ на главные ценностно-смысловые вопросы «жизнь, зачем ты мне дана?», «в чем смысл жизни?», «что такое счастье?», возникающие перед каждым человеком, живущим не только желудочно-кишечным трактом, может быть найден только в созидательном, творческом, свободном труде на благо своего народа и вместе с народом.

Великая Октябрьская социалистическая революция, строительство социализма в СССР позволили решить и эту историческую задачу. Прежде всего было обеспечено право на труд – главное социальное право человека впервые в мировой истории стало в СССР реальностью. «Процесс труда» – это «вечное естественное условие человеческой жизни»[146], – освобожденный от эксплуатации, стал обретать и естественное гуманистическое содержание, становиться истинной общественной и личной ценностью. Для социализма характерна всеобщность труда. В социалистическом обществе нет классов, слоев, социальных групп, которые бы не принимали участия в общественно полезном труде. Право на труд законодательно закреплено в Конституции социалистического государства. Статья 40 Конституции СССР гласила: «Граждане СССР имеют право на труд – то есть на получение гарантированной работы с оплатой труда в соответствии с его количеством и качеством и не ниже установленного государством минимального размера, – включая право на выбор профессии, рода занятий и работы в соответствии с призванием, способностями, профессиональной подготовкой, образованием и с учетом общественных потребностей. Это право обеспечивается социалистической системой хозяйства, неуклонным ростом производительных сил, бесплатным профессиональным обучением, повышением трудовой квалификации и обучением новым специальностям, развитием систем профессиональной ориентации и трудоустройства».

Великое право на труд в СССР не просто было закреплено юридически, оно неуклонно проводилось в жизнь всей государственной и общественно-политической системой страны. Одним из величайших достижений советского народа стала ликвидация безработицы как социального явления. Если на 1 января 1929 года в стране на биржах труда было зарегистрировано 1741 тысяча безработных, то уже на 1 октября 1930 года их осталось лишь 240 тысяч, а в дальнейшем безработица была полностью ликвидирована, чего не смог добиться капитализм – ни в прошлом, ни в настоящем. О человеке труда заботились все: государство, КПСС, профсоюзы, ВЛКСМ, средства массовой информации и культуры – он был главной ценностью советского жизнеустройства. Рабочего, инженера, врача, учителя, любого труженика нельзя было «просто так» вышвырнуть на улицу, отнять у него жилище, лишить семью куска хлеба, как это теперь делается на всем капитализируемом постсоветском пространстве. Выдающихся людей труда – строителей, шахтеров, металлургов, хлеборобов, инженеров, агрономов, шоферов, летчиков, врачей, учителей, писателей, журналистов – знала вся страна, ими гордились, их славили, о них снимали кинофильмы и им ставили памятники, они работали в органах Советской власти, принимали государственные решения. Контрреволюция уничтожила труд как естественное состояние человеческой жизни и саму память о ЧЕЛОВЕКЕ ТРУДА. На подиуме политической и всей общественной жизни теперь – отвратительная физиономия его препохабия капитала и его обладателей.

Человек труда и сам труд исчезли как ценности с арены общественной жизни современной России, ибо пирамида общественных ценностей перевернута с ног на голову… Статья 37.1 Конституции РФ 1993 г., принятой после контрреволюционного расстрела из танков Верховного Совета РСФСР, гласит: «Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию». В этой спекулятивной «новелле» не провозглашается ПРАВО на ТРУД, а лишь право «распоряжаться своими способностями к труду». Но как ими можно распоряжаться, когда тебе никто не гарантирует рабочего места, а если работник «проявит свои способности», которые не понравятся «хозяину», его просто выбросят на улицу. В России за годы контрреволюции уничтожено 70 тысяч производств – миллионы людей пошли куда глаза глядят. Та же картина во всех постсоветских государственных образованиях. Миллионы мигрантов – бывших советских людей – мыкаются по всему свету в поисках работы. Это – преступление, совершенное «реформаторами», поистине трагедия вселенского масштаба.

Возвращение труда в «вечное естественное условие человеческой жизни», утверждение его в качестве главной смыслообразующей ценности могло произойти только с ниспровержением буржуазно-помещичьего жизнеустройства, устранением частной собственности как главного источника эксплуатации. Этот диалектически многосторонний и взаимосвязанный в своих составных частях процесс был проявлением объективного движения (развития) общества. Но все объективные закономерности в истории неизбежно сопрягаются с субъектными факторами. «История развивается по объективным законам», правомерно и доказательно говорит марксизм, но в истории «ничто не делается без сознательного намерения, без желаемой цели», добавим от себя – без ценностной ориентации и выбора. «…Каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый преследует свои собственные, сознательно поставленные цели, а общий итог этого множества стремлений и их разносторонних воздействий на внешний мир – это именно и есть история. Вопрос сводится, стало быть, к тому, чего хочет это множество отдельных лиц»[147] (выделено мной. – В. С.).

Применительно к России рубежа XIX–XX вв. Н. А. Бердяев, хорошо знавший социально-политическую ситуацию в стране, приведенное марксистское положение выразил собственной характеристикой объективной и субъективной неизбежности прихода социализма в Российскую империю. «…Это было определено всем ходом русской истории. Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом русского народа. <…> Народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, основанного на унижении и эксплуатации трудящихся, но он кротко и смиренно нес свою страдальческую долю. Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть, и весь строй души народной перевернулся»[148]. Тогда и вырвалась наружу революционная энергия миллионных масс народа, направленная как против прежних социальных и политических отношений царизма, основанных на угнетении и эксплуатации трудящихся, так и против основных социокультурных ценностей буржуазно-помещичьего строя. Многовековой раскол по классовому, социально-ценностному основанию на «господ» и «народ», на «хозяев жизни» и «дураков» получил свое окончательное разрешение сначала в свержении власти эксплуататоров и установлении власти Советов (как в центре, так и на местах), а затем – в Гражданской войне, которую развязали свергнутые помещики и капиталисты, царские офицеры и генералы, монархическое и конфессиональное госчиновничество.

Революция и последовавшая за ней Гражданская война, во-первых, окончательно развели «господ» и «народ» по разную сторону политических баррикад, а во-вторых, высветили классовую противоположность и несовместимость основополагающих ценностей эксплуатируемых и эксплуататоров: они, эти ценности, тоже оказались в междоусобной войне и жесточайшим образом противостояли друг другу. Ценности «господ», классово эгоцентрические, буржуазные по своей сути, воплощались в контрреволюционном устремлении и дальше угнетать свой народ, для чего сохранить частную собственность, власть, комфортно-паразитический образ жизни. Ценности восставших рабочих и крестьян, социалистические по своему историческому содержанию, были направлены на завоевание свободы, социального равенства и социальной справедливости, то есть достижение всего того главного, что отвечало интересам широких народных масс. Эти ценностно-смысловые устремления были выражены емко и конкретно: землю – крестьянам; фабрики – рабочим; власть – Советам; мир – народам. Это и был социализм в своем ценностном выражении. Народное сознание наполняло представление о социализме как высшей общественной ценности целой суммой социальных и духовных характеристик нового общественного мироустройства:

• свобода, справедливость, равенство – установление власти народа, уничтожение угнетения человека человеком;

• правда, нестяжательство – каждому только по труду, не работающий да не ест;

• братство, всеединство – «пролетарии всех стран, соединяйтесь!»; в единении – ключ к освобождению от мира капитала; во взаимопомощи – наша непобедимость;

• светлое «царство» рабочих и крестьян, их достойная и счастливая жизнь – свободный труд на свободной земле, хозяин – человек труда; наука, образование, культура – всеобщее достояние;

• истоки добра для всех – наша общинность, коллективизм, коммунизм.

Эти вековые ценностно-смысловые устремления народных масс нашли свое конкретное воплощение в декретах Советской власти, которые сами стали исторической ценностью и продолжают оставаться ею и в наше время. Один из первых законов был написан В. И. Лениным – Декрет о земле – принят в ночь с 26 на 27 октября (с 8 на 9 ноября) 1917 г. II Всероссийским съездом Советов. Он включал общекрестьянский наказ о земле, составленный на основе 242 местных наказов. Все помещичьи, церковные, монастырские земли конфисковывались вместе с инвентарем и постройками и передавались крестьянским комитетам и Советам для распределения между крестьянами. Крестьянство получило свыше 150 миллионов десятин земли, освобождалось от уплаты помещикам ежегодно 700 миллионов рублей золотом за аренду и от долгов в 3 миллиарда рублей. В 1917–1918 гг. Советское государство национализировало крупную промышленность, транспорт, внешнюю торговлю, частные банки. Социалистическая национализация, ликвидировав частную собственность на средства производства, уничтожила тем самым эксплуатацию человека человеком – это произошло впервые в мировой истории и останется великим ценностно-смысловым символом и социальным маяком для будущих поколений людей.

Ответом на это историческое деяние народа, на его бесспорно справедливое право «владеть землей, а паразитам нет», последние ответили тотальной, самой жестокой и кровавой войной против рабочих и крестьян. Эта классовая ярость была ожидаемой. Ведь «класс эксплуататоров, помещиков и капиталистов не исчез и не может сразу исчезнуть при диктатуре пролетариата. Эксплуататоры разбиты, – говорил В. И. Ленин, – но не уничтожены. У них осталась международная база, международный капитал, отделением коего они являются. У них остались частью некоторые средства производства, остались деньги, остались громадные общественные связи. Энергия сопротивления их возросла, именно вследствие их поражения, в сотни и в тысячи раз»[149].

В ходе Гражданской войны (1918–1920), развязанной бывшими капиталистами, помещиками, царскими чиновниками, а также интервенции, организованной империалистами Антанты, погибло (по разным источникам) от 12 до 15 миллионов человека[150]. Это преступление никогда не будет смыто с контрреволюционных сил, вставших на защиту прогнившего царского, буржуазно-политического режима, призвавших на войну со своим народом английских, французских, американских, немецких, японских, чехословацких, итальянских интервентов. Вместе с ними они убивали не просто красноармейцев, а мирное население, отвергнувшее царизм, помещиков и капиталистов, а потому не поддерживавшее и белые армии Деникина, Врангеля, Колчака, Юденича, банды Семенова, Дутова, Петлюры и др. Белые генералы готовы были продать Россию кому угодно – и оптом и в розницу – ради сохранения эксплуататорского режима. Уже 23 декабря 1917 г. член правительства Великобритании лорд Мильнер и премьер-министр Франции Жорж Клемансо подписали в Париже конвенцию «О действиях на юге России», согласно которой «сферой влияния» Англии становились «казацкие территории, Кавказ, Армения, Грузия, Курдистан», а к Франции отходили «Бессарабия, Украина, Крым»[151].

Выдающийся русский советский историк и философ Ю. И. Семенов научно, политически и нравственно очень точен в своем выводе: «…Со стороны красных война была не только классовой, но и отечественной. Красные были не только революционерами, но и патриотами. Они боролись за независимость своей родины и против ее расчленения. Белые режимы были одновременно и антинародными, и антинациональными. Поэтому они с неизбежностью рухнули. Большевики победили, ибо за ними шла большая часть народа»[152] (выделено мной. – В. С.). Переводя этот вывод маститого ученого с исторического языка на аксиологический, можно без натяжки сказать: в этой войне с наибольшей силой проявилось народное понимание справедливости как высшей ценности, ради которой можно и жизнь отдать. История Гражданской войны красных против белых – защитников царского, буржуазно-помещичьего режима – оставила немало красноречивых документов, из которых приведем лишь один. Это – листовка политотдела 4-ой армии красных (1919 г.). Текст приводится в том виде, в каком он дошел до нас.

ЗАПОВЕДИ КОММУНИЗМА

Сознательно, безкорыстно и без принуждения, вступая в партию коммунистов-большевиков,

Даю слово:

1. Считать своей семьей всех т.т. Коммунистов и всех, разделяющих наше учение не на словах только, но и на деле.

2. Бороться за рабочую и крестьянскую бедноту до последнего вздоха.

3. Трудиться по мере своих сил и способностей на пользу пролетариата.

4. Защищать Советскую власть, ее честь и достоинство, словом, делом и личным примером.

5. Ставить партийную дисциплину выше личных побуждений и интересов.

6. Исполнять беспрекословно и безропотно все возложенные на меня руководителями по партии обязанности.

7. Поддерживать слабых духом т.т. по партии и обличать корыстолюбцев, если замечу таковых в партии.

Обязуюсь:

1. Не щадить и не покрывать сознательных врагов трудового народа, хотя бы этими врагами оказались бывшие друзья и близкие родственники.

2. Не поддерживать дружбу с врагами пролетариата и со всеми враждебно нам мыслящими.

3. Привлекать к учению Коммунизма новых его последователей.

4. Воспитывать свою семью, как истинных коммунистов.

Обещаюсь:

1. Встретить смерть с достоинством и спокойно за дело освобождения трудящихся от ига насильников.

2. Не просить у врагов трудящихся пощады ни в плену, ни в бою.

3. Не прикидываться пред врагами, иначе мыслящими, ради личных выгод или корысти.

Отрекаюсь:

1. От накапливания личных богатств, денег и вещей.

2. Считаю позором азартную игру и торговлю, как путь к личной наживе.

3. Считаю постыдным суеверие, как пережиток тьмы и невежества.

4. Считаю недопустимым делить людей по нации, религии, языку, родству и состоянию, зная, что в будущем все трудящиеся на земле сольются в одну великую семью.

Я пощажу лишь того, кто обманут и увлечен по темноте своей врагами.

Я прощу и забуду старые преступления лишь тех, кто искренно раскаялся, перешел к нам из стана врагов и делом искупил свое прошлое.

Если-же я отступлю от этих обещаний сознательно, корысти или выгод ради, то буду я отверженным и презренным предателем.

Это значит, что я лгал себе, лгал своим товарищам, лгал своей совести и недостоин звания человека.

Агитационно-организационный подотдел

Политода 4-й армии

Как видим из текста листовки, волнующего и страстного документа, красные защищали свою свободу, трудовой народ, Отечество, а потому не жалели самой жизни, их жертвенность была поистине бесценной… Белые дрались за собственные шкурные интересы, а потому разрушали и уничтожали все, что стояло на их пути, зверства защитников царизма не знали предела. Контрреволюция жестоко разрушала экономику страны: не трудом свергнутых эксплуататоров она создавалась, а потому они не знали ей цену, ее было не жалко. В 1921 г. объем производства крупной промышленности составил 21 % от уровня 1913 г., а данные по отдельным ее секторам были еще более ужасными. Производство чугуна в чушках сократилось с 4,2 млн тонн до 0,1 млн тонн, стали – с 4,3 млн тонн до 0,2 млн тонн, угля – с 29 до 9 млн тонн. Индекс объема сельхозпроизводства составил 60 % по сравнению с 1913 г., индекс железнодорожных перевозок по тоннажу упал с 132,4 до 39,4, индекс экспорта – с 1520 до 20[153]. «Романов и Керенский оставили рабочему классу в наследство страну, разоренную донельзя их грабительской, преступной и тягчайшей войной, страну, ограбленную русскими и иностранными империалистами дочиста», – обращался В. И. Ленин к питерским рабочим в письме «О голоде». – «Хлеба хватит на всех только при строжайшем учете каждого пуда, только при безусловном равномерном распределении каждого фунта. Хлеба для машин, то есть топлива, тоже крайний недостаток: встанут железные дороги и фабрики, безработица и голод погубят весь народ, если не напрячь все силы для беспощадно-строгой экономики потребления, правильности распределения. Катастрофа перед нами, она придвинулась совсем, совсем близко»[154] (выделено мной. – В. С.).

В этих условиях, во-первых, решался вопрос не о непосредственном строительстве социализма, а о том – «кто кого?», то есть о судьбе самой революции, которую хотели удушить в колыбели свергнутые помещики и капиталисты, вместе с империалистическими интервентами. «…Мы явно погибнем и погубим всю революцию, если не победим голода в ближайшие месяцы», – писал В. И. Ленин наркому труда А. Г. Шляпникову[155]. «Добыть хлеб – вот на сегодня основа социализма» – эти ленинские слова, исполненные драматического исторического смысла, передают даже английские источники[156].

Во-вторых, в стране происходил массовый саботаж государственных служащих, стремившихся вызвать хаос, панику, голод, всеобщее недовольство советским правительством. Американский писатель, журналист Джон Рид (1887–1920)[157], будучи историческим свидетелем Октябрьской революции, оставил нам документальное описание контрреволюционных действий царских чиновников. Частные банки упрямо не желали открываться, но спекулянты отлично обделывали в них свои дела с заднего крыльца. Когда появлялись большевистские комиссары, служащие уходили, причем прятали книги и уносили с собой фонды. Бастовали и все чиновники Государственного банка…. Саботаж был всеобщим: в министерстве сельского хозяйства, торговли и финансов, в министерствах труда и иностранных дел, народного образования, Академии художеств и министерстве двора, ведавшего императорскими театрами. Большевиков контрреволюция пыталась поставить в безвыходное положение, а на народ ей было наплевать. Как в этих условиях было начинать строительство социализма – вопрос, что называется, не для наивных…

В-третьих, уже весной 1918 года Советская Россия представляла собой конгломерат самоуправляющихся, а фактически «самостийных» территорий и хозяйственных единиц, страну с разорванными экономическими связями и слабой центральной властью. Возникла масса различных образований (местные «совнаркомы», «трудовые коммуны», федерации «трудовых коммун» и др.), каждое из которых считало себя вправе полагать: «Мы власть на местах, мы приемлем декреты центральной власти постольку, поскольку они для нас приемлемы», и совершенно спокойно отвергнуть притязания центральных комиссариатов на руководство. Многие решения центральной власти просто не проходили в жизнь. Они либо с ходу отвергались, либо происходила произвольная интерпретация поступающих из центра «сигналов». Советское правительство во главе с В. И. Лениным все очевиднее ощущало безжалостную, губительную истину: никакие экономические и иные социалистические преобразования невозможны до тех пор, пока «каждая губерния представляет из себя самостоятельную… советскую республику». Нужно было приостановить мелкобуржуазную стихию, вспышки индивидуального и группового эгоизма, выражавшегося в мешочничестве, спекуляции, обуздать анархию, царившую на рынке и в самой жизни целых регионов страны. Без этого нечего было и думать о строительстве социализма.

В-четвертых, не приходится говорить и о благоприятных международных предпосылках для начала социалистического строительства в России после победы Октябрьской революции. Возникшая Советская Республика в империалистическом мире воспринималась как «гадкий утенок в стае белых лебедей». «Пока наша Советская республика остается одинокой окраиной всего капиталистического мира, до тех пор думать о полной нашей экономической и независимости и об исчезновении тех или иных опасностей было бы совершенно смешным фантазерством и утопизмом»[158], – говорил В. И. Ленин. Сегодня либералы любят говорить о «железном занавесе», которым якобы СССР отгородился от всего «цивилизованного мира». Тем, кто страдает потерей памяти или живет в мире лжи, стоит напомнить, что «санитарные кордоны» и «железный занавес» вокруг Советского государства сооружали западные империалистические державы. Осенью 1919 года в Москве побывала делегация английской лейбористской партии, именно тогда ее глава Этель Сноуден назовет положение вокруг Республики Советов «железным занавесом»[159]. И неслучайно: хотя Антанта отказалась от военных действий, но империалистическое давление продолжалось («надо было задушить младенца в колыбели», – сокрушался Черчилль) – это давление будет продолжаться все годы существования Советского государства.

В-пятых, наконец, то, что чаще всего ускользает от массового, обыденного, а нередко и теоретического сознания. Главнейшая особенность послереволюционного периода в России состояла в том, что необходимых материальных предпосылок для перехода огромной по территории, полиэтнической по национальному составу, пестрой по социально-экономическим укладам страны к социализму как целостной системе не было ни после победы Октябрьской революции, ни тем более после окончания Гражданской войны. Проникновение в суровую диалектику развивавшегося конкретно-исторического процесса подводило В. И. Ленина к не менее суровому теоретическому и политическому выводу: «Неужели не ясно, что в материальном, экономическом, производственном смысле мы еще в “преддверии” социализма не находимся? И что иначе, как через это, не достигнутое еще нами, “преддверие”, в дверь социализма не войдешь?»[160].

Вот в каких исторических условиях В. И. Ленину, партии большевиков нужно было решать вопрос о том, как, образно говоря, «войти в дверь социализма», утвердить ростки социалистических ценностей на деле, из теоретических, утопических мечтаний сделать их фундаментом нового, невиданного еще в истории мироустройства. Для этого мало было свергнуть царизм, завоевать политическую власть. Во-первых, ее надо было еще удержать. Во-вторых, предстояло решать невероятно сложный по содержанию и огромный по объему комплекс социально-экономических, хозяйственных, культурных, организационно-управленческих и иных задач, чтобы войти все же «в дверь социализма». В октябре 1919 года В. И. Ленин пишет статью «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата», в которой говорит: «Трудящиеся освобождены от вековых угнетателей и эксплуататоров, помещиков и капиталистов. Этот шаг вперед действительной свободы и действительного равенства, шаг, по величине его, по размерам, по быстроте невиданный в мире», «потому так прочно стоят за Советскую власть» трудящиеся[161]. Но, говорит дальше Ленин, «общие фразы о свободе, равенстве, демократии на деле равносильны слепому повторению понятий, являющихся слепком с отношений товарного производства. Посредством этих общих фраз решать конкретные задачи диктатуры пролетариата значит переходить, по всей линии, на теоретическую, принципиальную позицию буржуазии. С точки зрения пролетариата, вопрос становится только так: свобода от угнетения каким классом? равенство какого класса с каким? демократия на почве частной собственности или на базе борьбы за отмену частной собственности» и т. д.»[162].

Надо было пройти через переходный период, который «не может не быть периодом борьбы между умирающим капитализмом и рождающимся коммунизмом», «в России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми особенностями по сравнению с передовыми странами вследствие очень большой отсталости и мелкобуржуазности нашей страны»[163] (выделено мной. – В. С.). В. И. Ленин хорошо знал, насколько «своеобразна и пестра Россия», как тесно «переплетаются в ней различные типы общественно-экономического уклада», в должной мере оценивал опасность «мелкобуржуазной стихии», которая борется «против социализма»[164]. Вывод Ленина о материальном (экономическом, производственном) «преддверии» социализма был глубоко обоснован и раскрыт во многих его теоретических работах. Пролетарская революция победила в стране, которая по многим позициям социально-экономического и культурного развития была отсталой, в ней не было того государственно-монополистического капитализма, который «при революции непосредственно переходит в социализм»[165]. В. И. Ленин писал, что Россия «остается невероятно, невиданно отсталой страной, нищей и полуголодной, оборудованной современными орудиями производства вчетверо хуже Англии, впятеро хуже Германии, вдесятеро хуже Америки»[166].

Несмотря на быстрое развитие капитализма в России страна оставалась крестьянской, аграрной, слаборазвитой в индустриальном отношении. В экономике преобладало сельское хозяйство, продукция которого по отношению к продукции промышленности составляла примерно 60: 40. В рамках фабрично-заводской индустрии превалировало производство предметов личного потребления. К тому же капиталистический сектор был опутан пережитками крепостничества, феодализма. Во многих зонах страны царили патриархальные, родоплеменные отношения. На долю горожан приходилась лишь пятая часть жителей империи. Численность наемных рабочих, занятых во всех отраслях промышленности, в торговле и на транспорте, не превышала 12 миллионов человек, и лишь 4 миллиона из них работали на заводах и фабриках, на шахтах и рудниках, в железнодорожных депо. Говорить о высокой степени индустриализации как о материальной предпосылке социализма в этом случае не приходится.

В этих исторических условиях В. И. Ленин и его единомышленники – большевики вели поиск такой модели социализма, которая, с одной стороны, отвечала бы научным, марксистским критериям, а с другой, была бы адекватной социально-экономическим, политическим, культурным, внутренним и внешним обстоятельствам. Разумеется, при всех ситуационных коллизиях эта модель должна была выражать интересы рабочих и крестьян, всех трудящихся масс России. Кто этого не знает, не понимает или сознательно игнорирует, тот никогда не даст ответа на генеральный вопрос науки и социальной практики: «Что такое СОВЕТСКИЙ СОЦИАЛИЗМ как формационная и культурно-цивилизационная реальность, как историческая ценность, рожденная творчеством народных масс в конкретно-исторических условиях? Насколько эта ценностно-смысловая реальность, возникшая в первой половине ХХ столетия, соответствует критериям мирового социального прогресса, а если не соответствует, то в чем именно и в силу каких причин – объективных и субъективных?».

И еще одно непременное условие: тот, кто игнорирует такой исторический фактор, как «ВРЕМЯ», рискует заблудиться в потемках схоластики и, скажем откровенно, может легко стать пленником невежественных оценок и выводов. В. И. Ленин как никто другой понимал великое значение этого объективного фактора, а потому говорил: «…Выиграть время – значит выиграть все…»[167]. Это великолепно понимал и И. В. Сталин и учил партию и весь народ: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»[168].

Когда сегодня люди, называющие себя марксистами (о либералах в данном случае речь не идет вообще), не видят ничего положительного в советском социализме, постоянно говорят о том, что он чего-то «не сделал», или «сделал не так», то они явно далеки от диалектико-материалистического понимания атрибута времени. Во-первых, всякое развитие, в том числе любого типа общества, происходит в реальном времени, во-вторых, всякому организму (от рождения ребенка и до расцвета того или иного общества) для его созревания требуется свое время, в-третьих, только время выявляет направленность развития общества, зрелость его подсистем, гуманистический потенциал ценностей. Феодальное общество в Европе просуществовало примерно одну тысячу лет, капиталистическое свыше 500 лет. Советскому социализму позволили прожить чуть более 70 лет, половину из которых народ воевал и заново отстраивал разрушенное интервентами…

«Советское общество при всех его плюсах и достижениях не отвечало в целом идеалам социализма»[169], – читаем мы в материалах международной научной конференции «Перспективы социализма в России» (3–4 октября 2000 г., МГУ им. М. В. Ломоносова). Все поражает в данном умозаключении, особенно словечко «в целом»… Во-первых, во многих своих проявлениях оно отвечало требованиям, а значит, и идеалам социализма. Иначе откуда же, на какой почве произросли воля, энергия, самоотверженность советского народа в его защите от многочисленных врагов? Самоотверженность, какой не знает мировая история! Во-вторых, советский социализм не был и не мог быть полным идеалом по той причине, что «мы имеем дело здесь не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло»[170]. (Попрание основ материалистической диалектики неизбежно оборачивается невежественными оценками и выводами.) В-третьих, автор сего умозаключения умолчал, к сожалению о том, как другие общественные системы стали отвечать идеалам? Как быстро английское буржуазное общество после революции 1640–1689 гг. стало идеальным? Ф. Энгельс в работе «Положение рабочего класса в Англии» в 1845 году, т. е. через 156 лет (а не 70, что прожило советское общество), показал ужасающие язвы этого «классического» капитализма… А насколько «идеальны» США сегодня, спустя 200 лет после окончания гражданской войны между Севером и Югом?.. Увы, вывод сделаем один: предвзятость – хуже невежества…

Большевикам приходилось действовать в экстремальных исторических условиях и, следовательно, выбирать соответствующие способы, средства, пути прежде всего спасения самой Советской власти и одновременно направления строительства основ социалистического общества. Первоначально выбор большевиков, на который очень сильно повлияла Гражданская война и разруха в стране, принял форму военного коммунизма. В его основе лежала продразверстка, проводимая в соответствии с принятым в январе 1919 года декретом «О разверстке зерновых хлебов и фуража, подлежащих отчуждению в распоряжение государства, между производящими губерниями». Это была вынужденная мера. «…Мы, – говорил В. Ленин, – будучи в осажденной крепости, не могли продержаться иначе, как применением разверстки, т. е. взять все излишки у крестьян, какие только имеются, взять иногда даже не только излишки, а кое-что необходимое крестьянину, лишь бы сохранить способной к борьбе армию и не дать промышленности развалиться совсем»[171]. Военный коммунизм включал также и другие меры: а) введение всеобщей трудовой повинности в соответствии с принципом «Кто не работает – тот не ест»; б) привлечение буржуазии к обязательному физическому труду; в) запрещение свободной торговли и др. В той конкретно-исторической обстановке политика военного коммунизма была единственно возможной и дала возможность выйти из положения смертельной опасности. Но она была явлением временным и не отражала стратегии социалистического строительства.

Более того, продолжение продразверстки вело к росту недовольства крестьян, сокращению посевных площадей, понижению урожайности, уменьшению реального поступления хлеба государству. В стране начались волнения и крестьянские восстания (в Тамбовской, Воронежской губерниях, в Среднем Поволжье, на Дону, Кубани и др.). В феврале 1921 г. вспыхнуло восстание в Кронштадте, сопровождавшееся забастовками в Петрограде. Возникла новая опасность утраты завоеваний Октябрьской революции, потеря доверия со стороны рабочего класса и беднейшего крестьянства и, следовательно, самой Советской власти. В этих условиях В. И. Ленин формулирует дальнейший план действий Советского государства, который получит название «Новая экономическая политика» (НЭП). Ее основы изложены в ряде ленинских работ: «Очередные задачи Советской власти», «О внутренней и внешней политике республики» (Отчет ВЦИК и СНК на IX съезде Советов 23 декабря 1924 г.), «Проект тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики»; «Проект директив Политбюро о новой экономической политике», «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики», «О кооперации» и др.

Основное социально-экономическое содержание НЭПа – широкое использование товарно-денежных отношений и формы связи между различными укладами переходной экономики, а также между социалистическими предприятиями. В деревне – переход от продразверстки к продналогу, оставлявшему крестьянам некоторые излишки, которые поступали в свободную торговлю, допущение государственного капитализма в виде концессий, аренды мелких предприятий, смешанных акционерных обществ в сфере производства и обращения под строгим контролем государства, использование товарно-денежных рычагов в управлении народным хозяйством, перевод рабочих и служащих с натуральной на денежную форму оплаты, введение хозрасчета, расширение госторговли предметами потребления, укрепление курса рубля путем денежной реформы.

Отношение к НЭПу всегда было неоднозначным, остро противоречивым. Многие в партии не могли понять идею компромисса этой программы, которая была направлена на то, чтобы выиграть время и вывести страну на уровень капиталистических государств как по промышленному, так и по сельскохозяйственному производству. При этом основной задачей НЭПа было обеспечение прочного союза между рабочим классом и крестьянством как высшего принципа диктатуры пролетариата – основы Советской власти. Даже среди стойких большевиков появились страхи относительно того, что НЭП означает начало конца социалистических перемен, завоеванных Октябрьской революцией, что Ленин отходит от коммунистических принципов. На Западе, наоборот, жили в предвкушении буржуазного перерождения Советской власти и возвращения России на рельсы капитализма. Так, У. Черчилль о введении НЭПа написал буквально следующее: «Он (т. е. Ленин. – В. С.) отрекся от идеалов, за веру в которые послал на смерть столько народу. В конце концов, они, наверное, действительно правы. Им не повезло, что он не понимал всего этого раньше»[172].

Нет, В. И. Ленин как раз понимал все очень хорошо и как всегда смотрел далеко вперед. Гениальный стратег и великолепный тактик, он шел на временное развитие госкапитализма, чтобы вырвать молодую Республику Советов из разрухи, учиненной белыми и интервентами, преодолеть нищету, голод и холод рабочих и крестьян. Ибо в тех условиях, говорил он, «государственный капитализм экономически несравненно выше, чем наша теперешняя экономика…»[173]. Но в этом «нет для Советской власти ничего страшного, ибо Советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты»[174]. Идя на введение НЭПа, осуществление кооперирования населения страны, В. И. Ленин подчеркивал, что успех этой политики будет обеспечен, «раз государственная власть в руках рабочего класса, раз этой государственной власти принадлежат все средства производства»…[175] «В самом деле, – убеждал он сомневающихся и колеблющихся, – власть государства на все крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д. – разве это не все, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали как торгашескую и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при НЭПе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения»[176].

Не только современники В. И. Ленина, но и нынешние скептики в отношении реального советского социализма, увидавшие вместе с горбачевистами в НЭПе всеобщую, вневременную панацею, не «заметили» самого главного, фундаментального смысла ленинского подхода: «В обстановке нашей теперешней экономической действительности, когда мы соединяем частнокапиталистические представления – но не иначе, как на общественной земле, и не иначе, как под контролем государственной власти, принадлежащей рабочему классу, – с предприятиями последовательно-социалистического типа (и средства производства принадлежат государству, и земля, на которой стоит предприятие, и все предприятие в целом)…»[177] (выделено мной. – В. С.). При этом Ленин подчеркивал, что «эту политику мы проводим всерьез и надолго, но, как правильно уже замечено, не навсегда»[178]; «чтобы более подготовлено перейти опять к наступлению на капитализм»[179].

Насколько оправдались политические и социально-экономические расчеты В. И. Ленина? Как показали уже ближайшие годы, определенное допущение капиталистических элементов при безусловном сохранении командных высот в руках Советского государства обеспечило быстрое восстановление народного хозяйства, промышленное производство получило определенный импульс для своего развития. К 1926 году государственная крупная промышленность превзошла уровень 1913 г. на 12 %. Но главным итогом НЭПа, несмотря на ее противоречивую, переходную природу, явился рост рабочего класса, укрепление его связи с крестьянством, упрочение диктатуры пролетариата. Но уже через год, весной 1922 года на XI съезде РКП(б) В. И. Ленин заявит: «Мы год отступали… Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается или кончился»[180].

Стало ясно: НЭП позволил решить ряд острых проблем текущего момента, но он был не в состоянии дать необходимый ресурс, стать механизмом для всей стратегии социалистического строительства. От политики восстановления промышленности нужно было переходить к строительству новых производств, то есть к индустриализации страны. А страна по-прежнему оставалась преимущественно аграрной, крестьянской, основная масса работающих была занята ручным трудом. «Если исходить из имевшихся у нас заводов – социализма нам никогда не создать. И количественно, и качественно они для этой цели не годятся»[181] – так характеризовал суровую действительность того времени председатель ВСНХ СССР Ф. Э. Дзержинский. А это значит, что рассчитывать на победу социализма в империалистическом окружении не приходилось.

Индустриализация (лат. industria – деятельность) – это процесс развития производительных сил страны, ведущий к преобладанию тяжелой индустрии, крупного машинного производства, способного оснастить народное хозяйство передовой технологией. Этот процесс означает одновременное изменение и характера труда. На основе новой техники и технологии постепенно ликвидируются тяжелый физический ручной труд, грязные монотонные работы, развивается духовная, творческая сторона трудовой деятельности. В молодой Республике Советов индустриализация была осуществлена за годы довоенных пятилеток (1929–1940). Она осуществлялась неведомым ранее путем. Без внешних источников финансирования, без ожидания многолетних накоплений за счет развития легкой промышленности. Осуществлялась быстро, никогда невиданными в мире темпами. За счет внутренних резервов и прежде всего за счет деревни, крестьянства. Деревня, сельское хозяйство по причине выкачивания из них средств пострадали. Но страна совершила индустриальный рывок и выиграла историческое время. За короткий срок ценой невероятного напряжения всех физических и духовных сил народа – рабочих, крестьян, интеллигенции – в действие было введено 9 тысяч крупных государственных промышленных предприятий, оснащенных передовой техникой. Валовая продукция промышленности возросла в 6,5 раз, в том числе производство средств производства в 10 раз. В 1937 г. свыше 80 % промышленной продукции дали новые производства. По объему промышленной продукции СССР вышел на 1-е место в Европе и 2-е место в мире. Был создан ряд новых отраслей индустрии – авиационная, автомобильная, алюминиевая, апатитовая, калийная, тяжелое машиностроение, качественная металлургия, подшипниковая, приборо– и станкостроение. Из аграрной страны СССР превратился в индустриальную державу, не зависящую от капиталистических стран.

Если же говорить шире, с точки зрения материалистической диалектики, – о социально-экономических изменениях на рубеже 20–30-х годов, – то самым важным из осуществленных в то время преобразований явилось создание реальной социалистической экономики, возможности планомерно развивать народное хозяйство, основанной на обобществлении средств производства. Была ликвидирована безработица, полностью устранены экономические возможности эксплуатации человека человеком. Социализм – отнюдь не «тип, разновидность индустриализации», как это теперь представляют «переписчики» истории, а качественно новый общественный строй, ликвидирующий классовый и национальный гнет, впервые в мировой истории реализующий интересы трудящихся. Да, это не одномоментный акт (сродни бредовому плану Ельцина – Явлинского и К^ореформировать Россию за «500 дней»!), а сложнейший, остро противоречивый, невиданно трудный процесс, которого еще не знала человеческая цивилизация. Но он развивался по восходящей, несмотря на все препоны и преграды капитализма, старые традиции и инерцию, ибо трудящиеся видели материализацию своих коренных интересов.

Одновременно в стране шел процесс коллективизации сельского хозяйства. Ведь НЭП не дал нужного импульса к модернизации и интенсификации сельхозпроизводства. Нужна была совсем иная программа преобразований, то есть коллективизация. Сегодня серьезные ученые, обладая всем массивом исторического опыта, экономических, статистических, математических данных, делают вывод: альтернативы коллективизации у СССР не было[182]. В конце 80-х годов в США с помощью методов математического моделирования были сделаны оценки перспектив продолжения НЭПа, но без коллективизации. Материалы этих исследований в 1993 г. обсуждались на теоретическом семинаре в Институте российской истории РАН с участием американских ученых. В своем моделировании американские исследователи исходили из нереального допущения, что СССР мог бы в эти годы не проводить индустриализацию, а продолжать НЭП – так, чтобы страна осталась аграрной. Модель абстрагировалась и от проблемы выживания в надвигавшейся войне со стороны империализма во главе с фашистской Германией. Но даже при таком невероятном допущении математические расчеты показали: сохранение единоличного хозяйства означало бы слишком низкий темп развития. Без коллективизации переход села к современным методам земледелия и интенсивному хозяйству оказался бы невозможным[183].

Коллективизация, как и любой масштабный революционный процесс, была сопряжена с немалыми издержками, ошибками, трагическими людскими потерями. О них написаны книги, брошюры, статьи, они живут в сознании людей и сегодня, становятся предметом научных дискуссий, а нередко и политических спекуляций. Народы должны знать всю правду об этом времени, какой бы горькой она не была, но лишь для того, чтобы, во-первых, объективно судить о нашей истории, во-вторых, чтобы не повторять трагических страниц прошлого, а в-третьих, постоянным обвинением коммунистов, очень часто гипертрофированным и лживым, не закрывать нынешние преступления «реформаторов» – либералов. Можно и должно критиковать недостатки, просчеты в былой практике социалистического строительства, которые, конечно же, не украшают ни само советское общество, ни его лидеров. Но отвергать его достижения, трудовые и ратные свершения трех поколений народа только на том основании, что это не отвечает эгоистическим интересам защитников капитализма, есть прием не только антинаучный, но и аморальный, подлый.

Глядя на историю трезвыми, незашоренными глазами, учитывая всю внутреннюю и международную обстановку того времени, необходимо сказать, что стратегически направления строительства социализма были определены верно. Переход страны от НЭПа к политике развернутого строительства социализма в ходе первых пятилеток был объективно необходим и исторически оправдан. За 1928–1940 гг. национальный доход страны вырос в 5 раз, продукция промышленности – в 6,5 раза, капитальные вложения в народное хозяйство – в 7 раз. Производительность труда в промышленности за 1929–1940 гг. выросла в 3,1 раза, на транспорте – в 2,8 раза. общественный сектор стал господствующим сектором во всех сферах экономики. В основных производственных фондах он составил 99 %, национальном доходе – 99 %, промышленном производстве – 99,8 %.

За годы Советской власти разительно изменилось все жизнеустройство деревни. В 1989 г. в СССР действовало 23,5 тыс. государственных предприятий (совхозов) и 27,9 тыс. кооперативных предприятий (колхозов). В совхозах работало 11 млн и в колхозах 11,8 млн человек. Имелись также межхозяйственные предприятия и организации (6,6 тыс., 327,8 тыс. работников). Быстро и стабильно росли в СССР основные фонды колхозов и совхозов. По сравнению с 1928 г. они выросли в 1970 г. в 74 раза, а в 1985 г. – в 238 раз. Следовательно, быстро росла и фондовооруженность труда. Только за десятилетие 1970–1980 гг. основные производственные фонды на одного работника выросли в 2,5 раза. В этот период советское сельское хозяйство приобрело характер интенсивного. Среднегодовая выработка валовой продукции (в сопоставимых ценах) за один человеко-час возросла в 1980 г. по сравнению с 1970 г. на 16 %, а в 1987 г. – на 43 %.

Важный показатель – энергетические мощности сельского хозяйства. По этому фундаментальному показателю советское сельское хозяйство вошло в число высокоразвитых. В 1990 г. в СССР на одного работающего в сельхозпроизводстве приходилось 28,8 кВт энергетических мощностей (в РСФСР – 37,1 кВт), в Италии – 23 кВт, в Нидерландах – 30,5. После 1950 г. (т. е. через 5 лет после победы в Великой Отечественной войне) село стало быстро насыщаться машинами. Число тракторов выросло к 1985 г. в 3,7 раза. Тракторный парк регулярно обновлялся, в середине 80-х годов ежегодные поставки тракторов составляли 300–350 тысяч. Быстро формировался и обновлялся парк зерноуборочных комбайнов отечественного производства. К середине 80-х годов в нем насчитывалось более 800 тыс. машин. Таким образом, социалистическое преобразование села на основе коллективизации крестьянских хозяйств обеспечило значительное увеличение сельскохозяйственного производства. За период с 1913 г. по 1986 г. продукция сельского хозяйства в СССР выросла в 4 раза, в том числе в РСФСР – в 3,5 раза, на Украине – в 3,7 раза, в Белоруссии – в 4,1 раза, в Казахстане, в республиках Средней Азии и Закавказья – в 8–10 раз.

Не имея возможности подробно раскрыть процесс превращения СССР в мощную индустриальную державу, приведем лишь некоторые, наиболее обобщающие показатели из этой сферы. В 1980 г. объем промышленного производства в стране был в 161,5 раза больше, чем в 1913 г., а в 1990 г. – в 199,6 раза[184].

Особенно благоприятным для экономического развития был период с 1960 по 1985 год, иначе говоря, до того времени, когда страна оказалась в руках «перестройщиков» – контрреволюционеров. Национальный доход СССР вырос в 3,9 раза, промышленная продукция – в 4,9 раза, продукция сельского хозяйства – в 1,7 раза, производственные основные фонды – в 6,9 раза. Более чем в 3 раза увеличилась производительность труда. На этой основе качественно изменился уровень и образ жизни советских людей. Реальные доходы в расчете на душу населения выросли в 2,6 раза, среднемесячная заработная плата рабочих и служащих – в 2,4 раза, оплата труда в общественном секторе колхозов – в 5,4 раза. Выплаты и льготы населению из общественных фондов потребления возросли также в 5,4 раза.

В исторически короткие сроки СССР превратился в мощную индустриально-аграрную державу со сложной отраслевой структурой, характерной для высокоразвитых стран. Ряд отраслей и производств были созданы заново. По уровню экономического развития СССР постепенно приблизился к наиболее развитой стране капиталистического мира – США.

СССР и США: соотношение экономик (в %) (США 100 %)

Крупный советский экономист Ф. Н. Клацвог, более 30 лет занимавшийся разработкой межотраслевых балансов экономики страны (лауреат Государственной премии СССР, доктор экономических наук, профессор), сделал вывод: «Нет сомнения, что при продолжении движения Советского Союза по пути социалистического развития существовала реальная возможность в исторической перспективе одержать победу в мирном экономическом соревновании с мировой системой капитализма»[185] (выделено мной. – В. С.).

Главный научный сотрудник Института социально-политических исследований Российской академии наук, автор самых глубоких современных исследований эволюции Советской Цивилизации С. Г. Кара-Мурза делает свой вывод: смертельный кризис, в результате которого якобы и развалился СССР – это миф, придуманный контрреволюционерами из Политбюро ЦК КПСС и их подручными в научном сообществе[186]. В доказательство этого исходного вывода ученый адресует думающему читателю свой фундаментальный труд «Народное хозяйство СССР» (478 стр.), в котором содержится 370 таблиц и схем, масса статистических данных, показывающих динамику развития экономики СССР за весь период его существования. Среди них и эта, которую мы воспроизводим для нашего читателя.

Основные экономические показатели СССР за 1980–1990 гг. (данные ЦСУ СССР)

Эти и другие фактические данные говорят нам о том, что СССР не был смертельно болен и фатально обречен на гибель. Наоборот, весь исторический массив социально-экономических, научно-технических, хозяйственно-организационных, социокультурных данных подводит непредвзятого аналитика к противоположному выводу: советский социализм как сформировавшаяся общественная система обладал огромными потенциями для своего дальнейшего развития. И это подтверждается не только одними экономическими выкладками. Жизнеспособность советской социалистической системы была неоднократно проверена в самые сложные и невероятно опасные периоды истории ХХ столетия. Во-первых, СССР выстоял в 1941–1945 гг. в Великой Отечественной войне против объединенного фашистского блока во главе с нацистской Германией, на стороне которой воевали войска Финляндии, Словакии, Венгрии, Хорватии, Италии. Около 1500000 человек со всей Европы вступили в вермахт в качестве добровольных помощников. Только в войсках СС действовали 20 добровольческих дивизий из самых различных «уголков» Европы: хорватская, голландская, бельгийская, албанская, датско-шведско-норвежская, латышская, эстонская, пехотная дивизия СС «Галичина» (была укомплектована украинским националистическим составом ОУН-УПА) и др. Никто из европейских стран не смог противостоять фашистской Германии: Польша «воевала» с гитлеровцами 17 дней, Франция – 44, другие страны и того меньше. Капитулировали Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Греция. Та же судьба ожидала бы в конце концов и Англию, если бы не победа Советского Союза. Но то была не только победа военная. Это была победа советской политической системы, обеспечившей невиданное в мировой истории сплочение многонационального народа для защиты своей социалистической Родины. Это была победа экономической системы, обеспечившей противостояние и разгром военно-экономической мощи оккупированных фашистской Германией стран Европы. Это была победа социалистической культурной системы, обеспечившей идейно-политическое, духовно-нравственное единство всех народов СССР, проявивших невиданное мужество и героизм, потрясающую стойкость и сознательность в защите фундаментальных интернациональных ценностей, созданных за годы Советской власти.

Во-вторых, Советский Союз выстоял против всего империалистического лагеря в годы так называемой «холодной войны» 1946–1991 гг. США, Англия и их союзники по блокам (НАТО, СЕАТО и др.) сразу после окончания Второй мировой войны планировали организовать «армагеддон». Задача ставилась по максимуму: не просто победить противника, а уничтожить его. Советский Союз должен был в атомном «армагеддоне» исчезнуть с карты мира, ибо на ней нет места социалистическим государствам. Любого другого противника надо было бы только поставить на колени. СССР же, по мысли американских и других «ястребов», следовало испепелить, поскольку он – олицетворение (матрица) иной общественной системы, на фоне которой капитализм «смотрится плохо»… Неоднократно США готовились нанести ядерный удар по СССР, но не решились сделать свое империалистическое дело. Военная и экономическая мощь Советского Союза сорвали эти планы. А обеспечение военно-стратегического паритета (равенства сил) окончательно похоронило бредовые планы новых претендентов на мировое господство. Сегодня либеральные апологеты америкоцентризма врут о том, что СССР якобы проиграл «холодную войну», надорвался в ней и в результате развалился.

Ложь, рассчитанная на простаков. Даже академик А. Д. Сахаров, считавшийся интеллектуальным лидером среди антисоветчиков, в 1987 году признавал: «Нет никаких шансов, что гонка вооружений может истощить советские материальные и интеллектуальные резервы и СССР политически и экономически развалится – весь исторический опыт свидетельствует об обратном»[187].

Все выше сказанное дает основание сделать следующие выводы:

1) Великая Октябрьская социалистическая революция – первая в истории человечества победоносная пролетарская революция. Впервые в истории классового общества у государственного руля становятся трудящиеся, утверждается принципиально новый вид демократии – народовластие. «…Наша революция отличалась от всех предыдущих революций именно тем, что она подняла жажду строительства и творчества в массах»[188];

2) Ключ к пониманию всей истории общества – в истории развития труда[189], – говорит К. Маркс. Этот ключ открывает нам и «секрет» развития советского общества, в том числе, почему нас не могли победить классовые враги в 1917–1920 гг., в 1941–1945 гг., в 1946–1991 гг. «Впервые после столетнего труда на чужих, подневольной работы на эксплуататоров является возможность работы на себя, и притом работы, опирающейся на все завоевания новейшей техники и культуры»[190];

3) Несмотря на все трудности, лишения, страдания и жертвы, которые нес народ в исторически противоборстве с капитализмом, вопреки ошибкам и просчетам руководителей, стоявшим у государственного руля, народ выполнял свою историческую миссию по строительству своего рабоче-крестьянского мироустройства. Из народного сознания никогда не уходило понимание того, что труд и человек труда при всех издержках государства и общества были и остаются высшей ценностью строящегося социализма. Людей труда знала и славила вся Советская Держава, на них равнялись, с них «делали жизнь». Над этим смеются сегодня либерал-капитализаторы, глумливо доказывают, что на войне побеждали штрафбаты и под страхом «заградотрядов», великие стройки создавались руками заключенных… «Жалкие люди! – восклицал К. Маркс. – Они даже не знают, что всякой общественной форме собственности соответствует своя мораль, а “форма собственности” превращает ее “в атрибут труда”»…[191] Советская мораль нашла высшее выражение в прославлении ТРУДА и ЧЕЛОВЕКА ТРУДА. …Все великие эпохи запечатлели свое ценностно-смысловое содержание и величие в памятниках литературы, искусства, архитектуры, скульптуры. Символом советской эпохи является скульптурная композиция «Рабочий и колхозница» – шедевр гениального художника Веры Ивановны Мухиной. Это произведение с невероятной художественной силой запечатлело и в сконцентрированной форме выразило величие Советского Народа – Труженика, Борца, Созидателя.

Глава пятая. Социально-классовое и национальное равенство – имманентная, непреходящая ценность социализма

Организаторы антисоветской криминально-буржуазной контрреволюции и реставрации капитализма в России, на Украине и на всем постсоветском пространстве, либеральные чиновники от науки и образования в союзе с правыми оппортунистами возносят хвалу частной собственности и ее субъекту – новому классу эксплуататоров. Разумеется, сегодня его именуют иначе: это – «креативный класс»… Маскировочный эвфемизм придуман для того, чтобы скрывать от народа воровскую, паразитическую природу новоявленных капиталистов, внушить людям мысль, что без «креативщиков» общество ну никак не сможет жить, дескать, они мозг и энергия, движитель всего социального организма. Увы, в этой придумке ничего нового нет. Перед нами, в сущности, современное переложение буржуазной социально-философской концепции элиты, давным-давно утверждающей: а) общество состоит из элиты – высшей, привилегированной верхушки, обладающей особым талантом и осуществляющей функции управления, развития экономики, науки, техники, культуры и т. д., и остальной массы людей – исполнителей воли и указаний «креативной» верхушки; б) политическая власть, где царит воля элиты, рассматривается в качестве основной части социально-классовых отношений, наиболее значимыми в которых являются отношения господства и подчинения.

Конец ознакомительного фрагмента.