Вы здесь

Царское наследство. Глава 1 (Мария Жукова-Гладкова, 2009)

Глава 1

Мне позвонил дядя. «Дядя» – это, конечно, громко сказано. Ричард Воротынски – мой дальний родственник, предки которого, как и мои, жили в России и вовремя оттуда сбежали.

Моя прабабушка покинула родину еще до 1917 года и успела вывезти большую часть ценного имущества. Конечно, вся недвижимость в России пропала… Но недвижимость было никак не вывезти, даже по частям, иначе бы прабабушка точно все прихватила. Однако драгоценности, мебель, музыкальные инструменты, книги прибыли в Англию на теплоходе в конце 1916 года и до сих пор хранятся в объектах недвижимости нашей семьи на территории Великобритании.

Дедушка Ричарда был двоюродным братом моей прабабушки, то есть Ричард в некотором роде – мой дядя. Наша семья разрослась и расползлась по свету, и лишь немногие теперь проживают в Англии. С еще меньшим количеством родственников я поддерживаю связь. С Ричардом же мы всегда были в хороших отношениях.

Прабабушка учила русскому языку бабушку, та – маму, а бабушка с мамой совместными усилиями – меня, чему я очень благодарна. Иначе у меня не было бы моей нынешней работы. Как бы я специализировалась по России, не зная языка этой страны? Такой традиции в семье Ричарда не было, и он знает по-русски всего несколько слов. Я же регулярно бываю в России, собираю материал для газеты «Зарубежный репортер», в которой начала трудиться еще студенткой Лондонского университета. Я также много пишу о русских, проживающих в Англии. К ним (то есть к их выходкам) у англичан большой интерес. Забавно. Многое из того, что вытворяют русские, никогда бы не пришло в трезвомыслящие английские головы.

С дядей Ричардом мы встретились в Лондоне, куда он специально приехал из своего поместья, где проживает круглогодично. Дядя Ричард обожает лошадей, у него великолепная конюшня, и его животные участвуют во всех скачках, проводимых в Англии. У нас этот вид спорта очень популярен, правда, я не прониклась к нему душой, как многие мои знакомые.

После обмена любезностями дядя Ричард перешел к делу. Мне всегда нравилась в нем эта черта – никогда не ходит вокруг да около и сразу же говорит, что ему нужно.

На этот раз требовались деньги.

Я удивилась. Знала, что дядино финансовое положение всегда было стабильным и он не бедствовал никогда в жизни. Иначе не мог бы держать такое количество лошадей.

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе в долг? – спросила я у Ричарда. – Скажи сколько.

У меня есть деньги – и заработанные лично, и оставленные в наследство мамой.

– Спасибо, Бонни, но я не собираюсь влезать в долги. Ни к кому. Я хочу продать одну коллекцию.

– Какую коллекцию? – сначала не поняла я. Дядя Ричард у меня всегда ассоциировался с конюшней и лошадьми, но не с коллекциями.

– Ту, которую мой предок вывез из России.

Я с удивлением посмотрела на Ричарда. Вывезенное моей прабабкой из России добро – это самое последнее, что я стала бы продавать. По-моему, это самые большие ценности, которые имеются в наших семьях. Это настоящие ценности.

Дядя Ричард тем временем объяснил, что стоит перед выбором – продавать или лошадей, или коллекцию. Он сделал свой выбор. Он также сообщил мне, что сложности возникли из-за травм нескольких самых породистых животных. Ричард не стал углубляться в детали, просто поставил перед фактом: лошади для него дороже всего на свете. Он хотел купить каких-то новых скакунов и как-то усовершенствовать конюшни. Детали повторить не могу, так как плохо в этом разбираюсь.

Дядя Ричард никогда не был женат, детей нет. Периодически у него появляются молодые дамы, обязательно интересующиеся лошадьми. С другими он просто не может иметь никаких отношений. Ему с ними не о чем говорить. По-моему, я единственное исключение, но я все-таки родственница, причем ни на что не претендующая из имущества Ричарда. К тому же, по его собственному признанию, он гордится родством со мной. У него в свое время был конфликт с моим отцом, у меня тоже был конфликт с отцом (и они периодически повторяются): отец грозился лишить меня наследства, я поехала в Чечню, участвовала в переговорах с террористами и стала известной на весь мир (и очень высокооплачиваемой) журналисткой. В общем, у нас с дядей Ричардом есть о чем поговорить, кроме лошадей.

– Ты хочешь, чтобы я купила у тебя коллекцию и она осталась в семье? – уточнила я.

– Навряд ли ты ее купишь, – усмехнулся Ричард. – Я ее оценил. Как мне сказали, на аукционе потянет на двадцать пять, а то и тридцать миллионов фунтов стерлингов. То есть где-то пятьдесят миллионов долларов. Ты готова выложить такую сумму?

Я была не готова, и ее у меня просто не было. У моего папочки, подозреваю, есть (нашей семье, то есть в данный момент моему родителю, принадлежит сеть известных ювелирных магазинов и мастерских), но станет ли он их выкладывать?

Или Ричард имеет в виду моего русского возлюбленного, алмазного короля Алексея? Тот точно наберет. Я спросила прямо.

– Нет, Бонни. Ты не поняла. То есть это я не сказал прямо. Я хочу, чтобы коллекция вернулась в Россию и стала частью национального достояния. Хочу, чтобы ее выставили в Эрмитаже и табличку повесили. Ну, что это от меня. Но не могу позволить себе ее подарить. Мне нужны деньги. На лошадей и на конюшни. В общем, как говорят русские, я хочу и на елку влезть, и не уколоться. И для этого мне нужна твоя помощь.

Ричард просил меня через моих русских знакомых организовать покупку коллекции государством Российская Федерация, причем широко распространять это через средства массовой информации. Это освещение в СМИ не позволит русским разворовать коллекцию. Ричард хотел, чтобы все, что он выставляет на продажу, оказалось в Эрмитаже и не ушло в частные руки.

Я не сомневалась, что мой шеф, главный редактор газеты «Зарубежный репортер», согласится освещать всю кампанию. Я также выступлю по английскому телевидению и радио. Русские друзья и знакомые организуют мое появление на российском телевидении и обеспечат перепечатку моих статей в русской прессе. Вот только не могла с ходу придумать, к кому обратиться с предложением покупки. Но считала, что это тоже решаемый вопрос.

Однако для конкретных разговоров с русскими мне требовалось точно знать, что предлагает Ричард.

Дядя пригласил меня провести следующие выходные у него в поместье, осмотреть и лично сфотографировать коллекцию.

– Лучше, если я приеду с фотографом из нашей редакции, – сказала я.

– Да, разумно, – согласился Ричард. – Должна быть профессиональная съемка.

* * *

Мой шеф в «Зарубежном репортере» тут же загорелся идеей, но так же, как и я, забеспокоился, что коллекцию могут растащить по пути к Эрмитажу и до музея она не дойдет или дойдет неполной. Поэтому будет очень важно освещать все этапы в СМИ.

У шефа возникла идея о предложении купить коллекцию русским олигархам (можно одному, можно нескольким в складчину), чтобы они потом сделали дар государству. И пусть службы безопасности олигархов обеспечивают доставку коллекции в Россию в целости и сохранности.

– Что русским олигархам пятьдесят миллионов долларов?! – воскликнул шеф. – Потратят и не заметят. А какой пиар! Должны быстро сообразить, что подобное отлично поработает на их имидж. Только нужно подумать, на кого именно выходить.

Первым мне на ум пришел опальный российский олигарх-диссидент Борис Сигизмундович Доброчинский.

Лет семь или восемь назад (сейчас уже сказать трудно), когда запахло жареным и Бориса Сигизмундовича возжелала видеть прокуратура, у него случился сердечный приступ. В сердечном приступе у пятидесятилетнего мужчины, ведущего не очень здоровый образ жизни и женатого на модели двадцати трех лет, конечно, ничего удивительного нет. Тем более если им вдруг начинает интересоваться прокуратура. Удивительным было течение болезни и выздоровление.

Врачи наотрез отказывались пустить представителей прокуратуры к одру. По их словам, это могло только ухудшить состояние больного, что, в общем, тоже не вызывает сомнений. Потом состояние больного ухудшилось до такой степени, что дальнейшее лечение в России не представлялось возможным даже в самой элитной клинике. В России нет необходимого оборудования, а завезти его вовремя даже с деньгами Бориса Сигизмундовича не успевали.

Нужное медицинское оборудование имелось в Англии.

Из Англии прилетел специальный санитарный самолет и обученный персонал, Бориса Сигизмундовича в самолет погрузили (без сотрудников прокуратуры и каких-либо других правоохранительных органов России) и переправили в Лондон, где он очень быстро пошел на поправку.

В дальнейшем Борис Сигизмундович очень активно рекламировал английскую медицину и во всех интервью (независимо от темы) выражал восторг ее уровнем.

С тех пор Борис Сигизмундович проживает в Англии и вроде бы лелеет мечту устроить в России переворот. По-моему, его совершенно не волнует, чьими силами он будет совершен. Это может быть революция геев и лесбиянок или футбольных фанатов – главное, чтобы была. Доброчинский постоянно спонсирует отряды русских лиц нетрадиционной сексуальной ориентации и каких-то политических неформалов, делая мелкие пакости русским властям.

И ведь еще ни в одной стране такой революции не было! Борис Сигизмундович – человек тщеславный, хочет войти в историю (скорее – пролезть) и ни в коем случае не хочет, чтобы его забывали на родине. Поэтому всеми силами старается о себе напоминать.

Меня жизнь сталкивала с его родным братом Сигизмундом Сигизмундовичем, который проживает в России, представляется серьезным бизнесменом, который платит налоги, а против властей никогда не шел. Этот Доброчинский как раз, наоборот, всячески демонстрирует свою лояльность при любой возможности (только никак не может уговорить брата-диссидента приехать для общения с представителями прокуратуры). Однако мое личное общение с Сигизмундом Сигизмундовичем показало, что этот «серьезный бизнесмен» будет еще почище диссидента. Просто он умнее и хитрее, а его бизнес не менее криминален.

Но я также знала, что олигарх-диссидент Борис Сигизмундович очень хочет вернуться на родину и никак не может придумать способ сделать это так, чтобы остаться жить в Питере, а не направиться в принудительном порядке за счет государства в северном или восточном направлении.

Почему бы мне не сделать доброе дело и не предложить ему такой способ?

Конечно, я не могла быть уверена, что все выгорит и удастся договориться со всеми сторонами, но почему бы не попробовать? По крайней мере, себе я обеспечу материал для статей. А это меня, естественно, волновало больше всего.

Однако вначале следовало посмотреть коллекцию, и в ближайшие выходные, то есть в пятницу вечером, мы с фотографом отправились в поместье дяди Ричарда.