Вы здесь

Цветы к сентябрю. Часть II. Джина (Николай Станишевский, 2004)

Часть II

Джина

14 августа или 8 сентября 2002 год

Самое странное сейчас – то, что я до сих пор не могу понять, кем являюсь на самом деле. Я нахожусь в этой больнице около года, потому что полностью потеряла память. Похоже, что на самом деле так и есть – воспоминания о прошлом отсутствуют напрочь. Только в тёмные вязкие ночи, когда я не могу уснуть и подолгу смотрю в мутное ночное стекло, что-то непонятное и волнующее возникает глубоко внутри, словно призрачный огонёк во мраке. И я иду к этому неожиданно появившемуся ориентиру.

Вот только никак не могу до него добраться.

За окном шумит верхушками деревьев таинственный загадочный лес. Очевидно, клиника расположена за городом – иногда я смотрю телевизор и, поэтому, представляю, как выглядят городские пейзажи. Подобное тому, что я вижу за окном, может быть в городской черте только большим, хорошо охраняемым парком. Но кто додумается выстроить клинику в парке, предназначенном для отдыха и развлечений постоянно устающих горожан?

Только тот, кто дал мне этот воздух.

Хотя я не помню, каким воздухом дышала до того, как попала сюда, у меня твёрдое ощущение, что подобный здешнему я вдыхала крайне редко. Он светел, он прозрачен, он девственно чист. И, открыв форточку ранним утром, его можно пить, словно освежающий напиток, особенно, если твой завтрак состоит из светлеющего голубого неба и ярко-розовой предрассветной зари.

Но все это – лирика. На самом деле, сложившаяся ситуация более мрачна и уныла, чем кажется на первый взгляд.

Раз в пару дней (это уж точно!) меня обязательно начинают мучить приступы боли и тошноты. Словно оживает выстроенный неизвестно кем муравейник в глубине желудка. Когда эти насекомые начинают бегать из стороны в сторону, что-то таскать и строить, они настолько сильно сотрясают внутренности, что поневоле хочется изрыгнуть их наружу. Но, как бы я ни старалась, в конечном счёте, все усилия сводятся на нет. Муравьи, безусловно, хитрые твари, они построили своё убежище так, что оно впилось колючими острыми краями в стенки желудка, поэтому извлечь его совсем непросто. Впрочем, как и самих его обитателей. За все время, что я здесь нахожусь, из меня ещё не выпал ни один муравей.

Конечно, этим мерзким созданиям не нравятся землетрясения, которые я устраиваю. Это случается, когда больше нет сил терпеть ужасные рези в желудке, что-то в тот момент сокращается между лёгкими, отдавая привкусом желчи во рту. Тогда муравьи злятся, гневно шевелят усиками, призывая всех сочувствующих на дальнейшую борьбу со мной. Таковые, к сожалению, находятся, причём достаточно быстро. Собравшись, они организованно, горячо обсуждают возникшую проблему, группируются, выстраиваются в длинные ряды и начинают свой бесконечно долгий и нудный крестовый поход. Двигаясь по пищеводу, они скребут его заскорузлыми, мохнатыми лапками, и у меня возникает ощущение, будто я наглоталась иголок.

Из пищевода они попадают в рот, создавая эффект сухой хлебной корки, раскрошившейся на тысячи острых, неприятно режущих нёбо кусочков. Ну, а когда через носовую полость гадкие насекомые попадают в мозг, на самом деле темнеет в глазах. В такие минуты я обычно бьюсь головой о стену, правда, сама я этого не помню, мне потом обо всем подробно рассказывают. Может быть, и врут, но стены моей палаты почему-то обиты мягкой кожей цвета слоновой кости.

Когда кортеж муравьев останавливается, и, словно по мановению волшебной палочки исчезает, я, скорчившись, подолгу лежу на полу и стараюсь прийти в себя. Именно в такие минуты мне слышится далёкий рёв тяжёлых свинцовых волн, которые хотят мне о чём-то рассказать. И, похоже, я даже знаю, о чём.

О том, что скоро муравьи снова придут ко мне…

После этого я ощущаю себя Странницей, которая неожиданно оказалась на перекрёстке миров и мучительно соображает, куда же лучше свернуть.

Находящийся справа тёмный, далёкий мир безудержно влечёт к себе, по-моему, там осталось Нечто такое, что было мне бесконечно дорого и любимо…

Только я никак не могу вспомнить, ЧТО именно.

Или кто…

Мне кажется, будто я бывала там раньше, возможно, прожила большую часть сознательной жизни. Я хочу ступить на эту тропу, все моё существо подталкивает меня, и мозг подаёт сигнал: «Сделай это и ты не пожалеешь!», и я уже поднимаю ногу…

Но… почему-то этого не делаю. Вторая половина тёмного, высохшего «я» сияет беззубой улыбкой и внимательно смотрит на меня чёрными бездонными провалами. Содрогнувшись от ужасного, пронзительного взгляда, я смущённо опускаю ресницы. И вместо правой ноги шаг, естественно, делает левая.

И всё возвращается на круги своя. Я открываю глаза и вижу, что снова нахожусь в той больничной палате, где впервые ощутила присутствие мерзких муравьев. Сейчас откроется дверь, вбегут люди в белых халатах, схватят меня, бросят на кровать и, как всегда, сделают несколько уколов. И я вновь окунусь в томное, щемящее душу забытьё, имя которому – Вечность.

А потом я приду в себя, но уже не буду помнить всего, что происходило со мной до того, как я потеряла сознание. Жизнь в который раз начнётся с чистого листа. И в душу, в который раз вольётся тягучей патокой липкий, неуёмный страх.

Может быть, именно поэтому я начала писать дневник, который так старательно прячу от людей в белых халатах. Если уж и найдут, то, желательно, чем позже, тем лучше. На сегодняшний день – это моя единственная отдушина, а, возможно, и уникальный ключ к открытию пыльной замочной скважины Памяти.

И вот ещё что.

Когда я начала писать, меня стала преследовать странная навязчивая мысль, будто именно ЭТИ строки я зачем-то пишу к сентябрю…


14 августа

О своей жизни я не помню ничего, кроме этой клиники. Да и о ней у меня довольно смутное представление, ведь из палаты я практически никуда не выхожу. Как я уже упоминала, каждый новый день начинается с девственно чистого, белого листа. Ночь и болевые приступы полностью вымывают те песчинки воспоминаний, которые мне удаётся насобирать за предыдущий день. Почему так происходит, я не знаю. Этот феномен не могут объяснить даже люди в белых халатах.

Очень неудобно всё время писать четыре слова, я прекрасно знаю, что эти люди называются как-то по-другому, но, как именно, я забыла.

День начинается с женщины, которая приносит мне таблетки и порошки, с приклеенной улыбкой и постоянными вздохами отвечая на мои вопросы. Каждый раз они одни и те же – где я и как меня зовут? Заметно, что она уже устала это повторять и порой в её строгих, зелёных в серую крапинку глазах мелькают тени сомнения относительно того, что я спрашиваю об этом искренне.

Но… тени исчезают, когда я проявляю завидное упорство. Женщина начинает верить, что я не притворяюсь, острые треугольные крапинки в глазах становятся мягче и приобретают округлую форму. Она вздыхает и уже более добродушно начинает рассказывать то, что рассказывала вчера.

Около года назад я попала в автомобильную катастрофу, в результате чего, полностью потеряла память. В официальных полицейских отчётах написаны сухие, короткие строки о том, что я просто не справилась с управлением. Похоже, на самом деле было совершенно иначе. Детектив, который приходил в начале моего лечения, долго и тщетно пытался выудить хоть какие-нибудь сведения, уверяя, что все произошедшее было подстроено заранее, отчего мой автомобиль полностью лишился тормозов.

Бесполезно!

Я не могла вспомнить ничего и поэтому злилась, хныкала, всхлипывала, плакала, а иногда даже повышала голос. И он, бедолага, почему-то все относил на свой счёт, тяжело вздыхал, собирал бумаги и уходил. А на следующий день приходил снова в надежде, что «сегодня» будет кардинально отличаться от «вчера». Но, в итоге выяснилось, что он ошибался.

В общем, в конце концов, он отчаялся от меня что-либо узнать, улыбнулся, пожелал скорейшего выздоровления и исчез навсегда. А я осталась одна со своими грустными расплывчатыми мыслями и тысячами ненайденных ответов на единственный вопрос "почему?". Почему он ушёл?

Да потому что!

Потому что устал спрашивать об одном и том же и не получать ответа. А, может быть, просто обиделся, хотя, собственно говоря, на что ему обижаться – во-первых, это была его работа, а во-вторых, вспомнить я и в самом деле ничего не могла.

Самое странное, что в моей машине не обнаружили никаких документов. По номеру автомобиля установили владельца, и выяснилось, что я ездила по доверенности, но, как назло, выяснилось и другое – владелец этот вступил в какие-то нелады с законом и, как говорится, подался в бега. Печально, но всё происходило, как в кино…

Но…

Фильм – фильмом, а человека действительно нет. На этом все и застопорилось. Соответственно, никто не мог выяснить, как меня зовут и где я раньше проживала. Сама вспомнить этих деталей я, естественно, не могла.

Следствие зашло в тупик, поэтому в отчётах появились сухие записи, констатирующие мою водительскую некомпетентность. Молодой, приятной внешности, детектив в последнюю нашу встречу всё же заметил, что мне повезло. Убийца явно рассчитывал, что я разобьюсь насмерть. Слишком велика была скорость на роковом повороте, слишком крутой вираж делала узкая бетонная дорога.

И всё-таки, вопреки всем его расчётам и прогнозам, я осталась жива. Хотя, можно ли это назвать жизнью? Так, жалкое существование, подобие человека, случайно заблудившегося на перекрёстке миров…

Вот, в принципе и вся моя предыстория, ежедневно рассказываемая строгой женщиной-сиделкой с серыми глазами. Негусто, но, к сожалению, этот факт. Скоро год, как меня лечат и, практически не намечается никаких улучшений. Только приступы случаются не ежедневно, а через день.

Женщина-сиделка постоянно повторяет, что мне пришлось перенести очень тяжёлую операцию на мозг и, поэтому, восстановление организма происходит крайне медленно. Но, с другой стороны, куда мне торопиться?

Похоже, меня никто и нигде не ждёт, за всё время, что я здесь нахожусь, никто ни разу меня не посетил. Значит, никто не ищет.

Я думаю, это просто некому сделать…


15 августа

Сегодня, как ни странно, в моём выздоровлении наметился небольшой прогресс. Когда утром ко мне в палату вошла женщина с серыми глазами, я не стала спрашивать, как её зовут.

Потому что где-то в дальнем уголке моей памяти появилось мерцающее красными бликами короткое имя «Полли».

– Меня зовут Полли, – устало улыбнувшись, сказала она и поставила коробку с лекарствами на прикроватную тумбочку.

– Я знаю, – виновато улыбнувшись, я подтянула колени к подбородку.

Похоже, до неё не сразу дошёл смысл сказанного. Она неторопливо начала освобождать разноцветные таблетки от прозрачных упаковок и отмерять дозатором белые безвкусные порошки. И вдруг, неожиданно обернувшись, посмотрела на меня долгим выразительным взглядом.

– Не поняла… – смущённо пробормотала она. – Что вы сказали?

– Я сказала, что знаю, как вас зовут, – я кивнула головой, все ещё улыбаясь.

– Интересно, – Полли начала озираться по сторонам и, наконец, увидев больничный табурет, тяжело на него опустилась. – Стало быть, вы всё время притворялись, будто за ночь все забываете?

– Нет, – просто ответила я. – Правда, не сердитесь. Сегодня я поняла, что… что… как бы это поточнее выразиться?.. Поняла, что не забыла ваше имя!

– Может, вы ещё чего-нибудь не забыли? – подозрительно спросила женщина. – Вы помните, как вас зовут?

– Нет, – вздохнула я. – Этого, к сожалению, я вспомнить не могу. Правда, я не помню ничего, кроме вашего имени.

Полли гулко выпустила воздух, и неизвестно в который раз начала рассказывать мою историю. А я слушала с неослабевающим вниманием и всем своим существом понимала, что забыть этого уже не смогу. Или в тот момент мне так только казалось…

– А какого цвета была машина, на которой я ехала в тот день? – спросила я, когда Полли закончила.

– Тёмно-синего, с металлическим отливом.

Тёмно-синего…

На мгновение мне привиделось, что непроницаемая чёрная стена, за которой всё время искусно скрывалась моя Память, дала трещину, от которой в разные стороны моментально поползли сотни тонких, изломанных отростков. Только камень, из которого стена была сложена, не раскрошился, не рассыпался, но начал менять свой цвет, превращаясь из аспидно-чёрного в светло-серую дымчатую пелену, похожую на утренний туман.

Сквозь пепельное марево проступили округлые очертания. Красивая, изящно приподнятая крыша, грациозно выгнутая панель заднего багажника с фонарями заднего вида…

Автомобиль!

Точно, это он и был. Только, когда туман слегка рассеялся, я увидела, что машина была зелёного цвета.

– Может быть, машина была зелёной? – спросила я с плохо скрываемой надеждой.

– Нет, – Полли покачала головой. – Она была тёмно-синей, как тёплый августовский вечер.

Странно! Как всё это было странно, ведь я отчётливо видела зелёный автомобиль!

И только тут поняла, что мне все это не привиделось, не показалось, я действительно ВСПОМНИЛА! Наверное, выражение моего лица сильно изменилось, потому, как Полли обеспокоено на меня посмотрела.

– Что-то не так? – подозрительно спросила она.

– Нет, – я в задумчивости потёрла виски. – Все нормально. Просто мне показалось… мне на минуту показалось…

Я сделала глубокий вздох.

– Что? – лицо Полли приблизилось почти вплотную. – Что вам показалось?

– Мне показалось, я вспомнила, какого цвета у меня была машина! – скороговоркой выпалила я и тут же осеклась. В висках, что я усиленно тёрла, тёплым прибоем прибрежных волн пульсировала мысль: «А что, если мне это действительно померещилось?»

Так уж устроена человеческая натура, что ей свойственно во всём сомневаться. Порой даже в том, что она знает наверняка.

– Продолжайте, – мягко предложила Полли. – Что вы ещё вспомнили?

Но я упорно молчала, прикусив язык. Скверная и не вовремя пришедшая мысль острой занозой засела в воспалённом сознании, полностью перекрыв выход словам и чувствам.

– Не хотите… – в глазах женщины промелькнуло разочарование. – Хорошо, не буду настаивать. Вам сейчас лучше не переутомляться. Думаю, недалёк тот день, когда вы вспомните всё остальное и сознательно нам расскажете.

Я с облегчением откинулась на подушки. Больше всего на свете я сейчас действительно не хотела перенапрягаться. Внезапно подумалось, что очерёдность воспоминаний заложена во мне строгой, запланированной последовательностью. И если я начну предпринимать что-то сама, то эта система может дать сбой, и все старания вылетят в трубу. А вспомнить и осознать было необходимо очень многое.

– Время принимать таблетки! – Полли назидательно подняла кверху указательный палец.

– Может быть, обойдёмся без них? – спросила я, ослепительно улыбаясь.

– Вдруг они тормозят мои воспоминания?

– К сожалению, я не могу нарушать предписание врача, – голос сиделки приобрёл сухой, казённый оттенок. – Когда вам действительно станет лучше, он сам исключит их из рациона.

Врача!

Эти люди в белых халатах называются врачами! Какое простое и короткое слово! И как это раньше я постоянно умудрялась его забывать?

Сердито бормоча что-то под нос, Полли подала мне пригоршню разноцветных пилюль и маленький стаканчик-дозатор с дистиллированной водой. Я послушно положила таблетки в рот и тут же, в результате ловкого движения, они оказались под языком.

– Ну вот, так-то лучше, – примирительно произнесла женщина. – Будете отдыхать?

Я опять улыбнулась и ничего не сказала, а только утвердительно кивнула головой.

– Ну что ж, – Полли вздохнула. – Тогда не буду мешать.

Она тяжело поднялась с табурета и грузной, шаркающей походкой подошла к дверям. Взявшись за дверную ручку, она неожиданно обернулась и подозрительно на меня посмотрела.

– Завтрак через два часа. Если вдруг уснёте, вас будить?

Я снова ничего не ответила, а только опустила глаза.

– Хорошо, – её губы сложились в тонкую узкую складочку.

Полли тихо вышла и плотно прикрыла дверь. Щёлкнул дверной замок. А я поспешно выплюнула в ладонь уже начавшие растворяться таблетки.

В первый раз за всё время пребывания здесь.


16 августа

Сегодня мне приснился странный сон. Всю ночь я преследовала какого-то человека.

Мужчину.

Было весьма досадно, что он постоянно от меня убегал. Правда, периодически останавливался и ждал, не поворачивая головы. А когда я была уже рядом, он резко срывался с места, словно вспоминал нечто важное и должен был немедленно куда-то успеть.

И так повторялось несколько раз.

Кроме того, было обидно, что я никак не могла увидеть его лицо. Казалось, это произойдёт сейчас – всякий раз я находилась настолько близко, что стоило только протянуть руку, схватить его за плечо и развернуть к себе…

Но… моя протянутая рука постоянно встречала пустоту. Там, где только что стоял этот человек, его уже не было! И моему взгляду опять представлялась широкая спина, подрагивающие на бегу плечи и большая голова с темными, начинающими седеть волосами.

В конце концов, мне это здорово надоело, я чуть не разревелась и остановилась, сжав кулаки от злости. Мужчина тоже остановился, только на этот раз до него было довольно далеко. И в первый раз повернулся ко мне лицом.

Но… разглядеть его мне, опять, было не суждено. Какая-то острая внутренняя боль заставила меня закрыть глаза. Словно мозг заранее дал команду, предупреждая, что может произойти нечто неприятное. Яркая вспышка или что-то в этом роде, такое, что может полностью и навсегда испортить зрение. И я смежила веки так, что глазные яблоки отдались щемящей, пронзительной болью. А когда открыла глаза, мужчина уже исчез.

Теперь передо мной раскинулся совершенно другой пейзаж. Серая, мрачная равнина с несколькими пологими холмами походила на плохо вымытое чайное блюдце, а кривые деревья у подножия холмов напоминали останки челюсти доисторического ящера. Мой слух уловил шум бурлящих, сердитых волн, значит, где-то неподалёку находилось море. Посмотрев направо, я увидела небольшой двухэтажный Дом, который ютился на самом обрыве. Не знаю почему, но я твёрдо поняла, что мне надо идти именно туда. И в следующий момент ноги сами понесли меня к этому строению.

Шагая по жухлой, выжженной солнцем траве, я почувствовала на спине чей-то взгляд. Обернувшись, я внимательно осмотрелась. Никого позади не было, но смириться с мыслью, что мне это показалось, я не могла, слишком явно я чувствовала чужое, присутствие. Что, если кто-то прятался за деревьями? Я стояла и пристально рассматривала их тонкие, изогнутые временем и непогодой стволы. Никакого движения, ни единого намёка на кого-то постороннего. Всё тихо, безмятежно и безбрежно, как сама равнина.

Значит, показалось.

Незнакомый голос в моей голове позвал меня в Дом. Я развернулась и уже сделала несколько шагов в сторону особняка, как новая и неожиданная мысль вспыхнула так ослепительно, что отдалась нестерпимой болью в затылке. Я поняла, что ощущала на спине… свой взгляд…

Как такое могло произойти? Каким образом я могу сама на себя смотреть?

Я ещё раз обернулась. По-прежнему всё тихо и пустынно. Только ветер заунывно напевает мелодию уходящего лета. Да ещё серые тучи в небе вторят ему расплывчатым фоном второго голоса.

Неужели у меня началось раздвоение личности?

Я машинально потёрла виски. Головная боль начала отходить на задний план, и я почувствовала, как способность мыслить и анализировать возвращается вновь.

Итак, что мы имеем? Мы имеем на себе свой собственный взгляд.

Полный абсурд.

Такого не бывает. Значит, там всё-таки кто-то есть? Но я долго наблюдала и никого не заметила. Может мне всё это только кажется? Невозможно, чтобы я ещё раз очутилась здесь, только немного позже и смогла наблюдать за своей собственной спиной, находившейся на этом месте несколько секунд назад…. Разве может время так расслоиться?

«Иди в Дом», – прошелестело в ушах.

Я тяжело вздохнула, повернулась и покорно поплелась в указанном направлении.

«Этого не может быть, – твердила я себе. – Никакого расслоения не существует. Человек не может одновременно находиться в двух временных точках…».

В тёмном окне Дома, который уже был рядом, что-то мелькнуло. Я вздрогнула и внимательно пригляделась. Ничего, только один пустой и бесконечно тёмный провал окна, словно рот сказочного великана, распахнувшийся в безмолвном крике. Черт побери, этой ночью мне кажется слишком многое!

Обдумывая происходящее, я поднялась по ступенькам, как запрограммированная, толкнула входную дверь и осторожно шагнула внутрь.

В холле оказалось не так темно, как я предполагала. Серый, призрачно-мерцающий свет растекался ровной полиэтиленовой паутиной по стенам и полу, окрашивая их в такие же унылые тона.

«Зачем я сюда пришла? – неожиданно испугалась я. – Я здесь совершенно одна! А если кто-нибудь появится в этом мраке? Я даже не успею убежать… Да, собственно говоря, и бежать-то некуда…».

В дальнем углу коридора что-то шевельнулось. Распахнулась ещё одна дверь, вероятно, ведущая в следующую комнату, и в этом прямоугольном, более светлом проёме возник мужской силуэт. Это был тот же человек, и он опять от меня уходил! Не оборачиваясь, он перешагнул порог и скрылся в глубине зала. Я, как ненормальная, бросилась вслед, убеждая себя, что если его догоню, то получу ответы на все беспокоящие меня вопросы. Я влетела в комнату, но мужчина уже переступал порог следующей. В два прыжка я оказалась возле дверного косяка, но он уже открывал третью дверь. И так повторялось бесчисленное множество раз. Стоило мне достичь входной двери той или иной комнаты, как он уже оказывался у выхода из неё.

«Какой ужасный, дурацкий дом, – скрипнув зубами от злости, подумала я. – Бесконечное количество комнат, и все они соединяются между собой! Но все равно где-то должен быть конец».

Словно в подтверждение своих мыслей, я, выскочив из очередной комнаты, оказалась в длинном прямом коридоре. В конце его я различила узкую деревянную лестницу с резными перилами. Мужчина с обезьяньей ловкостью вскарабкался наверх, я же, не сбавляя темпа, рванула за ним.

Верхняя ступенька лестницы вновь привела меня в коридор, на этот раз совершенно глухой, без дверей и окон. Несмотря на отсутствие освещения, здесь было довольно светло, но в тот момент я не обратила на это внимания. Теперь появилась твёрдая уверенность, что мой беглец никуда от меня не денется. И я, наконец, получу то, ради чего проделала столь долгое и утомительное путешествие. Увижу его лицо.

Рано или поздно это должно произойти!

Мужчина подошёл к стене в конце коридора и остановился. Я, затаив дыхание, осторожно приблизилась и уже подняла руку, чтобы дотронуться до его плеча, но он сам начал медленно разворачиваться. И в тот момент, когда я должна была увидеть его лицо, я… неожиданно проснулась. Проснулась, заревела и долго не могла понять, где я нахожусь.

А потом мои веки смежились, и я вновь погрузилась в тревожно-беспокойное полузабытьё. Снов я больше не видела. Единственным, что я запомнила, было то, что за секунду до моего пробуждения, мои губы несколько раз прошептали неизвестное мне мужское имя.

Николас.


16 августа. Вечер

День выдался таким же пепельно-серым и бесцветным, как увиденный накануне сон.

«Действительно осень, – с грустью подумала я, глядя в окно. – Хотя ещё только середина последнего летнего месяца».

Ветер на улице окреп и назойливо перебирал оконные стекла, заставляя их нудно дребезжать. Мне поневоле представилась большая нотная тетрадь, на страницах которой была записана мелодия уходящего лета. Самым любопытным было то, что она, стараясь уйти в чисто осеннюю тональность, почти достигала звеняще-серого апогея, но каждый раз неизбежно возвращалась назад.

«Интересная вещь, – подумала я, машинально выводя пальцем на запотевшем стекле бесформенные узоры. – Такое впечатление, что сама природа соблюдает свой ритм и не торопится менять время года раньше, чем ей предназначено. Действительно, время – оно у каждого своё. Интересно, какое оно у меня?»

Я задумалась и машинально прикоснулась к виску влажным холодным пальцем.

«Скорее всего, у меня его просто нет. Не может быть времени у человека, который не знает, кто он на самом деле».

Сзади легонько скрипнула дверь. Я даже не обернулась, потому что знала – пришла Полли.

– Здравствуйте, – я зябко передёрнула плечами.

– Здравствуйте, здравствуйте, – Полли шумно засопела, поставила поднос с лекарствами на стол и начала шуршать упаковками таблеток. – Я вижу, вам сегодня гораздо лучше. Что-то пытаетесь рисовать? Может, дать вам карандаш и бумагу?

– Нет, – я провела пальцем по стеклу так, что оно пронзительно пискнуло. – Это всего лишь бессмысленные фантазии. В самом деле, я действительно чувствую себя великолепно. Кстати, сегодня я все помню. И про аварию, и про цвет машины, о которой был вчера разговор.

– Ну, надо же! – Полли всплеснула руками. – Неужели дело пошло на поправку? Поздравляю! Если откровенно, я очень рада за вас!

– Полли, – я попыталась, как можно мягче прервать её излияния. – Сегодня ночью мне приснился странный сон. Какой-то мужчина постоянно убегал, а я его догоняла. Действие происходило в старом одиноком особняке, стоящем на морском утёсе…

– Вы видели его лицо? – пытливо вставила она.

– Нет, – я недовольно поморщилась оттого, что меня перебили, – не видела. Я помню, что приблизилась к нему совсем вплотную, он уже почти обернулся, но тут я… проснулась…

– Жа-а-аль, – разочарованно протянула сиделка.

– Зато я знаю, как его зовут, – сдавленно пробормотала я.

За спиной послышались приближающиеся шаги. Рука Полли легла на моё правое плечо, а лицо осторожно выглянуло из-за левого.

– Как? – шёпотом спросила она.

– Николас, – шумно выдохнула я. – Его зовут Николас. Только это имя мне ни о чем не говорит.

– Возможно, так звали вашего мужа? По виду вам около тридцати, вы – красивая интересная, женщина, должен же у вас быть муж?

– Очень может быть, – я задумчиво кивнула. – Только если он есть, почему не объявился за все это время?

– Ну-у… – по-видимому, желая что-то сказать, Полли открыла рот, но потом передумала и закрыла.

– Вот видите, – я слегка качнула головой. – Тут и сказать нечего.

– Нет! – упрямо возразила сиделка. – Неправда, всегда можно что-нибудь сказать! Только надо стараться говорить по делу!

– Тоже верно.

– Понимаете, – Полли сочувственно погладила меня по плечу. – Найти вас – это ведь, ох, как непросто! У вас нет ни имени, ни фамилии, о себе вы ничего не помните, даже где вы жили…

– Можно было отыскать по машине! – упрямо заявила я. – Наверняка это он мне её покупал! И по телевизору аварию, скорее всего, показывали в новостях! И потом, если я исчезла, и муж меня потерял, то почему бы не поговорить с людьми, не навести справки? Неужели этих телевизионных выпусков никто не видел? СОВСЕМ никто?

– Мы опять-таки не знаем, где он находился все это время, – вздохнула сиделка. – Может быть, куда-то уезжал?

– Но ведь рано или поздно все равно бы приехал! – я продолжала гнуть своё. – Он живёт не на необитаемом острове! И потом, он мог обратиться в полицию! Уж они-то знали, где я нахожусь! Все равно, ему кто-нибудь сказал бы об этом!

– Да, – женщина печально согласилась. – Тут вы, безусловно, правы. Может, никакого мужа и не было…

– Угу, – я угрюмо кивнула.

– Однако мы заболтались, – Полли взяла меня под локоть и повела прочь от окна. – Нам пора делать уколы, принимать таблетки…

– Может, не стоит этого делать?!!! – я буквально взмолилась. – Нет, правда, мне действительно намного лучше!

– Я все это прекрасно понимаю. Но распоряжение врача для меня – приказ. Вот, скоро соберётся очередной консилиум, там вас внимательно выслушают, обследуют и, если сочтут необходимым, определённые лекарства исключат. А, возможно, даже выпишут из нашей клиники.

– Хорошо, – я сдалась.

…Однако когда Полли ушла, я снова выплюнула таблетки и долго ломала голову, а не они ли причина того, что я всё постоянно забываю? Я их только день не принимала, а чувствую себя намного лучше, и в голове прибавилось ясности. Странная, абсолютно дикая, нелепая вещь – я нахожусь в больнице для того, чтобы мне помогли все вспомнить, а получается наоборот, так, что всё забывается…

Или у меня вновь разыгралось воображение? Наверное, самое рациональное – подождать ещё день и посмотреть, что будет завтра.


17 августа. Вечер

Сегодня произошло такое из ряда вон выходящее событие, что у меня до сих пор дрожат руки, хотя Полли говорит, что я проспала часа четыре, не меньше. Случилось то, чего я совсем не ожидала. Но, как бы то ни было, раз уж я начала писать дневник…

Начну с того, что утром я поймала себя на мысли – почему так долго не было приступов? Конечно, три дня – не срок, но если судить о том, что раньше боли мучили меня через день, мои сомнения вполне обоснованы. Неужели все дело в этих проклятых таблетках? Эта мысль так крепко засела в голове, что поначалу я даже ощутила мелкую тошнотворную дрожь. А вдруг всё это кем-то специально подстроено? Но зачем? Кому выгодно, чтобы я как можно дольше не могла вспомнить, ЧТО со мной произошло? Что, если я на самом деле перешла кому-то дорогу?

Задумавшись, я невольно ощутила, что всё проговариваю вслух и начала ругать себя за то, что совсем не контролирую эмоции.

Мои мрачные размышления были прерваны появлением Полли. Сегодня её было не узнать. Всем своим видом она излучала загадочность и таинственность, серо-зелёные, обычно строгие глаза так и светились желанием сообщить мне нечто важное. Настолько значимое, что она даже забыла поздороваться, а, как только очутилась в палате, торжественно подняла правую руку и магическим голосом произнесла:

– Вы не поверите в то, что я вам сейчас сообщу.

От такого вступления я на секунду лишилась дара речи.

– Только вчера мы об этом поговорили, – продолжала сиделка, – и, представьте, сегодня утром он появился! Нет, определённо в нашем мире ещё много загадочного и необъяснимого!

– Кто… он? – с трудом разлепив губы, выдохнула я.

– Он… – лицо Полли сияло, как начищенная медная монета. – Он, Николас, наверное, а кто же ещё?

– Мой муж? – я почувствовала, что пол уходит у меня из-под ног.

– А вот это он скажет сам, – рот женщины расплылся в улыбке до ушей.

– Он просил вам пока ничего не говорить, по-видимому, хочет сделать сюрприз…

– Ничего себе сюрпризик, – ошалело пробормотала я. – Так и с ума можно сойти.

– Ну-у, – женщина вытянула губы трубочкой и плавно взмахнула рукой, – я думаю, до этого не дойдёт. Если вы не сошли с ума после такой аварии… Однако, я заговариваюсь! Он ждёт в коридоре… Кстати, довольно деловой и обаятельный мужчина – к больным с таким положением, как у вас, попасть крайне непросто. А он буквально за десять минут сумел убедить администрацию, что ему это необходимо…

– Что, дал денег? – невольно вырвалось у меня.

Серо-зелёные глаза гневно сверкнули, но в следующую минуту Полли равнодушно пожала плечами.

– Все возможно, – уклончиво ответила она. – Судя по внешнему виду…

– Он богат? – мне не терпелось узнать, как можно больше.

– Похоже, что да. Одет, по крайней мере, довольно изысканно. И главное, со вкусом. Я что и говорю – такой обаятельный мужчина…

– Подождите, – я заметалась по комнате, уже не обращая внимания на болтовню сиделки. Какой кошмар, в этой комнате нет даже зеркала! Как я смогу привести себя в порядок? Тем более, если учесть, что я не видела себя целый год!

– Зеркало! – истерически закричала я. – Мне необходимо посмотреться в зеркало! Я даже не знаю, как выгляжу!

– Успокойтесь, прошу вас! – Полли даже покраснела от волнения. – Вы же понимаете, зеркало вам повесить никак нельзя, вы бы его тут же разбили!

– А сейчас? – я по-детски всхлипнула и укоризненно посмотрела на неё.

– Сейчас что прикажете делать?

– По-моему, у меня для вас кое-что есть, – женщина с озабоченным видом полезла в карман халата. – Вот, взгляните!

И она протянула мне небольшое зеркальце в изящной плетёной оправе.

Из маленького блестящего овала на меня смотрело чужое лицо. По крайней мере, раньше я его никогда не видела. В целом, оно производило более-менее благоприятное впечатление, хотя я ожидала увидеть дико горящие глаза с обрамляющими их зелёными или красными кругами и торчащие в разные стороны волосы. Но… причесаться и в самом деле не помешало бы…

– У вас есть расчёска? – спросила я настолько деловым тоном, что Полли невольно улыбнулась.

– Есть, – она достала из кармана халата небольшую массажную щётку. – Определённо, мужу вас был. И, скорее всего, старался исполнить любое ваше желание или каприз. Иначе откуда взяться ноткам, не терпящим возражения?

Я только хмыкнула, пожала плечами, взяла предложенную мне массажную щётку и начала причёсывать растрёпанную шевелюру.

– Нет! – Полли решительно её забрала. – Не так. Держите зеркало, я вас сама причешу.

Каким образом эта пожилая женщина научилась разбираться в модных причёсках, я так и не поняла. Буквально за несколько минут она взбила мои волосы, словно пену от шампуня и уложила так, что они накрыли голову объёмным, даже слегка светящимся куполом.

– Нравится? – с улыбкой спросила она.

Я довольно кивнула.

– Ну, всё, – лицо Полли снова приняло серьёзное выражение, хотя в глазах продолжали плясать задорные огоньки. – Теперь думаю, что могу позвать вашего таинственного незнакомца.

– Зовите! – я с улыбкой кивнула.

Полли вышла за дверь, и до меня донеслись приглушенные голоса.

«Кто же он всё-таки такой?» – мучительно подумала я.

Дверь резко распахнулась, и Он вошёл в палату. Я машинально оценила дорогой костюм, не менее дорогое элегантное чёрное пальто и стильные, до блеска начищенные ботинки. Посмотреть ему в лицо я почему-то постеснялась.

– Здравствуй, Джина! – раздался низкий, но приятный мужской голос.


17 августа. Ещё более поздний вечер

Отражая на страницах дневника то, что мне пришлось пережить, я была вынуждена сделать перерыв. Как только дело дошло до описания дневной сцены, я опять все живо представила, и у меня так сильно затряслись руки, что запершило в горле, и я разрыдалась. С мыслями я собралась только минут через сорок. Продолжение села писать через час.

Итак, вошедший поздоровался, назвав меня при этом по имени. Я невольно вздрогнула и в следующий момент в моей голове вспыхнула сверхновая звезда.

– Здравствуй, моя милая Джина! – уже более ласково повторил незнакомец.

Превозмогая тяжесть песка, которым налились веки, я всё-таки взглянула ему в лицо.

Нет!

Этого человека я раньше никогда не видела! На вид – лет сорок-сорок пять, но возможно и старше. Много седых волос на висках. Взгляд слегка усталый, но, тем не менее, жизнерадостный, уверенный в себе. Лицо слегка полное, но это его не портит, в уголках глаз притаилась сеточка морщин. Скорее всего, этот человек много улыбается. Вообще, Полли права – он весьма обаятелен и представителен. Только вот жуткий шрам на лице чуть портит общую картину… Похоже на след… Даже сразу и не скажешь, на след от чего…

В принципе, это пустяки. Пройдёт время, он побледнеет, исчезнет его красно-синяя одутловатость. И он уже не будет так бросаться глаза. В целом, этот мужчина производит впечатление сильного и властного человека, знающего, что он хочет и умеющего любыми путями добиваться намеченной цели. Только вот одна мысль не даёт мне покоя – где же он так сильно пострадал?

– Здравствуй, моя дорогая Джина, – в третий раз повторил незнакомец. Я проглотила сухой комок в горле и кивнула головой.

– Здравствуйте, – выдавила я.

Человек улыбнулся. Точнее, улыбка чуть тронула его пухлые губы, в основном, улыбнулись глаза.

– Наконец-то я нашёл тебя, девочка моя, – неторопливо произнёс он.

Я не успела сообразить, что ответить и поэтому лишь благодарно закивала головой. Незнакомец поискал глазами и, наконец, заметив больничный табурет, не спеша, на него опустился.

– Я так долго разыскивал тебя, милая моя, – печально произнёс он. – И, если честно, уже отчаялся найти.

Конец ознакомительного фрагмента.