Орлов
К Валентине Семеновне Фокиной, сестре покойного Вадима Семеновича Пескова и родной тетке Игоря, Орлов пришел все с той же легендой, с какой пожилую женщину навещал оперативник. Дескать, я адвокат, помогаю Игорю писать письма в инстанции, вот сейчас Игорь срочно нужен, а его нигде нет, я уж и помощника своего к вам присылал, рыженький такой паренек, помните?
– Ну, когда это было, – махнула рукой Валентина Семеновна.
Реплика эта проскочила мимо сознания Орлова. Он пришел сюда не выяснять, где Игорь, ибо и без того понятно, что здесь ему этого не расскажут, а узнать о том, каким он был в детстве и каким стал теперь.
– Валентина Семеновна, а давайте чайку выпьем, – располагающе улыбнулся Орлов и протянул пожилой даме увесистый магазинный пакет с тортом и конфетами. – Видите ли, я уже немолод, а ездить по городу приходится много, устаю сильно. Да и редко встретишь человека своего возраста, с которым можно поговорить.
Он грубо льстил и одновременно прибеднялся: Фокина была лет на десять старше его самого, это если по паспорту, а на вид – так и на все двадцать. Дзюба, делясь своими впечатлениями от визита в эту семью, говорил, что Валентина Семеновна целыми днями сидит с правнуками. Значит, скорее всего, скучает по общению с ровесниками.
Женщина явно обрадовалась такому предложению, но одновременно и смутилась.
– Тесно у нас, не хоромы, – сказала она. – Такого гостя, как вы, и усадить-то некуда…
Но пакет взяла, из чего стало понятно, что чаю Орлову все-таки нальют.
– А у кого хоромы? – он картинно развел руками. – У всех тесно, кто не на Рублевке живет. Я сам в коммуналке вырос.
Очевидно, после слов о коммуналке он в глазах Валентины Семеновны словно бы спустился с небес на землю, потому что она с удовлетворением кивнула и провела его в комнату, маленькую и заставленную мебелью. Борис Александрович быстро окинул взглядом обстановку: два дивана, платяной шкаф, маленький низкий столик. Больше сюда ничего не влезало.
– Мой помощник говорил, что у вас двое очаровательных правнуков. Где же они? – с любопытством спросил он.
– Спят, – с нежной улыбкой ответила Фокина. – Пообедали и спят, ангелочки мои.
– Жаль, – притворно огорчился Орлов. – А я так надеялся их увидеть! Может, позволите взглянуть? Я тихонечко.
Фокина улыбнулась еще нежнее и поманила его пальцем. В соседней комнате, чуть более просторной, в двух детских кроватках спали мальчики. Несмотря на то что площадь была в целом больше, здесь было так же тесно: диван-раскладушка, два спальных места для детей, пара разномастных шкафов, посередине – стол и четыре стула. Орлов сделал вид, что любуется спящими малышами. На самом деле он прикидывал, как размещаются в такой маленькой квартире все члены этой большой семьи. Валентина Семеновна, ее дочь Лидия, внучка с мужем и двумя детьми, внук. Похоже, внучка с мужем и сыновьями занимают вот эту комнату, а там, куда Фокина пригласила его пить чай, располагаются она сама и ее дочь. Квартира трехкомнатная, это Орлов помнил по рассказам Игоря, значит, есть еще одна комната, и в ней, наверное, обитает внук. Должно быть, совсем каморка… Несправедливо, конечно, бабка с матерью ютятся друг у друга на головах, а парень один живет. Правильнее было бы именно бабушку устроить получше, в отдельной комнате, но куда ж деваться, если разнополые, все-таки молодая мать и взрослый сын – тоже нехорошо.
– Я бы вас, конечно, за стол усадила, – с виноватым видом говорила Валентина Семеновна, когда они, ступая на цыпочках, вернулись туда, где стояли два дивана и маленький столик. – Но детки сейчас спят. В другое бы время пришли – мы бы с вами как нормальные люди за столом чайку бы выпили. Не в кухне же мне вас угощать, там и вовсе повернуться негде.
– Мы прекрасно посидим с вами здесь и поболтаем, – успокоил ее Борис Александрович. – А тесноты не стесняйтесь, так живут все, кто честным трудом зарабатывает.
– Это вы правильно сказали, – живо откликнулась Фокина. – Вот у нас в семье все работают, рук не покладая, и Лидка, дочка моя, и внучка, она в магазине электроники торгует, менеджер, и муж ее курьером работает, тоже без ног по вечерам домой является, еле дышит, и Лешка, внук, сам себе на жизнь зарабатывает, и с голоду не помираем вроде, и обуты-одеты все, а все равно живем как в крысиной норе, друг у друга на головах.
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с чайником, чашками и всем прочим, что необходимо для чаепития с тортом и конфетами.
– Валентина Семеновна, расскажите мне об Игоре, – попросил Орлов. – Я ведь его только взрослым узнал, и мне интересно, каким он был в детстве.
Разговор потек плавно, то разбегаясь ручейками в сторону других родственников и их жизненных обстоятельств, то снова сосредоточиваясь вокруг родного племянника Валентины Семеновны Фокиной.
Когда Вадим Песков женился на Екатерине, все были уверены, что лучшей пары, более красивой и подходящей друг другу, просто не бывает. Оба были влюблены и очень счастливы. Но когда через два года родился Игорек, все изменилось: Екатерина не желала считаться с тем, что стала матерью, и, едва закончив кормить грудью, сбросила все заботы о сынишке на ясли и на мужа. Вадим по ночам вставал к малышу, часами носил его на руках, укачивая, бегал в детскую кухню и в магазин за смесями, стирал и гладил пеленки. Потом водил в детский садик. Потом отвел в первый класс. Все выходные и праздники проводил с Игорем, ходил с ним в зоопарк, на аттракционы, в кино на мультфильмы и детские картины, позже подключились рыбалки и походы в лес. Катя была очень привлекательной женщиной, и дело даже не столько в красоте черт лица и фигуры, сколько в необыкновенной притягательности для мужчин. Вокруг нее полчищами вились ухажеры, ей это нравилось, знаки внимания, в том числе и вполне материальные, она принимала с видимым удовольствием и с таким же удовольствием принимала приглашения в рестораны. Работала она косметологом в парикмахерской, но на деле все было не так просто, как звучало. В те времена во многих парикмахерских были «косметички», которые могли покрасить клиентке брови и ресницы и сделать самую примитивную маску. Но вот в парикмахерских классом повыше, именовавшихся салонами красоты, работали уже не «косметички», а косметологи, и клиентов они обслуживали в отдельном кабинете, а не в том же самом кресле, где их только что стригли или укладывали. В этих салонах работали лучшие мастера, а косметологи пользовались дорогими импортными средствами, и услуги их были намного более разнообразными, особенно если удавалось приобрести хорошее оборудование. В салонах обслуживались артисты, работники сферы торговли, жены дипломатов и больших начальников. Официальные зарплаты там были почти такие же, как в обычных парикмахерских, но вот чаевые – существенно более высокими. А кроме чаевых, постоянные клиенты могли достать дефицит – билеты в театр, продукты, модную одежду, а могли и оказать содействие в решении каких-то вопросов. Например, помочь путевку достать, в кооператив вступить, встать в очередь на автомобиль или на хороший цветной телевизор. Одним словом, полезные люди.
Понятно, что Вадиму не могло нравиться, когда жена после работы не бежала домой, а отправлялась в ресторан или еще куда-нибудь. Но Катя каждый раз говорила:
– Ты должен понимать, что это необходимо. Ты же ничего не можешь достать, ничего не можешь устроить, а доставать и устраивать надо. Вот я комбинезончик Игорьку достала, тебе рубашки итальянские, себе сапоги, а все почему? Потому что бываю на людях, знакомлюсь, завожу контакты. А колбаса сырокопченая, которую ты трескаешь за обе щеки? А фрукты для Игорька? А лекарство для твоей, между прочим, сестры? Да мы просто пропадем, если я буду дома сидеть!
Вадим соглашался. Он был хорошим отцом, и он был любящим мужем. И еще он очень любил и ценил комфорт, вкусную еду и модную одежду. В общем и целом, его все устраивало, а очевидных поводов для ревности Екатерина не давала.
Какое-то время.
А потом хрупкое равновесие в семье Песковых нарушилось. Видимо, Катя дала повод, но ничего точно Валентина Семеновна не знала. Сперва Вадим начал попивать, потом пить уже по-настоящему, потом Катя начала жаловаться, что он устраивает ей скандалы и даже поднимает на нее руку.
– Ты приезжай, приезжай, – рыдала Екатерина в телефонную трубку, – посмотри, как твой братец валяется посреди квартиры, упившись в хлам! Я у соседей сижу, Игорька взяла и убежала. Вадик так орал на меня, ножом размахивал, я думала – убьет!
Валентина Семеновна, конечно, никуда не ехала, потому что после работы нужно было бежать домой помогать с крохотной внучкой, которую дочь Лида родила в семнадцать лет неизвестно от кого. То есть сама-то дочка, конечно, знала, кто отец ее ребенка, и даже имя его матери называла, да только мать этого проходимца в глаза не видела ни до того, ни тем более после. Лидку саму еще нянчить впору, а тут ребенок…
Летним воскресным днем 1988 года Валентине Семеновне позвонили из милиции и попросили приехать: произошло несчастье, Вадим арестован по обвинению в убийстве своей жены, которую он в состоянии алкогольного опьянения лишил жизни, после чего поджег дачный домик, где, собственно, преступление и было совершено. Мальчик Игорь сейчас находится в отделе милиции под присмотром инспектора по делам несовершеннолетних, и поскольку Валентина Фокина является ближайшей родственницей ребенка, то пусть приедет и заберет его, а заодно и даст свидетельские показания.
Вот так Игорь Песков и оказался на ближайшие шесть лет, вплоть до ухода в армию, в квартире своей тетки.
– Как он уживался с вами? Мирно? – поинтересовался Борис Александрович, прихлебывая остывший чай.
Фокина покачала головой:
– Тяжело было. Я уж к нему и так и эдак, все-таки горе у ребенка страшное, все старалась ему кусок повкуснее подсунуть, устроить получше. Жалко его было очень. А он…
Она махнула рукой, и Орлову показалось, что в глазах ее блеснули слезы.
– Неразговорчивый он был, как чужой все равно. И Лидка, дочка моя, его сильно не любила. Обижалась, что он место у нас занимает, а помощи от него никакой, одна обуза. Лидка у меня вообще своенравная и капризная, все ей не так было, места для двоюродного брата пожалела, а вчетвером в трех комнатах разве тесно? Ей все барства какого-то хотелось, как в заграничном кино: чтобы в одной комнате была ее собственная спальня, в другой – детская, а в третьей гостей принимать. Я и то ей мешала, а уж Игорек…
Валентина Семеновна безнадежно махнула рукой.
– Я, по крайней мере, с ребенком помогала, так меня она готова была терпеть, а Игорька изводила при всяком случае. А уж когда Лешка родился, она вообще как с цепи сорвалась, по любому поводу к Игорьку цеплялась. Она тогда все надеялась, что ее хахаль, Лешкин отец, на ней женится, и ей комната была бы очень не лишней, а ее мальчик занимает.
– Не женился? – сочувственно спросил Борис Александрович.
– Да где там! У моей Лидки мужики не задерживались никогда, характер у нее трудный, нрав горячий. Но она все равно во всех своих проблемах тогда Игоря винила. Мужик бросил – Игорь виноват, молоко прокисло – Игорь виноват, дату на упаковке не посмотрел, когда покупал. Даже каблук сломался – и то Игорь виноват.
Ну что ж, отметил про себя Орлов, неприязнь Лидии Фокиной к кузену никуда не делась, если судить по тому, что рассказал оперативник Дзюба. Значит, этот момент можно считать установленным и проверенным.
– Игорь вас любил, наверное, – задумчиво произнес он. – Все-таки вы на целых шесть лет заменили ему семью, поддержали в трудный момент.
– Любил? – Поредевшие брови Фокиной приподнялись над глазами в окружении морщин. – Не знаю. Холодный он был какой-то, никогда не подойдет лишний раз, не обнимет, не поцелует, слова ласкового не скажет. Но вежливый, вот тут врать не стану, вежливый мальчик. Всегда и поздоровается, и «спасибо» скажет, и приятного аппетита пожелает, если вместе с кем-то из нас за стол садился. Учился хорошо, учителя не жаловались. Да я и не ждала от него никакой любви, я же понимала, что он Вадика любил, отца своего. Уж так любил!
Орлов мучился, чувствуя, что какая-то мысль мешает ему. Даже не мысль, а впечатление, картинка. Вспомнил! В комнате, где спали мальчики, вокруг стола стояли четыре стула. На пятом, в простенке между двумя шкафами, кучей сложена груда невыглаженных вещей, в основном детских. Ничего особенного, но глаз почему-то резало.
– Наверное, хорошо, когда семья такая большая и все за одним столом собираются, – мечтательно сказал он.
– Хорошо, – согласилась Фокина, – только это редко случается. Лешка с нами не сидит. Он вообще дома мало бывает, ночует только, да и то не всегда. Вот я его уже дня три не видала.
Тогда понятно, почему пятый стул не на месте. Фокина, ее дочь, внучка с мужем – четверо взрослых. Малыши за стол не садятся. И внук Леша тоже. Отрезанный ломоть?
– И не волнуетесь за него?
– А чего за него волноваться? Здоровый оболтус, сам о себе пусть волнуется, – неожиданно сердито ответила Валентина Семеновна, и Орлову показалось, что в этот момент у нее резко испортилось настроение.
Да, Дзюба и об этом предупреждал, он тоже наблюдал такой необъяснимый перепад. Ну что ж, пожилой человек, всякое бывает…
– За Лешку если кому и волноваться, так только его матери, – по-прежнему сердито продолжала Фокина. – А мои волнения никого не интересуют, со мной можно не считаться, я уже для них хлам и мусор, только место в квартире занимаю. Вот приладили с правнуками сидеть, чтоб я не зря их хлеб ела и чтобы пользу хоть какую-то приносила, на детском садике экономят, говорят, очень дорого, если садик хороший, и поборы все время то на ремонт, то на утренник, то еще на что-то. А предупредить, что ночевать не придешь, – это извините, это ниже их достоинства. Игорек хоть и неласковый, а все-таки звонил, если уезжал, предупреждал.
– Значит, и в последний раз Игорь вам сказал, куда уезжает?
– Сказал, конечно. К другу он поехал, в лесничество. Видно, после развода с Жанной ему совсем тяжко стало, решил обстановку сменить. А я и рада, что он нынешнее лето не в Москве провел, а в лесу, на природе, на свежем воздухе. В Москве невозможно было жить, вы же и сами, наверное, помните?
Что такого особенного было в минувшем московском лете? Ну да, бывали жаркие дни, душные, бывали и дождливые, и прохладные, – словом, все как обычно. Орлов слегка пожал плечами, но на всякий случай кивнул в знак согласия.
– Жара невыносимая, смог стоит – аж черно в воздухе, торфяники горят по всей области, никак их потушить не могли, гарью воняет. У нас дачи нет, вот мы и промучились все лето в городе, а за Игорька я порадовалась. Пусть, думаю, мальчик лесным воздухом подышит, должно же ему после всех бед облегчение быть.
Да уж, мальчик… Сорок лет. Впрочем, для семидесятилетней тетушки… Стоп!
Первая реплика Фокиной.
Пятый стул между шкафами.
Внезапно испортившееся настроение.
Похоже, вот он, тот косяк, который интуитивно почуял молодой оперативник. Жаль только, что вовремя не спохватился.
Задавать свои вопросы Лидии Фокиной Борис Александрович не стал: каким бы скверным ни был характер дочери, вряд ли она станет распространяться о здоровье матери в разговоре с незнакомым человеком. Орлов решил сразу ехать в больницу, где после операции восстанавливалась Жанна, бывшая жена Пескова. Тем более время сейчас самое подходящее, в больницах лучше всего навещать пациентов между обедом и ужином, когда закончены все обходы и сделаны процедуры. На платные дорогие клиники это, конечно, не распространяется, там можно приходить в любое время с 8 утра и до позднего вечера, а вот в обычных медучреждениях правила остались прежними еще с советских времен.
Жанна лежала в трехместной палате. У двух ее соседок посетителей не было, женщины откровенно скучали и с жгучим интересом прислушивались к разговору. Орлов видел, что Жанне такое внимание неприятно, но она стесняется своей слабости и того, что пока еще плохо ходит, поэтому не предлагает выйти в коридор.
– Я почти не знала Валентину Семеновну. За то время, что мы с Игорем были женаты, видела ее от силы два-три раза. Игорь ей периодически звонил, а так… Он не любил ходить в гости. Он вообще не любил ничего, кроме своей сверхидеи. Вы ведь сказали, что ищете Игоря, а сами про его тетку спрашиваете, – заметила Жанна. – Что у вас за танцы с бубнами? Сначала ваш помощник звонит, разыскивает Игоря, теперь вы. Думаете, я скажу что-то такое, что утаила от вашего посланника?
– Мы действительно ищем Игоря, и я побеседовал с Валентиной Семеновной, потому, собственно, и пришел к вам. У меня возникли определенного рода сомнения. Мой помощник еще молод и неопытен, и кое-каких обстоятельств он не заметил. А я уже старый, – Орлов лукаво улыбнулся, зная, что выглядит он превосходно для своего возраста, – и замечаю то, чего могут не заметить молодые.
Жанна посмотрела на него внимательно, чуть прищурив глаза.
– Вы про… это? – осторожно спросила она.
– Да, именно про это. Валентина Семеновна не в ладах с ощущением времени? Путает сроки, не чувствует разницу между месяцем и годом?
– Игорь говорил об этом, – кивнула женщина. – Это началось незадолго до того, как мы с ним разошлись. Наверное, болезнь, что-то с мозгом. А может, просто возрастное, хотя какой там возраст… Семьдесят лет – это еще не старость. Валентина Семеновна и сама чует неладное, но в чем дело – понять не может. Игорь как-то в телефонном разговоре начал с ней спорить, доказывать, что звонил ей на прошлой неделе, а она в ответ упрекала его, что он о ней совсем забыл и звонил не на прошлой неделе, а два года назад. В другой раз они снова не сошлись во мнениях по поводу сроков, о чем конкретно шла речь – не припомню уже, но Валентина уверяла, что это было вчера, а Игорь удивлялся и объяснял ей, что это было не то три, не то четыре года назад.
– Игорь очень расстроился, когда понял, что тетка больна?
Бледное, с темными кругами под глазами лицо Жанны выразило удивление и даже недоумение.
– Игорь? Расстроился? Да бог с вами!
– А что ж так? – полюбопытствовал Орлов.
– Игоря могло расстроить только очередное письмо с отказом. Больше ничего.
– Но ведь речь о его родной тетке, о самой близкой родственнице!
– И что? Для Игоря имеет значение только то, что для него полезно. Поскольку от Валентины Семеновны для него не было никакой пользы, ему было безразлично, больна она или здорова. И ко мне он относился точно так же. Как только понял, что я бесполезна, он предложил расстаться.
– Зачем же он женился на вас, если вы, как вы говорите, были для него бесполезны?
Жанна слабо усмехнулась и тут же сморщилась от боли.
– Видимо, сначала польза все-таки была. Я внимательно его слушала, сочувствовала, поддерживала, интересовалась… А когда поняла, что, кроме этой его фанатичной борьбы за справедливость, в нашей жизни не будет больше ничего, начала отстраняться. Надеялась, что пройдет время – и Игорь остынет и начнет проявлять интерес ко всему тому, что составляет нормальную семейную жизнь, по крайней мере, по моим представлениям. Захочет детей, например. Но ничего не менялось. И я с облегчением ушла, как только он завел разговор о разводе.
– Понятно. О том, что с сестрой Лидией отношения у Игоря не сложились, мне известно. Валентина Семеновна поделилась. А с детьми Лидии он общался?
Жанна покачала головой.
– Насколько мне известно – нет. Они ведь для него бесполезны, – добавила она с кривой усмешкой. – Но мы уже довольно давно не живем вместе, так что не поручусь. Думаете, он мог с ними поделиться своими планами и они знают, куда он уехал и где его искать?
– Все может быть, – улыбнулся Орлов.
«А ведь Жанна даже не спросила, почему мне так срочно понадобился ее бывший муж, – отметил про себя Борис Александрович, спускаясь по лестнице в больничный холл. – Видно, он так достал ее своей деятельностью, что у женщины теперь стоит прочный блок на любую информацию, касающуюся борьбы Пескова за восстановление справедливости. Или не за восстановление, а просто за справедливость в том виде, как он ее понимает?»
Если опираться на впечатления Дзюбы, то пытаться разговаривать с Лидией Фокиной нет никакого смысла. Первое же упоминание о двоюродном брате – виновнике всех ее несчастий и жизненных неудач – вызовет шквал эмоций, который не приведет ни к чему, кроме пустой траты времени. А вот с дочкой ее, внучкой Валентины Семеновны, можно попытаться поговорить. Орлов взглянул на часы: если повезет, он успеет до закрытия магазина, адрес которого у него лежит в папочке.
Полненькую симпатичную молодую женщину с бейджем «Виктория» на форменной голубой блузке Орлов отыскал довольно быстро: в огромном торговом зале, заставленном электронной техникой, не было ни одного покупателя и менеджеры слонялись без дела с выражением безнадежной скуки. Нет покупателей – нет продаж, нет продаж – нет начислений сверх скромной зарплаты, зато ярко светит перспектива сокращения кадров и увольнений. Появление высокого, представительного, хорошо одетого потенциального покупателя вызвало оживление, к Орлову сразу метнулся быстроногий паренек с предложением помочь. Борис Александрович нейтрально улыбнулся, ничего не ответил и направился туда, где щебетали, опершись о стойку, две девушки. Одна из них, должно быть, и есть Вика, внучка Фокиной.
Так и оказалось.
Поняв, что перспективный на первый взгляд клиент не собирается ничего покупать, а интересуется исключительно ее родственниками, Вика заметно поскучнела. Орлов быстро сориентировался и окинул глазами имеющийся товар: скоро приедет жена с внуками, почему бы не обновить кухонную технику, чтобы Танюшке было удобнее готовить для детей? Правда, он пока что видит перед собой в основном телевизоры и компьютеры, но в таком большом магазине наверняка есть и то, что можно купить с пользой для дома.
– И еще мне нужно приобрести кое-что для кухни, – сказал он. – Вы мне поможете?
Вика сразу повеселела и повела его в другой конец зала.
– Мне Игорь не сообщал, куда уезжает, он меня вообще практически не замечал, – говорила она, шагая рядом с Орловым. – Я для него всегда была «малая». Бабуля упоминала, что он перед отъездом ей сказал, что будто бы к другу едет, в какое-то лесничество. Может, и правда в лесничество, он туда уже ездил несколько лет назад.
«Да нет, – ответил мысленно Борис Александрович, – не может и не правда. Твоя бабуля, милая девочка, все путает. Именно несколько лет назад Игорь и ездил к своему приятелю-леснику, а в этот раз он уехал совсем в другое место. И Валентине Семеновне, скорее всего, вообще ничего не сказал. Ей кажется, что разговор о лесничестве был полгода назад, а на самом деле он состоялся очень давно. Эх, если бы Дзюба сразу это сообразил…»
Они остановились перед полками, на которых красовались кофеварки и кофемашины. А почему бы и нет? Новая кофемашина станет отличным подарком для жены. Орлов задал несколько вопросов, советуясь с Викой, сделал свой выбор и попросил показать миксеры и блендеры. Менеджер оживилась еще больше, начала предлагать посмотреть пароварки, мультиварки и что-то еще очень нужное для хозяйства. Борис Александрович доверительно сообщил, что к нему скоро привезут внуков из США и нужно обеспечить жене возможность готовить детям то, что они любят.
– Маленькие детки очень любят вафли, – авторитетно заявила Вика, тряхнув завитыми локонами. – Могу порекомендовать вот эти вафельницы или даже мультипекарь, это очень удобно.
Ну, мультипекарь – это уж слишком, решил Орлов, а вот вафельницу взять вполне можно. Через полчаса услужливые менеджеры оформили покупки и помогли донести коробки и уложить их в машину Бориса Александровича. От Вики же удалось узнать, что ее младший брат Алексей Фокин уехал из Москвы в апреле, сказав, что больше не хочет жить в такой тесноте, что крики и возня маленьких племянников не дают сосредоточиться и мешают ему работать, что вообще ему все надоело и пусть все его семейство идет на фиг. Куда уехал? Леша сказал, что куда-то за Урал, ему вроде там работу предложили в какой-то фирме. Лидия не только не огорчилась, но даже обрадовалась и быстренько заняла комнату сына. Правда, свой диван перетаскивать на новое место не стала, опасаясь, что Леша в любой момент может вернуться. Нет, ни о каких особых отношениях брата с дядей Игорем Вика не знает… Но ей и не до того, она работает, а дома двое детей, муж, скандальная, громогласная, вечно всем недовольная мать и не вполне здоровая бабушка. Разве есть у нее время и силы обращать внимание на то, с кем общается ее брат и о чем разговаривает? Нет, Леша бабушке и матери не звонит, а ей, Вике, позвонил один раз, поздравил с днем рождения, сказал, что у него все нормально, работа есть, жилье есть.
За тот без малого час, который Орлов провел в магазине, обстановка на дорогах изменилась коренным образом. Город встал. Телефон показывал пробки 9 баллов. Пришлось срочно менять планы на вечер.
Он позвонил Константину Георгиевичу.
– Похоже, Песков взял с собой племянника, – сообщил он. – У меня появилось одно соображение, мне бы хотелось еще поговорить с соседями Игоря, но сегодня я уже никуда, наверное, не успею. Завтра с утра к ним наведаюсь. И мне нужна будет ваша помощь.
– Все, что скажете.
– Если Игорь сделал себе и племяннику новые паспорта, то как? К кому он обратился?
– Я понял, – отозвался в трубке голос Большакова. – Постараюсь. Соберу информацию, утром она будет у вас в почте. Борис Александрович, время поджимает, нам нужно что-то решать по Игорю. Когда вы будете готовы? Когда можно назначать встречу у Максимовой?
– Завтра, – твердо ответил Орлов. – Во второй половине дня я буду готов полностью. У меня уже есть почти всё, остались только штрихи, для которых мне и нужны соседи Песковых.
– Сделаю все возможное.
Домой Борис Александрович добрался часа через три, голодный и с тяжко ноющей от долгого пребывания в машине спиной. Покупки распаковывать не стал, сгрузил коробки в прихожей, на скорую руку приготовил яичницу с колбасой, запил чашкой кофе, попутно отметив про себя, что кофеварка пока еще отлично работает и, наверное, с покупкой кофемашины он погорячился, и Танюшка будет ругать его за неоправданные траты… Но тут же сообразил, что кофемашину можно представить в качестве заблаговременного подарка к Новому году или, наоборот, пропущенного подарка к годовщине свадьбы. Годовщина в мае, Татьяна в это время уже была у дочери.
Повеселев от еды и удачно принятого решения, Орлов раскрыл папку с записями отца по делу Вадима Пескова. Выписал имена и адреса всех, кто был допрошен следствием в качестве свидетелей. Потом просмотрел текст приговора, сличил, посчитал. Проверил по протоколу судебного заседания. И недобро усмехнулся.
Вот оно как, значит…
Но странно, что отец не обратил на это внимания. Такой опытный адвокат не мог не заметить странного совпадения. Или заметил, но промолчал, потому что решил не связываться? Или попытался что-то сделать и быстро получил по рукам? Вот это вернее всего.
И ничего не сказал ни Игорю, ни своему сыну. С другой стороны, о чем тут говорить? С точки зрения уголовного процесса – все идеально, никаких нарушений, так что есть совпадение или нет – а для того, чтобы поставить под сомнение результаты предварительного следствия и судебного разбирательства, оснований все равно не появилось бы. Отец был здравым человеком, очень осмотрительным и осторожным, он прекрасно понимал, с чем мог столкнуться, и не хотел, чтобы пострадал двенадцатилетний мальчик, который в силу возраста и отсутствия опыта мог слабый лучик надежды принять за яркий свет и начать кричать об этом на всех углах. И позже, когда Игорь повзрослел, отслужил в армии, закончил институт и начал работать, отец снова принял решение ничего ему не говорить. Почему? Видел, что Игорь без тормозов? Понимал, что у парня с психикой что-то не так? Осознавал, что таким, как Игорь, нельзя давать в руки никакого оружия: ни материального, ни информационного?
Теперь не спросишь. Отец давно умер.
«И почему, – сердито спрашивал себя Борис Александрович, – почему мы начинаем догадываться о том, что нужно было поговорить, нужно было спросить, только тогда, когда поговорить больше не с кем и спросить не у кого? Почему мы до самой старости остаемся самоуверенными идиотами?»