Глава 2
Кабинет судьи Костина находился на втором этаже. Из-за двери доносился нестройный хор голосов – несколько человек говорили вразнобой. Я приоткрыла дверь, и голоса сразу смолкли. Две женщины и мужчина, которые стояли вокруг стола и о чем-то спорили, с недовольным видом обернулись ко мне. Одна из женщин, критически оглядев меня, спросила:
– Вам кого?
– Никиту Владимировича Костина, – ответила я, и мужчина тут же встрепенулся и посмотрел на меня с интересом.
– Я Никита Владимирович, что вы хотели? – быстро проговорил он.
На вид Костину было лет тридцать семь. Броскую внешность этого высокого брюнета с тонкими, нервными чертами лица я оценила сразу. Он ни секунды не стоял на месте, постоянно жестикулировал и объяснял что-то очень эмоционально. То крутил в длинных пальцах авторучку, то запускал их в свой кудрявый чуб, то просто барабанил по столу. Я могла голову отдать на отсечение, что раньше никогда с ним не встречалась. А судя по вопросу, который он мне задал, Никита Владимирович также видел меня впервые.
– Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, – сказала я. – И я здесь, можно сказать, благодаря вам.
– Ах, да-да! – поспешно воскликнул Костин и застучал ручкой по столу. – Так это, значит, вы Татьяна Иванова? Очень приятно, проходите, присаживайтесь, сейчас я быстренько закончу беседу и уделю вам все внимание, можете пока полистать газету, к сожалению, ничего интереснее здесь нет.
Все это Костин проговорил на одном дыхании, без единой паузы. Женщины еще сумрачнее оглядели меня, и возобновленная беседа с Костиным стала куда интенсивнее. Они забросали его вопросами, суть которых сводилась к реплике: «Ну как же так, Никита Владимирович?» Судья же отвечал им, тыкая в кодекс и еще какие-то документы, рефреном проводя мысль: «А вот так!» Я не очень-то вникала в суть вопроса, хотя он и был чисто юридического характера, думая при этом, как пройдет моя беседа с Костиным. Пока что он произвел на меня благоприятное впечатление.
Минут через пять Никита Владимирович проявил решительность и начал активно выпроваживать дам из своего кабинета. Те сопротивлялись, ссылаясь на то, что вопрос нужно решить положительно и срочно. Потому что завтра будет уже поздно и могут случиться весьма нежелательные вещи. Но Костин оставался непреклонным, причем я заметила, что в голосе его появились стальные нотки, хотя он по-прежнему оставался доброжелательным и вежливым. Появились некая уверенность и внутренняя сила, которой обе женщины не могли противостоять и в конце концов покинули кабинет.
Костин тут же воспрял и, подойдя на своих длинных ногах к окну, резко распахнул его, впуская в кабинет свежий воздух. Потянулся, приподнявшись на носках, отчего стал казаться еще длиннее, потом помотал головой, словно стряхивая с себя усталость, а затем, улыбнувшись, обратился ко мне:
– Вам про меня сказала Ксения?
– Верно, – кивнула я. – А можно узнать, кто вам сказал про меня? Мы с вами, кажется, незнакомы.
– Да, незнакомы. – Костин заходил по кабинету туда-сюда. – Но я о вас не раз слышал. Причем от разных людей. Позвонил, узнал телефон, выяснил, что вам легко можно позвонить, дал номер Ксении… Вот и все. Надеюсь, я не сделал ничего предосудительного?
– Да нет, ничего. Просто если уж вы подбросили мне это дело, давайте будем последовательны и поговорим о вашей коллеге. О госпоже Шуваловой, кажется.
Костин нахмурился и стремительно сел на свободный стул, настолько быстро, словно при этом сложился пополам.
– Да-да, – проговорил он. – Об этом, именно об этом я и хотел с вами поговорить.
– Вы хотели мне что-то сообщить? Что-то важное? – уточнила я.
Костин тут же вскочил и снова принялся ходить по кабинету. Он и в самом деле не мог ни минуты усидеть на одном месте.
– Я бы никому ничего не сообщал, если бы не произошло это несчастье! – воскликнул он, резко останавливаясь. – Главное, я же предупреждал ее, буквально за полчаса до случившегося предупреждал!
– Так вы предполагали, что ее должны убить? – вскинула я брови.
– Я был почти уверен, – бросил Никита Владимирович и сел на столешницу своего стола.
– А нельзя ли поконкретнее все-таки? – попросила я, уже начиная терять терпение. – Сколько говорим уже, а вы все вокруг да около ходите.
– Я не хожу! – воскликнул Костин и, противореча сам себе, соскочил со стола и зашагал по кабинету. – Просто я волнуюсь. И еще хочу, чтобы вы сами отнеслись к этому со всей серьезностью. Повторяю, я никому ничего не стал бы говорить, если бы не смерть Тамары. Просто потому что дело весьма скользкое и довольно щекотливое. Одним словом, связанное с ее работой.
– Я предполагала, что профессия Тамары Аркадьевны играет в данном случае большую роль, – сказала я. – А теперь все-таки попрошу вас объяснить подробнее, в чем дело. Естественно, я понимаю, что это строго конфиденциально, меня не нужно об этом предупреждать. К тому же моя клиентка – дочь Шуваловой, и я обязана блюсти ее интересы.
– Я очень рад, что вы меня правильно поняли, – кивнул Костин. – Собственно, Тамара ни в чем не виновата, ее нельзя обвинять. Она действовала строго в рамках закона, так что с этой стороны все чисто. Вина ее в том, что она слишком опрометчиво полагалась на свои силы. Ладно, ладно! – Костин упреждающе взмахнул руками. – Я не стану больше напускать туман и расскажу все по порядку. Так вот, Тамара должна была вести дело о разбойном нападении. Короче, два вооруженных отморозка напали на квартиру одного богатого человека, но тот сумел вытащить пистолет и выстрелить в одного из грабителей. Второй убежал, но его поймали. Первого, как выяснилось, пострадавший уложил на месте. Именно второй-то как раз и должен стать обвиняемым на процессе, который состоялся бы вчера, если бы Тамару не убили. Теперь заседание перенесено.
Костин сделал паузу, но только для того, чтобы секунд пять побарабанить пальцами по шкафу, возле которого он на короткое время остановился.
– А что это за отморозки?
Костин махнул рукой, как бы выражая презрение к разбойникам.
– В общем, студенты-наркоманы… Но не это главное. Главное в том, что у одного из них – богатые родители и связи, естественно, имеются. Ну и… они хотели решить вопрос таким образом, что… короче говоря, условным наказанием намеревались отделаться. А Тамара уперлась – и ни в какую. Честно говоря, – Костин прижал руку к груди, – я ее понимал. Подсудимый никакой симпатии вызывать не может. На мой взгляд, совершенно законченный подонок-наркоша. Родители просмотрели в свое время… А может, и не смотрели вовсе. Вот так.
– И что же, эти родственники, они угрожали?
Костин усмехнулся и крутнулся на месте.
– Можно сказать, что и так. К Тамаре приезжали два молодых человека, как они представились, из правозащитной организации.
Никита Владимирович громко хохотнул:
– Из них такие же правозащитники, как из нашего президента – лирический тенор! У них на лбу написано: бандиты!
– И о чем же шла речь во время беседы с правозащитниками? – поинтересовалась я.
Костин нервно дернулся:
– Тамара всего мне не говорила. Но общий смысл был таков: не хочешь по-хорошему – будет по-плохому.
– А по-хорошему – это деньги?
– Ну конечно! – Никита Владимирович с силой хлопнул ладонью по столу. – Ей предлагали. Но она не захотела. Не знаю уж, сколько именно и почему она все-таки не взяла… Может быть, подсудимый вел себя по-хамски, может, еще что, а может, действительно решила принципиальность проявить. Бывает так, по себе знаю… Вот так раскинешь мозгами туда-сюда, видишь, что ему место на нарах, а больше нигде, – сколько ни предлагай, все равно откажешься. Адвокат сначала один был, потом, видимо, предложил Тамаре поделиться… Она отказалась, и он в отказ пошел. Те другого наняли, еще круче, у него, говорят, сам наш главный губернский законник в покровителях ходит. И вот тут правозащитнички с борцовскими шеями-то и явились. И я ей говорю: «Тамара, ну что ты делаешь, я так думаю, что все равно они своего добьются, не так, так эдак…» Я имел в виду, что могут дело другому судье передать, – объяснил Костин.
– А когда все эти события происходили? Например, визит правозащитников?
Никита Владимирович нахмурил брови. Думал он недолго и громко воскликнул:
– За неделю до смерти! За неделю… А новый адвокат за день приходил. О чем они говорили, правда, я не знаю. Но Тамара после разговора была в очень нервном состоянии. И еще мне кажется, что… – Костин предостерегающе поднял вверх указательный палец, – …что, если бы они еще чуть-чуть надавили, она бы сломалась… Но видите – они не захотели ждать. Может быть, кстати…
Никита Владимирович снова вскочил и заходил по кабинету, приняв очень озабоченный вид.
– Подождите, подождите, – отмахнулся он от меня, почувствовав, что я хочу что-то сказать. – Сейчас я все вспомню… Да! – Он повернулся ко мне и застыл на одном месте.
– Что? – тут же отреагировала я.
– Сейчас дело передано новому судье. – Костин понизил голос и подошел ко мне поближе. – Его фамилия Антипов. Не исключено, что предварительно они… Ну, вы меня понимаете?
– Договорились с Антиповым? – домыслила я.
– Нельзя исключать, – уклончиво ответил Костин. – Вот, собственно, пожалуй, и все, что я хотел вам сказать. Впрочем… Наверное, вы захотите координаты всех участников дела: отморозков, адвокатов, родственников…
– Желательно, – коротко бросила я.
– Фамилия отморозка – Гаршин, делом сейчас занимается адвокат Лисицкий, фамилию судьи я вам уже назвал…
– Лисицкого, кажется, знаю, – наморщила я лоб. – А с Антиповым не встречалась.
– Придется познакомиться, – сказал Костин.
В этот момент в дверь постучали, и на пороге возникла какая-то женщина, чем-то напоминавшая тех, которых недавно выпроводил из кабинета Костин. Никита Владимирович бросил быстрый взгляд на визитершу и вдруг замахал руками:
– Нет, нет, сейчас я занят. Лучше завтра, Мария Николаевна, лучше завтра… Наверняка же что-то несрочное.
– Ну как… – растерянно проговорила женщина.
– Завтра, голубушка, завтра! – решительно заявил Костин и направился к двери с намерением закрыть ее на ключ.
Когда он, закрыв-таки дверь, возвратился, у меня наготове был уже следующий вопрос:
– Никита Владимирович, а вы в курсе тяжбы Тамары из-за наследства с братом?
– В общих чертах, – махнул рукой Костин. – Там дело тухлое совершенно. Для брата, я имею в виду, – сразу же поправился он. – Там все абсолютно законно, не придерешься. Обидно, конечно, мужику, а что поделаешь? – Никита Владимирович развел руками. – Тамара ничего отдавать не хотела, сказала еще, что посоветовала брату подавать в суд. А тот рассмеялся и в ответ: «Конечно, ты сама там себе и присудишь все. Там все сплошь твои знакомые…» А что, есть какие-то улики? – тут же озабоченно поинтересовался он у меня.
– Улики такие же, как и против остальных, – ответила я. – Прошло всего часа три с того момента, как я познакомилась с историей этого преступления вообще.
– Угу, угу, – закивал Костин. – Ну, относительно этого брата я ничего больше сказать не могу. Тамара только один раз о нем упоминала.
– Никаких угроз, других каких-то напрягов с его стороны не было?
– Может, и было, – развел руками Костин, – но мне ничего не известно. Если бы было что серьезное, я думаю, Тамара бы поделилась со мной. А так у нее голова была только этим делом о разбое занята.
Я внимательно посмотрела на Костина. Предстояло задать ему вопрос, может быть, не совсем тактичный, но необходимый. И вообще, какие тут могут быть церемонии, когда убита женщина и сам Костин продемонстрировал, что заинтересован в том, чтобы виновник ее смерти был найден! Поэтому я откинула ложное стеснение и спросила:
– Никита Владимирович, а что за отношения связывали вас с Тамарой Аркадьевной?
Костин на секунду оторопел, а потом, пожав плечами, ответил:
– Обычные дружеские отношения.
– Но она с вами делилась своими проблемами, вы давали ей какие-то советы, были даже в курсе ее семейных дел. Может быть, вас связывало нечто большее? Она была женщиной свободной…
– Ну и что? – тут же спросил Никита Владимирович. – Нет, любовниками мы не были. Я не стану сейчас распинаться и объяснять почему, пытаться в чем-то там оправдываться – это было бы уж совсем нелепо, могу только повторить: мы были просто друзьями. А то, что я в курсе многих ее дел, неудивительно: я был дружен и с ее семьей, мы с женой на все торжественные мероприятия к ним ходили. Потом, когда муж у Тамары умер, встречаться вне работы стали реже, но отношения наши не изменились. Я даже не понимаю: почему я обязательно должен был с ней спать?
– Да вовсе вы не были ничего должны, – пошла я на попятную.
– По вашей логике выходит, что должен, – упрямился Костин, словно я его обвинила в чем-то совсем уже недопустимом.
– Ладно, я все поняла, давайте вообще оставим этот вопрос. Меня интересует еще вот что: с кем, кроме вас, Тамара Аркадьевна была дружна? Вы, наверное, знаете?
– Да, знаю, потому что и знать тут особенно нечего. – Костин заворошил свою пышную шевелюру. – Подруг и друзей у нее практически не было, она не очень-то общительна, а потом, почти все время проводила на работе, здесь мы все и общались. Есть еще семья Гладилиных, я их знаю, потому что они тоже всегда присутствовали на семейных торжествах. По-моему, еще с молодости знакомы, у них даже дети дружат.
Я поняла, что речь идет о Ксении и Даниле, только, наверное, их отношения уже перешли через понятие «дружба».
– Но они, наверное, мало что смогут вам сообщить полезного, – пожал плечами Никита Владимирович. – К тому же Тамара говорила, что на общение с ними у нее вообще почти не остается времени. Так, перезваниваются иногда, вот и все.
– Значит, у нас на руках только дело Гаршина да семейный конфликт насчет наследства, – задумчиво произнесла я.
– Наверное, да, – согласился Костин. – И дело Гаршина мне представляется приоритетным. Хотя частный детектив, безусловно, вы, а не я, и вам решать, что делать. Я, как мне кажется, сообщил все, что знал. Если что… – Никита Владимирович принялся хлопать себя по карманам, потом почти подбежал к письменному столу и, рывком выдернув один из ящиков, порылся в нем и вытащил свою визитку. – Вот, звоните мне по этому номеру, в кабинете меня не всегда можно застать.
Я взяла визитку, поблагодарила экспансивного судью за достаточно подробную информацию и вышла из кабинета. Проходя по коридору, я встретилась с теми двумя женщинами, которые были у Костина в кабинете, и не удивилась, что они проводили меня недовольными, даже уничтожающими взглядами. Что ж, женщины в возрасте не очень жалуют своих более молодых подруг, справедливо считая их удачливыми соперницами.
Безусловно, мне было абсолютно наплевать на реакцию этих женщин, у меня были свои задачи, требующие решения. Но все же приятно почувствовать себя молодой и красивой победительницей. Зарядившись от этого маленького эпизода энергией, я была готова продолжать дело. Но для этого стоило еще раз обратиться к своим костям, а это было возможно только дома. Именно туда я и направилась.
Приехав домой, я первым делом достала свои магические косточки и раскинула их, присев на диван. Вот что мне выдали мои маленькие оракулы:
20+25+10 – «Да, действительно жалок тот, в ком совесть не чиста».
Ну что ж, надеюсь, что это камень не в мой огород. Даже если мне и приходилось врать в своей жизни – а мне, каюсь, действительно приходилось это делать, и весьма часто, – никак не могу сказать, что совесть моя нечиста. Видимо, они имеют в виду или судью Антипова, или адвоката Лисицкого, или их обоих, что всего вероятнее. И это еще раз говорит о том, что с ними необходимо встретиться. Нет, все-таки хорошо, что я стала частным детективом, а не пошла работать в народный суд или не осталась в прокуратуре. Не нужно теперь брать взятки и заключать сделки с собственной совестью, оправдывая законченных преступников и упекая за решетку невинных людей. Живу сама по себе, делаю свое дело, которое приносит доход, да еще и удовольствие – что еще нужно?
А еще нужно выпить кофе. Но это уже прямо сейчас, немедленно. Любимый напиток был приготовлен очень быстро – благо, что зерна у меня давно перемолоты, – и, поглощая кофеек, я думала о предстоящих делах.
Итак, дело Гаршина поставило перед Тамарой Шуваловой серьезные проблемы – это однозначно. Неизвестно, правда, они ли стали причиной ее гибели, тут еще надо разбираться. Прежде всего с Антиповым и Лисицким. Кроме того, чтобы ясно видеть всю картину, необходимо составить себе представление о том, что это за такие сердобольные и заботливые родственнички у незадачливого налетчика. Что это за круг? Каковы люди? Хорошо бы познакомиться с материалами «дела» Гаршина, узнать его подробности. Может быть, придется встретиться и с самим подследственным, посмотреть, что там за птица такая. Хотя понятно, что он-то лично не убивал, поскольку из камеры сделать это весьма затруднительно.
Порывшись в своей обширной коллекции визиток, я отыскала номер телефона адвоката Лисицкого Льва Романовича.
Голос человека, привыкшего к публичным выступлениям, был профессионально хорошо поставлен и даже приятен. Он довольно быстро согласился на встречу со мной, предупредив, правда, что очень занят, но минут пятнадцать уделить сможет.
Я снова засобиралась в путь-дорогу. Собственно, контора Лисицкого находилась не очень далеко от моего дома, и я снова решила пройтись пешком.
– Здравствуйте, здравствуйте, – с елейной улыбкой встретил меня Лев Романович. – Присаживайтесь, рассказывайте, что у вас за проблемы.
– Да проблемы, в общем-то, не у меня, – вздохнула я. – Я по поводу дела Гаршина.
Лисицкий понимающе закивал:
– Ну что я вам могу сказать? Дело это неоднозначное весьма… Но вам, наверное, более интересны предположения относительно возможности, скажем так, вовлечения моего клиента в другое дело…
Я кивнула.
– Мне кажется, что это абсолютно друг с другом не связано, – убежденно проговорил адвокат. – Если у нас подследственные будут убирать судей, то сами подумайте, что получится.
– Беспредел, – догадалась я.
– Вот именно! – с жаром воскликнул Лисицкий. – Вот именно! Я незнаком с подробностями убийства Шуваловой, да это меня, собственно, не так уж интересует, – чуть усмехнулся адвокат. – Но я предполагаю, что вам следует искать подозреваемого вне рамок того поля, на котором действую я.
– То есть не в окружении Гаршина? – теперь уже усмехнулась я.
– Конечно, – простодушно согласился Лев Романович. – Конечно.
– Ну а все же, можно полюбопытствовать, в чем обвиняют вашего клиента?
Лисицкий покачал головой, внимательно на меня посмотрел и ответил:
– Покушение на убийство. Но… Понимаете, Таня, в чем дело? Свидетелей того, что именно мой клиент, подчеркиваю – именно мой клиент, действовал в паре с убитым, нет. Пострадавший сначала опознал его, потом изменил свои показания, что он, мол, не совсем уверен, что тогда видел его. Понятное дело – человек находился в состоянии аффекта, испытал шок, поэтому мог ошибиться. Восприятие действительности в момент нападения и уже потом, в более спокойной обстановке милицейского кабинета, – две большие разницы.
– Значит, пострадавший изменил показания? – уточнила я.
– Да. Именно поэтому я взялся за это дело. Я, знаете ли, не занимаюсь абсолютно проигрышными делами. А здесь… Гаршин был в приятельских отношениях с убитым на месте происшествия Романовым. Но и все… И еще он похож на того человека, именно похож, – Лисицкий поднял вверх указательный палец, – на того, кто вломился в квартиру пострадавшего вместе с Романовым в тот роковой день.
– И еще, я слышала, он наркоман, – продолжила я.
– Медицинского заключения по этому поводу нет, – парировал Лисицкий. – Так что нет и доказательств. Ну а если даже это и так? Все равно ничего не доказывает. Кроме самого пострадавшего, моего подзащитного Гаршина в районе места преступления в тот день никто не видел. Отпечатков пальцев милиция не нашла.
– Потому что, наверное, они были в перчатках, – с невинным видом предположила я.
– Отпечатков нет, – невозмутимо продолжал Лев Романович. – Пострадавший в конце концов опознать Гаршина не сумел. Обвинение, правда, ссылается на кожаную куртку Гаршина, на боку которой было обнаружено отверстие от пули. Якобы тот самый пострадавший стрелял после Романова еще и в Гаршина, но сумел лишь прорвать куртку на боку, не причинив тому более никакого вреда. Мол, это доказывает вину Гаршина. Но вы же понимаете, Таня, как юрист, что сие не доказательство! Потом, прокурор еще упоминает пистолет. У моего клиента изъяли пистолет. Но из него не было выпущено ни одной пули – баллистическая экспертиза это доказала. То есть пострадавший, возможно, сам открыл стрельбу первым.
– Сыграл на опережение, – пожала плечами я. – А как, вы думаете, должен поступать хозяин квартиры, на которого совершается налет? Ждать, пока налетчики убьют его самого, чтобы потом иметь достаточные основания для самообороны?
Лисицкий еле уловимым движением глаз дал понять, что оценил мою иронию.
– Даже если представить себе, что мой подследственный был на месте преступления, то при наличии пистолета он не стал стрелять! – воскликнул адвокат. – А пострадавший выстрелил в него, хотя прямой угрозы для него тот не представлял.
– Откуда вы знаете, может быть, Гаршин просто не успел выстрелить?
Лев Романович снова покачал головой:
– Таня, наши дискуссии для меня полезны, поскольку я тренируюсь перед процессом, но для вас… Скажите, что вы сами думаете по этому поводу? Ведь дело Гаршина само по себе вас не интересует.
Я не стала вступать со Львом Романовичем в дискуссию. Он, безусловно, знает свое дело и защищает интересы клиента. А как же иначе? Но меня интересовало другое – взаимоотношения в треугольнике подсудимый – адвокат – судья. Лисицкий взялся за это дело не сразу, а после того, как другой адвокат обломал об это дело зубы. Наверное, хорошо запросил за свою работу. И наверняка получил эти деньги, раз так старается. Да, вряд ли Лев Романович сейчас расскажет мне о том, сколько ему заплатили, но это не так уж и интересно для меня.
– Ну а Шувалова придерживалась того мнения, что Гаршин виновен? – спросила я.
Лисицкий выдержал небольшую паузу и чуть склонил голову набок.
– Тамара Аркадьевна, кстати, незадолго до ее трагической кончины признавалась мне, что прямых и убедительных доказательств причастности моего клиента к попытке убийства нет. И я думаю, что она бы изменила свое мнение. Я бы постарался убедить ее…
Я не стала спорить. Хотя Костин убеждал меня совсем в другом – а именно в том, что Шувалова была уверена: Гаршин – отморозок, и место ему, естественно, в тюрьме.
– Вы хотите знать, что я сама думаю? – переспросила я. – Хорошо, я вам скажу. Родители Гаршина, насколько я поняла, довольно влиятельные люди. Естественно, они имеют возможности устранить нежелательных людей, мешающих вытащить их отпрыска. К этим людям принадлежала Тамара Шувалова. Поэтому руками неких людей Шувалова и была устранена. А дело было передано судье Антипову, у которого, по моим данным, несколько другое видение обстоятельств дела.
– Это всего лишь совпадение, – парировал Лисицкий. – Может быть, это высшие силы встали на сторону моего клиента.
«О, ну это совсем уже что-то новенькое!» – не могла я скрыть усмешку. Адвокат, опирающийся, как правило, на земные и материальные вещи в своей деятельности, вдруг вспомнил о потустороннем.
Собственно говоря, разговор можно было заканчивать. Пятнадцать минут уже истекли, более того, сверх набежало еще пять. Лев Романович, увлекшись, вроде бы как и не гнал меня, но я, по сути, свою задачу выполнила. Адвокаты вообще, как мне кажется, влюблены в свой голос, в свою манеру говорить, плести словесную вязь, опутывая ею слушателя. А если еще прибавить бархатистый тембр голоса, почти гипнотизирующий и даже убаюкивающий… В общем, Лисицкий был профессионалом и сейчас, по всей видимости, предавался нарциссизму – на моих ушах оттачивал свое мастерство и одновременно любовался им.
Я же заявила о своем присутствии. Нет сомнений в том, что этот факт вскоре станет известен подследственному, а также тем, кто стоит за ним. И если они виновны в смерти Шуваловой, то наверняка от них следует ожидать каких-то действий. А если получится, то их можно и спровоцировать. Но это все дело будущего. А сейчас пора благодарить Льва Романовича и откланиваться.
– Желаю вам удачи, Танечка, – расплылся адвокат в елейной улыбке, едва я заикнулась о том, что собираюсь уходить. – И лучше бы вам, конечно, отработать другие версии.
Я ничего не возразила на это, попрощавшись с Лисицким.
Я лежала на диване и смотрела телевизор. На часах было уже почти десять вечера, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку и услышала знакомый мне восторженный голос. Это был Никита Владимирович Костин.
– Татьяна, извините, что беспокою. Но есть кое-какие новости. Нам нужно обязательно встретиться, и желательно прямо сейчас.
В его интонациях чувствовались напор и некая безапелляционность. Он был уверен в том, что собирается делать, и я, судя по всему, должна сейчас подстраиваться под него.
– А что случилось? – все же решила уточнить я.
– Не по телефону, – оборвал меня Костин. – Где мы можем встретиться?
– Давайте лучше у меня дома, – ответила я и продиктовала судье адрес.
Он тут же отключил связь, пообещав быть через полчаса. Я потянулась и прошла на кухню, чтобы сварить кофе.
Насколько я успела узнать Костина, он был человеком эмоциональным и поэтому склонным ко всякого рода импульсивным поступкам. Возможно, этим и объясняется этот его звонок. Но он же судья, и судья опытный, поэтому все же вряд ли отдается эмоциям безоглядно, во всяком случае, в делах. Но звонок этот меня заинтриговал. Ждать, однако, мне оставалось недолго – всего каких-то двадцать минут.
Никита Владимирович явился даже раньше минут на пять. Прямо с порога, едва закрылась дверь, он объявил мне:
– Я нашел нечто важное. У себя в сейфе. Тамара мне передавала кое-какие материалы, но я после того, как она умерла, туда не заглядывал. Просто как-то было не до того. Но сейчас вспомнил.
Я пригласила судью пройти в комнату и поставила перед ним чашку кофе. На нее он не обратил никакого внимания. Был весь сосредоточен на папке, которую вынул из «дипломата».
– Вот здесь есть кое-что относительно судьи Антипова.
– Компромат? – тут же спросила я.
– Да. Видимо, она чувствовала, что от Антипова исходит угроза, и решила подготовиться.
– А что там за материалы?
– Посмотрите, очень интересно. – Никита Владимирович протянул мне папку.
Я взяла папку и вытащила оттуда листок бумаги. Это было заявление Тамары Аркадьевны Шуваловой, адресованное в прокуратуру. В нем она описывала несколько подозрительных, с ее точки зрения, эпизодов, связанных с деятельностью своего коллеги, судьи Антипова Сергея Владимировича. Я несколько разочарованно пробежала глазами документ. В нем, к сожалению, не содержалось ничего, что могло бы доказательно свидетельствовать о том, что Антипов – коррупционер.
– Вы удивляетесь, почему там прямо не написано, что Антипов – нехороший человек? – прочитал мои мысли Костин.
– Ну да, – согласилась я.
– Потому что он не совсем дурак, – ответил Никита Владимирович. – И документальных свидетельств найти не удалось. Но она все равно решила подстраховаться. К сожалению, ей это не помогло. Но в этой бумаге есть кое-что, что может помочь вам, Татьяна. Видите, там она говорит о контактах между Антиповым и отцом подследственного Гаршина, неким Павлом Николаевичем. Этот бизнесмен, а по некоторым данным, просто бывший бандит, скорее всего предлагал Антипову взятку…
– Но мы-то это доказать не можем! – воскликнула я. – Вы, Никита Владимирович, не можете, как юрист, этого не понимать!
– Доказать не можем, а, например, начать наблюдение за Антиповым можем. Поэтому я и пришел к вам. Мне кажется, частному детективу сделать это сподручнее, чем, скажем, мне.
Я задумалась, и мои размышления скорее были проникнуты скепсисом, нежели энтузиазмом по поводу предложения Костина. Хотя, чем черт не шутит, может быть, и стоит рискнуть.
– Завтра, между прочим, первое заседание с Антиповым в роли главного судьи. Слушается дело Гаршина, – заметил Никита Владимирович.
– Что ж, я, безусловно, приду, – сказала я. – А пока подумаю, что можно сделать с этим.
Я кивнула на заявление Шуваловой. Собственно, юридических зацепок там не было никаких. Были просто подозрения в адрес коллеги Антипова, которые, как известно, к делу не пришьешь. Никита Владимирович это, по всей видимости, тоже понимал. И все равно примчался ко мне поздно вечером.
Почему? Потому что он такой импульсивный? Потому что очень хочет, чтобы я занялась версией Антипова? Только ли потому, что желает отомстить за убитую подругу-коллегу? Или я просто понравилась ему как женщина и он использовал это заявление как предлог? Взгляд, брошенный Костиным на меня в прихожей перед уходом, можно трактовать и таким образом. Но почему тогда не сделал попытку переломить в этом плане ситуацию? Не почувствовал ответных флюидов?
Словом, вопросов насчет Костина было достаточно. Я не могла исключать того, что и он мог быть причастен к убийству своей коллеги. Мало ли что там между ними произошло, о чем не знаю я, о чем не знают ни Ксения, ни другие окружавшие Тамару Шувалову люди!
А с другой стороны, если Костин в чем-то там замешан, то зачем он стал советовать Ксении обратиться к частному детективу? Чтобы окончательно отвести от себя подозрения?
Но если продолжить задавать себе эти вопросы, на которые ответы все равно получить сейчас нельзя, можно сойти с ума. А по идее, мне нужно сейчас просто дождаться завтрашнего утра, чтобы отправиться в суд и познакомиться с другими персонажами дела.