Женщин обижать нельзя
Однажды в конце весны в огромном граде произошло странное событие.
Правда, для большинства граждан оно прошло незамеченным, но сотни курьеров разнесли по важным офисам заказные письма, на которых были указаны фамилии конкретных парней.
Сами по себе эти заказные письма были совершенно неожиданными и даже очень странными. Но совсем уж удились те серьезные парни, когда раскрыли конверты.
Некоторые из них проверили, нет ли там порошка какого или пакетика с наркотой, чтобы так глупо не вляпаться, не лишиться своего места заветного, за которое столько было заплачено и в прямом и в переносном смысле.
Но нет, ничего такого там не было. Лежал листок, на котором было напечатано только одно предложение:
ЖЕНЩИН ОБИЖАТЬ НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ.
Вот именно так, без знака препинания.
Ниже предлагалось поставить запятую, и кто-то намекал на то, что всем, поставившим запятую правильно, будет вручен билет в Сочи.
Ну что можно делать с такими посланиями, на письма счастья и обмана вечного смахивающими?
Да выбросить их в корзину и забыть.
Странно только, что они были заказными, а не обычным спамом, присланным по электронной почте. Кто-то за это платил, да еще и курьерам тоже. Но каких только чудаков нет в этом мире.
Чаще всего серьезные мужи их выбрасывали, но еще одна удивительная вещь происходила, помимо своей воли, прежде, чем бумажку странную выбросить, каждый из них все-таки запятую ставил в нужном на его взгляд месте.
Так, даже сами не знали почему, бабах, и уже проверяя свою грамотность или еще что, они ее на определенное место и ставили, а потом выбрасывали бумажку с чистой совестью и забывали.
Когда некоторые из них с тем же посыльным получали в конвертах билеты на самолет в Сочи, настало время уже по-настоящему удивиться. И хотя они были людьми не бедными и сами могли бы себе такое позволить, но кто же откажется от бесплатного сыра, особенно если мышеловку не разглядеть пока. Да и кто о мышеловке думает, когда тебе что-то дарят. Дареному коню в зубы не смотрят. Только вот за что такие подарки не детишкам из детдома, а состоятельным парням? Если много думать, голова быстрее заболит.
Правда самые подозрительные из них проверяли те билеты, настоящие ли они, не фальшивка —шутка какого-нибудь обиженного программиста.
Когда убеждались, что не шутка, билеты подлинные, на их имя купленные в агентстве, решали, чем черт не шутит, и собирались в дорогу.
Правда, это был тот случай, когда послушного судьба ведет, а упрямого тащит, но тащить никого не пришлось. Эти парни оказались на диво послушными.
В день вылета чуть раньше или позднее они все собрались в аэропорту.
№№№№№№№
И какой черт вам сказал, что после того, когда что-то не особенно хорошее совершил, то тебе той же монетой отплатят.
Чушь это все, вот хотя бы Геннадий Лапин отвоевал на своем редакторском посту со всеми графоманами, которых развелось море, а теперь в Сочи летит – отдохнуть.
Наградили его за тяжкий труд путевкой – творческим отпуском, надо же и свое гениально творение доработать, не все чужими заниматься. А что это значит?
А значит, не зря трудился, раз наградили и оценили. Работа, конечно неблагодарная, страшная работа, но не в учителя же идти. Лучше графоманов читать, да свои оценки им раздавать. Дети они народ страшный, кнопок натолкают на каждом шагу, в туалете запрут, крысу дохлую притащат и тоже засунут на тот самый стул, если с размаху сел, то ужас тихий потом. Нет, дети это не графоманы, с ними так просто не разделаться.
Правда, говорят, что женщин обижать не рекомендуется, но кто такую чушь вам поведал, если речь о творчестве идет. Да и вообще, они все вон то с веслом, то с серпом, то с молотом, только и остается уворачиваться.
А почему серпы и молоты и весла все исключительно ему достаются, этого Геннадий никак понять не мог. Не жаловали его женщины, но им же хуже, они не могут знать, что в его лице теряют.
Правда, не стоит жаловаться на судьбу, вот Сочи уже замаячил где-то на горизонте.
А там девицы серпы и молоты дома забыли, поэтессы скрывают свои таланты и рукописи тоже с собой не везут, можно и о другом подумать.
Хотя в пылу работы, когда сгораешь на своем месте рабочем, как-то забывается вся премудрость камасутры. Она вообще кажется чем-то далеким и совершенно ненужным для дела, а то еще какую графоманку пропустишь ненароком, заглядевшись на ее большой объем не только рукописи. Нет, пусть этим султаны со своими Шехерезадами занимаются, хотя та тоже вроде его сказками своими усмиряла. Сколько она их за тысячу ночей сочинила, бедный шах или кто он там был, слушать ему не переслушать эту графоманку.
Вот так, куда не посмотришь, сплошь только одни литераторы и были и жили, и нечего больше делать – только сказки сочинять.
№№№№№№№
Уже угнездившись в кресле самолета, Геннадий вспомнил про неприятную стычку с одной из самых злобных фурий. И надо же, как тесен мир, угораздило ее в тот самый день, на том самом самолете лететь. А тут она его и разглядела в очереди. Да и не заменить такого солидного парня трудно было. Он отвернулся, хотя настроение испортилось, вдруг у нее и место рядом окажется, чем черт не шутит. Вот тебе и подарок. Но печалился Гена напрасно, она своему молчаливому спутнику такую истерику закатила, ногами топала, кричала, что никуда не полетит если тут всякие Латунские рядом.
Парень ей объяснял, что он не проверял всего списка пассажиров, в голову ему такое не пришло даже. В очереди уже оглядываться стали. Но она решительной походкой к кассам направилась, чтобы билет сдать.
– Прости, дружище, – на ходу бросил парень, – я ее такой не видел.
– Так вот увидел, чего ты за ней плетешься, – начал заводиться Геннадий, ему хотелось и парню парочку дельных советов дать.
Но тот его особенно слушать не стал. Геннадий замолчал, немного опасался, что еще кто-то с ним лететь откажется. Но нет, все на месте стояли.
Только сейчас он заметил, что в очереди были исключительно парни и мужчины, больше ни одной девицы и дамы. Это показалось ему странным, но чего только на свете не бывает. А если такие дамы, как эта, так лучше пусть их вообще не будет, спокойнее лететь. Все бабы дуры, а на самолете и корабле они к беде.
Парни все были деловыми и серьезными, словно они не на отдых, а на съезд какой партии летели. Но это только на три часа или сколько там им в небесах висеть, а потом все будет замечательно.
Немного озадачило его то, что и бортпроводниками были молодые парни. Что за чертовщина такая, что у них там женщины перевелись что ли? Хотя по большому счету, какая разница, но хотелось бы взглянуть краем глаза на изгиб женской фигурки.
Да ладно, терпеть недолго осталось. А там будет столько этих изгибов – смотреть замучаешься.
№№№№№№№№
Тарас заглянул в салон самолета.
Все как обычно. Спокойно и тихо.
«Как хорошо без женщин одному, сидеть и пить крутой шотландский виски» – распевал он низким голосом и страшно фальшивил.
– Рад, доволен, – услышал он голос Захара.
– А на кой черт ты Алину подсунул в этот самолет, – сразу же набросился на товарища своего Тарас.
– Да так, шутка программиста, мы бы конечно с борта ее удалили, даже если бы она Латунского не заметила, нечего ей там делать.
– Шутки твои становятся идиотскими.
– Зато у тебя крутые шутки.
Теперь Захар выглянул в салон.
– Нормальные парни, спокойные, прикид у них классный. Я понимаю, что месть, закуска, которую в холодном виде подают, я понимаю, что за Алину свою ты любого на лоскутки порвешь, но зачем так сурово?
– Да это еще мало. Каждый из них получил листовку, где предлагалось в предложении поставить запятую:
Женщин обижать нельзя любить, они сделали свой выбор и очень радовались, когда получили награду.
– Но это же очень жестоко, – не унимался Захар, кажется, ему по-настоящему было жаль этих бедняг, хотя Тарас не помнил, чтобы его друг когда-то и кого – то жалел.
– А экипаж, первый пилот, по-моему, славный парень.
– Славный, даже очень, только он больную жену один раз за полгода в больнице навестил, а остальное время развлекался.
– Он ей изменял?
– С женщинами он ей не изменял, – тяжело вздохнул Тарас.
Про остальных членов этого экипажа Захар спрашивать не стал, он уже и сам приблизительно знал ответы на свои вопросы.
– Ну что же тебе виднее, – он подхватил напитки и понес их по салону, пристально вглядываясь в лица своих пассажиров.
№№№№№№№
Геннадий достал рукопись романа века, своего романа, конечно. Чужой он никогда бы так не назвал, да и кто мог сравниться с ним. Почему —то подумал о том, что рукописи не горят – странная ассоциация.
Полистал ее немного, убедился в том, что все еще лучше, чем ему казалось издалека, когда он вольно или невольно сравнивал свое и чужое.
Парень с напитком перед ним склонился, заглянул в текст.
– Рукопись придется спасать мне, хотя она и не стоит того, но такая не сгорит, – произнес он.
Мурашки побежали по спине писателя.
Но если проводник вам говорит такое, то, что же делать остается.
Не особенно приятно знать, что ты оказался на Летучем Голландце – Господи, откуда эти образы.
Конечно, это так его назвала та истеричка, которая отказалась с ними лететь, и у нее какой-то стих там был в стиле Гумилева « как смерть, бледны его товарищи, у всех одна и та же дума, так трупы смотрят на пожарища, невыразимо и угрюмо»
Помнится, он и тогда эти строки вспомнил и что-то ядовитое твердил ей о том, что женщине так писать нельзя, что место ее у плиты и коляски, а не литературой заниматься, и в таком же духе.
Странно, почему здесь, сейчас он думает обо всем этом, что за чертовщина такая.
А все этот сумасшедший парень, или совесть ему не дает покоя.
Но почему собственно его должна мучить совесть, если сражается он за литературу. Священная война с графоманами – даже его подружка верная сказала, что это цинично звучит, но зато точно.
И в этом самом месте самолет тряхануло так, что он едва не вывалился из кресла.
Потом еще и еще. Дальше – пустота.
№№№№№№№№
Говорят, что кто-то на морском берегу видел, как в море на приличном расстоянии валился самолет.
А какой-то сумасшедший утверждал, что два каких-то темных типа, отделившись от него, парили в воздухе без всяких парашютов.
Правда, они куда-то пропали, как только приземлились.
Но чего только люди не придумают, особенно, когда жара такая страшная.
Новости молчали, словно ничего такого не случилось. А может, и не было никакого самолета.
Только на пустынном берегу немного взъерошенные Захар с Тарасом раскидывали листы какой-то рукописи, кто дальше забросит.
– Такая точно не сгорит, но пусть они попробуют собрать и восстановить ее – не выйдет.
На последнем листе того гениального труда было только одно предложение.
ЖЕНЩИН ОБИЖАТЬ, НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ
Тарас повертел листок, показал его Захару и спросил:
– И ты хотел, чтобы после этого я оставил его в живых?
– Мало чего бы я хотел, когда это ты с другими считался? – задиристо спросил тот.
– Да ты не бес, а хуже человека уже стал, чистоплюй.
Он поднялся и пошел по берегу. Захар бросился догонять своего боевого товарища. А может он и прав? Кто его знаетНет, это жестоко, из-за одной запятой, которую не в том месте поставил, остается только КАЗНИТЬ, НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ.
Жестоко, но в этом что-то есть определенно