Вы здесь

Цель номер один. План оккупации России. Глава 2. На южных рубежах России (М. Ф. Антонов, 2011)

Глава 2

На южных рубежах России

РОССИЯ И СРЕДНЯЯ АЗИЯ

21 декабря 2006 года умер президент Туркмении Сапармурад Ниязов. Казалось бы, кого в мире могла взволновать смерть главы государства с населением менее 5 миллионов человек? А на похороны Туркменбаши прибыли премьер-министр России, председатель КНР, президенты, главы правительств и другие VIP-лица из 40 стран. Чем же заслужила Туркмения такое внимание? Причин две: огромные (до трети мировых, если не больше) запасы природного газа и важное стратегическое положение. Но так же богаты разными природными ресурсами и стратегически важны и остальные республики Средней Азии. Захват контроля над природными ресурсами Кавказа и Средней Азии, особенно над крупнейшими месторождениями нефти и газа, ныне представляет собой основу неофициальной американской стратегии, один из залогов сохранения США своего влияния в XXI веке. Здесь проходит «линия фронта» между двумя главными претендентами на глобальное лидерство – США и КНР, здесь же проявляются и интересы России, Турции, Ирана.

Козыревская политика следования в фарватере США привела к ослаблению позиций России в этом регионе. Позднее необходимость защиты наших рубежей от надвигавшегося вала талибов заставила Россию дать согласие на создание здесь американских военных баз для поддержки вооруженных сил США в Афганистане. В этих условиях среднеазиатские республики повели себя по-разному, что обусловлено исторически.

В 1913 году в Ташкенте была издана книга В. Н. Наливкина «Туземцы раньше и теперь», автор которой с грустью отмечал: «Наше поступательное движение… в недра Средней Азии… носило на себе отпечаток чего-то стихийного, фатального. Нас влекла сюда та “неведомая сила”, которую уместно, быть может, назвать роком, неисповедимой исторической судьбой, ибо мы шли и пришли сюда случайно, без зрело обдуманного плана, без сколько-нибудь разработанной программы наших дальнейших действий».

Но даже занимаясь бессмысленными колониальными захватами в духе «догнать и перегнать цивилизованный мир», царское правительство вело себя отлично от прочих колониальных держав, придерживаясь принципа невмешательства во внутренние дела «туземного» населения. Но большевики, взявшие власть в России, не могли равнодушно взирать на феодальные порядки в Туркестане. Они рвались осчастливить весь мир, а уж тех-то, кто жил рядом, под боком, – тем более. Красная конница с боями прошла через этот край, неся свободу трудовому народу, среди которого нашлось немало искренних приверженцев нового порядка, и к началу 30-х годов с басмачеством здесь было покончено.

Советская власть, как мы считали, освободила местное крестьянство от рабства у баев, раскрепостила женщин, дала жителям образование, создала систему здравоохранения. Российские вузы приняли студентов из среднеазиатских республик. А вскоре в этих республиках появились и кадры национальной интеллигенции, возникли Академии наук, вузы и техникумы, театры, музеи. Словом, как казалось, и тут закипела культурная жизнь, свидетельствуя о крепнущей дружбе народов, несмотря на репрессии конца 30-х годов, затронувшие преимущественно местную интеллигенцию, чаще всего обвинявшуюся в национализме.

Еще более сплотила население СССР Великая Отечественная война. Воины из республик Средней Азии влились в ряды Красной Армии. А сотни промышленных предприятий, эвакуированных из оккупированных врагом регионов страны, вместе с их работниками – русскими, украинцами и др. – оказались в Средней Азии. Это дало новый мощный толчок развитию экономики и культуры среднеазиатских республик.

Конечно, и тогда бывали проявления национализма, при Горбачеве уже специально подогревавшиеся как из Центра, так и со стороны подросших национальных элит. Всеобщая ненависть к Горбачеву в национальных республиках переносилась на Кремль и на всю Россию. Но ничто не предвещало здесь катастрофы, разразившейся после подписания Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем пресловутых Беловежских соглашений.

Республики Центральной Азии не мыслили своего существования вне СССР, тем более, что они были почти все дотационными. Однако эта их «нерентабельность» во многом была искусственной. В СССР, представлявшем собой единый народнохозяйственный комплекс, стремились максимально использовать преимущества каждой республики в целях общего подъема экономики. Так, земли Узбекистана и Туркмении не занимали под пшеницу, на них выращивали хлопок, фрукты и овощи для общесоюзных нужд, а хлеб сюда поставляли из других республик. А сельское хозяйство Узбекистана и Туркмении становилось все более монокультурным, со всеми выгодами и недостатками такой узкой специализации.

И вот ельцинская Россия грубо вытолкнула центральноазиатские республики из Союза, на смену которому пришло ничего не решавшее СНГ, которое в России рассматривали лишь как форму цивилизованного «развода» некогда братских республик.

Распад Союза обрек большинство населения центральноазиатских республик на нищету и на возврат к архаическим формам существования. А перед русскими здесь всюду встал вопрос: уезжать ли на свою «историческую родину»? Вопрос принял трагический оттенок, когда выяснилось, что новая российская власть и свое-то население (во всяком случае, основную его массу) рассматривало как обузу, от которой надо было бы поскорее избавиться. А на среднеазиатских русских она вообще смотрела как на чужеродный элемент и сделала все от нее зависящее, чтобы затруднить возврат их на Родину. На местах же их стали притеснять или, по крайней мере, показывать им, что здесь они не хозяева, а гости, причем по большей части нежеланные. И тут отчетливо выяснилось, какие народы региона близки русским по духу, а какие им абсолютно чужды. А из этого можно было сделать вывод, стоит ли России, собирая снова Евразию вокруг себя, добиваться тесного объединения в одном государстве или федеративном союзе с теми республиками Центральной Азии, которые проявили себя как чуждые нам. Этот момент нам и предстоит уяснить в данной главе.

КИРГИЗИЯ – ПОЛНОПРАВНЫЙ ЧЛЕН ЕВРОАЗЭС

Киргизы – народ, близкий казахам, и еще евразийцы считали, что эти два прежде кочевых народа являются естественными союзниками России. А среднеазиатские республики поливного земледелия они считали цивилизационно чуждыми России, их завоевание при царизме называли ошибкой. Если говорить о воссоздании в том или ином виде нового Союза республик, то, пожалуй, только Киргизия подходит на роль полноправного члена этого объединения, о чем подробнее будет сказано ниже.

Киргизия – страна с населением около пяти миллионов человек, из которых чуть более половины составляют собственно киргизы. Это единственная страна Центральной Азии, где после распада СССР президентом стал не бывший первый секретарь ЦК республиканской Компартии, а ученый-физик, президент местной Академии наук, естественно, демократ (о глубинных причинах этого, казалось бы, исключительного для Востока феномена чуть ниже). Поэтому Киргизия раньше всех других стран СНГ вступила в ВТО, в эту страну тут же запустил лапы Международный валютный фонд, пошла «помощь» ей со стороны Запада, особенно со стороны США, Японии и… Швейцарии (которая даже приняла на хранение золотой запас Киргизии). «Помощь» прежде всего проявилась в виде захвата наиболее прибыльных местных предприятий американскими, германскими, канадскими и другими западными компаниями. Разрыв хозяйственных связей с Россией и другими республиками бывшего СССР привел к остановке большинства остальных предприятий Киргизии, следствием чего стали массовая безработица в городах и наплыв тысяч их жителей в столицу Бишкек, где они рассчитывают получить хоть какую-нибудь работу, что удается далеко не всем. Жизнь в Бишкеке на порядок лучше, чем в глубинке, но для всего населения Киргизии его ресурсов не хватит.

МВФ потребовал от правительства Киргизии ужесточения пенсионного законодательства, – только при этом условии он обещал дальнейшую финансовую помощь в деле совершенствования пенсионной системы. В итоге пенсия старикам, например, составлявшая примерно 5 долларов в месяц, была еще более урезана. Почти полностью ушло в прошлое бесплатное медицинское обслуживание, услуги медиков стали платными и доступны в основном состоятельным людям. Иностранная помощь частью разворовывается, частью идет на оплату услуг западных консультантов. Внешний долг стал неподъемным для страны. И хотя Парижский клуб кредиторов списал ей часть долга, новые займы уходят по большей части на выплату процентов по прежним долгам.

В целом в стране царит хозяйственная разруха. Профессор Михаил Делягин назвал экономику Киргизии «выжженным полем». Республика, прежде полностью обеспечивавшая себя хлебом, ныне зерно закупает, в основном в Казахстане (хотя, по признанию экспертов, распределение земли в республике между крестьянами было произведено более справедливо, чем в соседних республиках). И причина здесь не только в сокращении посевов зерновых, но и в том, что частники предпочитают продавать киргизское зерно за рубеж, в то время как местные мелькомбинаты простаивают из-за отсутствия зерна.

Разрушена легкая промышленность, которая не в силах конкурировать с дешевым китайским ширпотребом. И никакими политическими комбинациями не устранить того факта, что вне рамок бывшего СССР экономика Киргизии (как, впрочем, и почти всех остальных его республик) оказалась неконкурентоспособной. В республике все чаще раздаются голоса в пользу более тесной интеграции, для начала – с Казахстаном, а затем и с другими странами СНГ.

Киргизия резко делится на Север, близкий Казахстану и ориентированный прежде на Урал и Сибирь, и на Юг, теснее связанный с Узбекистаном (там узбеки составляют до трети населения), а также с Таджикистаном и китайским Синьцзяном. В качестве примера того, как борьба элит разных регионов за преобладание во власти в стране может привести Киргизию к катастрофе, рассмотрим ситуацию, сложившуюся там после «революции тюльпанов» в марте 2005 года. Сама эта революция была в немалой степени порождена действиями «демократической» власти.

Президент Акаев, принадлежавший к самому богатому северному племени, на видные места во власти поставил своих единоплеменников. Но это не устраивало элиты 19 остальных, неакаевских, племен. Акаев принимал демократические решения. Но их исполнителями выступали чиновники, принадлежащие к тем или иным кланам и действующие в их интересах. Решения часто менялись, власть, по сути, повисла в воздухе. Тотальная коррупция разрушила экономику, развратила народ.

«Революция тюльпанов» свергла власть Акаева. Эксперты оценивают ее как «феодально-демократическую», она проходила под демократическими лозунгами, находящими понимание у ориентированной на Запад части молодежи. Но в Киргизии еще сильны родоплеменные и клановые отношения. К тому же там сказывается исламский фактор, а также влияние наркомафии. А большинство киргизов, особенно еще живущих кочевой жизнью, равнодушно к «тюльпановым» лозунгам.

Казахский журналист Адиль Тойганбаев так расценил итоги «революции тюльпанов» в Киргизии:

«Нелегитимный силовой “снос власти” открыл череду бесконечных нелегитимных “перетасовок” внутри самого нового истеблишмента, когда политика “делается” не в парламенте и посредством конституционных процедур, а методами закулисных договоренностей, отстрела конкурентов, силового давления на органы власти, шантажа и безучастности органов правопорядка.

В Кыргызстане утвердилась «явочная демократия» как в республике Гуляйполе времен батьки Махно, когда большинство населения в страхе сидит по домам, а различные политически активные меньшинства выясняют свои отношения при помощи оружия, или захватывая земельные участки, помещения органов власти, судов и целые населенные пункты. Совершенная в марте нелегитимность не решила всех проблем страны, она породила сотни других. Несомненно, произошедшее в республике не просто обесценило ее международный (в том числе инвестиционный) рейтинг, оно косвенно подрывает стабильность в окружающих государствах».

Пусть сетования официозного журналиста на «нелигитимный снос власти» видится несколько лицемерным после событий начала 90-х годов, но все же и не зря Тойганбаев опасается разрушительного влияния киргизских событий не только на положение в его стране, но и на ситуацию во всем регионе.

Курманбек Бакиев, пришедший к власти в стране весной 2005 года в ходе «тюльпановой революции», был уже не ученый-демократ, а хозяйственник и чиновник, прошедший советскую школу воспитания национальных кадров. Он родился в 1949 году в селе. Окончил Куйбышевский политехнический институт, до распада СССР занимал различные партийные и административные должности – после работы на заводах в России (в Куйбышеве) и в Киргизии делал карьеру в партийных и советских органах (первый секретарь горкома КПСС, председатель горсовета). После распада СССР в 1992 году был назначен главой государственной администрации района, в 1994 году – заместителем председателя Фонда государственного имущества Республики Киргизия, первым заместителем главы Джалалабадской облгосадминистрации. В 1997 году Бакиев стал губернатором – главой Чуйской областной государственной администрации.

С декабря 2001 года по май 2002 года Бакиев являлся премьер-министром Республики Киргизия. Когда на юге Киргизии произошли столкновения местных жителей с милицией, в результате которых пять человек погибли и более 90 получили ранения, оппозиция именно Бакиеву поставила в вину неспособность разрешить ситуацию, и он подал в отставку. Но он не оставил политическую деятельность, был избран депутатом Законодательного собрания Республики Киргизия, вошел в созданную лидерами пяти оппозиционных блоков коалицию для противодействия административному ресурсу. В марте 2005 года Бакиев баллотировался в парламент Киргизии, выборы проиграл. В том же месяце возглавил Координационный совет народного единства (объединенный орган, созданный оппозицией после первого тура выборов).

В марте 2005 года в ходе очередных парламентских выборов, итоги которых оппозиция во главе с Бакиевым не признала, в Киргизии и произошла «тюльпановая революция». 10 июля 2005 года Бакиев был избран президентом Республики Киргизия.

В декабре 2007 года Бакиев подписал указ о назначении Игоря Чудинова (надо думать, русского) главой правительства Киргизии.

В начале 2009 года Бакиев заявил о своем намерении избираться на второй срок. На выборах, состоявшихся 23 июля 2009 года, Бакиев одержал уверенную победу, набрав более 76 процентов голосов.

В апреле 2010 года в Киргизии вновь произошло насильственное свержение власти. В результате волны беспорядков в стране десятки людей были убиты, сотни ранены. 7 апреля Бакиев подписал указ о введении в стране чрезвычайного положения. На следующий день правительство страны ушло в отставку, парламент был распущен. Бакиев бежал из столицы в Ош. В том же месяце сформированное оппозицией временное правительство («правительство народного доверия») лишило его президентских полномочий, после чего Бакиев бежал в Казахстан, а затем в Белоруссию и подал заявление об отставке, которое впоследствии опроверг.

Бакиев женат (его жена – Татьяна Васильевна Бакиева, надо полагать, русская), у них двое сыновей: старший Марат и младший Максим.

Государственный переворот не был бескровным. В стране (особенно на юге) произошли многочисленные столкновения, в том числе и на межнациональной почве. Дело дошло до фактической войны между киргизами и узбеками. Русским, особенно казакам, проживающим в Киргизии с давних пор, пришлось создавать свои отряды самообороны. В столице также бесчинствовали мародеры. С трудом удалось восстановить некоторое подобие порядка. Президентом переходного периода «(до 31 декабря 2011 года) стала Роза Отумбаева. Киргизия перешла от президентской республики к парламентской, что, как полагают эксперты, не сулит ей стабильности. Хотя Россия считает, что происходящее в Киргизии – внутреннее дело этой независимой страны, все же Дмитрий Медведев заявил, что переход ее от президентской республики к парламентской может иметь катастрофические для нее последствия.

В ходе всех этих мятежей и революций подняли голову и ультранационалисты, требующие, в частности, очистить карту Киргизии от русских названий. Популярными стали лозунги: «Сколько времени мы будем еще молиться на русских!» При этом подобные идеи высказывают не только оппозиционеры, но нередко и высокопоставленные правительственные чиновники. Когда приходит время просить денег у России, эти деятели предстают как самые верные ее друзья. Когда же нужно подыграть оппозиции, чтобы не стать изгоями, их риторика резко меняется. Сама Отумбаева – сторонница демократических ценностей в их западном понимании, но она заявляет о необходимости дружеских отношений между Киргизией и Россией.

Тут, пожалуй, стоит сделать одно очень важное и даже шокирующее отступление, которое можно было бы сделать еще в главе, посвященной Казахстану. Но в главе про Киргизию оно даже более уместно.

Дело в том, что типологически центральноазиатские кочевые общества… ближе к европейским, чем даже, скажем, российское!

В традициях степняков были и парламентская демократия (курултаи), и выборность глав государств (султанов, которых ошибочно считают монархами, хотя на самом деле они были президентами). А также свобода слова (в плане традиции неприкосновенности акынов), гласный суд, а у казахов – даже… избирательное право для женщин (на местных выборах)! Одним словом, если сделать скидку на средневековую специфику, – просто готовый образец для демократий мира!

И если демократический уклад казахов смазывается уже оформляющейся государственностью имперского типа, то таковой у киргизов можно увидеть в достаточно чистом виде. Вот почему лидером Кыргызстана оказался не «партийный бай», а демократически избранный скромный профессор – это вполне в духе традиций степняков. Да и бессменный президент Казахстана не воспринимается в мире каким-то диктатором – видимо, настолько сильно проступает сквозь его действия настоящая демократическая традиция казахов, которую невозможно подделать.

Понимаю, что такое отступление вызовет шок у части читателей: да неужели эти степняки большие европейцы, чем мы, родимые?! Но это всего лишь следствие длительной дрессировки умов российского истеблишмента. Плюс поверхностное отождествление деспотических порядков, скажем, в Узбекистане со степными, что тоже является в общем-то продуктом пренебрежительного восприятия «традиций туземцев»: дескать, все они там одинаковы, только названиями отличаются. Для многих, увы, тезис о «большей европейскости» степных обществ лишает их возможности свысока поглядывать на своих юго-восточных соседей – дескать, пусть нам еще до «полной демократии» далеко, но им-то еще дальше! Порой в прессе приходится встречать иронически-риторические вопросы: что же это, или в Казахстане больше демократии, чем в России? (Предполагается: абсурд.) А один высокопоставленный умник даже увидел в разгуле киргизской толпы во время переворота… признаки «восточной деспотии»! Словом, тот комплекс, который Ф. Кривин выразил словами: «…читая это, лилипуты вырастают в собственных глазах».

Это одна сторона вопроса. Но естественно возникает и другая. А если степные общества так близки европейским, то не впустую ли пройдут помещенные выше предсказания насчет неизбежности скорой интеграции Казахстана и Киргизии с Россией? Ведь тогда получается, что как раз им лучше было бы наводить мосты с Евросоюзом?

К счастью, типологические сходства на являются фатальными. И яркий пример тому – отношения России с Индией, этой «самой большой демократией мира». И впрямь, в плане устройства общества (а в известной степени и в смысле многих ценностей) наши две страны практически не имеют ничего общего. Индия – самая настоящая демократия западного типа, к которой даже вся западная правозащитная общественность не может подкопаться в плане пресловутых «прав»; Россия же в ее архетипе – это общество тоталитарной демократии, чьи социальные ценности ничего общего не имеют с европейскими. И тем не менее СССР и Индия довольно быстро (после кратковременного ожидания, что в Индии должна непременно победить социалистическая революция) нашли в друг друге союзников не-разлей-вода (что было очень кстати в эпоху «холодной войны»).

В чем же причина такой вроде бы парадоксальной (но проверенной временем) дружбы? Думается, одна из важнейших причин – то, что парламентская демократия для индийцев – атрибут жизни, а не орудие распространения своего геополитического влияния, как для англосаксов. Да, западная демократия – это, прежде всего, орудие порабощения народов иных культур.

А вот Индия не стремится весь мир выстроить под себя; она просто существует в парламентской системе. И это, оказывается, не мешает дружеским отношениям со страной, построенной на полностью противоположных началах!

Вот и большая либеральность степных традиций – вовсе не причина для враждебности центральноазиатских стран и России. Если она в чем-то и проявляется, то в достаточно активных контактах этих двух стран, скажем, с Евросоюзом (а Казахстан даже стал… очередным председателем ОБСЕ!). Вот здесь, наверное, играет роль фактор типологической общности с Европой, и делать из этого ни сенсацию, ни трагедию не стоит. Ведь главного – желания уничтожить российскую политическую традицию (если надо, то вместе с самим народом) – у наших центральноазиатских друзей не наблюдается. А значит, и особых глубинных причин, стоящих на пути нашей будущей дружбы, нет.

Но вернемся к Киргизии.

Новая власть, установившаяся в Киргизии после «революции тюльпанов», тоже была построена оригинально. Президент Курманбек Бакиев, южанин, – крепкий хозяйственник, а вынужден был руководить силовыми структурами. Тогдашний премьер-министр Феликс Кулов, северянин (революция освободила его из тюрьмы), – профессиональный милиционер, а должен был управлять экономикой. И хотя оппозиция добивалась превращения президентской республики в парламентскую, частично она этого добилась в ходе нового противостояния с властью в ноябре 2006 года. А народ видит, что такая беспомощная власть вряд ли способна обеспечить хозяйственное возрождение страны.

Клубок острых противоречий завязан в наиболее плодородной зоне Средней Азии – в Ферганской долине, которая разделена между Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном и представляет собой этнический котел. Впрочем, и население других районов этих республик тоже этнически неоднородно. В Киргизии, например, 12 процентов населения составляют узбеки, а немало киргизов проживает в Узбекистане, Таджикистане и даже в Синьцзяне.

Через киргизский город Ош (и далее на Бишкек) проходит дорога из таджикского Горного Бадахшана, которую считают главной артерией наркотрафика в Евразии (она находится под контролем чеченцев и ингушей, предки которых были высланы в свое время с Кавказа).

Киргизия вошла и в ЕвроАзЭС, и в ОДКБ, и в ШОС. Отношения к России и к русским здесь даже в самые трудные времена, до последних месяцев, оставались в целом доброжелательными. В стране создан Славянский университет, русский язык имеет статус официального и широко используется в общении. Не только власть, но и оппозиция (не считая ультранационалистов, не пользующихся широкой поддержкой в народе) не выступают против дружеских отношений с Россией.

Но внутренняя обстановка в стране и после революции остается нестабильной, а в случае обострения межэтнических и социальных противоречий речь может пойти о самом существовании Киргизии как единого самостоятельного государства. Не раз высказывалось мнение, что Киргизию может спасти интеграция с Казахстаном, которая выглядит скорее как поглощение горной республики ее степным соседом (примерно так же российские верхи рассматривают интеграцию России и Белоруссии). Президенты Киргизии и Таджикистана заявили о желании их республик присоединиться к Таможенному союзу России, Казахстана и Белоруссии. (Да ведь многие тысячи киргизов вынуждены были уехать на заработки в Россию, в Москве они составляют значительную часть неквалифицированной рабочей силы – дворников, подсобных рабочих на стройках и пр.)

Это не случайно. Интеграция в рамках ЕвроАзЭС дает плоды, в частности, намечаемое объединение центральноазиатского энергетического кольца с российским позволит улучшить снабжение участников проекта электроэнергией.

В Киргизии находятся российская авиабаза в Канте и американская в аэропорту «Манас» (близ Бишкека), созданная, как объяснялось, для борьбы с талибами в Афганистане. В феврале 2009 года Бакиев, находясь в Москве на саммите ОДКБ, заявил о требовании Киргизии к США ликвидировать эту американскую военную базу. Это заявление вызвало волну возмущения не только в США, но и у их союзников по НАТО. В западных СМИ появились панические высказывания: «Россия теснит Америку на нескольких фронтах». Американцы, должны были покинуть базу в течение 180 дней. Появилась информация о том, что они смогут перебазироваться в Таджикистан. Но затем оказалось, что американская база остается в Киргизии, просто меняются ее название и статус. Видимо, американцы хорошо заплатили, кому следует, во властных структурах Киргизии. Да и рабочие места для местного населения не лишние. Наиболее «американизированная» часть киргизской молодежи, особенно те, кто получает американские гранты на обучение, также выступала против закрытия американской базы.

В Киргизию усиленно проникают и китайские инвестиции. Китайцы уже построили в республике овчинно-шубный и целлюлозно-бумажный комбинаты. Особенно их интересует Ферганская долина, где можно будет довести добычу нефти с нынешних 70 до 500 миллионов тонн. Киргизии отводится важная роль в планах осуществления железнодорожной связи Китая с Турцией, что можно рассматривать как один из вариантов восстановления Великого Шелкового пути в обход России. Самая острая борьба за влияние в Киргизии – еще впереди. И все же есть основания надеяться на то, что общие черты менталитетов наших народов, совместная вековая история и общность интересов окажутся сильнее иноземных влияний, и Киргизия со временем окажется надежной союзницей России.

УЗБЕКИСТАН – СОЮЗНИК РОССИИ ПОНЕВОЛЕ

Узбекистан – самая крупная по численности населения республика Средней Азии. В нем проживает 25 миллионов человек, из которых узбеков—15 миллионов. В советское время он негласно считался «первой среди равных» среднеазиатских республик. Однако это было обусловлено скорее экономическими и политическими обстоятельствами, чем духовными. Русский человек, приезжавший тогда, например, в Казахстан, видел там обычную советскую республику с некоторыми особенностями, обусловленными влиянием ислама. А Узбекистан, напротив, представлялся прежде всего исламским государством, на жизни которого появился некий советский отпечаток.

Карл Маркс в конце своей жизни почувствовал особенности азиатского способа производства, к которому неприменимы категории капиталистического общества. В пустынных регионах Средней Азии жизнь, возможность выращивания хлеба насущного зависела от воды, для подачи которой на поля нужно было создавать сложные системы ирригации. Такое дело было не под силу ни отдельному крестьянскому хозяйству, ни даже крупному частному собственнику. Системы ирригации обычно находились в руках государства. Это был своеобразный восточный, азиатский социализм. Маркс отмечал, что время от времени в этих регионах менялись правители, исчезали одни государства и возникали другие, а сам способ производства и общественный быт оставался неизменным. (Правда, думается, Маркс под одним названием «азиатского способа производства» необоснованно объединил североазиатский – кочевническо-скотоводческий, китайский государственно-бюрократический и среднеазиатский земледельческий на поливных землях.) Конечно, в индустриальную эпоху и технология сельскохозяйственного производства изменилась, на поля пришли машины, но менталитет народов, тысячелетиями выращивавших хлопок и хлеб на поливных землях, оставался в основе своей неизменным, не принимавшим идеологию индивидуализма и неограниченной конкуренции.

Советская власть, симпатизировавшая Турции Кемаля Ататюрка, подарила Узбекистану такие культурно тяготевшие к Таджикистану города, как Бухара и Самарканд. Это служит предпосылкой для того, чтобы сегодня осуществился план создания так называемого «туранского коридора», который должен объединить исламские суннитские государства Азии в единую коалицию под эгидой Турции, которая благодаря этому станет сверхдержавой. С этим проектом конкурирует «панисламистский проект», осуществляемый под эгидой Пакистана и Саудовской Аравии.

После провозглашения независимости Узбекистан сначала «дистанцировался» от России и даже вступил было в антироссийский блок ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдавия). Но угроза вторжения извне и активизация исламских фундаменталистов внутри страны (террористические акты 2004 года, кровавые события 2005 года в Андижане и др.) заставили его вновь обратить свои взоры к бывшему «старшему брату». В то время как ЕС ввел эмбарго на поставку оружия в Узбекистан, республика получила от России все необходимое ей вооружение. После выхода в 2005 году Узбекистана ГУУАМ превратился в ГУАМ.

Однако Узбекистану нужно было не испортить отношения и с США, на помощь которых он рассчитывал, а это было возможно лишь в том случае, если республика не будет демонстрировать слишком тесные связи с Россией. Поэтому участие Узбекистана в ШОС остается больше номинальным. Правящая элита Узбекистана опасается слишком явной демонстрации дружеских чувств к России еще и потому, что далеко не была уверена в сохранении стабильности в нашей стране после 2008 года, когда Путин оставил пост президента. Но все же, по мере укрепления связей страны с Россией, в Узбекистане порой стали открыто проявляться антиамериканские настроения. Дело дошло даже до публичного выступления одного узбекского сенатора, заявившего, что США – враг свободы в мире номер один. Наблюдатели тогда отмечали, что такой демарш возможен лишь с согласия президента Каримова. В американских СМИ этот случай был преподнесен как курьез: дескать, можно ли всерьез относиться к критике со стороны политического деятеля такого государства, в котором месячная зарплата равна плате в США за час работы?

Узбекистану надо было создавать благоприятные условия для компаний из стран ЕС, в надежде на привлечение оттуда инвестиций в экономику, которая нуждается в модернизации. Нуждалась страна и в установлении экономических связей с Китаем, который стремится завоевать крепкие позиции в регионе. Большой интерес к ресурсам и внутреннему рынку Узбекистана проявляет Япония. А тут еще традиционные связи с Турцией, Ираном, Саудовской Аравией. Периодически возникают осложнения в отношениях Узбекистана с соседними республиками СНГ – Казахстаном, Киргизией, Туркменистаном, Таджикистаном. Между тем взаимозависимость этих государств очевидна: например, Узбекистан, как страна поливного земледелия, нуждается в воде, а истоки рек, протекающих по территории республики, находятся за ее пределами – в Киргизии и Таджикистане, которые используют часть водных ресурсов в своих интересах. (Узбекистан больше всех заинтересован и в реанимации проекта поворота сибирских рек в Среднюю Азию, хотя это его проблем не решит.) Но пока «центральноазиатская интеграция» остается больше мифом, чем реальностью.

Казахстан избрал линию поведения, которую можно выразить формулой: «Политически – с Россией, экономически – с Западом» (правда, в последнее время и тут стал весомым «китайский фактор»). Туркменистан стремился вообще отгородиться от внешнего мира, сохраняя лишь один выход во вне страны – газопровод. А Узбекистану приходится, сохраняя известную замкнутость, в то же время во внешней политике балансировать на стыке интересов многих государств, чтобы извлечь из противоречий между его партнерами максимальную пользу для себя, для сохранения стабильности в стране. (Более подробно этот вопрос рассмотрен в статье Евгения Абдуллаева «Устойчивое неравновесие: отношения с Россией в политике Узбекистана»[6]) Показательно в этом смысле название книги президента Ислама Каримова, вышедшей в 2006 году: «Узбекский народ никогда и ни от кого не будет зависеть».

Но ведь это легко сказать: мы будем независимы. Действительно независимые государства на карте мира можно пересчитать по пальцам. Как только Узбекистан выпал из народнохозяйственного комплекса бывшего СССР, нарушились десятилетиями налаживавшиеся экономические связи с другими республиками, оказались потерянными поставщики и потребители продукции, внутрисоюзные рынки ее сбыта, уехали в Россию высококвалифицированные специалисты, а своими силами новая независимая страна не могла преодолеть вызванную этим разруху. Россия принципиально от своего «южного подбрюшья» (по выражению Александра Солженицына) отвернулась, а «руку дружбы» на строго коммерческой, своекорыстной основе протянул Узбекистану Запад.

МВФ и Всемирный банк предоставили Узбекистану кредиты – при условии установления в экономике страны рыночных отношений, обеспечения открытости ее экономики для западных инвесторов и т. п. А последствия заранее были известны: экономика страны-жертвы становилась добычей транснациональных корпораций.

ЕС и Всемирный банк выражали недовольство закрытостью Узбекистана, в том числе и от соседних республик бывшего СССР. Европейским компаниям хотелось бы иметь единый открытый для них центральноазиатский рынок. Вообще Запад торопил Узбекистан с проведением либеральных реформ, пугая его возможными потрясениями, если преобразования не будут осуществлены. Насколько это было возможно, руководство Узбекистана тормозило процессы распада, неизбежные при внедрении рыночных отношений в экономику восточного типа. Каримов отвечал эмиссарам Запада: «Не нужно разрушать старый дом, пока не построен новый». Узбекистану нужно выработать уникальную модель, чтобы вписаться в глобальную экономику на достойном, мировом уровне.

Приватизацию предприятий здесь провели более осторожно, чем в России, отказавшись от системы ваучеров. Первоначально объектами приватизации стали жилой фонд и мелкие предприятия, прежде всего в сфере обслуживания населения. Но сегодня уже наибольшая часть ВВП производится на частных предприятиях. Нередко на предприятиях работников не увольняли, а либо отправляли в отпуск, либо переводили на сокращенный рабочий день (с соответствующим сокращением оплаты труда). В стране действуют сотни западноевропейских, американских, китайских, южнокорейских и других иностранных компаний, которые никаких филантропических чувств к местным работникам не испытывают. Добилась участия в разработке газовых месторождений Узбекистана и российская компания ЛУКОЙЛ, намеревающаяся вложить в этот проект 1 миллиард долларов.

Многие предприятия, оставшиеся в собственности государства, оказались в новых условиях нерентабельными, и правительство намеревается либо закрыть их, либо продать хотя бы по символической цене в один доллар.

МВФ сейчас доволен Узбекистаном: он добился конвертации узбекской валюты – сума. Иностранным инвесторам разрешено прибыль, полученную в Узбекистане, переводить в доллары и вывозить за пределы страны. Инвесторы (а это в основном акционерные общества) мотивируют вывоз капитала тем, что они обязаны выплатить дивиденды акционерам.

Современное положение в экономике Узбекистана сложно охарактеризовать однозначно. Официально сообщается об успехах в хозяйственном строительстве. Так, большим достижением считается строительство силами ряда западных компаний Шурганского газохимического комплекса и ряда других крупных промышленных объектов. (В своей речи на открытии упомянутого комплекса Каримов не преминул подчеркнуть: в советское время узбекский газ направлялся в Москву, местные же кишлаки оставались на печном отоплении, а теперь газ получит местное население.) Как удовлетворительные оцениваются и макроэкономические показатели – рост ВВП, снижение темпов инфляции (в 90-е годы там свирепствовала гиперинфляция – до 1500 процентов в год) и пр. Страна добилась энергетической и зерновой независимости.

Однако те, кому доводилось побывать в Узбекистане, утверждают, что экономика страны переживает глубокий кризис. Картина здесь та же, что и в большинстве других бывших республик СССР: спад производства, массовая безработица, особенно среди молодежи (нарастающая из-за быстрого прироста населения), нищета большинства народа и баснословные доходы кучки новых «хозяев жизни». Жизнеспособны только те секторы экономики и предприятия, которые могут производить продукцию на экспорт, а это преимущественно добыча золота (в СССР Узбекистан занимал по этому показателю второе место), нефти и газа, а также выращивание хлопка. (Все это – остатки советского наследия.) Но мировой рынок находится в руках транснациональных корпораций, которые «обвалили» цены на золото и хлопок, вследствие чего экономика Узбекистана лишилась большей части своих доходов.

Многие узбеки в поисках источников пропитания отправились за границу, в том числе и в Россию. Местная власть такой отток кадров приветствует, потому что это хоть немного смягчает гнет безработицы, и очень болезненно воспринимает депортацию из России своих соотечественников – гастарбайтеров, проникших к нам незаконно.

О положении русских, оставшихся в Узбекистане (на момент распада СССР их было примерно два миллиона), хорошо повествует в своем очерке «Первородный грех колониста» Вадим Муратханов[7].

«Русских не гонят. Не мажут дегтем калитки, не бьют стекла. Им только вежливо и по-восточному тонко дают понять, что они здесь чужие, что это не их земля, всегда была не их, а они, несмотря на относительную многочисленность и остатки иллюзий, – не более чем загостившиеся здесь иноземцы, независимо от того, кто где родился и вырос». (Русских мужчин здесь еще с советских времен зовут «Васек», как в Турции все русские женщины – «Наташи».)

Размер минимальной заработной платы в Узбекистане составлял в 2004 году примерно 5 долларов США. При обилии овощей и фруктов и их дешевизне человеку с такой зарплатой можно лето прожить на лепешках и арбузах, но в остальное время года приходится просто голодать, так как цены на другие продукты первой необходимости здесь сопоставимы с российскими. По данным ООН, в республике более 20 процентов населения недоедают.

Большинство узбекистанских русских проживает в Ташкенте, где зарплата колеблется от 30 до 50 долларов (жителям узбекской глубинки о таком уровне платы за труд остается только мечтать).

Чем же русские жители Ташкента заслужили такую мизерную по мировым меркам, а с точки зрения жителя узбекского кишлака – астрономическую зарплату?

«Чаще всего на каждом уважающем себя производстве и в каждой еще не впавшей в летаргию конторе сидит своя Марьиванна или Сан Саныч – странные и нелепые в окружении периодически ржущих над своими непонятными русскому уху шутками молодых «новых узбеков», с зализанными гелем волосами и поминутно вынимаемыми как бы невзначай сотовыми телефонами».

Известно, что «новые русские» не заслужили симпатий мировой общественности. Но по сравнению с «новыми узбеками» они смотрятся как гиганты мысли…

«На этих тронутых временем осколках империи – Марьиваннах и Сан Санычах – во многом и держится пока шаткое здание узбекской экономики и делопроизводство…

Марьиванна, посмотрите процентовку. Сюда что вписываем?

Зульфия, я ж тебе объясняла…

Ой, Мариванна, я всегда так путаюсь в этих цифрах. И что бы мы без вас делали, Маш-опа!»

Вот так лопнул миф о квалифицированных узбекских национальных кадрах. Зульфия способна получать высокую зарплату. А нужными знаниями и умением, несмотря на диплом о высшем образовании, она все-таки не обладает.

«Но при этом Марьиванна – человек второго сорта, хотя уволить ее ни один начальник не решится – без нее вся работа остановится… К русским, этим «белым неграм» Средней Азии, питают смешанное чувство соболезнования и брезгливости – как к непонятным, но безобидным загостившимся чужакам, дом которых сгорел за время их отсутствия. В то время как корейцы, чеченцы, евреи и др. живут национальными общинами, русские остаются каждый со своей бедой один.

И это понятно, ведь среди русских никогда не было этнической солидарности. Те русские, которые живут сейчас в республиках СНГ, стать влиятельным национальным меньшинством, владельцами предприятий и банков не могут. Высокооплачиваемыми специалистами, которых оберегает местное правительство – тоже. Просто для этого нужны другие русские»[8]. Те русские специалисты высочайшей квалификации, которым в Узбекистане платили бы большие деньги, давно уехали в Россию или на Запад, а специалисты средней руки вроде упомянутых Марьиванны или Сан Саныча, на которых держится малый и средний бизнес в Узбекистане, на большие зарплаты и уважение претендовать не могут. Да, у них есть знания и опыт, но это не те качества, которые считаются престижными в узбекском обществе.

Вернусь к очерку Муратханова. Плакаты, вывески, официальные заявления, воинские команды – все это пишется и звучит на узбекском, а потому недоступно неграмотным русским, 99 процентов которых так и не удосужились в достаточной мере овладеть языком титульной нации. А сейчас еще проводится переход с кириллицы на латинскую графику, что сделает неграмотными и большинство узбеков. И, конечно, весь культурный багаж, накопленный в советское время и зафиксированный на русском языке, станет узбекам недоступным. Такая же судьба постигла в середине прошлого века арабскую вязь, превратившуюся для новых поколений советских узбеков в китайскую грамоту.

В школьном курсе новейшей истории русские объявлены захватчиками и завоевателями, а басмачи – героями национально-освободительной борьбы. Учебники советского образца, как и сочинения Горького и Маяковского, изъяты и уничтожены еще в 90-х, при обнаружении подобных книг и директора школ, и заведующие библиотеками лишались работы.

Узбекская власть стремится представить республику светским государством, время от времени проводятся обыски с целью изъятия у населения исламской экстремистской литературы. Но если и не было в семье экстремистов, после ареста кормильца они появятся.

Современные идеологи при поддержке узбекоязычных СМИ (а других там почти нет) активно культивируют в общественном сознании образ женщины – хранительницы очага, изо дня в день терпеливо ожидающей мужа в четырех стенах и безгласно принимающей любую его волю. У узбекской девушки с высшим образованием шансов на замужество мало. Образование у женщины стало пороком, так Узбекистан возвращается к собственному Домострою (как крестьяне, из-за обнищания лишенные возможности покупать товары в городе, вернулись к натуральному хозяйству). Единственный островок, законсервировавший советскую стабильность и благополучие, – это Навойский горно-металлургический комбинат (где директор – крепкий русский хозяйственник) и золотодобывающее узбекско-американское СП. Платят здесь в среднем от 200 до 400 долларов в месяц, и, в отличие от Ташкента, бесплатно показывают российское ТВ.

Уехать русскому из Узбекистана непросто – за билет на поезд надо будет заплатить полугодовую зарплату среднестатистического русского жителя Ташкента. А продать свою квартиру можно лишь за гроши: таков жизненный уровень потенциальных покупателей (в города стремятся попасть молодые люди из кишлаков). Да и предложение намного превышает спрос. Получить же российское гражданство почти невозможно: очередь в консульство насчитывает многие тысячи человек, а в день оформляют документы в среднем на пять семей. Когда возмущенный волокитой русский кричит чиновнику, что он не по своей воле приехал в Среднюю Азию, а по распределению после института, тот невозмутимо отвечает: «А мы вас туда не посылали…»

Конечно, среди узбекистанских русских сильны чувства горечи по поводу неблагодарности со стороны власти и населения республики, для процветания которой наши специалисты и рабочие так много сделали в прошлом. Но тут есть один важный нюанс, который они редко учитывают и о котором написал в своем очерке «Восток есть…» журналист Андрей Тарасов:

«В растерянности и оскорбленности нашей, в позе гордого недоумения от неблагодарности за оставленные города и заводы («мы им столько понастроили, столько понавезли, а они!») читается укор непонятливым «чучмекам», так и не воспринявшим благодатной советско-европейской индустриальной цивилизации. И не укор даже, а суд. Но судьи ли мы им, если трудились, добиваясь во всем выравнивания – города и деревни, центра и окраины, Востока и Запада? Выравнивания с верой, что преодолеваем проклятое прошлое, и без опасений, что можем породить проклятое будущее».

Старый Ташкент был типичным азиатским городом. Довольно убогим и грязным. В советское время, после случившегося в 1966 году катастрофического землетрясения, столицу Узбекистана восстанавливала вся страна, в ней появились резные дворцы, плиточные площади, искрящиеся фонтаны.

Это строила Советская власть, главную роль тут играли русские специалисты и рабочие (хотя вдохновителем работ по благоустройству города выступал первый секретарь ЦК КП Узбекистана Шараф Рашидов, жизнь которого так трагически оборвалась в 1983 году). Но советские люди руководствовались пришедшей с Запада, из Европы марксистской идеологией, они хотели «догнать и перегнать Америку». И им было непонятно, например, зачем трусят стариковской рысцой по узким улочкам Старого города почтенных лет граждане в ватных халатах, пряча в рукавах каких-то сереньких птичек. А они спешили на перепелиные бои – развлечение узбекских дедушек, тогда как парни предпочитали буйное и пылкое времяпрепровождение на ипподроме. Только почему эти самые сражения птиц, вызывавшие на невозмутимых байских лицах такой детский азарт и вдохновение, были под запретом милиции и проводились на тайных, скрытых от глаз пустырях? Ну ладно – калым, ну ладно – обрезание. Ну, паранджа, которая то и дело попадалась в переулках Старого города и на базаре. Но перепелиные бои – чем страшны?

Русские постарше наставляли юного Андрея Тарасова:

«Они (узбеки) тут из себя больших хозяев строят… Ты в случае чего усы им покажи, вот так – сразу Буденного вспомнят! Он тут басмачей переколотил, до сих пор уважают!»

Или:

«В начальники лезут, а сами жен с кухни не выпускают… С гостями жену за стол никогда не посадят. Вместе с базара идут: он впереди, а она сзади с сумкой, на десять шагов… На трудную работу не загонишь, а в магазинах продавцы – одни парни, вон какие морды наедают… Ничего, мы их культуре научим! Если спросят, когда вы, русские, отсюда уйдете, отвечай: мы вас стоя справлять нужду по-малому научили? Научили, а вы тут до нас сидя это делали. Вот когда по-большому стоя научим, тогда и уйдем. Ха-ха-ха…

Между собой, конечно, и погрубее выражались. Не то чтобы все поголовно…

Молодость груба и бесцеремонна, но корешки мои лишь отсвечивали оборотной стороной официальной медали. В какую газету ни глянь – рядом с победителями соцсоревнования обязательная образцово-показательна проработка феодально-байских предрассудков и пережитков, под которые подводилось множество привычных для узбеков черт образа жизни, вплоть до перепелиных боев. И, конечно, самый главный враг – национализм…

Осознание, что мы в общем-то в чужом доме присвоили себе право хозяина и с важным видом поучаем настоящих хозяев, где и как им сидеть и стоять, что делать, что петь и читать, приходило в ту пору трудно и не сразу…» (Выделено мной. – М.А.)

Так что нынешние притеснения русских – в известной мере ответ на бесцеремонность, с которой мы наводили порядок в азиатских республиках, часто не считаясь с особенностями характера и менталитета, нравами и обычаями местных народов. В какой-то мере здесь сказался тот дефицит времени, в который поставила нас История». (Нас ведь посылали туда не для изучения местных обычаев, а чтобы перестраивать жизнь на основе прогресса.) «Возможно, не будь необходимости спешить с индустриализацией страны и пр., будь у русских время, чтобы не спеша вживаться в этот своеобразный мир Востока, они вели бы себя более деликатно и уважительно по отношению к местным жителям». Память подсказывает и другие поводы для оправдания.

Да, трудно в этом мире найти кого-либо лживей, продажней и самодовольней, чем полуобразованный и бесконтрольный восточный чиновник. Немало пришлось русским насмотреться на них в кабинетах с претензией на все домашние удобства, на их непрерывные чаепития, и эти полотенца, подстилаемые под локти, и эти тусклые глаза, поднимаемые на посетителя… Но сколько там было узбеков другого склада, вроде чеканно-худого, иссеченного морщинами темнокожего директора сельской школы, знающего и по-арабски, и по-латыни, и по-русски, путешествующего по многотомному «Шахнаме», как по родному колхозу.

И вот каков итог размышлений Андрея Тарасова:

«Глупо и бессмысленно отрицать исторические достижения «российского Востока», «советского Востока». Когда я увидел своими глазами афганский кишлак, то понял, как далеко ушел по сравнению с ним наш среднеазиатский колхоз. Это действительно светлое царство социализма, со школой, асфальтом, больницей, водопроводом, роскошным клубом, с властью, выполняющей какие-то просьбы. С совершенно другими людьми.

Но когда я увидел афганский кишлак, излупленный в пыль советскими ракетами и снарядами, то содрогнулся от жестокости изничтожения даже столь убогого, но последнего обиталища человека. Мы перед этим не остановились – это поразило в сердце всю Азию.

И не останавливаемся до сих пор – под удивленным взором тоже всей Азии. При всех державных разговорах о величии России как стыковочного пространства Запада и Востока у Москвы казенное, правящее, а часто и массовое общественное сознание так и не прониклось тем пониманием истинно азиатского духа, с которым только и возможно идти на разговор с Востоком, его менталитетом одновременно лукавого и простодушного восприятия мира, с его верой в незыблемость этого мира, с его мгновенными вспышками оскорбленной справедливости. «Взрослость» Запада – хладнокровное осознание расколотости мира, никаких иллюзий, разделенность справедливости и пользы, возможность говорить без обиняков. Наверное, все эти слова неточны, и тогда остается лишь признать Восток непознаваемым. Но и это значит, что обращаться с ним следует очень осторожно, только и всего. С осторожным почтением.

Восток есть. И казенная Россия пока не поняла, что она у него в гостях. Так же, впрочем, как и в Якутии, на Чукотке, а по самому большому счету, и в каждом доме Калужской или Новосибирской области. Ибо центральная власть в эти дома приходит выполнять лишь какую-то свою функцию. В глазах же восточного (а может, и любого?) человека нет ничего позорнее, чем наглый гость, не дающий хозяину дохнуть по-своему, назойливый и вездесущий. Если он к тому же наделен и силой, то не знаю, на что можно рассчитывать… Наша пограничная цивилизация, громогласно гордящаяся тем, что она восточно-западный кентавр, еще не осознала, что ли, губительность неаккуратности: воспламененный Восток, внешний ли, внутренний ли – неугасим».

Сейчас, когда русские в своих собственных городах и селах основательно настрадались от наглости инонациональных этнических группировок, возможно, мы лучше сможем понять и особенности образа жизни на Востоке, и необходимость вести себя там соответственно. Хотя, думается, и сказанного достаточно, чтобы осознать чуждость узбеков русским.

Как оценивают перспективы узбекского режима в самой Центральной Азии? Уже цитировавшийся выше Адиль Тойганбаев сравнивал ситуацию в Узбекистане с тем, что произошло в Киргизии:

«Здесь (в Узбекистане) вышла обратная ситуация, когда власть определила главным приоритетом собственное выживание, а не недопущение кровопролития любой (даже своего самосохранения) ценой. Впрочем, в такой ситуации оба крайних решения в конечном счете ведут к нелегитимности. Тактически выиграв раунд, Ислам Каримов, оставшись президентом, создал не меньшие стратегические проблемы на будущее. Его власть окончательно маргинализуется и переходит в разряд «отверженных» режимов, отрицая любые легальные возможности действия за мирной (и светской) оппозицией. Президенту придется противостоять как внутренним противникам, так и все возрастающему внешнему давлению, но при этом его собственная исключительная зависимость от силовиков становится критичной. Такое построение политического режима хорошо знакомо по истории двадцатого века, оно не просто опасно, оно бесперспективно. Вооруженное подавление ферганского мятежа не отменяет того факта, что такой мятеж случился – в историческом смысле второе главнее первого. И это несмотря на то, что в Узбекистане и тени не было тех «либеральных порядков», какие были в акаевском Кыргызстане.

Перспективы Ислама Каримова тем сложнее, чем больше «сомневаются» в нем международные институты, чья неслучайная пристрастность после произошедшего во многих государствах СНГ теперь уже общеизвестна. Цена, заплаченная за стабильность власти – общественная нестабильность, получилось не восстание, а так, глухой ропот. Репрессии – такой же мятеж, только мятеж власти в отношении соотечественников. Когда власть и народ упорно говорят на разных языках, одно стоит другого и репрессии ничем не лучше мятежей». Положение власти стало еще более сложным после того, как разгорелись (разумеется, не сами собой, а под скрытым воздействием некоторых внешних сил) «цветные» революции в странах Северной Африки и Ближнего Востока. Не исключено, что этот политический пожар перекинется и на республики Центральной Азии.

Как ни тяжел для русских нынешний режим Каримова, в случае прихода к власти мусульманских экстремистов их судьба будет еще более незавидной. Поэтому они воспринимают нынешний порядок, хотя бы номинально поддерживающий стабильность, как наименьшее из зол.

Конечно, если Россия станет снова сильной, отношение к русским и в среднеазиатских республиках изменится в лучшую сторону, там возникнет мода на все русское. Все ли русские в Узбекистане доживут до этого времени?

НЕ ПОУЧИТЬСЯ ЛИ НАШЕЙ ВЛАСТИ У ПОКОЙНОГО ТУРКМЕНБАШИ?

Туркмения занимает особое место на постсоветском пространстве. Эксперты называют ее самой советской из всех стран СНГ и отмечают, что она наиболее дистанцировалась не только от России, но и от других стран содружества.

Туркмения – страна с населением около 4,5 миллиона человек, из которых собственно туркмены составляют несколько более половины. По численности населения она уступает, например, Дании, а по территории превосходит ее более чем в 10 раз. Но большая часть этой территории – пустыни и полупустыни, горы и предгорья.

Туркмения самой последней из союзных республик СССР объявила о своей независимости. Но после этого, в отличие от других среднеазиатских республик, вступающих в экономические или военно-политические союзы, она выбрала путь самостоятельного плавания по волнам океана мировой политики. Она заявила и записала в Конституции о своем принципиальном нейтралитете, и этот ее статус признан ООН. Даже в СНГ Туркменистан фактически уже не участвует, на саммитах Содружества Ниязов появлялся редко и вел себя так, будто обсуждаемые вопросы его не интересуют.

Но нейтралитет Туркмении, с ее громадными, мирового значения, запасами нефти и особенно природного газа, держать непросто. На ее пространстве сталкиваются интересы США и России, а также ЕС, Китая и других стран.

Все достижения и неудачи Туркмении в первые 15 лет ее независимого существования (а она прежде за всю свою многовековую историю независимой никогда не была) связаны с именем ее руководителя Сапармурада Ниязова – в советское время первого секретаря ЦК Компартии республики, а после провозглашения независимости Туркменистана – его президента.

Судьба самого Ниязова кажется волшебной историей из восточной сказки. Родился он в 1940 году и рано остался сиротой. Его отец погиб на фронте в Великую Отечественную войну, мать и два брата – во время катастрофического землетрясения 1948 года, когда Ашхабад был почти полностью уничтожен. Чудом выживший в этой катастрофе, извлеченный из-под завалов Ниязов с восьми лет воспитывался в детском доме. Но Советская власть дала ему возможность получить высшее образование (он окончил Ленинградский политехнический институт). Говорят, он еще в студенческие годы пристрастился к азартным играм, особенно к картам и бильярду, а также к спиртным напиткам. По отзывам знавших его русских (например, членов Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева и Егора Лигачева) и туркмен, Ниязов особенными способностями не отличался, был скромным и услужливым. Еще работая на рядовой инженерной должности, он попал в поле зрения первого секретаря ЦК Компартии республики Гапурова, который проникся симпатией к «сироте» и приблизил его к себе. В дальнейшем Ниязов сделал головокружительную карьеру уже по партийной и советской линии. В 1980 году он возглавил горком партии в Ашхабаде, в 1984 году был переведен в Москву, в аппарат ЦК КПСС, откуда через год вернулся на родину уже в роли председателя Совета Министров республики. В декабре 1985 года он стал первым секретарем ЦК КП, а в январе 1990-го – еще и председателем Верховного Совета республики. На выборах президента Туркменистана еще до распада СССР за Ниязова проголосовало 93 процента избирателей.

После принятия Конституции Туркменистана Ниязов предложил провести повторные президентские выборы, на которых он, единственный кандидат, получил 99,5 процента голосов. В 1999 году его назвали пожизненным президентом страны. Его считали властным и требовательным руководителем, но в то же время мягким, доброжелательным и гостеприимным человеком.

Туркмения вызывала особую нелюбовь у российских либералов, их просто бесил культ личности Ниязова. Этот бывший первый секретарь Компартии республики вдруг стал правоверным мусульманином, учителем и духовным наставником своего народа, и получил титул Туркменбаши («отца всех туркмен»). Возмущали наших либералов и отсутствие в стране свободы слова, наличие якобы миллиардных счетов диктатора в зарубежных банках и пр. Но почему-то вне поля их зрения остаются такие действия туркменского лидера, как освобождение населения республики от платы за газ, свет и воду, а также за соль.

Ниязов посчитал, что богатства недр Туркмении – нефть и газ – принадлежат всему народу, а, следовательно, было бы несправедливым брать с граждан плату за пользование тем, что дано их стране Всевышним. Низкими, почти символическими являются квартирная плата и тарифы на услуги ЖКХ, цены на авиабилеты, на проезд в автобусах и поездах. Бензин в республике стоит дешевле воды. Почему бы нашим демократам не посоветовать российской власти последовать этому благому примеру?

Ниязов стал президентом самой отсталой в социально-экономическом отношении республики Союза. Он сам вспоминал: «все 74 года Советской власти мы были мишенью для критических стрел. Мы привыкли к постоянным нападкам, издевательствам над нами. На любом бюро или Пленуме ЦК КПСС, на любом общесоюзном совещании в Москве непременно критиковали туркмен. И это вошло в привычку, стало традицией». Хотя и в Туркмении в советское время строились школы и больницы, все же из Центра было невозможно предусмотреть все нужды регионов. И нередко Ниязову приходилось тратить немало усилий, чтобы пробить решение о строительстве какой-нибудь школы в Каракумах. Поэтому, став президентом независимой республики, он решил вытащить ее из этой ямы, не считаясь ни с какими жертвами. В этом смысле можно, наверное, назвать Ниязова «туркменским Сталиным».

Разрыв хозяйственных связей после распада СССР, выталкивание Туркмении из рублевой зоны либералами, пришедшими к власти в России, еще более усугубили трудности, с которыми столкнулся Ниязов. Но с 1997 года республика начала выходить из кризиса. Возобновившийся экспорт газа на Украину и в Россию давал деньги, необходимые для развития страны. Главным направлением развития страны Ниязов избрал создание инфраструктуры, строительство, а также модернизацию основных секторов национальной экономики, на что и шли доллары, получаемые от экспорта нефти и газа.

В Ашхабаде построили прекрасный международный аэропорт, по стране проложили современные автомобильные дороги вполне европейского качества.

Ниязов украсил Ашхабад бело-мраморно-золочеными дворцами сказочной красоты. Это дворец самого президента, Дворец конгрессов и искусств на 3 тысячи мест, получивший название «Рухиет» (Духовность), Дворец Правосудия, «Туркменский пентагон» – здание Министерства обороны, здание парламента, Национальный музей и суперсовременный Центробанк. Из любой точки Ашхабада видна расположенная в центре города арка Нейтралитета высотой 75 метров, которую венчает золотая фигура Туркменбаши. Эта статуя, повинуясь сложной электронной системе, поворачивается вслед солнцу. Статуи и портреты (в том числе и на коврах) вождя можно встретить в стране повсеместно, а в столице они – на каждом шагу. Для министерств и ведомств нефтегазового комплекса страны построен 25-этажный дворец. Два стадиона – «Олимпийский» и «Копетдаг» – позволяют проводить соревнования самого высокого уровня. Несмотря на возражения скептиков, полагавших, что ледовый дворец в пустыне просто невозможен, Ниязов настоял на строительстве спортивного комплекса с ледяным катком внутри. (Говорят, он хотел построить в пустыне Каракум зоопарк для пингвинов, поскольку в Антарктике им угрожает вымирание от голода в результате глобального потепления.) Строится и детский парк – своего рода туркменский Диснейленд. Выстроены целые улицы отелей, супермаркетов и других великолепных зданий. В разных концах города воздвигнуты статуи, разбиты парки и сады с фонтанами, открытыми и закрытыми бассейнами, в зеленом поясе высажены 15 миллионов деревьев – и это в стране, где вода на вес золота. Построены медицинские центры мирового класса, доступные всем жителям страны. Красив и Дворец сирот, в который свозят со всего Туркменистана детей, оставшихся без родителей.

Ниязов не забывал и о духовных потребностях мусульман. В своем родовом поселке Кипчак в пригороде Ашхабада он построил самую большую в Средней Азии мечеть Духовности, у стен которой сооружен мавзолей, где покоились его родители и братья и где он сам упокоился после своей смерти.

Не обойдены вниманием и повседневные нужды обитателей столицы: создана сеть бензозаправочных станций, поскольку на улицах много автомобилей, в том числе и «Мерседесов». Повсюду – пункты химчистки и иные предприятия службы быта.

Как и во всем Туркменистане, в столице есть государственные (с регулируемыми ценами) и частные (со свободным ценообразованием) магазины. В частных цены выше, но они привлекают покупателей тем, что работают без перерывов и допоздна (до 23 часов). Плотный ужин в ашхабадском кафе обойдется примерно в пять долларов. Арендовать такси на час можно за полтора доллара. Официальных пунктов обмена валюты нет, но доллары меняют на Русском базаре по коммерческому курсу, который в 4–5 раз выше официального. Вечером, после захода солнца, в Ашхабаде мало кого можно встретить на улице.

Высотные жилые дома, возводимые в столице отдельными ведомствами (а квартиры в них получают все – от шофера до министра) тоже напоминают дворцы, отличаются повышенным комфортом: высота потолков в них – четыре метра, единая система кондиционирования, в подъездах-вестибюлях пальмы. Для вселения в такую квартиру достаточно уплатить треть стоимости (при этом еще помогает профсоюз), остальное – льготный кредит банка на 15 лет, причем его погашение начинается лишь через 5 лет.

Те, кто не был в столице Туркменистана со времен СССР, не узнают ее. Ашхабад, прежде лежащий в пыли заштатный городок, сегодня стал одним из самых красивых городов Центральной Азии.

К строительству Ниязов широко привлекал иностранные, прежде всего французские и турецкие фирмы.

От Ашхабада до Ниссы, древней столицы Парфянского царства, тянется по предгорьям Копетдага «тропа здоровья» протяженностью около сорока километров. Это бетонная лестница с удобными перилами, беседками, в которых можно отдохнуть и спрятаться от полуденной жары, с освещением в вечернее время. Сам Ниязов время от времени проходил этой тропой.

В советские время только 3–4 процента выращенного в республике хлопка перерабатывалось на месте, остальное отправлялось в центральные области СССР, где вырабатывались ткани. При Ниязове эта доля повысилась до 50 процентов, в столице и ее пригородах, а также в районных центрах были построены текстильные фабрики, оснащенные самым современным оборудованием, что позволило им производить продукцию, конкурентоспособную на мировом уровне. Например, ткани со 100-процентным содержанием хлопка, выпускаемые джинсовым комбинатом в уже упоминавшемся поселке Кипчак, охотно покупают бизнесмены из Европы и Америки. Ниязов оставил контрольный пакет акций этих предприятий в собственности государства, и местные жители могут покупать эти ткани, например, приобретать за 2–3 доллара джинсы, не уступающие по качеству американским. Если бы предприятия находились в собственности у частников, те продавали бы всю продукцию за рубеж, где цена на нее намного выше. Туркмены вообще предпочитают одежду отечественного производства, потому что в республике выпускают прекрасный трикотаж, сорочки, костюмы, национальные платья.

Преобразились и другие города республики, в них тоже строились текстильные фабрики с новейшими технологиями. Расчет был на то, что такие фабрики будут построены в каждом крупном хлопкосеющем районе республики, и они тоже станут поставлять свою продукцию в развитые страны Запада.

Построена железная дорога Теджен – Серах, после соединения которой с иранским Мешхедом открылась возможность для движения поездов между Стамбулом и Пекином. А это еще один участок восстанавливаемого Великого шелкового пути в обход России. Своими силами Туркмения построила и железную дорогу Туркменбат – Керки, и 200-километровый газопровод Корпедже – Курт-Куи.

Предметом особой гордости Ниязова стала реконструкция нефтеперерабатывающего завода в бывшем Красноводске (город был переименован в Туркменбаши), которая обошлась в 1,5 миллиарда долларов. На месте старого предприятия с изношенным оборудованием возник самый современный по технологическому оснащению в Центральноазиатском регионе комплекс нефтеперерабатывающих заводов. Благодаря этому Туркмения не только довела до мировых стандартов качество переработки своей нефти, но и освоила производство новых видов продукции – полипропилена и смазочных масел, идущих на экспорт. Словом, в маленькой Туркмении за 15 лет независимости построен больше объектов важного народнохозяйственного и общественно-политического значения, чем в 145-миллионной России. Почему бы российской власти не использовать и этот опыт Туркменбаши?

Надо заметить, что не все в Туркмении разделяли эту страсть Ниязова к строительству. Некоторые критики заявляли, что лучше было бы направить средства не на инвестирование грандиозных строительных проектов, а на повышение зарплат. Президент отвечал: «Зарплаты надо учиться зарабатывать. Но если бы мы с самого начала не вкладывали средства в развитие, мы по-прежнему оставались бы на обочине цивилизации».

Преуспела Туркмения и в привлечении иностранного капитала: в стране действуют около 80 иностранных компаний.

Туркмения, земли которой ранее, при Советской власти, использовались для выращивания хлопка, винограда, фруктов, бахчевых культур в интересах всего Союза, получала хлеб из других республик. Поэтому после распада СССР она оказалась в труднейшем положении. Ниязов поставил перед страной задачу: не только обеспечить себя хлебом, но и экспортировать зерно и муку. Некоторые экономисты пытались убедить его в бессмысленности этой затеи. Дескать, в условиях песчаных почв и постоянных засух выгоднее вкладывать деньги не в хлебное поле, а, скажем, в освоение нефтяных месторождений. Но президент был непреклонен. Он отвечал таким советникам:

«…проще закупать зерно за нефтедоллары. Но, во-первых, подземные кладовые не беспредельны. А, во-вторых, в процессе решения задачи достижения хлебной независимости мы дадим земле настоящего хозяина».

Но добиться намеченного было нелегко. Специалисты отмечают, что не раз правительству приходилось идти на списание долгов бывших колхозов и совхозов, а лично курирующий выполнение программы «Зерно» Ниязов прививал руководителям на местах любовь к хлебному полю методом кнута (преимущественно) и пряника. Глав администраций районов, не справившихся с хлебным заданием, он переводил на должности руководителей крестьянских объединений.

Крестьянам и всем желающим безвозмездно выделялись неиспользуемые и целинные земли (но без права продавать землю). Семейные и арендные хозяйства были освобождены от всех налогов. Земледельцы получали от государства кредиты по льготным ставкам и компенсацию 50 процентов затрат на приобретение семян, удобрений, технические услуги. По оснащенности села высокопроизводительной техникой лучших зарубежных марок – «Джон Дир» и «Кейс» – с Туркменией вряд ли может сравниться любая другая страна СНГ. С участием иностранных фирм возводились современные элеваторы, так что проблем с хранением зерна уже не существует.

И каков итог? Более 100 тысяч сельских семей, взяв в аренду от одного до пяти гектаров пашни или владея ею на правах собственности, из года в год получают по 30–70 центнеров зерна с гектара. К концу правления Ниязова Туркмения увеличила сбор продовольственного зерна более чем в 30 раз и полностью обеспечивала себя хлебом. В 2006 году хлеборобы рапортовали о получении 3,5 миллиона тонн и обязались увеличить сбор пшеницы и других зерновых культур до 4 миллионов тонн. (А в начале 90-х годов собирали около 70 тысяч тонн пшеницы, и в городах выстраивались огромные очереди за хлебом.) Туркмения отказалась от монокультуры хлопчатника, но благодаря новой агротехнике и использованию рыночных инструментов смогла удержать производство этой ценной культуры на высоком уровне. Рекордной величины достигло и поголовье мелкого скота. (В связи с этим непонятно, как могли появиться в СМИ сообщения о голоде в Туркмении.) По-прежнему разводят в Туркмении и выведенную еще в древности на ее территории лошадей знаменитой ахалтекинской породы (Ниязов строил для них ипподромы, больницы и даже дома отдыха). А ведь большая часть страны – это пустыня, посреди которой есть всего четыре крупных оазиса. А этот опыт Туркменбаши не был бы полезен для России, которая веками не может добиться высокой эффективности сельскохозяйственного производства?

На мой взгляд, можно было бы примириться с миллиардными банковскими счетами за рубежом, открытыми лично на диктатора (как гарантия того, что деньги не разворуют), если бы он все делал для блага народа.

Достижения Туркмении в экономике признал весь мир. Комиссия ООН сообщила, что в 2003 году республика стала мировым лидером экономического роста, реальный ВВП, начиная с 1999 года, рос ежегодно в среднем на 18 процентов. Но и скептики признают, что темп роста ВВП не менее половины этой цифры.

Рядовые туркмены никогда не жили особенно богато, но крестьяне и не бедствовали, имея отары овец и получая несколько урожаев в год со своего огорода. Средняя продолжительность жизни мужчин в Туркмении такая же, какой была тогда в России —58 лет.

Ниязов не ставил задачу повышения благосостояния народа на первый план, считая, что сначала нужно все силы и средства направить на восстановление и развитие экономики и на строительство и благоустройство столицы. О ком он проявил подлинную заботу, так это о ветеранах Великой Отечественной войны. У них пенсия намного выше, чем в России или в какой-либо другой стране СНГ (она даже выше, чем у министров). Кроме того, для них бесплатны не только свет и газ (как у всех жителей Туркмении), но и квартира, транспорт, ежегодная путевка в санаторий, медицинское обслуживание, включая стоматологическую помощь и любую операцию, как и лекарства.

Вообще квартплата в Туркмении по сравнению с Россией очень низкая, почти символическая. Стоимость проезда на автобусе в Ашхабаде в 250 раз ниже, чем в Москве.

В связи с объявлением постоянного нейтралитета Туркменистана российские пограничники покинули страну в 1999 году. В республике создана своя армия численностью около 100 тысяч человек. Призыву подлежат юноши в возрасте от 18 до 30 лет. Срок службы – два года, для окончивших вуз – полтора. Солдаты, кроме военной подготовки, выполняют функции дорожной полиции, пожарной службы, патрулируют улицы, так что дедовщиной им заниматься некогда.

Жизнь туркменского народа после обретения независимости республики сильно изменилась. Даже молодежь стала другая. Многие ходят в мечеть, молятся, не курят, не выпивают совсем. Ниязов чутко уловил эту смену настроений в обществе, но, понимая, что тенденция может вылиться в господство исламского фундаментализма, решил направить мысль своих соотечественников в русло патриотизма. И он создал книгу «Рухнама», этот новый Коран для туркмен. Это и история туркменского народа, и наставления на все важнейшие ситуации в жизни человека. Вот одно из таких наставлений:

«Долг отца… – дать детям такое воспитание, которое направило бы их по истинной стезе, привило честность, здравомыслие, ответственность. Я бы так сказал: последний долг родителей перед детьми заключается в том, чтобы, во-первых, дать образование и специальность, во-вторых, построить дом и, в-третьих, женить». Правда, как говорят, свою семейную жизнь и воспитание детей Ниязов не сумел построить соответственно им же сформулированным правилам. Жена Муза Алексеевна жила в Москве, потом уехала в Лондон, а муж развлекался с молоденькими любовницами. Сын Мурад, окончивший юридический факультет Ленинградского университета и Дипломатическую академию и часто бывавший за границей, по слухам, играл и проигрывал большие суммы в ночных клубах (видимо, страсть к игре передалась ему от отца, который потому и оплачивал его проигрыши). В 40 лет он женился уже в третий раз. В последние годы жизни отца Мурад жил то в Австрии, то в ОАЭ.

Любимая дочь Ирина окончила экономический факультет МГУ, вышла замуж за генерала, сейчас живет то в Москве, то во Франции, где имеет собственный банк в Париже (но отец свои деньги хранил в другом банке).

Нельзя сказать, что у туркмен отсутствует чувство национальной гордости. Но поскольку они прежде не знали независимости, у них это чувство, так сказать, не имело до того «научного обоснования», и они приняли труд Ниязова «Рухнама» как откровение. Ведь не только каждому человеку, но и каждому народу необходимо чувство своей значимости. Вождь дал туркменам ощущение их необходимости для истории и создал базу для идеологии «особого пути развития туркменского народа». Им было приятно узнать, что их предки были великим и славным народом. Даже турки, оказывается, произошли от туркмен. Именно туркмены изобрели колесо и телегу, открыли способ добычи огня с помощью кремния. А эти изобретения дали мощный толчок развитию всей человеческой цивилизации. И таких «открытий» в «Рухнаме» немало. Недаром туркменский флаг и «Рухнама» отправлены Ниязовым в космос.

Нашлись в Туркменистане и ученые, не сразу понявшие гениальность откровений вождя. Тогда Ниязов распустил республиканскую Академию наук. (Вообще-то не мешало бы так же поступить с РАН, которая, будучи свободной от какого-либо давления, о чем академики на каждом углу кричат, избрала своим действительным членом А. Н. Яковлева, того самого «архитектора перестройки», а также продолжает держать в своих рядах Аганбегяна, Заславскую, Шмелева и других им подобных.) Зато молодые ученые, аспиранты, усвоившие дух «Рухнамы», заняли ведущее положение в научном мире республики. Всех в стране проверяли на знание цитат из «Рухнамы» по всякому поводу – и на экзаменах в школе и вузе, и при приеме на работу, и даже при получении водительских прав. Даже на минаретах построенной Ниязовым великолепной мечети в Кипчаке наряду с цитатами из Корана помещены изречения из «Рухнамы». Кроме «Рухнамы», Ниязов написал и еще ряд книг для своего народа, в частности, книгу поэзии «Туркменистан – счастье мое», а также книгу стихов и прозы «Мяхрибанларым» («Мои дорогие»), изучение которой тоже обязательно.

Чтобы поднять значение и самосознание туркмен, Ниязов поддерживал их национальные обычаи, традиционную культуру, в частности, национальный театр. Зато оперу и балет, цирк, рок-музыку, как искусство, чуждое его народу, он запретил. Перестали устраивать концерты классической музыки в филармонии. Закрываются сельские библиотеки. А время, когда экономика поднимается и расцветает насаждаемая таким образом национальная культура, именуется «золотым веком». Туркменистан объявлен развитым и богатым государством.

Разумеется, такие представления можно внушать народу лишь в том случае, если тот не имеет других источников информации. Туркменистан стал самой закрытой из стран СНГ. (Но спутниковые тарелки есть почти в каждом доме Ашхабада, их владельцам, кроме туркменских, доступны до 30 иностранных телеканалов, в том числе и российские – НТВ, «Россия»…)

Из зарубежья довольно просто попасть в Туркменистан только из Ирана (надо лишь заплатить на границе пять долларов). Туркмены ездят с коммерческими целями в иранский Мешхед. Но въезд в Туркмению из стран СНГ строго регулируется. Иногда это объясняют прагматическими соображениями: дескать, узбеки и армяне мешками вывозили продукты из Туркмении. Но и этническим туркменам, которые долго жили вне республики, въезд в нее часто не разрешается. Очевидно, считают, что за время отсутствия на родине они могли идеологически испортиться.

В своем стремлении оградить народ от чуждых и враждебных влияний, Ниязов, видимо, перегнул палку. Так, прежде, до советского периода истории, у туркмен не было никакой системы социального обеспечения, стариков были обязаны содержать взрослые дети. Туркменбаши решил возродить этот обычай. В последние годы его жизни пенсии старикам (кроме участников Великой Отечественной войны) отменялись или урезались, обязанность содержания престарелых родителей возлагалась на взрослых детей. Прекращены закупки лекарств в странах СНГ, а медикаменты западных фирм очень дорогие, большинству жителей республики не по карману.

Крайними проявлениями культа личности Ниязова стали переименования городов, а также изменения названий месяцев года и дней недели в честь его самого и его родителей и т. п. Вряд ли оправдано было возмущение Ниязова давним обычаем туркмен, в том числе и молодых, иметь золотые зубы в знак благосостояния и обеспеченной жизни, его борьба против бород и длинных волос и пр.

Наиболее пострадали от последних реформ Ниязова русские, живущие в Туркменистане. Время, когда делегацию журнала «Огонек» принимали как дорогих друзей, ушло. Отношение к русским изменилось к худшему. Отменено двойное гражданство. Российские паспорта приказано было сдать под страхом увольнения с работы и лишения жилья. Признаны недействительными дипломы иностранного образца, а это по большей части советские и российские дипломы. Зато действует Туркмено-турецкий университет. Сильно ограничены поступление российской прессы, обучение на русском языке, доступ к Интернету. Вследствие всего этого численность русских в Туркмении сократилась на 250 тысяч человек, уехали прежде всего самые квалифицированные и творческие кадры.

Весь установившийся при Ниязове строй жизни в Туркмении возможен лишь при диктаторском правлении. Выше уже говорилось о типичном азиатском чиновнике (та характеристика идет еще от Киплинга). Ниязов жаловался, что министры и другие чиновники, объевшись плова и барашка, после обеда не способны работать. К тому же они вороваты и склонны к вранью, к приукрашиванию действительности, к сокрытию собственных провалов. И он держал своих чиновников в страхе, постоянно проводил «ротацию кадров», отправляя особенно проворовавшихся или непослушных за решетку. Но народу это нравилось, и популярность Туркменбаши только росла. А чтобы узнать подлинное положение вещей, по его собственным словам, он, подобно легендарному халифу Гарун-аль-Рашиду, переодевался и тайно ходил в народ.

В Туркмении была невозможной открытая оппозиция режиму. Правозащитники утверждают, что там в тюрьмах томятся 4 тысячи политических заключенных. Оппозиционные лидеры находятся за границей.

Корреспондент «Литературной газеты» Владислав Корнейчук заканчивает свой очерк о поездке в эту республику вопросом: «Неужели бывшему первому секретарю ЦК Туркменистана Сапармураду Ниязову удалось создать в чем-то идеальное государство, похожее на большую семью, в которой все сыты (или хорошо делают вид, что это так), при неповиновении отцу бывают высечены и привыкли благодарить Туркменбаши за все, что у них есть?»

Редакция добавила от себя:

«Люди, для которых главное в жизни – покой и сытость, может быть, весьма довольны установленным порядком. Но ведь «не хлебом единым» измеряется качество жизни, демократические свободы для образованных людей – насущная необходимость. И тут надо прислушаться к голосам туркменской оппозиции, которая может действовать лишь за пределами страны».

А вообще-то Ниязов представляется трагической фигурой. Он сам говорил, что знает, как будут разворачиваться события после его смерти. Статуи его и портреты будут уничтожены, его изображения на деньгах будут убраны. Но народу нужен символ, и он не препятствовал проявлениям культа личности, хотя самому Ниязову слава была не нужна. И положение вождя подчас ему было в тягость: он не мог, как все, посидеть в кафе или «сходить налево», как сам выразился. Люди с европейским менталитетом называли его восточным деспотом. А дело не в том, что Ниязов деспот, а в том, что он руководил молодой нацией, которой культ вождя был необходим, как воздух, чтобы с его помощью наглядно ощущать величие своего народа.

В довершение всего еще две подробности, роднящие его со Сталиным. Ниязов скончался 21 декабря (в день рождения Сталина) на 67 году жизни, после 21 года правления в республике. (По слухам, Ниязов был отравлен – такое же поговаривали и про Сталина.) С ним ушла в прошлое целая эпоха в пока еще не очень долгой истории Туркменистана. Как будут разыгрываться события в этой республике и в Центральноазиатском регионе в целом?

Думается, что нейтралитет Туркмении окажется слабой защитой от потрясений, которые непременно постараются вызвать и внутренние, и внешние силы. Запад потребует, чтобы в Туркмению вернулись из эмиграции лидеры демократической оппозиции, а их присутствие и открытая деятельность в республике сделают невозможным сохранение прежних диктаторских порядков. Но главное – это борьба внешних сил за обладание богатейшими ресурсами Туркмении.

С учетом недавно открытых месторождений Туркмения обладает примерно третью всех мировых запасов газа. По этому показателю Туркменистан сравнится с Россией. Но запасы газа в России приурочены к труднодоступным районам Крайнего Севера, его добыча там затруднительна и дорогостояща. Туркменские Каракумы тоже, конечно, не рай, но все же там намного более благоприятные условия для добычи газа. В эпоху обостряющегося энергетического кризиса за обладание этим богатством развернется острейшая борьба.

«Газпром» договорился с Ниязовым, что в течение трех лет он будет закупать ежегодно по 50 миллиардов кубических метров газа (из 60 миллиардов, добываемых в Туркмении). Без этого он не сможет выполнять свои обязательства по поставкам газа в Западную Европу и в Китай. Новый президент Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедов пообещал и впредь поставлять газ в Россию, но уже по европейской, более высокой, цене. У стран Запада возникнет сильнейший соблазн завладеть самим этими богатствами, а заодно поставить в трудное положение Россию, назвавшую себя «энергетической сверхдержавой».

Первые успехи у Запада уже налицо, вот тому подтверждение:

«Туркмения и Азербайджан готовятся приступить к совместной реализации проекта Транскаспийского трубопровода. Первым шагом станет оценка экологических рисков прокладки газовой ветки по дну Каспия. По мнению экспертов, трубопровод в будущем будет играть существенную роль в поставках туркменских углеводородных ресурсов на европейский рынок по системе Nabucco».

На прошедшей в Ашхабаде международной конференции «Экологические аспекты транскаспийских трубопроводов» обсуждалась возможность транспортировки туркменского газа по дну Каспия. Ранее президент Гурбангулы Бердымухамедов твердо пообещал находившемуся с визитом в Ашхабаде главе Еврокомиссии Жозе Мануэлу Баррозу развивать европейское направление в энергетической политике своей страны. По его словам, для этого у Туркмении имеются все необходимые условия. И прежде всего наличие больших запасов природного газа, которые, по уточненным данным, оцениваются в 21 трлн. куб. м. В числе вариантов доставки природного газа на европейские рынки туркменский лидер назвал «строительство трубопровода по дну Каспийского моря и транспортировку природного газа по Каспию на специализированных морских судах-танкерах». Он заверил, что контракт на поставку газа может быть подписан «хоть сегодня»: «Дело лишь за компаниями, которые бы осуществляли его доставку от границ Туркмении до потребителей».

Попытается проникнуть в Туркмению и Китай.

Сговориться все эти игроки о полюбовном разделе туркменской сокровищницы вряд ли смогут. Дать пользоваться ею одному игроку они тоже не согласятся. И если ни одна из конкурирующих сторон не станет вводить войска в нейтральную Туркмению, то спровоцировать междоусобицу в самой республике или нападение на нее извне, со стороны других среднеазиатских государств, вполне возможно. Особенно если учесть, что границы между странами в этом регионе не бесспорны, и конфликты на этой почве уже случались в недавнем прошлом.

Скорее всего, инициативу такого рода проявят США. И тогда запылает весь Центральноазиатский регион. Так что осуществление американского плана дестабилизации «Большого Ближнего Востока» может начаться не с Ирака, Сирии или Ирана, а с Туркмении. Страна с самым стабильным режимом может оказаться пороховой бочкой Средней Азии, – такова «диалектика».

Вот такие разные тюркоязычные республики Средней Азии, так по-разному относятся они и к русскому населению у себя, и к России. Однако, как бы различно эти республики ни относились к нам, угроза экспансии исламского фундаментализма порождает тревогу у всех. Ни И. Каримов, ни С. Ниязов (или его преемник) не желали введения у них в республиках жизни по шариату с ее многочисленными неудобствами даже для тех, кто исповедует ислам. Да и есть риск, что нынешние президенты – бывшие первые секретари компартий при таком режиме не смогут там удержаться у власти: даже если они и совершат хадж в Мекку и станут молиться пять раз в день, всегда кто-то сможет их обвинить в коммунистическом прошлом (с развязкой, как у главы Афганистана Наджибуллы).

Новый президент повел страну во многом по-новому. Развенчивается культ личности Ниязова. Туркменистан, сохраняя нейтралитет, ищет дополнительные выходы на мировой рынок, строит газопроводы, выходящие за пределы республики. Очень хотелось бы, чтобы те социальные завоевания, которые были связаны с правлением Ниязова, сохранились бы и даже были бы упрочены.

ТРАГЕДИЯ ТАДЖИКИСТАНА – УРОК ДЛЯ ВСЕХ?

Таджики – единственный народ в Центральной Азии, который, в отличие от тюркоязычных казахов, киргизов, узбеков и туркмен, говорит на языке иранской группы индоевропейских языков. Население Таджикистана – около шести с половиной миллионов человек, из которых несколько более половины – собственно таджики. Но Таджикистан также – единственная страна СНГ, которая после провозглашения независимости пережила полномасштабную гражданскую войну, вызванную борьбой разных кланов за свою долю во власти. За удовлетворение этих властных амбиций элит кланов страна заплатила более чем ста тысячами жизней. Кроме того, 900 тысяч жителей республики стали беженцами (в Москве и других местах России ныне можно встретить таджиков едва ли не в каждом бывшем ЖЭКе), десятки тысяч детей остались сиротами. Из страны уехали многие русские специалисты. Разрушено более 150 тысяч домов и многие производственные объекты. Ущерб, причиненный войной, оценивается в 7 миллиардов долларов. Как человеческие потери, так и материальный урон слишком велики для такой небольшой страны.

Хотя военные действия в стране закончились, противостояние Юга (Кулябского клана, к которому принадлежит и президент Эмомали Рахмон) и экономически более развитого Севера временами сказывается и по сей день, грозя порой обернуться новым вооруженным конфликтом.

Беда, как известно, не приходит одна. По окончании войны на страну обрушилась сильнейшая засуха, а затем прошли разрушительные проливные дожди. Экономист Эдуард Полетаев охарактеризовал состояние страны одной фразой: «Таджикистан: руины экономики». По его словам, экономика Таджикистана упала до уровня 1929 года. Внешний долг республики, превышающий миллиард долларов, не позволяет брать новые кредиты, даже если они предлагаются на выгодных условиях (под 1–1,5 процента годовых и на длительный срок, тогда как другим центральноазиатским республикам приходится платить по кредитам 6–7 процентов в год). Таджикистан попал в замкнутый круг, который хорошо знаком многим отсталым странам. Чтобы создать условия для привлечения иностранного капитала, обеспечить в стране хотя бы минимальную стабильность, нужны деньги, а они не придут, пока там не установится порядок.

Таджикистан ныне – самая бедная страна СНГ, и ООН присвоила ему статус наименее развитой страны, чего удостоено не каждое отсталое государство Африки. Средняя зарплата в стране находится на уровне 15 долларов в месяц. С бедностью так не вяжется обычай таджиков иметь хоть один золотой зуб в знак благосостояния, и Рахмон даже стал специально бороться с этим.

Если Россия страдает по поводу сокращения численности населения, то Таджикистан, напротив, от избытка людских ресурсов. Рахмон (у которого у самого 9 детей) говорит, что перенаселенность Таджикистана плохо влияет на экономику, производимый продукт почти весь уходит на текущее потребление, ничего не оставляя для развития страны. Несмотря на людские потери во время войны, прирост населения обгоняет рост ВВП, а это означает, что обнищание народа усиливается.

Таджикистан поддержал американскую антитеррористическую акцию в Афганистане, рассчитывая, что США окажут ему экономическую помощь. Однако Америка ограничивалась туманными обещаниями. Обстановка резко изменилась после того, как Киргизия потребовала ликвидировать американскую военную базу в Манасе. Тогда США стали усиленно обхаживать власти Таджикистана, чтобы переместить на его территорию свою базу из Киргизии. Уже ведутся переговоры об открытии там учебного центра США, который, вероятно, со временем и превратится в полноценную военную базу. За это американцы пообещали таджикам построить мост через реку на границе с Афганистаном.

И все же страна живет, экономика понемногу восстанавливается, растет и внешняя торговля, которая ведется уже почти с 70 государствами мира, ее оборот превысил миллиард долларов. Импортирует Таджикистан прежде всего природный газ, а основные предметы его экспорта – хлопок, которого сейчас собирают до 500 тысяч тонн в год, а также алюминий.

Власти Таджикистана признают, что страна превратилась в самую крупную перевалочную базу наркотиков, поступающих из Афганистана в Россию и через нее – в Западную Европу. Наркоторговля приносит ее организаторам громадные прибыли, и это, наряду с угрозой возобновления гражданской войны, препятствует освоению несметных природных богатств республики.

Таджикистан, южную границу которого до недавнего времени охраняли российские воины, во время гражданской войны был готов (по крайней мере, его власть) на любую форму объединения с Россией, даже войти в ее состав в качестве автономной республики. Но когда обстановка в стране несколько стабилизировалась, Таджикистан стал проявлять больше самостоятельности и пытаться проводить разновекторную внешнюю политику. И все же сейчас он – член ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС, изъявляет желание и вступить в Таможенный союз России, Казахстана и Белоруссии. В республике еще располагается российская дивизия.

В последние годы экономическое сотрудничество Таджикистана и России расширяется. РАО «ЕЭС России» развертывает строительство гидроэлектростанций, что обеспечит энергетическую независимость Таджикистана и позволит ему экспортировать электроэнергию. Компания «Русский алюминий» намерена расширить действующий Таджикский алюминиевый завод и построить новый. Всего российские компании намерены вложить в экономику Таджикистана до двух миллиардов долларов.

На втором месте по объему инвестиций в Таджикистане стоит Китай, на третьем – Иран (он, в частности, собирается построить в Душанбе высотный жилой комплекс). Некоторые страны оказывают Таджикистану безвозмездную помощь. Япония за все время выделила ему около 100 миллионов долларов. Недавно она обещала предоставить 5 миллионов долларов на улучшении состояния автомобильной дороги Дусти – Нижний Пяндж протяжением 27 километров, которая облегчит связь Севера и Юга республики. Она даже даст Таджикистану выход к Индийскому океану (через Афганистан), что, как полагают, благотворно скажется на его экономике.

***

Как видим, Узбекистан, Туркменистан и Таджикистан не испытывали особой тяги к России, но когда над ними нависала угроза, поворачивались к ней лицом.

Каждому понятно: вынужденный союз – совсем не то же, что добровольный, основанный на общности долговременных интересов и взаимных симпатий.

Будут ли эти республики Средней Азии в союзе с Россией или предпочтут самостоятельное плавание, они цивилизационно достаточно чужды нам. В этом смысле можно говорить, что завоевание этих народов Россией было исторической ошибкой, пусть оно и казалось в тех обстоятельствах оправданным (необходимостью противостоять проникновению Англии и пр.). России пришлось оплатить эти приобретения большой кровью, и еще неизвестно, не придется ли ей снова проливать кровь своих сыновей в будущем.

Объединение с этими республиками в одном государстве с Россией вряд ли целесообразно, однако дружественные отношения с ними, сохранение там нашего влияния жизненно необходимы.

Когда-то Гитлер предлагал СССР присоединиться к антикоминтерновскому пакту, соблазняя Москву возможностью экспансии в южном направлении, к Индийскому океану. Ныне можно твердо сказать: Россия за свои южные рубежи не переступит, и в Индийском океане, как призывают некоторые доморощенные политики, нашим солдатам обмывать сапоги не надо.

Теперь посмотрим, как складывается обстановка на юго-западных и западных рубежах России.