Глава II
Благовещение. Посещение праведной Елисаветы. Иосиф Обручник
Времена и лета исполнились…
Господь повелел Архангелу Гавриилу идти в Назарет Галилейский к Деве Марии, обрученной старцу Иосифу, и нести Ей благую весть.
Есть в жизни людей, есть в жизни народов, есть в жизни человечества часы, минуты, исполненные невыразимой сладости, заветные, незабываемые, как обещание и залог счастья. Таким счастьем веет на христианскую душу при воспоминании о событии Благовещения Пресвятой Богородицы.
Тихий слет Ангела. Белеют легкие, перистые крылья у него за плечами; белеют белые лилии у него в руках, бесценными сокровищами падают новые слова, им произносимые, – слова, неслыханные дотоле на земле: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою (Лк. 1, 28).
Этими словами небо уже примирялось с землей. Райская радость возвращалась людям…
Кто опишет настроение заветного дома назаретского, где незримо проходит день за днем жизнь Пречистой Девы!..
Вот Она углубилась в чтение священной книги, прочла таинственные слова пророка Исаии: се Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Эммануил, что значит: с нами Бог (Ис. 7, 14; Мф. 1, 23)… Задумалась Мария над этими словами и стала гадать об образе той Девы Матери; необъяснимая нежность к этой Жене и Ее таинственному Сыну переполнили Ее сердце… Ей, никогда не желавшей ничего, захотелось всеми силами присутствовать при предреченных событиях. И сказала Она Себе, что была бы счастлива стать служанкой той Девы… И старалась Она распахнуть завесу будущего, угадать, скоро ли совершится это великое событие, когда будет жить Дева пророчества…. Тело Марии присутствовало в тихой келье Назарета, а душа воспарила над землей, реяла в небесах, вскрывала будущее, проникала к страшному Престолу Вседержителя, там искала разрешения заветной тайны. Изгнанная из Рая, ограниченная, робкая все эти тысячелетия душа человеческая, не дерзавшая и в мыслях достигнуть до Неба, теперь в лице Мариам могучим порывом веры вновь возвращалась в умилившееся пред Нею, в открывшееся Ее святыне Небо. И вот в эти минуты и совершилось таинство благовестия.
Радуйся, Благодатная: Господь с Тобою! Благословенна Ты между женами! (Лк. 1, 28)… Таковы были слова, которые Ангел принес на землю от Бога Той, Которая стала первым оправданным благодатью человеком Нового Завета…
Пресвятая Дева не была устрашена явлением Ангела: к этим явлениям Она привыкла издавна в храме Иерусалимском. Но сами слова смутили Ее, так как доселе ни один человек не был назван благодатным.
Благовещение Устюжское.
Икона. XII в.
Смутилась от слов его (Лк. 1, 29) – вот как описывает евангельское сказание состояние тихой души Марии при словах Ангела. Ее углубленная, созерцательная природа не выражает изумления своего в словах. Не внешние признаки волнения, а напряжение молчаливой мысли – вот ответ Девы на необычайное, новое для дочери земли приветствие Ангела. Она безмолвствует и восприимчивым, сильным умом Своим соображает значение и последствия этого краткого, но необъятно-громадного слова.
Благовещение Пресвятой Богородицы. Г. Гагарин
Какие горизонты открывались Ей в ту минуту! Какие лучи света лило слово Ангельское на Ее будущее, на будущее всего человечества! Как ни была Она смиренна, этот глагол неба возносил вдруг Ее, безвестную Деву Назарета, на немыслимую дотоле высоту, и Она стояла, вся трепеща, венчанная этим словом, как дивным венцом, вдруг услыхав о великом Своем избрании и смиренно принимая его…
Так в жизни гения бывает час, когда он вдруг прозрит свое назначение и, ликуя, уносится творческой мыслью в небеса, откуда бросает на землю свои возвышенные творения…
Итак, Она безмолвствовала. И чудно было вокруг. И тишина эта полна была непостижимых тайн и великих обещаний.
На безмолвное ожидание Девы Ангел сказал Ей, чтоб Она не боялась, так как обрела благодать у Бога, и что Она зачнет Сына, царству Которого не будет конца.
Со смирением чистая Мария приняла весть о чудном Сыне, склонилась пред волей Божией; но, как невольный крик девственного сердца, вырвался вопрос, которым Она как бы обороняла Свою святыню… Раздалось Ее слово.
«Наконец, – восклицает вдохновенный Филарет, митрополит Московский, в своем слове на Благовещение, – безмолвная Мариам говорит. И слово Ее, исполненное духа, как река, течет и играет; как солнце, сверкает и озаряет; как фимиам, восходит и благоухает…»
– Как будет это со Мной, когда Я мужа не знаю?.. – Дева готова стать матерью. Она склоняется пред Божественным назначением, но не хочет и не может изведать земного брака, этого общего пути к рождению на земле… Одной любовью Божественной трепещет это сердце. Все-все помыслы, чувства, стремления отданы невидимому, неприступному Богу. Он Один только и мог бы быть Ее желанным, Ее нетленным Женихом. И в тот миг, как Ей говорили о Сыне, Ее чистейшая душа, испуганная одной возможностью мысли о браке земном, с силой устремилась туда, в высоту, к единственно желанному и жданному Богу. И тогда совершилось таинственное, чудное, непорочное зачатие…
– Дух Святой найдет на Тебя, и сила Вышнего осенит Тебя; поэтому и Рождаемое свято, и наречется Сыном Божьим, – говорил Деве Ангел. И лучи вышней благодати лились на смиренную Избранницу небес, и Дух Господень нисходил на Нее, и сила Вышнего осеняла Ее. И стояла Она, поникнув долу главой, – освященная, осиянная, благодатная земля, зарождавшая в ту минуту небесного Сына…
Се раба Господня: да будет Мне по слову твоему! (Лк. 1, 28–38) […]
Впечатление, произведенное на Пречистую Деву Благовещением, было так велико, что Мария испытывала духовную потребность поделиться переполнявшими Ее чувствами с близкими людьми.
Ближайшим по духу к Ней человеком была родственница Ее Елисавета. Архангел Гавриил в явлении своем сказал Деве Марии, что Елисавета зачала сына, и до Девы должен был дойти слух о том, как онемел в храме ее супруг Захария. Все это побуждало Деву Марию стремиться к свиданию с Елисаветой. И Она отправилась в город Иуту, где жили священники (в ста двадцати верстах от Назарета) и среди них Захария. По преданию, пристав к кучке богомольцев, отправлявшихся в Иерусалим, Пречистая Дева по дороге в Иуту заходила в Иерусалим. Тут Она передала первосвященнику Свое рукоделье для храмовой завесы[…]
Встреча Марии и Елизаветы.
Фреска. Фрагмент росписи собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. Дионисий. 1502 г.
Вот Мария тихо приближается к потонувшему в зелени заботливо возделываемых садов городку и уже завидела за причудливо раскинувшим свои ветви платаном дом своих родных.
Радостно забилось Ее сердце, предвкушая ту минуту, когда Она впервые с часа Благовещения поделится с преданным Ей человеком Своей великой тайной… Вот уже Она подымается к дому, вступила в ограду, как Елисавета завидела Ее, бросила свое домашнее дело, спешит Ей навстречу, сошла с крыльца, протянула к Ней приветственные (первый привет человека Христу) руки. При первых словах Марии благодать озарила и возрадовала Елисавету: жизнь младенца, которого она в себе носила, почувствовала жизнь зачатого в Деве Христа – совершилась таинственная встреча двух душ. Устами матери взыгравшийся во чреве Елисаветы Иоанн торжественно в лице Пречистой Девы исповедовал и славил Того, Кого он должен был проповедовать, за Кого он должен был умереть.
Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее, и Елисавета исполнилась Святого Духа, и воскликнула громким голосом (Лк. 1, 41–42).
Слова, которые воскликнула тогда по наитию Святого Духа Елисавета, были теми словами, которые вместе со словами Архангела Гавриила посылает постоянно христианство обратно в то Небо, откуда они ниспали: Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! (Лк. 1, 42).
Далее Елисавета, первая из людей, называет Пречистую Деву Богоматерью: И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? (Лк. 1, 43). Таким образом, тут, среди этого тихого палестинского дня, среди красоты кончающейся в это время в тех жарких краях весенней поры, впервые Дева Мария была исповедана благоговейным сердцем человеческим за Матерь Бога. В ответ на это величание Елисаветы Дева Мария ответила словами, которые точно так же вошли в обиход богослужения и представляют и смиренную хвалу избравшему Ее Богу, и смиренное сознание великого Своего назначения.
Величит душа Моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем, яко призре на смирение рабы Своея, се бо отныне ублажат Мя ecu роди. (Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды (Лк. 1, 46–48)).
О чем говорили в эти три месяца пребывания у Елисаветы Пречистой Девы эти две жены, носившие в себе две жизни, которые должны были изменить быт и судьбу вселенной? Какие тайны, какие предчувствия поверяли они друг другу? Какими глазами смотрела Елисавета на Богоматерь, на Которой, конечно, чудным образом сияла святыня Божественного созревавшего в Ней существа?
Так Ветхий Завет доживал уже последние дни, и сокровенно неслышно приближалась иная пора, которая должна была начаться с Рождества Христова.
Мария снова в Назарете. Следы плодоношения Ее становятся заметны, и начинается великая скорбь Ее от подозрений Иосифа. Можно представить себе положение человека, который видел в Деве Марии высшее, святейшее воплощение всего самого высокого, самого отрадного, чистого, надземного.
Икона Божией Матери «Взыграние Младенца». Конец XV3I6 в.
Он радовался, что его старческая рука благоговейно и трепетно охраняет этот цвет непорочности, чудную безгрешную Деву, – и вдруг Она готовится стать матерью! Неужели могли лгать эти глаза, через которые смотрит в душу само Небо? Неужели позор лег на это чело, озаренное сиянием какого-то невещественного света? Неужели слова жгучей ласки, слова грешной чувственной любви произносили эти невинные уста, так скупо говорившие земные слова, раскрывавшиеся лишь для того, чтоб в тайне и в тишине, ведомо и слышно Одному Богу изливать Ему потоки хвалы и благоговения?
Чем тяжелее разочарование, чем беззаветнее верилось в то, что оказалось низким и поруганным, – тем больше страдает душа, тем с большей горечью смотрит на сокрушенный идеал, которому так горячо поклонялась и который так похож на других, так обыденно и пошло упал…
С таким-то сложным чувством ужаса, содрогания, боли и горечи должен был мыслить Иосиф о мнимом грехе Девы.
По своей чуткости Пресвятая Дева, конечно, должна была угадать, что происходит в душе Ее обручника. И что было Ей делать?.. Говорить ли ему о том, что было тайной между Нею и Богом?.. Но тайна эта была так велика и сверхъестественна, что ей трудно, невозможно было поверить… Сама Мария была высшим изо всех земных существ всех времен, но и Она как смутилась духом, прежде чем поверила слову Архангела… Да и как Ей Самой говорить о том, на какую высоту Она вознесена?
И Пречистая Дева предпочла делать то, что делала потом на всем пространстве Своей невыразимо-печальной, невыразимо-испытанной скорбями жизни: молча страдать.
Молча страдать – вот что было на земле Ее постоянным уделом. Это было нескончаемое углубление сердца в непреходящую муку, вечное исхождение невидимой мученической кровью.
Она молчала, когда в холодную декабрьскую ночь Ей нельзя было приютить новорожденного Сына в теплом доме и когда волы согревали дыханием своих ноздрей Царя вселенной.
Она молчала, когда искали души Ее Младенца (Мф. 2, 20) и в жгучем страхе за Него Она со старцем Иосифом бежала в Египет, попадала в руки разбойников…
Она молчала, когда Ее Сын рос в бедной доле и, быть может, усердного труда старого плотника и Ее неустанно работающих рук не было достаточно для того, чтоб заработать Иисусу дневное пропитание. Она молчала, когда Он, оставя Ее, ушел на Свое великое дело – на проповедь к народу.
Молчала, когда однажды пришла навестить Его в доме, теснимом народом, и на Ее просьбу выйти к Ней, Иисус выслал Ей ответ: «Кто творит волю Отца Моего, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф. 12, 50)».
Икона Божией Матери «Гора Нерукосечная».
XVII в.
Так молчала Она и теперь.
Шел день за днем в таком ужасном недоразумении, когда люди мучатся из-за вставшего между ними призрака, и этот призрак можно рассеять несколькими словами, но это слово не говорится. Иосиф мучился подозрением и, вероятно, упрекал себя, как смел заподозрить Пречистую Деву: упрекал, несмотря на всю видимость несомненного события. Дева мучилась, видя его подозрения, скорбь о Ней старца и жалость его к Ней, мучилась невозможностью ему помочь.
Наконец, явление Ангела Иосифу во сне положило конец этой тяжелой драме.
И тогда все успокоилось.
Можно представить себе великое, захватывающее счастье чистосердечного, глубоко привязчивого Иосифа, когда он узнал, что обрученная ему Дева, Которую он так чтил и Которую безо всякой с Ее стороны вины заподозрил во грехе, не только осталась непорочной, но и будет Матерью Господа! Служить Ей еще вернее, чем он служил Ей доселе, служить в будущем Ее Божественному Сыну – стало целью остающейся ему жизни. Он поддерживал Деву и Божественного Младенца трудами своих рук и вместе с Пречистой Матерью был свидетелем детских лет Христа. Он был первым из людей, принесших в дар воплотившемуся Богу не единичные, как это сделали волхвы, дары, не излияния мгновенного восторга, как вифлеемские пастухи, а все помыслы, все плоды своих трудов и усилий.
Он работал на Христа, охранял Его младенчество, оберегал отрочество, следил за Его юностью.
Благо Христа, как и благо Его Матери, Пречистой Девы, было единственной заботой его трудовой благочестивой жизни.
К сожалению, православные недостаточно помнят этого замечательного человека, с истинно христианской скромностью совершившего свое дело и незаметно ушедшего от жизни. А между тем может ли не быть особенно близок к Престолу Божьему, может ли не иметь к нему особенного дерзновения тот, кто считался земным отцом Христа, был верным хранителем Пресвятой Девы и так свято исполнил относительно Иисуса – Младенца, Отрока, Юноши – возложенный на него Провидением долг?