Вы здесь

Царское дело. Дело Четвертое (Владислав Бутырин)

Дело Четвертое

О смертной силе и о бессмертной любви

Замешу я ненависть с любовью,

Да добавлю зависти щепоть,

Да присыплю слез счастливых солью,

Да посыплю сахаром забот.

Василиса сидела на берегу озера и отстраненно наблюдала за стрекозами, бесшумно сновавшими взад-вперед над водной гладью. Неподалеку расположился Водяной, наслаждавшийся полуденным покоем и отсутствием неотложных дел.


Именно это отсутствие и не давало царевне покоя.


Конечно, и она была не прочь понежиться в неге летнего дня подальше от дворца, в котором день сменялся ночью в непрерывной череде обычной дворцовой кутерьмы. Но и сидеть, сложа руки, Василиса особо не привыкла.


Покосившись на задремавшего Водяного, Вася подумала: «Когда уже Леший из своего дурацкого отпуска вернется. С Водяным не жизнь, а ряска. А вот с Лешим – всегда встряска!».


Василиса довольно хихикнула, обнаружив в себе способность к стихоплетству. «Может, мне в поэтессы податься? Знай себе рифмуй „любовь-свекровь-морковь“, и глядишь: я – уже литературный авторитет!».


Ее мысли о карьере благодушного пиита были прерваны внезапно появившимся клубком, завертевшимся юркой юлой у самых ног. Из клубка торчала записка, от вида которой у Василисы потеплело на сердце.


Выхватив клочок бумаги, сложенный вчетверо и аккуратно засунутый в клубок, она пробежала его глазами: «Срочно приезжай! У меня пропала смерть. Твой Кощей».


– Ч-ч-что у него пропало? – изумленно переспросила Василиса у клубка и икнула от неожиданности, но тот лишь нетерпеливо прошелся вокруг царевны волчком, подпрыгивая и приглашая Василису последовать за ним.


– Водяной! – заорала царевна.


Тот подскочил на месте – стрекозы моментально растворились в воздухе, а над соседней рощей в небо испуганно взметнулась стайка птиц.


– Я к Кощею, дело есть!


– Зачем к Кощею? Какое дело есть? Почему дело не пить? – остолбенел не до конца проснувшийся Водяной, но Василиса, сунув ему в руки записку, уже бежала вслед за клубком, уводившим ее через чащу леса в загородное поместье самого Кощея Бессмертного.


– «Какое дело, какое дело?». Что ни на есть – Царское! – передразнила Водяного царевна по пути.

***

Поместье Кощея ничем не напоминало мрачный пещерный замок, затерянный высоко-высоко в горах. Напротив, это был вполне симпатичный модерновый небоскреб, в пентхаусе которого и обитал Бессмертный.


Ниже пентхауса-логова располагались многочисленные офисы, день и ночь трудившиеся на Кощея и наполнявшие золотом-серебром его бездонные сундуки и «бессмертные» банковские счета.


Сам Кощей тоже не напоминал одряхлевшего живого мертвеца, каким его рисовала людская молва – напротив, вас встречал весьма симпатичный мужчина лет 30 от роду со спортивной фигурой, с ослепительной улыбкой и с бездонными желтыми глазами.


Василиса еще с детства привыкла к странной внешности Кощея, поэтому, взмыв на скоростном лифте на самый верх «Кощей-Плазы» вместе с клубочком, непоседливо подпрыгивающим у нее в руках, с порога сразу перешла к делу:


– Как это пропало бессмертье, дядя Кощей? Оно у вас хоть застраховано?


Кощей откровенно усмехнулся в лицо Василисе, мягко взял царевну под руку и провел в свой кабинет – подальше от чужих глаз и вездесущих языков. Усадив Василису в обитое желтой кожей бездонное кресло, он вновь скривился в улыбке:


– Василиса, ну сама подумай – кто будет страховать бес-смер-ти-е? А пропало оно очень просто: как известно, смерть моя заключена в иголке, которая спрятана в яйце…


– … которое спрятано в утке, и т.д, – нетерпеливо перебила его Василиса. – Вся эта матрешка запрятана в ларце, а ларец – неизвестно где.


– Почему же это неизвестно? – искренне удивился Кощей. – Очень даже известно. В сейфе у меня этот ларец. Неужто ты думала, я его оставлю невесть где, на каком-то дубе, в доступности для всех жадных рук да алчных перст?


– Вот не оставил – а теперь его увели у тебя прямо из сейфа в собственном доме! – парировала Василиса.


– С этим не поспоришь, – буркнул Кощей в ответ.


– Но раз ты еще жив, значит, похитителям нужна не твоя смерть, – логично предположила царевна и поинтересовалась. – Никто не требовал выкупа? Или еще чего покруче?


– Бессмертие в обмен на золото? Фу, как примитивно! – скривился Кощей и бесшумно прошелся по мягкому ковру, заложив руки за спину и задумавшись.


– А как же у тебя заяц с уткой в сейфе жили? – не удержавшись, вдруг полюбопытствовала Василиса.


– Вася, да что ты придумываешь ужасы-то всякие! Ты ж царского роду – не из простого народу. Нет никакого зайца, нет никакой утки! Даже яйца нет. Игла эта запаяна в капсулу и закрыта на секретный код в ларце, вот и все, – подосадовал на вопиющее невежество царевны Кощей.


Василиса невольно покраснела, но тут же прыснула со смеху в кулак. Потом вновь стала серьезной и строго спросила:


– А когда же ты этот самый ларец в последний раз доставал? И кто еще код от сейфа и ларца знал?


– Никто. Никто кода не знал, кроме меня. Не записан он нигде – только в памяти моей запечатлен. А доставал я его в последний раз вчера.


– Почто доставал? На смерть свою любовался? – не удержалась в очередной раз и ехидно поинтересовалась Василиса.


Кощей не мигая посмотрел на царевну и, помедлив, все же ответил:


– Права ты, маленькая царевна, любовался. Потому как это редкой красоты изделие, и владеть таким произведением искусства дано не каждому.


– Вот уж не думала, что держать в руке свою смерть – такое удовольствие! – возмутилась Василиса. – Извращенностью немного попахивает, не находишь?


– Да уже не нахожу! – в свою очередь съехидничал Кощей. – Пропало удовольствие, только ларец пустой остался, и ничем особым он уже не попахивает!


– Как? Ларец остался? Запертый? – удивилась царевна.


– Запертый, – мрачно подтвердил Кощей.


Василиса опять задумалась, потом вдруг спросила:


– Кто у тебя в кабинет твой вхож?


– Никто! – рявкнул Кощей. – Без меня здесь души живой не бывает. Тут такие смарт-засовы, что если даже солнечный зайчик сюда через окно попадет, то его уже в кандалы заключат да в подземелье бросят!


– Наслышаны мы про твои подземелья, дядюшка, – лукаво глянула на Кощея Василиса. – Не было там отродясь никаких пленников или пленниц, все эти сказки ты специально выдумал и распустил, чтобы простые люди тебя боялись и страшились.


– Много ты понимаешь, – проворчал Кощей. – Не все тебе знать положено, годками пока не вышла.


– Тогда, может, сходим в твои подземелья? Посмотрим на безвинных мучеников? – охотно предложила царевна и вскочила с места.


– Больно прыткая ты какая! – рассмеялся Кощей. – Там сейчас у меня гостиница открыта, для любителей острых ощущений, таких сейчас пруд-пруди: красны девицы да добры молодцы, на острые ощущения падкие, сейчас там добровольно проживают, да еще и приплачивают!


– Какой же ты у нас натуральный бизнесмен, дядя Кощей! – не смогла сдержать восхищения Василиса, с уважением посмотрев на Бессмертного.


– Уж какой есть, – скромно ответил Кощей и поцеловал царевну в лоб. – Заправляет там теперь всем хозяйством Марья-Искусница.


Василиса в несказанном изумлении глянула на дядюшку:


– Марья-Искусница? Да неужто нашлась такая мастерица, что сердце Кощея Бессмертного в руки заполучила и не отдала? Может, у нее зрение плохое, а она очков из кокетства не носит? Ведь сколько о твоем «гареме» легенд ходит, сколько молва людская тебе девичьих судеб разбитых приписывает?


Василиса подозрительно покосилась на Кощея:


– Или тоже сам придумал и в народ вирусную рекламу запустил?


– Вот тут правду народ говорит – много сердец разбил, – самодовольно вздохнул Кощей. – Да и ты истинно молвишь: Марья-Искусница – единственная, кто глазом не моргнула, бровью не повела на все мои ухватки да пугалки. Ласково все глядела да тихо молвила: «Перемелется – мукА будет».


Кощей замолчал и подошел к окну кабинета. Потом сел за стол и перевернул песочные часы, в которых заструился белый, как мукА, песок.


Василиса недоверчиво слушала дядюшку, и даже не знала, как реагировать на его неожиданное признание. Не чуяло ее сердце девичье, как возможно сломить чужую волю железную, растопить лед многовековой, справиться с горечью и с озлобленностью мужскою. Не чуяло, потому как не любила Василиса пока ни разу единого, не бывала бессмертной в своем животворящем стремлении созидать, а не разрушать. Потому и промолчала, ни слова не сказала в ответ.


Кощей тоже не спешил возобновить непростой разговор, который ему явно с трудом давался. Может, и хотелось с жаром ему о своей капитуляции рассказать, да не решался он – не видел в Василисе ту душу, которой открыться можно было сполна. Потому вернулся снова к делу:


– Вот что, Вася, спустимся вниз, покажу тебе эти подземелья пресловутые, да и с Марьей-Искусницей познакомишься, не во вред тебе пойдет. Потом будем думать, где смерть мою искать. Да, и кстати: зрение у Марьи – отменное!..

***

Подземелья оказались вполне симпатичными квестообразными лабиринтами, стилизованными под сказки-страшилки, и при этом вполне комфортабельными – учитывая, какие деньги за них платили бесшабашные постояльцы со всех концов земель необъятных.


Кощей быстрым шагом прошел мимо всех подземельных номеров «люкс» и остановился перед дверью с надписью «Администрация конгломерата КОЩЕЙ БЕЗЛИМИТЕД»:


– Василиса, ты вопросов сразу лишних не задавай – не удобно это будет…


– Стареешь, дядюшка? – понимающе усмехнулась царевна.


– Мудрею, племяшка, – ответил широкой белозубой улыбкой Кощей и толкнул мускулистым плечом массивную дверь.


Взору обоих предстала огромная комната, залитая необыкновенным пронизывающим светом: казалось, будто зарево заходящего солнца заполонило весь горизонт – только было оно не в красных тонах, а во всех оттенках зеленого и голубого свечения.


Зарево мягко переливалось, мягко заполняя волнами все вокруг, отражаясь от стен и потолка и ниспадая струящимся каскадом на пол, мерцающий мириадами микроскопических искорок.


Василиса замерла на месте, не в силах вымолвить ни слова. Кощей остолбенел рядом с ней, и по его виду было очевидно и понятно, что для него подобная обстановка тоже в диковинку.


Посредине зала высился огромный стол, с которого и струился дивный свет, а за столом сидела Марья-Искусница, в руках которой соединялись разные на первый взгляд бестелесные материи, которые послушно под стежками ее искусных пальцев претворялись в поток искрящегося полотна.


Марья-Искусница тихонько напевала незамысловатую песенку, слова которой были просты и в то же время сразу запомнились:


Раз стежок, и два стежок —

Перекресток всех дорог,

Место встречи всех людей,

Жизней всех и всех смертей.




Василиса прошептала на ухо Кощею:


– Ты про это чудо мне говорил?


На что тот ей также приглушенно ответил:


– Если ты не приметила, то я это чудо сам в первый раз вижу.


Казалось, можно было целую вечность стоять посреди потоков струящейся вокруг необыкновенной материи и слушать завораживающий голос Марьи-Искусницы, неутомимо плетущей полотно вечности, но Василиса неожиданно встрепенулась и сделала шаг вперед:


– Прости, хозяйка, что невольно нарушили твой покой, но уж коль я в ваших краях, было бы непростительно не познакомиться с той, кто так нежданно похитила сердце Кощеево, – Василиса искоса посмотрела на дядюшку и не удержалась от колкости: – Уж не говоря о том, чего еще он лишился сегодня в придачу!..


Кощей нахмурился, но промолчал, затем решительно подошел к Марье-Искуснице, приветливо улыбавшейся царевне, и подал ей руку:


– Познакомься, душа моя, с царевной Василисой. Дочка она царя Додона, которого я знавал еще несмышленышем. Впрочем, я знавал несмышленышем еще и его отца. А также отца его отца, и отца того отца…


– Хватит-хватит, – быстро прикрыла ему рот ладошкой Марья-Искусница и обернулась к Василисе: – Милости просим к нам, царевна! Правда, подземелье не лучшее место для знакомства…


– Отчего же – очень даже подходящее! Я бы даже сказала – неординарное! – многозначительно отметила Василиса.


Марья-Искусница не убрала руки из ладоней Кощея Бессмертного, а тот не сводил с нее глаз, сияя от счастья и робея от возможности вдруг его потерять.


Оба были счастливы, это было вполне очевидно. Василиса немножко смутилась и из вежливости подошла посмотреть на работу Марьи-Искусницы.


Вблизи полотно было еще прекрасней – все оттенки и цвета, доступные восприятию человека, на глазах у царевны расцветали, знакомились, дружились, ссорились, сливались и отталкивались, образовывали единый мощный поток, который вдруг распадался на мириады крошечных ответвлений и завихрений, через секунду вновь начинающих танец вокруг друг друга и, набирая силы и мощи, образовавших новые потоки и течения.


Они плескались перед глазами Василисы, поднимались над ней и окружали ее со всех сторон, то приятно освежая ее кожу, то обжигая на мгновение ледяными язычками, но все эти ощущения были настолько неисчислимы и мимолетны, что царевна не могла понять, когда ей сладостно, а когда больно, когда ей хотелось смеяться, а когда плакать. Она попыталась коснуться этой волшебной пелены рукой, но ближайший к ней поток отпрянул от нее, позволив соседнему возникнуть перед ней во всей своей неповторимой красоте. По пальцам пробежали искорки, все цвета разделились на соцветия и закружились вокруг Василисы в немыслимом буйном танце красок.


Василиса покачнулась и потеряла сознание.


Очнулась царевна от холодного компресса, который прикладывала на ее лоб Марья-Искусница.


– Что это было? – прошептала Василиса, вглядываясь во встревоженные лица Марьи-Искусницы и Кощея.


– Я не знаю, царевна, – обеспокоенно ответила Марья-Искусница, заботливо отирая капельки воды с чела Василисы. – Я еще сама не совсем понимаю, как это полотно выходит из-под моих рук.

Конец ознакомительного фрагмента.