Вы здесь

Царское наследство. Глава 8 (Мария Жукова-Гладкова, 2009)

Глава 8

Какое-то время я находилась в ступоре. Потом услышала стон на земле, повернула голову и поняла, что в себя приходит охранник, следовавший в нашей машине.

Я огляделась. Сзади фактически догорела машина сопровождения, и оттуда очень мерзко пахло. Машина спереди была изрешечена пулями. Там тоже никто не мог остаться в живых. «КамАЗ» был брошен посреди дороги, и это наводило на мысль, что в налете участвовали совсем не государственные структуры.

Из «Мерседеса» высунулся Прохоров с белым как мел лицом.

– Вы живы, Бонни? – задал он идиотский вопрос.

С земли опять прозвучал стон. Я кивнула Прохорову и направилась к представителю охранного агентства, который уже сидел на земле и тряс головой. Водитель пока не пришел в себя.

– Звоните в милицию, – сказал мне охранник. – И… Нет, начните с милиции.

Я еще в самолете поменяла лондонскую sim-карту на питерскую, поэтому проблем со звонком в питерскую милицию не возникло. То есть с набором номера.

Дежурный на том конце провода слегка прибалдел от полученной информации. Больше всего его поразило похищение Бориса Сигизмундовича.

– Да кому он нужен-то? – спросил милиционер.

Надо отдать должное, бригада прибыла очень быстро, потом приехали еще какие-то люди в форме и штатском, затем журналисты, еще сотрудники каких-то русских органов, новая порция журналистов. И проезжающие машины теперь проявляли интерес. Люди в форме стали регулировать движение, направляя машины в объезд. Потом приехала «Скорая» и занялась двумя пострадавшими, которым еще можно было оказать помощь.

Вскоре приехал еще и Петр Ильич, вызванный, как я поняла, Игорем Прохоровым.

Я рассказала о случившемся представителям органов (три раза), при последнем повторении присутствовали журналисты (которых подпустили). Потом мне вежливо предложили проехать в Управление, чтобы зафиксировать показания. Я сказала, что нужно забрать сумку с вещами из багажника «Мерседеса». Дамская сумочка так и висела у меня на плече.

Когда открыли багажник, я увидела коробки с ведрами. К ним коршуном бросился Петр Ильич и объявил милиции, что ведра забирает он. Милиция заявила, что ведра заберут они, как вещественные доказательства.

– Чего доказательства? – рявкнул чиновник. – Это дар нашему государству, который будет выставляться в Эрмитаже.

– Вот чтоб его тоже не украли, как кресты, дар будет храниться у нас в Управлении, – возразил милицейский чин.

Петр Ильич запустил набор номера самого главного питерского милиционера, о чем объявил собравшимся. Наличие его номера в записной книжке мобильного телефона впечатляло. Однако пока шел разговор, подъехал Сигизмунд Сигизмундович Доброчинский. Вначале его не хотели пускать к «Мерседесу», который стоял с открытыми дверцами и багажником, но тут водитель, приведенный в чувство врачами «Скорой», громко объявил, что «Мерседес» принадлежит Сигизмунду Сигизмундовичу.

Стали разбираться, и выяснилось, что это на самом деле так и он выделял машину для встречи брата с коллекцией. Он же нанимал охранное агентство, что подтвердил единственный выживший представитель этого самого агентства.

Петр Ильич продолжал ругаться со следственной бригадой, периодически названивая главному милицейскому начальнику. Вероятно, тот понял, что лучше ему самому появиться на месте, мелькнуть перед телекамерами, которых с каждой минутой становилось все больше и больше, и построить подчиненных. Дело-то на самом деле нешуточное и наверняка получит международный резонанс. И из Москвы питерскому милицейскому начальству могут хорошо поддать, если вообще не дать под зад коленом.

В общем, вскоре на месте оказалось еще больше народу. От звезд на погонах в глазах рябило. Подтянулись депутаты местного Законодательного собрания, чиновники городской администрации. Я все это время давала интервью иностранным журналистам, рекламируя себя, любимую. Сегодня вечером сама отправлю статью с личными впечатлениями в «Зарубежный репортер».

Во время моего выступления по-немецки перед представителями Германии рядом со мной возник Сигизмунд Сигизмундович с красным от гнева лицом и, не обращая внимания ни на каких журналистов и сотрудников органов, рявкнул:

– И ты уже здесь, сука английская!

– Оскорбление личности… – открыл рот мой немецкий коллега.

– Ты про оскорбления в своей Европе будешь рассказывать, и вообще нет никакого оскорбления. Я факт констатирую. Если вон эта где-то появилась, жди неприятностей, – и он кивнул на меня.

– Вы еще скажите, что я этот налет организовала, – спокойным тоном произнесла я.

– А кто ж еще?

– Вы в своем уме?! – Я начала выходить из себя.

К нам подтянулись милицейское начальство, чиновники и журналисты. Теперь мы с Сигизмундом Сигизмундовичем стояли в середине круга под прицелом множества глаз, телекамер и микрофонов.

– Мисс Тейлор, а что вы подумали, когда начался налет? – вдруг спросил один журналист.

Я помолчала мгновение, потом сказала, что какое-то время считала, что это действует какая-то государственная структура. Налетчики определенно были хорошо обучены и действовали очень слаженно. Они не понесли никаких потерь, вероятно, сделали все задуманное и сумели скрыться. Вся операция заняла не более трех минут.

Вокруг меня воцарилось молчание.

– Мисс Тейлор, государственные структуры не действуют подобным образом, – заговорило первым большое милицейское начальство. – Уж вы-то должны это знать.

– Действуют против террористов.

– Но тут-то…

– Меня уже неоднократно в частных беседах спрашивали, не задумал ли Борис Доброчинский какой-то государственный переворот. Я не знала и не знаю ответа на этот вопрос. Вообще не знаю, зачем ему так понадобилось возвращаться в Россию. Насколько мне известно, он очень неплохо устроился в Англии. А если он на самом деле задумал какой-то переворот и об этом стало известно государственным структурам, то они были просто обязаны предпринять какие-то превентивные меры. Разве не так?

Я посмотрела на милицейское начальство. Оно в задумчивости почесало щеку.

– Может, это ФСБ? – высказал версию какой-то чиновник. – У вас же всегда была конкуренция.

– И несогласованность, – добавил один депутат. – Терроризм – подследственность ФСБ. И стали бы они оповещать милицию о проведении мер по предотвращению государственного переворота?

– Мой брат не готовил никаких государственных переворотов! – рявкнул Сигизмунд Сигизмундович. – Это придумала эта английская… журналистка.

– Я ничего не придумывала, – спокойно заявила я. – Я отвечала представителям органов на заданные вопросы. Интересовались моим мнением.

– Да, у нас в газетах строились такие версии, – заявил один журналист. – И в Интернете шло бурное обсуждение. Большинство граждан склонялось к версии переворота, который планирует Доброчинский.

– Чтобы устроить переворот, нужна поддержка народа, – сказал депутат. – А откуда она у Доброчинского?

– Так он жил в Англии в мире иллюзий. Оторвался от российской действительности. Думал, что его тут все ждут с ведрами, – заявило милицейское начальство.

– Покажите, пожалуйста, ведра, – загалдели журналисты.

Сигизмунд Сигизмундович объявил, что ведра никому показывать не намерен и отвезет их к себе домой.

– Ведра – национальное достояние, и они отправятся в Эрмитаж! – встрял чиновник Петр Ильич.

– Нет, все-таки лучше в Управление, – решило милицейское начальство. – У нас сохраннее будет.

– Что? Частная собственность нашей семьи? – заорал Сигизмунд Сигизмундович.

– Ведра подарены государству Российская Федерация вашим братом, – напомнил Петр Ильич.

– Еще не подарены, – ехидным тоном сообщил Сигизмунд Сигизмундович. – Брат ожидал какой-нибудь подлянки и подстраховался. Да, он официально ввез их в страну – можете связаться с таможней и уточнить. Или мисс Тейлор подтвердит.

– Я не видела, какие документы он оформлял и подписывал в Пулково, – заявила я. – Слежка за вашим братом не входит в мои обязанности. Тем более я в это время сама заполняла декларацию. Но могу подтвердить, что в Англии присутствовала только при официальной передаче коллекции моего дяди Ричарда Воротынски. Она точно передана Российской Федерации. Все условия, поставленные моим дядей, государство Российская Федерация выполнило. Он передал коллекцию, и мы оба присутствовали при ее упаковке. Документы о передаче коллекции Ричардом Воротынски я видела и держала в руках. Во время той процедуры о ведрах Доброчинского даже не вспоминали. И паковали их отдельно. Я их вообще не видела, только коробки.

– То есть их могли пока и не передать? – тихим голосом спросил у меня Петр Ильич, бледневший на глазах.

– Могли, – кивнула я. – Я не знаю. Меня интересовала коллекция крестов. Именно из-за нее ко мне обратился дядя. Именно из-за нее я летала в Москву и встречалась с вашим Очень Большим Чиновником. Ее передачу я освещаю в «Зарубежном репортере» от и до. Ведра Доброчинского – побочная информация, и, насколько мне известно, ценность этих двух коллекций (если так можно именовать ведра) несоизмерима. Кстати, экспертиза ведер проводилась? Это вполне может быть новодел. И сплав какой-нибудь, а не серебро.

Кто-то из журналистов хихикнул. Потом хихикнул кто-то из представителей органов.

– Опять Борька всех надул, – послышался голос из чиновничьих рядов.

– И людей не пожалел, сволочь, – сказал голос из милицейских рядов. – Вон ребят сколько погибло.

– Вы что, обвиняете моего брата в организации этого налета? – Сигизмунд Сигизмундович обвел рукой участок дороги, на котором мы все стояли, и посмотрел почему-то на меня.

Вообще-то теперь я думала именно так. Зачем Борис Сигизмундович это сделал – другой вопрос. Ответа на него я не знаю. Хотя можно предположить, что ради коллекции. Она гораздо важнее, чем возвращение на родину, на которой ему совершенно нечего делать. Он остался в живых – и увезен в неизвестном направлении вместе с коллекцией. Если вспомнить, что происходило во время налета… Он орал, отдавал приказы. Показательно? Он… играл роль? Его вытащили из машины, причем даже не очень грубо, демонстративно поддали и быстро пересадили в другую. И уехали. В живых и в сознании оставались мы с молодым чиновником Прохоровым. Стали бы мы кидаться на автоматы ради спасения Доброчинского? Да никогда в жизни. Все, кто мог оказать сопротивление, были убиты или вырублены. Я могла только порадоваться, что меня оставили в живых. Хотя этому тоже можно найти объяснение.

Милицейское начальство тем временем ухватилось за высказанную версию. Она должна была устроить многих, если не всех. Насколько я знала, в России в очень многом обвиняли Бориса Сигизмундовича Доброчинского, олигарха-диссидента, даже в том, к чему он никак не мог приложить руку. Но эта версия может очень помочь милицейскому начальству удержаться на занимаемом посту и не лишиться погон.

Судя по тому, как приободрился Петр Ильич, его эта версия тоже очень устраивала, в особенности если ему было поручено курировать передачу коллекции государству. Ведь все должны понимать – раз в дело влез Борис Сигизмундович…

Сигизмунд Сигизмундович начал громко орать. Больше всех досталось мне, но у нас с ним старые счеты, хотя вообще-то обижаться на него стоило бы мне, а не наоборот. С другой стороны, из-за меня ему пришлось кое-что менять в налаженном бизнесе. Я не сомневалась, что эти два хитрых братца опять наладили свой незаконный бизнес с драгоценностями[2].

Но зачем им было допускать попадание коллекции в Россию? Им следовало ее украсть на территории Англии.

Или это не получалось никак, а в России кражу организовать проще? Я не могла представить налет, подобный случившемуся пару часов назад, на одной из английских дорог.

А значит, коллекция скоро отправится назад.

Или на нее в России есть покупатель? Например, один из олигархов, выложивших денежки по требованию государства?

Внезапно Сигизмунд Сигизмундович осекся на полуслове и стал оседать на землю. Удар хватил? Или сердце?

Его подхватили двое журналистов, сразу же прибежал врач «Скорой», которая пока не уезжала – возможно, из-за того, что медикам было интересно узнать, чем закончится дело, чтобы потом рассказывать друзьям и знакомым. Да и, пожалуй, выехать с этого участка было невозможно.

Однако с Сигизмундом Сигизмундовичем «Скорая» все-таки выехала и помчалась в какую-то больницу с мигалкой. Нельзя так нервничать немолодому мужчине, страдающему излишним весом.

Петр Ильич опять объявил, что забирает ведра. Тут встрял представитель охраны, которой больше не существовало, и заявил, что доставит ведра на «Мерседесе» нанимателя в дом нанимателя, раз они являются его собственностью. По его заявлению, квартира Сигизмунда Сигизмундовича охраняется получше Эрмитажа и Управления.

После долгих споров в «Мерседес» загрузились охранник с водителем, который тоже уже пришел в себя, Игорь Прохоров от чиновников и два представителя правоохранительных органов. Признаться, я так и не поняла, куда их повезли. Уточню позже.

Мне с багажом пришлось ехать в Управление и давать показания под протокол.

В доме Павла Прокофьевича Криворогова я оказалась уже за полночь, но все равно первым делом села за компьютер и отправила длинную статью шефу с описанием всего случившегося и своих версий.

Павел Прокофьевич сказал, что на спор выпьет ведро чего угодно. Его друзья-нефтяники уже обсуждали возвращение к традициям русских пиров. Может, кто-то даже купит у Доброчинского ведра, если их еще официально не передали государству Российская Федерация. Пусть служат людям.