5
Встающие из болот
Виктор проснулся от неясного чувства: казалось, кто-то пристально наблюдает за ним, выжидает, дышит в затылок зловонием гнили. Он открыл глаза и первым делом увидел своего конвоира: Ян, сгорбившись, сидел в кресле, кисти рук свободно висели между колен, подбородок касался груди. Спит.
Была глубокая ночь, но сквозь заиндевевшие окна сочился зеленоватый, призрачный, какой-то глубоководный свет.
«Странно, – подумал Виктор. – Здесь нет луны, только облака. Что же тогда…»
Догадка пришла мгновенно. Конечно, это фосфоресцировал зараженный лес. Разве не об этом говорилось в легендах?
Горячая волна прокатилась по телу.
Весь остаток дня Виктор провел без маски, в разорванном комбинезоне. Сколько же рентген он успел поймать? И как скоро начнутся необратимые последствия облучения?
Во рту разом пересохло, однако странность заключалась в том, что Виктор чувствовал себя хорошо. На редкость хорошо, надо заметить. Подействовал ли кратковременный сон или немудреный ужин, но Виктор никогда не чувствовал себя таким отдохнувшим и полным сил.
Будто открылось второе дыхание.
Может, так и приходит смерть…
В это время снаружи кто-то постучал.
Виктор замер, склонив голову набок, прислушиваясь. Но не было никаких звуков, кроме низкого гула работающей печки. Никакого движения вокруг. Выжидающая тишина повисла в воздухе, будто липучка для мух.
Стук раздался снова.
Это был робкий, какой-то царапающий звук. За дверью кто-то ощутимо вздохнул.
Кто-то?
Во всем лесу на многие мили вокруг не было никакого человеческого жилья. Не было ни одной живой души, кроме Виктора и его неподвижного спутника. А еще в каких-то пяти метрах от вездехода, в рыжей грязи, лежал труп Дерека.
Стук повторился. На этот раз настойчивее.
Виктор подскочил, будто в нем развернулась пружина.
– Да что это такое, в самом деле? – вскричал он. – Кто там?
– Молчи.
Это сказал Ян.
Он проснулся, но позу не сменил, только приподнял посеревшее лицо. Его тусклый взгляд (взгляд покойника) уперся в облупленную дверь.
– Если это шутки… – начал Виктор.
– Шш! – перебил Ян. Виктор умолк.
Тогда прямо под дверью раздался тихий и печальный девичий голос:
– Виктор, открой… Разве ты меня не узнал? Это я, Мириам.
Виктору показалось, что его взяли за волосы и с головой окунули в ледяную прорубь – настолько нереально прозвучали эти слова. Закостенев на одном месте, он несколько раз открывал рот, будто хотел что-то сказать, но, не придумав ничего, снова закрывал.
– Виктор, – шепнули из-за двери.
– Не открывай, – Ян по-прежнему не менял позы. Свесившиеся серые кисти болтались, будто дохлые рыбы. Под глазами залегли глубокие тени. В лице – ни кровинки.
Виктор вдруг рассердился: «Пугают, как мальчишку!»
В два шага пересек кабину и отщелкнул засов. Дверь распахнулась широко, словно черный рот облизнулся ржавым языком, впустив вовнутрь болотное свечение зараженного леса. Деревья выступили из ночной черноты, будто зубы морского удильщика. Зеленоватые полосы причудливо ложились на снег, и казалось, что земля шевелится и дышит.
А еще прямо перед вездеходом стояла Мириам.
На ней был серый комбинезон, во многих местах покрытый грязью и инеем, в меховую оторочку набилась хвоя. Лицо девушки было бледным и жалобным, даже испуганным, мокрые волосы, тусклые и неживые (будто дождевые черви – отчего-то подумалось Виктору) в беспорядке падали на плечи.
– Мне холодно, – не сказала, скорее выдохнула она.
Черный рот открылся, и зеленая жижа выплеснулась на подбородок. В воздухе начал разливаться запах болотной гнили.
Она сделала неуверенный шаг – словно кто-то с размаху ударил ее под колени, и ноги подломились, и вся фигура девушки сложилась вдвое, как детская поделка из бумаги.
Тогда Ян сорвался с места. В одно мгновение он подлетел к двери, хлопнув ею так, что затряслась кабина, задвинул засов. Его лицо, подсвеченное зеленью, было искажено в неживой гримасе, и от этого он сам казался ожившим трупом.
– Мириам… – растерянно произнес Виктор.
– Это не она.
– А кто?
В дверь что-то ударило. Не сильно, но достаточно для того, чтобы заставить ученого подпрыгнуть, а его желудок сжался, подобно бумажному пакету.
– Пусти, – вздохнуло рядом.
Холодея, Виктор осторожно приблизился к окну. В оттаявшее по краю стекло он увидел, что Мириам стоит совсем близко. То, что Виктор принимал за грязь на воротнике, оказалось засохшей кровью. Словно зная, что на нее смотрят, Мириам повернула голову. В основании ее шеи чернело отверстие – след от стека.
– Не смотри!
Предупреждение Яна отрезвило Виктора. Он откачнулся от окна, и тотчас снаружи по стеклу забарабанили ладони.
– Пусти! Пусти! Пусти! – визжало что-то голосом Мириам.
Виктор сполз по стене, зажал уши ладонями, чувствуя, что еще немного, и он сам провалится в тошнотворное и темное беспамятство. Визг существа рос, и поднимался, и звенел, и, когда уже от звона и ужаса начала разламываться и плыть голова, вдруг оборвался каким-то икающим смешком.
– Гос-споди, – прошептал ученый. – Что же это такое?
Ян не ответил. Он сгорбился, вжал голову в плечи. Снаружи было тихо.
Так тихо, что Виктор слышал биение собственного пульса. Это успокаивало его, морок уходил, и когда Виктору все происшедшее уже стало казаться сном, под дверью снова кто-то вздохнул. Он подполз к окну и глянул в самый краешек, страшась увидеть зеленое лицо покойницы с черной раной на шее, но вместо Мириам напротив окна маячила другая девушка.
Она была совсем юной, почти ребенком, и стояла босиком на стылой земле. Белоснежная сорочка, едва прикрывающая бедра, просвечивала насквозь, открывая все прелести молодого, едва сформировавшегося тела. Ладони девушки были прижаты к груди. Она мелко дрожала на ветру и казалась совсем тонкой, почти прозрачной – Снегурочка из старинных сказок.
– Ян… – жалобно вздохнула она.
Виктор метнул взгляд на своего спутника. Меньше всего он был готов услышать его имя в прошитом морозной зеленью воздухе. Но Ян будто не слышал и по-прежнему сидел тихо, вперив в пустоту неподвижный взгляд мертвеца.
Девушка между тем заплакала.
– За что ты так со мной, Ян? – всхлипывала она. – За что ты меня оставил одну, в темноте и холоде? Мне страшно. Мне душно. Давит на грудь…
Она скрюченными белыми пальцами потянула ворот сорочки. Ткань затрещала, начала расползаться туманом.
– Не прячься от меня, Ян, – продолжала шелестеть она. – Я знаю, что ты здесь. Я чувствую твой сладкий запах. Почему ты избегаешь меня? Разве я не любила тебя, не отдала тебе свою чистоту, свое тепло, свою сладость?
Ладони девушки скользнули вниз, между ног, под подол сорочки. Бедра затрепетали и сжались.
– Разве тебе не было сладко, Ян? Когда взрезал меня, как ножом, когда погружался в мою мягкую плоть? – она начала извиваться сладострастно. – Я часто тебя вспоминаю, когда лежу в глубине земных хлябей. Ряска укрывает меня одеялом, и болотная жижа втекает в меня мягко, сладко… Мы все вспоминаем тебя, мой хороший. И Званка, и Мария, и Зейна… Все, кого ты любил, кого оставил лежать в тишине и темноте болот…
Она начала хихикать. Ладони гладили бедра, живот, груди. Ногти впивались в тело, оставляя кровоточащие раны. Голова запрокинулась к небу и дергалась, сотрясаемая хохотом.
– Возьми меня, Ян! – кричала она. – Возьми меня! Люби меня!
Виктор отполз от окна. Сердце колотилось с удвоенной силой, но Ян сидел тихо. Казалось, ничто из сказанного существом не достигло цели. Он молчал. Затихли и крики снаружи.
Прошло много времени, прежде чем Виктор снова глянул в окно.
Морок ушел. Ночь летела над лесом, будто огромная птица лениво взмахивала громадными крыльями. В кронах деревьев протяжно стонал ветер, сосны стояли неподвижно и скорбно, как поминальные свечи. Вдалеке, то тут, то там, вспыхивали и гасли болотные огоньки. Где-то раздавался хруст, будто чьи-то тяжелые лапы подминали многолетний бурелом.
Виктор с трудом поднялся и пошел к двери.
– Не ходи, – сказал Ян.
– Я по нужде.
– Терпи.
– Там же никого нет!
– Они вернутся.
Виктор махнул рукой. Сейчас все происшедшее казалось ему сном. Не было ни Мириам, ни призрачной девушки-Снегурки.
«Может, я сплю, – подумал он. – Может, все это путешествие – сон…»
Виктор вышел на воздух, и на этот раз Ян не стал его останавливать. На всякий случай далеко отходить он не стал и справлял малую нужду, просто зайдя за машину.
В том, что все ему привиделось, говорило и отсутствие следов возле вездехода. Воздух привычно пах хвоей и смолой. Застегнув штаны, Виктор повернулся.
Прямо перед ним стояла женщина.
Обычная женщина в обычной одежде, с меховыми наушниками в курчавых волосах, с почтальонкой через плечо. Женщина из далекого прошлого. Женщина, которую Виктор похоронил не более трех лет назад.
– Линда, – слово упало с его губ оледеневшим камнем.
В груди вдруг мучительно сжало, заныло, заворочалось сгустком памяти и боли.
Она приложила палец к его губам.
– Шш… Не говори ничего. – Ее голос был теплый, знакомый.
– Это действительно ты? – все-таки сказал он.
– Конечно, глупый. – Она улыбнулась, и сгусток боли в груди начал плавиться от теплоты и облегчения.
Это была его Линда. Линда, которая встречала Виктора в его рубашке, накинутой на голое тело. Та самая Линда, которая отчаянно боялась мышей. Которая готовила лучшие в мире котлеты по-киевски и которая хотела от него сына.
Линда, которую грузовик тянул за собой по асфальту несколько метров, пока ее голова не превратилась в месиво…
– Ты похоронил не ту Линду, милый, – сказала она. – Врачи перепутали. Сначала я лежала в коме, потом меня заново учили ходить и говорить… а потом я поехала искать тебя.
Это было правдоподобно. Настолько правдоподобно, что просто не могло быть правдой.
– Как же ты меня нашла?
«Здесь. В тайге, – хотел добавить он. – После всех этих убийств, после взрыва…»
– В институте мне сказали, куда ты поехал, – объяснила она. – Все это время я шла по твоему следу.
«По запаху…»
Линда обняла его за плечи и потянулась губами. Он закрыл глаза, проваливаясь в тягучий водоворот, в запахи хвои, вымороженной земли, женских духов. Будто что-то теплое охватило все его существо, прижало крепко и целовало долго, сладко, жадно. Казалось, его погружают в плотную грязевую жижу, горячую и влажную, погружают с головой, не давая вздохнуть. Виктору стало не хватать воздуха, и он с трудом отстранился от губ Линды, чтобы сделать передышку.
«Я люблю тебя, – хотел сказать он. – Я всегда буду тебя любить».
Но не сказал ничего.
У Линды не было лица.
В памяти возникла картина разбитого глиняного кувшина, из которого вытекает сироп. А само лицо оплывало, будто воск, пузырилось, стекало болотной жижей. Руки превратились в корявые сучья, больно впивались в лопатки. Из вздувшегося горла исходила череда булькающих звуков. В ноздри ударил запах гнили.
Виктор хотел закричать – и не мог. Он задыхался. Перед глазами поплыли желто-зеленые огни. Смерть пришла к нему в облике любимой женщины. И теперь была готова забрать его с собой.
В земные хляби, в темноту и тишину болот, набить рот тиной, забить плотной тягучей грязью ноздри, рот, уши…
Существо начало смеяться. Оно раздувалось все больше, будто вспучиваясь одним гигантским пузырем грязи, заслоняло деревья, небо, весь мир. Виктор почувствовал, что теряет сознание.
И тогда оглушительный грохот вспорол плотную пелену беспамятства. Виктор почувствовал, как ослабла хватка чудовища, но не упал, а повис в чьих-то поспешно подставленных руках.
– Убирайся, – услышал Виктор голос Яна. – Вот откуп. Бери его.
Что-то недовольно заворчало, забулькало, и Виктора вырвало на снег.
Потом его втащили в вездеход, бросили в кресло, сунули в руки бутылку водки.
– Пей.
Он глотнул, закашлялся. Голова сразу прояснилась.
– Там была Линда, – пожаловался он.
– Нет, – последовал жесткий ответ. – Не было. Это болотники. Морок. Пей.
Ян снова насильно всунул горлышко бутылки в рот Виктора. Ученый выпил, шмыгая носом и кашляя, утирая рукавом распухший нос.
Снаружи, в каких-то пяти метрах от вездехода, кто-то сытно чавкал и булькал.