Глава 7. Характер
Перед нами стояла задача собрать по сто рублей с каждого жителя общежития. Купюра, по сути, небольшая, да и деньги потрачены будут на благое дело – будем покупать спутниковую тарелку для самих себя же. Но в тот год студенты-первокурсники были на редкость жадными, наглыми и тупыми, как сибирские валенки, их просто невозможно было не отпиздить.
Представители различных учебных групп доложили студентам о добровольном сборе средств. И первые, кто кинулся сдавать деньги, это старшие курсы, то есть мы, бля! Остальные же педерасты тактично сделали вид, что ничего не слышали и ничего не знают.
Ну что ж, к таким педо-выходкам мы были готовы, и, собравшись в боевую троицу, – Игара, Катя и я, пошли по этажам, заглядывая в каждую комнату. Так сказать, решили донести информацию лично в уши каждого и попутно собирали деньги, записывая в журнал каждого, кто пожертвовал бешеную сумму, аж целых сто рублей.
На мужском этаже процесс сначала шел гладко, половина этажа добровольно отстегнули нам купюры, а вот остальные уперлись рогами и стали сочинять байки: «Простите, ребята, денег нет, потом как-нибудь отдадим». Игара жутко не переваривал пиздоболов и принципиально их ломал на месте, естественно, морально: «А когда сможешь отдать, братишка?». «Дак со стипендии отдам, честное слово!». Игара делал ход конем и говорил: «А давай я тебе займу, а ты потом мне должен будешь?».
Игара был крепким и вспыльчивым парнем, и никто не желал с ним связываться, а уж тем более влезать к нему в долги. Поэтому при таком предложении многие внезапно находили средства. Короче, всюду были пиздоболы, сука, аж вспоминать противно.
И вот мы протрясли весь этаж и составили список «должников» – это те, кто клятвенно обещал дать денег, но позже. Также был список «отсутствующих» – это те, кто тупо пропал без вести, как только мы стали обходить этаж. И в этом списке бегунков я увидел нашего дорогого друга Линзу! Вот с этого блатного надо по-любому содрать купюру, иначе остальные могут взбунтоваться.
Я поймал Линзу на крыльце и объяснил, что нужно сдать сто рублей на покупку тарелки. Сумма-то маленькая, но этот блатной пидорас прикинулся шлангом, и говорит:
– А я телевизор не смотрю ведь, для зрения вредно.
Я стоял и ухмылялся его хитрожопости.
– Линза, ты ж пиздишь, сука. И месяца не пройдет, ты залетишь в телевизионный зал и будешь смотреть этот телевизор.
Линза крестился и уверял, что вообще не смотрит и не планирует посещать телевизионный зал, и ему эта тарелка в принципе не нужна, и денег нет.
Я понимал, что это чумазое говно (а он смуглый, кстати, был) тупо пиздит, и его отказ привел к тому, что многие из первокурсников стали шептать за спиной:
– А че, можно было деньги не сдавать, что ли?
– А нахуя мы тогда сдали? Вон Линза не сдал, и ему ничего не сделали, надо тоже не сдавать, да и все.
Эти разговорчики мигом разлетелись по общежитию и мощно ударили по всей нашей операции. Мы заскочили на женский этаж собирать средства, и вот тут бабы повели себя хуже мужиков. Ну я давно говорил: бабы – это зло.
И если старшие курсы целиком и разом скинулись по деньгам, то наглые первокурсники женского пола мне заявляли: «Я телик ваще, нахуй, не смотрю, ебать». У меня перед глазами до сих пор этот наглый взгляд толстожопых жирух и толстух с первого курса. Эти мокрощелки наотрез отказывались сдавать средства: «Мы не смотрим телевизор, идите нахуй, и точка».
Время поджимало. Вечером приехал директор, он подошел и спросил:
– Деньги уже собраны?
Я достал пачку купюр и сказал:
– Почти все собрали, но еще должники есть!
Директор нахмурился:
– Это плохо, ребят. Я только что ездил в магазин этих тарелок, они в цене дорожают. Для нас отложили комплект по старой цене – семь тысяч рублей, и купить надо сегодня. Если не купим, то в понедельник будем покупать уже за десять тысяч, понимаешь?
У меня на висках вышибло пот, новость была хуевой. Это сегодня я понимаю, что директор мог вложить вообще свои деньги, или еще чего-нибудь, но этот бывший вояка просто проверял нас. Он поставил меня в нестандартную ситуацию, где я должен был проявить твердость характера и лидерские качества. В целом, он не прогадал. Я залетел к Игаре и объяснил ситуацию. Мои слова имели эффект искры на сухой порох.
Мы поймали Катю, и я внес, на мой взгляд, опасное, но гениальное предложение:
– Так, ребята, у нас не хватает две с половиной тысячи рублей. Основные должники – это бабы, поэтому я сейчас вкладываю свои деньги, и мы с директором едем покупать комплект спутникового телевидения. А ваша задача – сделать рейд по бабскому этажу. Вышибайте бабло, мотивируя тем, что комплект уже куплен в долг! Хочешь, не хочешь, а платить надо.
И вот тут, ребята, пригодилась природная наглость Катеньки! Ей впору было работать коллектором: уж чего-чего, а долги она вышибать умела. Пока я ездил с директором в магазин, эта колхозница такой шухер на этаже навела, такой шум, бля, что Игара там пяткой крестился от ужаса. Катя делала свое дело, как на женском этаже, так и на мужском. И если Игара не мог давить на девушек, то на парней он давил максимально жестко. Через пару часов они вышибли почти всю сумму.
А тем временем мы с директором зашли в магазин, нам выдали комплект, и я расплатился по чеку:
– Все-таки успели всю сумму собрать? – удивился директор.
– Успели, это ж мы! – с ухмылкой добавил я.
Мы обговорили сроки установки и настройки тарелки с продавцом, и меня привезли обратно в общежитие. Я поблагодарил директора за оказанную помощь в нашем мероприятии, и он тогда впервые крепко пожал мне руку. Для меня это было словно наградой – знак того, что оправдал его надежды.
В комнате меня ждали Игара и Катя. Они наперебой рассказывали, как мощно и задорно провели карательный рейд по тылам должников. Бабки почти все собраны, но теперь нас ненавидит половина общежития. Я пересчитал добытые деньги – не хватало пятьсот рублей.
– Ладно, выбьем остатки позже. Уже завтра тарелка будет транслировать хорошие фильмы, а на гнев жителей общаги – плевать, они еще спасибо скажут.
Я вышел в коридор, и ко мне подбежал какой-то парень. У него был очень добрый взгляд, и при этом он имел спортивное телосложение, его звали Андрей Валов. Он расплылся в улыбке и сказал:
– Ты, говорят, на тарелку деньги собираешь?
– Ага, есть такое, а что?
– Ну я, это, только приехал из дома, и хочу внести свою помощь в это дело! А еще я спортивные каналы жутко люблю, и затея у вас супер, поэтому вот тебе деньги!
Этот парень вызывал улыбку своей добротой, она была неподдельной, и вскоре Валов завоевал всеобщую симпатию. Он был правильным человеком и всегда сам приходил на помощь. В то время это было редкостью.
Этим же вечером молодежь тайно провела совещание, и они выслали ко мне парламентера. Это был мой земляк-рэппер по прозвищу Гребень.
– Слушай, чувак, тут братва волнуется. Среди студентов есть люди, которые хуй сложили на вашу затею, и они не собираются отдавать деньги, понимаешь? И они сейчас смеются над нами, и нам как бы обидно: почему кто-то должен сдавать бабло, а кому-то это сходит с рук? Вы же обещали, что каждый будет складываться, так? А если вы слово не держите, то, выходит, вы конкретно не правы, и к вам возникает куча вопросов.
Я молча с каменным лицом выслушал Гребня и спросил:
– И какие у твоей братвы ко мне вопросы?
Гребень немного замялся, но вымолвил:
– Какие последствия будут для тех, кто вас нахуй послал?
Вопрос был с ядерным подтекстом: молодняк конкретно хотел знать и видеть механизм наказания непокорных элементов, и если с нашей стороны не будут предприняты действия, то мы автоматически лишимся уважения.
Лишиться уважения в глазах молодых – это страшное дело. Когда тебя уважают, это хорошо, когда тебя боятся и люто ненавидят – это тоже хорошо. И в том, и в другом случае ты имеешь рычаги воздействия на толпу, но если ты опустишься в их глазах – тебе просто пиздец.
Я знал, что за любое сказанное мною слово мне придется отвечать в любую секунду. Но даже при таком раскладе я помнил, кто стоит за моей спиной, и спокойно ответил:
– Передай парням, что должников мы не забудем и побеседуем индивидуально с каждым.
У Гребня округлились глаза – это была не слабая заявочка. Он откланялся и ушел прочь.
Рядом сидел Игара, и мы оба молчали около минуты. Затем он наконец спросил:
– Ты готов идти до конца?
Я без раздумий ответил:
– Конечно, готов, у меня выбора нет. Потому что, если мы сейчас хоть где-то обосремся, нам всем придется туго до конца года. Молодняк надо держать за глотку, и, если потребуется, я лично буду решать проблему с непокорными. На худой конец у нас есть цепной пес Джерри.
Но помощь наркомана-психопата Джерри не потребовалась. На следующий вечер приехал директор вместе с установщиком:
– Итак, парни, сейчас прикрутим тарелку к стене. И надо, чтобы кто-то сползал на чердак и протянул кабель через крышу в телевизионный зал.
Задача была по сути простая, но даже тут не нашлось добровольцев. Я молча схватил ключи и побежал вскрывать вход на крышу. Кстати, я не пожалел, что взялся за эту работенку. На чердаке я нашел много интересных вещей и прочее, а также за моими действиями неусыпно наблюдал весь состав первого курса. Именно в эти моменты делается авторитет: ты берешь все в свои руки и делаешь задачу до конца, молча и хладнокровно. Удивительно, но проявление такой хозяйственности вызывает восхищение у девушек и уважение среди парней.
Через тридцать минут я стоял возле телевизора и листал десятки каналов. Настройщик подключил нас к сибирскому времени, и мы могли перед отбоем смотреть фильмы, которые транслировали глубокой ночью. В общем, все, как надо, и все довольны.
В течение всего вечера студенты не скрывали своего удивления:
– Вы что, так быстро все организовали? Мы думали, это развод на деньги, а оказывается, вот оно как! Ай, молодцы!
Я вышел с директором на улицу, мы перекинулись с ним парой фраз, и он сказал:
– Хорошая работа, вы все здорово постарались, я доволен вами, ребят.
Эти слова были, наверное, лучшей наградой. Директор за все года моего пребывания никогда никого не хвалил, и тут свершилось чудо.
Кстати, с того дня Игара, Катя и я пользовались особым уважением в глазах директора. В чем это выражалось, я расскажу позже.
А пока я вернулся в телевизионный зал, и – о, my fucking God! Кого же я вижу – на диване прямо перед телевизором развалился, как царь и бог, господин Линза! Я даже дар речи потерял и не знал, что ему вообще сказать. И тут в зал влетает Игара и охуевает от такой наглости. Еще секунда, и мы оба взрываемся:
– Ты слышь, чумазый! Ниче не перепутал тут?
Линза отлично прикидывался шлангом и отвечал:
– А в чем, собственно, дело?
Я кипел, как чайник, а Игара уже зубами скрипел:
– Ты че, сука, дурачка из себя строишь! Ты же пиздел, что никогда не смотришь телевизор, уверял и клялся, что близко к залу не подойдешь! А сейчас еще часа не прошло, ты уже, сука, развалился тут! Да ты охуел, Линза! Ебать, ты пиздобол, ты же пиздобол, вот согласись, что ты чмо и пиздобол! Зажал вшивую сотку, наебал людей аж на целых сто рублей! А теперь, педрила, сидишь тут и делаешь вид, что все хорошо?
Линза ни капли не смутился, его природная наглость поражала и удивляла. Он относился к тому типу людей, которые все понимают только через силу, через грубую физическую силу.
Я подошел ближе и сказал:
– Ты же понимаешь, что ты щас все отдашь?
Линза поправил очки и спокойно ответил:
– Денег нет, и взять негде, парни.
Игара взвыл на весь зал:
– Да он издевается, сука! Завтра стипендия, слышишь, чмо? И вот завтра ты все отдашь! Отдашь, или я тебе ебло сломаю!
Наш скандал слышали все, и это было замечательно – пусть все знают, что мы, два больных психопата, никому не дадим спуска, выбьем бабло с любого и любым способом.
На следующий вечер после занятий все свалили в город снимать с карточек свою стипендию. Молодые кружили вокруг меня, как шакалы. Они каждые пятнадцать минут спрашивали у меня:
– Ну что, Линза отдал бабки?
Если вы думаете, что дело было в деньгах, вы ошибаетесь – дело было в принципе. Если Линза сейчас нас опрокинет, то кинут все должники, и пиздец мне и всему моему авторитету. Я скрыл тот факт, что долг почти загашен, этого знать не нужно никому. Если я скажу: «Парни, можете не отдавать бабло, мы перекрыли задолженность», то взбунтуются те, кто сдавал деньги. Короче, ситуация принципиальная – мы должны выбить все, а от Линзы – в первую очередь!
Я шел на ужин, и вокруг меня шла толпа первокурсников. Они ждали выполнения моих обещаний, и я обязан был сдержать свое слово. Я догнал Линзу и, обняв за плечо, спросил его:
– Ну че, братан, как там насчет денег у нас?
Линза шел совершенно спокойно, он всем своим видом срал на меня большую кучу.
– Нет денег, представляешь, не проверял я еще карточку.
Это была последняя капля.
– Так, сука, слушай сюда: щас мы сладко трапезничаем, затем выходим и садимся как раз на проходящий автобус и едем до центра. Там ты, сука, снимаешь бабло и отдаешь его в мои руки, тебе ясно?
И тут Линза выдает:
– Но у меня нет денег на проезд!
Я кипел от злости и прошипел:
– Я тебе дорогу-то оплачу, потом как-нибудь вернешь.
Я жевал пищу, не ощущая вкуса. Злость переполняла меня. Я взглянул на часы – автобус вот-вот подойдет.
Я встал из-за стола и крикнул:
– Линза, поехали!
Но эта чумазая сука специально жевала медленно пищу.
– Ты что, не видишь, я еще не доел.
Я проходил мимо его стола и за шкварник потащил его с собой:
– Завтра доешь, а теперь достань карточку и покажи ее.
Он достал ее, я убедился, что пин-код тоже с ним. Наконец, я затащил его в автобус, и тут, сука, в салон залетает почти десять молодых парней. Это были первокурсники во главе с Гребнем. Они хотели лично увидеть, что будет с непокорным. Ну что ж, народ хочет зрелищ – будет им зрелище.
Мы вышли на центральной остановке и никак не могли найти банкомат. Я вспомнил, что он есть прямо у здания администрации города. Вот туда мы сейчас и сходим.
Я был настолько злым, что в какой-то момент это был уже не я. Как говорят, «шторки упали». Взяв за грудки Линзу, я диктовал ему условия:
– Сейчас мы сходим до банкомата, и смотри мне, сука, если что не так – я тебя уделаю на месте, тебе ясно?!
Моя истерика внушала страх поголовно всем, я это позже осознал. А пока я тащил Линзу за угол, парни, испугавшись, просто остались ждать на месте. Линза подошел к банкомату, вставил карточку и разыграл отличную сценку:
– Ой… А денег нет! Вот, смотри – их просто нет. Наверное, стипендию не перечислили.
Все, это был финиш. Я огляделся по сторонам: у здания администрации кругом висели камеры, пиздить его тут – себе дороже.
Я наклонился к банкомату и нажал функцию «показать историю выплат» – на экран вышел список дат, когда снимались деньги с карточки. Там красовалось сегодняшнее число, время снятия денег – двенадцать часов дня, как раз в обед. Линза просто хотел меня наебать, взять на дурачка. Но он не подумал, что у СКБ-банка есть такая хитрая функция.
Это был чистой воды проигрыш Линзы. Его затрясло:
– Это не я! Я не снимал!
Я молча потащил его в сторону. Я шел, как в тумане, крепко сжав его капюшон, а он плелся и спотыкался, пытаясь оправдаться:
– Я все отдам! Я обещаю, я не хотел так!
Я развернулся и еще раз припомнил, как эта сука вымотала мне нервы за последние пару дней. Затем резко сдернул левой рукой его очки, дабы не разбить, и с доброго размаху уебал ему прямо в его чумазое еблище. Раздался приятный и сладкий щелчок. Следом удар ноги по коленному суставу, и Линза присел, выставив лицо. И еще от всей души удар по его гнусному лживому еблищу. Готов поклясться, я испытывал неописуемое удовольствие от того, как сладко раздавались щелчки.
Линза повалился на землю и громко закричал мое имя… Этот крик заставил меня протрезветь: я оглянулся вокруг, мне стало жутко. Я избивал его у спортивной площадки. Какие-то дети бежали врассыпную, а прохожие переходили на другую сторону дороги. Никто не хотел ввязываться в это.
Я положил его очки ему в нагрудный карман, поднял с земли и, крепко держа за шиворот, сказал:
– Это был аванс, продолжение будет сегодня вечером, снова и снова. Мне похуй, где и как, но ты достанешь – займешь, украдешь, но ты принесешь мне эту ебучую, сраную сотку. Да так, чтобы это видели и знали все, ты меня понял?
Линза сплевывал кровь и кричал:
– Я все верну, все верну!
Я притащил его, как псину, на остановку. Нас ждали перепуганные первокурсники. Они увидели Линзу, и повисло гробовое молчание. На лице красовалась хорошая гематома, а по его губам текла кровь. Он сплевывал ее на землю, и каждый видел эту вкуснятину.
Я видел, как молодые просто срались от ужаса. Подтащив его ближе, я спросил:
– А теперь, сука, при всех скажи, что ты мне там пообещал?
– Я пообещал… Пообещал, что все верну, сегодня… Сегодня…
– А теперь проваливай отсюда на все четыре стороны.
Линза отошел в сторону, и молодые, как шакалы, начали на него наезжать:
– Ну что, чмо, все усвоил?! Блатной, бля! Сука, ебло бы тебе сломать, да руки марать не хочется…
Молодежь вела себя по-свински, а я не вмешивался, он это заслужил.
И тут Линза говорит:
– А куда мне идти-то? Я города не знаю.
Я схватил его за шиворот и утащил в сторону, показал, куда свернуть и куда идти, а он только приговаривал:
– Все понял, все понял…
В течение следующих суток все должники внезапно нашли деньги и передавали их Игаре. Со мной почему-то никто видеться не хотел, в том числе и Линза.
Я писал ранее, что дедовщина делится на два типа: беспредел и профилактика. С беспределом надо бороться, а вот профилактика порой жизненно необходима, иначе не будет порядка. Не знаю, правильно ли я тогда поступил, но знаю, что я нисколько этим не горжусь. Просто у меня не было другого выбора…