Игра не стоит свеч
Не снимайте маску, этот грим,
Он спасает от яростной напасти,
Мы еще напишем, устоим,
Мы сыграем яростные страсти.
И потом, во мраке у огня
Рукопись последнюю закроем.
Как он странно смотрит на меня,
Вроде бы тогда нас было двое.
Вот и попрощались навсегда,
Что нам откровения и ласки.
Не снимайте маски, господа.
Нам уютней в этой странной маске.
Когда на город сбросила свои одежды теплая летняя ночь, Феликс выглянул из-за прикрытой двери и воровато огляделся по сторонам.
Он только что обошел свои владения, свои сокровища, и остался доволен тем, что открылось его хитроватому взору. Автоматы сверкали всеми цветами радуги, а в полутемном зале казались то чудовищами, то настоящими произведениями искусства. Они всегда были для него живыми созданиями, у каждого из которых была своя жизнь, своя жадная и коварная натура, и какая-то странная таинственная душа. Он с ними в пустоте зала, когда оставался один, разговаривал, холя и лелея каждого из своих любимцев.
Он так гордился ими, словно сам их и сотворил, хотя и в этом была доза и доля правды, а кому еще пришло бы в голову сотворить такое чудо – расчудесное, и тем, кто требовал не только хлеба, но и зрелищ, бросить такую забаву.
Он вспомнил тот день, когда пришел в этот обшарпанный ларек, а тогда он таким и был, в первый раз, и предложил какую-то баснословную цену за то, чтобы выкупить его у бывшего владельца. Он не торговался, чем удивил этого тучного дядьку, который, торгуя своими сосисками, уже и не надеялся его кому-то сбагрить и за значительно меньшую цену. Вероятно, потом он назвал эту сделку удачей, но даже и предположить не мог какое чудо можно сотворить здесь, в этом самом месте.
Нет, он точно представить не мог, что из его сосисочной получиться может, а потом кусал себе локти, сожалея о том, что не догадался о такой простой вещи сам. Хотя, для того, чтобы устроить подобное, нужны были особенные таланты.
А Феликс сделал, сотворил все по самому высшему классу и заслуженно гордился творением. Чтобы не говорили тетки и мужики, как бы его не проклинали, ему до этого не было в сущности никакого дела, а свое собственное он знал лучше всех, потому и взлетел вверх в считанные дни, да и могло ли быть иначе.
– Игровые автоматы, – задумчиво повторял он, оглядывая это чудо техники, которое люди, вероятно, называют прогрессом, а он всегда считал только милой забавой, из нее можно извлечь немалую прибыль.
Но если кто-то из них считает, что ему нужны деньги, которых у него всегда куры не клевали, то они глубоко заблуждаются, как заблуждались всегда. Ему не надо никаких денег. Тем более что тратить он их никуда не собирался, а все, что хотел, мог получить и без всяких денег, пойти и взять, любую вещь, и те самые деньги, на которые многие из них молятся, только пустые это все хлопоты.
В случае необходимости, которая, впрочем, возникала не часто, он так и поступал. Но тут было совсем другое – каприз, забава, скука, а ее можно было рассеять только таким вот образом. А еще было вечное желание соблазнять, толкать в пропасть, сначала показав небо в алмазах. А когда они поймут, что он их уже столкнул в бездну, и остается только лететь без оглядки, вот и получил моральное удовлетворение, и показал творцу, как тот заблуждался, когда пытался их защищать. Но это, впрочем, лирика, а ему, чтобы что-то показать и доказать надо было еще заняться нынче делом.
Если посмотреть объективно, а только так Феликс и собирался смотреть на вещи, посетителей было не особенно много, но он не отчаивался. Он вообще никогда не отчаивался, даже когда проигрывал в пух и прах, он точно знал, что за поражением бывает победа, и наоборот. Это они могли придаваться панике, отчаиваться, и чем черт не шутит, даже кончать жизнь самоубийством. Ему такая роскошь была не доступна и это замечательно. Он слишком любил эту жизнь, и ненавидел или презирал людишек, чтобы так спокойно их оставить, и отправиться в тихий омут, или на тот свет, особенно сейчас, когда в таком количестве появились игровые автоматы – это самое совершенно средство соблазнения.
Конец ознакомительного фрагмента.