Глава 6. Болотный великан
Еще с вечера заранее подговоренный знахарь, придя к рыцарям, все охал, причитал и жаловался, что, мол, травы нужные заканчиваются, а без них ни мазь лечебную не состряпать, ни отвар целебный приготовить.
– Эх, нынче каждый дружинник на счету, а мне бы срочно запас трав пополнить надобно. Без травок-то мне как врачевание до конца довести-то? – бубнил себе под нос лекарь, натирая мазью бессознательного Трувора.
– Ты чего это сегодня разворчался? Хочешь сказать, так говори толком, а не бубни все время себе под нос! Почему это у тебя не выйдет наших братьев доврачевать? – спросил у знахаря Ульвэ.
– Так я и говорю, мазь-то я, почитай, всю уже извел, да и отвар варить больше не из чего. Травы мне лечебные нужны, особые! А они только в лесу недалеко от болот растут!
– Так тебя что, в лес, что ли, не пускают? Почему не сходишь за травами?
– Так ведь весна ж нынче! Болотные крысы в большие стаи собираются, брачный период у них! Это потом они на пары разобьются, а сейчас нельзя к границам болот в одиночку ходить, если конечно жизнь дорога!
– Так ты это что же, крыс испугался? Вот чудак человек. Ну попросил бы у своих пару воинов себе в помощь, чтоб они палками крыс отгоняли, пока ты свои одуванчики рвать будешь. – неожиданно сам для себя пошутил Ульвэ и весело расхохотался.
– Зря ты, мил человек, насмехаешься! – серьезно ответил знахарь. – Я тебе так скажу: если завтра же трав не набрать, то послезавтра мне к вам идти будет уже не с чем, да и незачем.
До Ульвэ наконец дошел весь смысл слов знахаря, и внезапно нахлынувшее шутливое настроение тут же улетучилось.
– Погоди, ну а вашим воинам, что же, не нужны лечебные мази, настои и отвары, что тебе даже в помощь никого дать не хотят?
– В том-то и дело, что наши добры молодцы все живы и здоровы, хворать не хворают, в сражениях давно не участвуют, а значит, и ран серьезных не получают, вот и не считает нужным воевода зря рисковать и на болота ходить.
– Это что же, выходит, когда вашим воинам помощь понадобиться, тогда воевода и людей тебе даст за травами сходить?
– Выходит, что так, а скорее всего переждем опасное время крысиных стай, да и сам я тогда за нужными травками спокойно сходить смогу.
– И когда же это будет?
– Ну через месяц, а скорее всего – два.
– Подожди-ка, а как же мои раненые братья? – начал заводиться Ульвэ.
На этот вопрос знахарь лишь молча пожал плечами и многозначительно развел в стороны руки.
Ульвэ вскочил со своего места и начал ходить из стороны в сторону.
– Значит, о своих воинах воевода заботится, а мы здесь должны подыхать, как собаки?! Вот так позвали в гости!
– Может, воевода нас со знахарем на болота отпустит? – вмешался в разговор Генрих.
– Отпустит он, жди! Нас вон за порог и то не пускают!
Хотя…
Ульвэ с размаху открыл дверь на улицу, да с такой силой, что один из часовых, дежуривших у порога, кубарем полетел вниз с крыльца. Второго караульного рыцарь угостил мощным ударом в челюсть, от которого дружинник осел на землю, а что было с ним дальше, бросившегося к калитке Ульвэ уже не интересовало. Но, похоже, что пройти через калитку так же легко, как только что через крыльцо, не удастся. Один из стоявших снаружи ограды часовых, обратив внимание на шум, уже ворвался внутрь двора с обнаженным мечом.
– А ну назад! Назад, я сказал! – крикнул на Ульвэ ворвавшийся во двор часовой.
Пока Ульвэ шарил по пустому поясу в поисках оставленного в избе меча, из-за спины первого часового уже показался другой, с многозначительно натянутой тетивой тугого лука.
Дело было дрянь, но импульсивный Ульвэ не сдавался.
– Зовите воеводу! С ним хочу говорить!
Но на заявление рыцаря русичи никак не реагировали. Один по-прежнему продолжал держать наготове обнаженный меч, второй целился из лука. Караульные явно не собирались ни звать воеводу, ни выпускать Ульвэ за ограду.
– Похоже, что мне придется вернуться в избу за мечом и с его помощью прорубить себе дорогу за ограду! – как бы сам себе, но так, чтобы слышно было всем, заявил Ульвэ.
– Не придется, – раздался голос позади Ульвэ.
Ульвэ оглянулся. Двое дежуривших у крыльца дружинников уже пришли в себя и стояли позади рыцаря с обнаженным оружием. Путь к избе был отрезан.
И тут под ноги Ульвэ упал его собственный двуручный меч. На крыльце избы стоял Генрих, это он бросил меч. Сам Генрих был в шлеме с опущенным забралом, левая рука сжимала щит, правая лежала на рукояти меча. Но меч Генрих не обнажал. Всем своим видом рыцарь на крыльце показывал, что готов к бою, но не желает его.
Ульвэ сделал движение в попытке поднять свой меч, но в землю перед ним тут же воткнулась пущенная дружинником русичей стрела.
– Одумайся, рыцарь! Иначе следующая стрела воткнется уже не в землю! – проговорил русич с луком, накладывая на тетиву новую стрелу.
И тут громко затрубил рог. Это часовые, дежурившие возле второй избы, подняли тревогу. Не прошло и минуты, как двор наполнился вооруженными русичами, которые окружили рыцарей, выставив вперед острые копья и прикрываясь щитами.
– Что здесь за шум?! – громко, но спокойно спросил зашедший последним во двор Евпатий.
– Да вот, гости твои, Евпатий, шалить изволят! – ответил Евпатию один из караульных.
Евпатий внимательно осмотрел представшую перед ним картину, затем хладнокровно прошел через кольцо ощетинившихся оружием русичей и, подняв с земли большой двуручный меч, протянул его Ульвэ.
– Это, часом, не ты обронил?
Ульвэ взял из рук Евпатия свой меч, но ничего не ответил. Внутри Ульвэ клокотали бешеные ярость и ненависть. Этот самодовольный русский витязь ведет себя как хозяин ситуации, посмотрел бы на него Ульвэ, не будь рядом пары десятков вооруженных дружинников.
– А ну-ка, ребятки, спасибо за службу, но пора всем по местам. А мы с рыцарями в избе потолкуем, чего зря под открытым небом торчать? – с этими словами Евпатий направился в избу, где располагались рыцари.
Увидев, что Евпатий в одиночку идет к рыцарям, некоторые дружинники попытались было этому воспротивиться, но после многозначительного взгляда витязя удалились восвояси.
Войдя внутрь, Евпатий сделал знак лекарю, и тот моментально покинул избу. Затем витязь сел за стол, а напротив него сели вошедшие с улицы Генрих и Ульвэ.
– У нас здесь установлен свой порядок, нарушать который себе дороже, – сурово начал Евпатий. – Кормят вас исправно, знахарь товарищей ваших врачует, чего вам не сидится спокойно? Зачем на часовых, словно белены объевшись, бросаетесь?
– Не суди строго моих товарищей, русич! – неожиданно для всех заговорил прикованный к койке из-за своего поврежденного позвоночника Михас. – Простит их пресвятая богородица, прости и ты. Они обо мне с Трувором позаботиться хотели.
Набожный Михас говорил в своей обычной манере проповедника. Евпатий, не привыкший к таким речам, да и не ожидавший, что оправдываться за товарища вдруг будет его раненый собрат, даже приподнял от удивления брови.
– Это как же, интересно, можно позаботиться о своем боевом товарище, затеяв смуту среди давших вам кров, пищу и заботу? – спросил Евпатий.
– Ты нас своей заботой не упрекай!.. – подался вперед Ульвэ, но Генрих тут же рывком за руку осадил его на место.
– Прости моего несдержанного товарища, русский воин. Ваш лекарь сказал, что больше не сможет лечить наших братьев из-за отсутствия лекарства. Мы готовы помочь лекарю и сходить за нужными травами, если у вас не хватает своих людей, – высказался обычно немногословный Генрих.
Евпатий задумался, почесывая подбородок.
– Да, воинов сейчас и правда в обрез… Ну хорошо, завтра с утра ты, – Евпатий указал на Ульвэ, – будь готов пойти с нами за нужными травами. И учти, дело серьезное, можно и жизни лишиться. Но зато будет тебе куда свою застоявшуюся силушку расплескать. А вот ты, – теперь Евпатий обращался к Генриху, – останешься за своими товарищами присматривать, пока знахаря не будет.
Рыцари не успели ни согласиться, ни отказаться, как Евпатий, дав понять, что разговор окончен, вышел из-за стола и направился к выходу.
За оградой Евпатия уже с нетерпением ждал Прошка.
– Ну как? – сгорая от любопытства, поинтересовался у вышедшего из калитки Евпатия следопыт.
Евпатий, сбросив с лица маску суровости и важности, широко улыбнулся.
– Ну, Прохор, ты голова! Все, как расписывал, так и приключилось. Этот, с двуручным мечом, который Ульвэ, и впрямь бешеный! А знахарь-то как отлично поплакался! Вот только я чуть не сплоховал. Слишком уж быстро на их предложение помощи согласился, но вроде ничего, заглотнули.
– Так значит, завтра перед рассветом пойдем? – чуть ли не подпрыгивая от радости, спросил Прошка.
– Прохор, ты не обижайся, но завтра пойдем без тебя.
Так надо.
Радость следопыта моментально испарилась. Ведь это именно он, Прохор, придумал разыграть всю эту комедию с нехваткой лекарства. Именно он благодаря своей проницательности дал абсолютную гарантию, что рыцари сами вызовутся на опасное дело ради своих боевых товарищей. А именно это и требовалось! Все должно было выглядеть так, что опасное мероприятие – инициатива именно рыцарей! И вот теперь, когда все так удачно прошло, его оставляют в лагере. Спорить с Евпатием было бесполезно, раз Евпатий уже решил, то так и будет. Да и гордость не позволяла Прошке напрашиваться, когда ему дали понять, что он будет лишним.
– Да ты чего это совсем скис, Прохор? Я же говорю, так для дела лучше будет! – взяв следопыта за плечо, проговорил Евпатий.
– Ну лучше, так лучше, – не очень убедительно, пожав плечами, ответил Прохор. – Только вот раньше ни одно такое дело без меня не обходилось… Ладно, пойду я.
Прохор развернулся и пошел восвояси, даже не попрощавшись.
«Эх, молод еще», – подумал Евпатий. – Ну, ничего, и я таким был. Со временем образумится. А мне, пожалуй, выспаться надо, завтра вставать до зари», – с этими мыслями Евпатий отправился в свой дом.
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, из лагеря русичей вышли трое совершенно разных воинов.
Облаченный в хауберк – кольчужную рубаху с капюшоном, рукавицами и такими же кольчужными чулками Ульвэ шел следом за Евпатием. Ульвэ, почти поверивший в смертельную опасность их мероприятия, с удивлением обнаружил, что русский витязь ограничился при выборе доспехов лишь защитой туловища, на котором спереди и сзади от шеи до пояса были ряды железных пластин, скрепленных кольчужным плетением. У пояса к доспехам русича был прикреплен кольчужный подол до колен, а ноги и руки Евпатия защищены не были вовсе. Если рассказ о страшных болотных крысах был правдой, то почему русский воин пренебрег защитой конечностей?
Но еще большим удивлением для Ульвэ был шагающий последним воин в пятнистой одежде. Это был один из числа их новых соседей. Как и накануне, когда Ульвэ впервые увидел странный отряд, доспехов на воине не было вовсе, если только не считать доспехами похожий на пустую половину ореховой скорлупы шлем на кожаном ремешке да странный, прикрывающий грудь и спину панцирь.
Поначалу Ульвэ воспринял странного воина с симпатией. Ведь эти люди, так же как и рыцари, держались под охраной, в соседней избе, словно тоже были пленниками. Да и добродушная улыбка воина в пятнистом, который представился Глебом, полностью к себе располагала. Однако, когда Ульвэ заметил, с каким преданным трепетом и неподдельным интересом Глеб ловит каждое слово и даже взгляд Евпатия, отношение к этому воину переменилось на настороженное.
А когда Евпатий сказал, что знахарь с ними не пойдет, Ульвэ вообще стал относиться к их походу за травами с большим подозрением. Правда, Евпатий аргументировал отсутствие знахаря тем, что того надо беречь, а нужные травы Евпатий и сам знает. Но все это звучало как-то неправдоподобно. Сам-то Евпатий, судя по всему, не опасался, что стая крыс накинется на его незащищенные ноги. А этот, в пятнистом, да кто он вообще такой? Может, конечно, его доспехи спрятаны под странной одеждой… Но где тогда оружие? Только нож за поясом, и больше ничего. Вот у Евпатия и щит с собой, и меч в ножны вложен, да еще и шестопер сбоку прилажен.
В своих раздумьях Ульвэ и не заметил, как они уже достаточно отдалились от лагеря. Шли все время по не сильно растоптанной, но вполне заметной тропе, что свидетельствовало о том, что данным направлением периодически пользовались. Через некоторое время почва вокруг стала становиться все более сырой, они явно приблизились к болоту.
– Почти пришли, – вытирая со лба выступившую испарину, сказал Евпатий и остановился.
Глеб и Ульвэ тоже остановились, ожидая дальнейших действий Евпатия. А Евпатий наклонился к земле, сорвал сбоку от тропинки какой-то цветок, затем прошел еще пару шагов, опять нагнулся и, сорвав еще пару листов какой-то травы, повернулся к Глебу и Ульвэ.
– Вот эти травки-то нам и нужны! – бодро сообщил Евпатий. – Смотрите, у этой рвать только цветки, а у этой нам листочки понадобятся. Собираем как можно больше.
С этими словами Евпатий показал своим спутникам нужные травы и выдал каждому по две небольшие матерчатые сумки с наплечным ремнем.
– В одну цветочки, в другую лепесточки? – широко улыбаясь, спросил Глеб.
– Именно так, – не отреагировал на шутку Евпатий. – Далеко друг от друга не расходимся, всегда держимся в поле зрения товарищей и, главное, не шумим, лес шума не любит.
– Есть, товарищ начальник! Разрешите выполнять? – снова весело сказал Глеб и, не дожидаясь ответа, приступил к собиранию трав, весело бормоча себе под нос: – Одну ягодку беру, на другую гляжу, третью примечаю.
Ульвэ внимательно посмотрел на бодрого Глеба, затем на Евпатия и, пожав плечами, тоже занялся непривычным для себя занятием, не забывая почаще оглядываться по сторонам, особенно на Евпатия, доверия к которому у Ульвэ так и не прибавилось.
Евпатий тем временем, делая вид, что тоже занят собирательством, сосредоточился совсем на другом. Где-то поблизости обязательно должен быть болотный великан. Именно из-за того, что здесь были явные признаки его присутствия, русский витязь и выбрал это место для задуманного плана, ведь нужные травы попадались и раньше, просто Ульвэ с Глебом этого не знали.
Евпатий поднял с земли клочок чего-то зеленоватого, на первый взгляд могло показаться, что это какой-нибудь болотный лишайник, но Евпатий точно знал, что это такое. Это были волоски шерсти болотного великана.
Если бы на месте Евпатия был следопыт Прошка, он тут же стал бы осматривать близлежащие деревья и то, как примята трава возле найденного клочка зеленой шерсти. Через какое-то время Прохор обнаружил бы одному ему заметные следы и, безусловно, отыскал по ним хозяина волосков, то есть болотного великана. Но у Евпатия были свои редкие способности, с помощью которых он и начал поиск так необходимого ему великана.
Русич потер волоски между ладоней, затем положил их в одну руку, а пальцами другой стал слегка поглаживать и прикрыл глаза. Через несколько мгновений Евпатий уже уловил нити хозяина волосков. Клочок шерсти был потерян совсем недавно и хранил четкий след своего хозяина. Евпатий устремился по тянущимся нитям, и почти сразу перед его внутренним взором предстал старый знакомый, болотный великан по имени Титран, который к тому же был еще и с добычей…
– Похоже, кто-то решил вздремнуть, пока другие делом заняты.
Сосредоточенный на болотном великане Евпатий, слегка вздрогнув от неожиданности, открыл глаза. Перед ним стоял недовольный Ульвэ с набитыми нужной травой сумами и хмуро косился на почти пустую поклажу русича.
– А я свой гербарий тоже уже собрал! – весело заявил подошедший Глеб, тем самым дав Евпатию немного времени, чтобы собраться с мыслями и объяснить, почему его сумы были почти пустые.
– Хорошо, – собрался с мыслями Евпатий, – осталось, корни болотного замогильника собрать, и можно будет возвращаться. Нам туда.
Евпатий указал направление, где, как он понял, должен быть болотный великан, и решительно зашагал вперед. Остальным ничего не оставалось, как последовать за ним.
Шагая в нужную сторону, Евпатий все отчетливее ощущал близкое присутствие великана. Еще несколько шагов, и русич специально чуть приотстал, чтобы пропустить вперед Глеба и Ульвэ. А когда они минули несколько стоящих в ряд больших сосен, то наконец увидели того, ради встречи с которым Евпатий затеял весь этот поход.
Среди невысокой растительности, рядом с поваленным стволом большой сосны сидел огромный детина и, смачно чавкая, что-то поедал. Из-за негустой, но покрывавшей практически все тело зеленоватой растительности казалось, что великан только что вылез из болота, где к нему налипло изрядное количество тины и ряски. На голове волосы у великана были более густые, но тоже с зеленоватым оттенком, а кустистые брови равномерно шевелились в такт жевательным движениям выполняемым мощными челюстями. У ног великана лежала огромная дубина, явно сделанная из ствола дерева с оставленными на ударной части обрубками веток.
Глеб и Ульвэ остановились как вкопанные, вытаращив глаза на огромное болотное чудовище.
– Ничего себе дяденька, – шепотом, больше самому себе, нежели остальным, произнес Глеб. – На Халка похож, только обросший, – продолжил Глеб и, как обычно, когда сильно волновался, сунул руку в карман, чтобы сжать в кулак лежащую там зажигалку в металлическом корпусе. Кто такой Халк, Евпатий не представлял, но великан вот-вот доест свое любимое лакомство и тогда перестанет быть как ничего не слышащий тетерев на току и сразу же их обнаружит.
Пока внимание Глеба и Ульвэ было отвлечено невиданным зрелищем, Евпатий неслышно отшагнул назад, затем, мягко прыгнув вверх, уцепился за ветку сосны и, ловко подтянувшись, оказался на дереве. Теперь надо было быстро сплести нити заклинания покрывала невидимости, но не того, что он плел, когда наблюдал с дружинниками за событиями на поляне трех холмов, а совсем иного свойства. Все болотные великаны с рождения очень близоруки, но зато обладают обонянием, которому позавидует любая ищейка. Сейчас, когда великан лакомится сырым мясом только что убитой болотной крысы, его обоняние приглушено, но от болотной крысы скоро останутся одни тщательно обсосанные косточки, и тогда от широких ноздрей Титрана не ускользнет ни один запах в округе.
А спутники Евпатия тем временем так и оставались стоять как вкопанные, наблюдая за причмокивающим от удовольствия Титраном. Теперь Ульвэ понял, о каких болотных крысах говорил знахарь, когда утверждал, что те могут быть очень опасны. Размером поедаемая великаном крыса была с хорошо откормленного большого пса, хотя если сравнивать с болотным великаном, то вот как раз для его размеров это была самая обычная крыса.
А от крысы уже, если не считать валявшихся на земле косточек, остался один хвост, который великан Титран специально оставил напоследок как самое вкусное. С характерным звуком, словно какую-нибудь макаронину, болотный великан, свернув губы трубочкой, втянул крысиный хвост себе в рот и с явным аппетитом стал хрустеть им, перемалывая большими крепкими зубами свое лакомство. Затем, вытирая ладонью запачканный кровью рот и сладко потягиваясь, сытый и довольный великан громко рыгнул и потянулся к своей лежащей у ног дубине.
Но едва кончики пальцев Титрана коснулись оружия, как великан неожиданно замер, втянул раздувшимися ноздрями воздух и близоруко прищурился в сторону замеревших неподалеку людей. В ту же секунду сытое и довольное лицо Титрана исказила маска агрессии и злобы, и болотный великан невероятно ловко для своих размеров вскочил с места, замахнулся дубиной и, дико рыча, побежал на остолбеневших воинов.
Лихорадочно соображая, что делать, Ульвэ оглянулся назад и заметил, что Евпатий уже сидит на дереве. Решив, что прятаться на дереве от чудища, у которого деревья вместо дубин, а руки и ноги сами подобны стволам, глупо, Ульвэ решил действовать по-другому.
– В стороны! – резко выкрикнул рыцарь и сильно толкнул в плечо оцепеневшего Глеба.
То ли поняв замысел Ульвэ, то ли просто отдавшись переполнявшему его ужасу и страху, Глеб побежал в сторону так, как не бегал никогда в жизни. В противоположную сторону побежал Ульвэ.
Первоначальный замысел Ульвэ сработал, болотный великан на секунду остановился и завертел головой, выбирая, кого ловить, но нерешительность длилась недолго, и Титран бросился вслед за Глебом.
Ульвэ видел, как великан в два счета догнал бегущего Глеба и занес над ним свою дубину, приготовившись нанести решительный удар. Рыцарь понимал, что помочь своему новому соседу и знакомому он не в силах. На болотном великане были высокие, обитые железными пластинами сапоги, которые защищали великана от возможных атак низкорослых людишек. А стрелкового и метательного оружия, чтобы достать поверх сапог, Ульвэ при себе не имел.
Тем временем, неожиданно для всех, высоко занесенная дубина болотного великана зацепилась своими торчащими сучьями за кроны деревьев, и это спасло Глеба от неминуемой смерти. Титран удивленно поднял голову вверх, выдернул из ветвей свое застрявшее оружие и снова устремился за Глебом.
Глеб, поняв, что великан не собирается менять свою жертву, сделал ту самую ошибку, которую многие совершают, когда им угрожает какая-либо опасность. Он сменил направление движения и побежал в ту же сторону, что и Ульвэ, как бы ища тем самым поддержки у последнего.
Поняв, что теперь уже великан бежит сразу за двумя, Ульвэ, часто оглядываясь, прибавил скорость. Ведь, прихлопнув Глеба, болотный великан наверняка устремится за новой ближайшей жертвой, а ближайшей жертвой после Глеба будет именно Ульвэ.
Догнавший Глеба Титран снова размахнулся своей дубиной, но теперь уже не сверху вниз, а слева направо, направляя оружие по широкой горизонтальной дуге. Казалось, что теперь-то участь Глеба решена неминуемо, но за мгновение до того, как дубина настигла свою убегающую цель, Глеб споткнулся о торчащий из земли корень и распластался на земле, а оружие болотного великана просвистело у него над головой. Быстро вскочив, Глеб что было сил помчался теперь к тому самому дереву, куда забрался Евпатий.
Ульвэ увидел, как взбешенный от очередной неудачной попытки болотный великан дико заревел и, следя взглядом за убегавшим и петлявшим, словно заяц, Глебом, сделал мощный замах и бросил свою огромную дубину точно в направлении ускользающей жертвы.
Сначала небывалое везение, казалось, вновь сопутствовало, каждый раз уходящему от смерти Глебу. Жутко вращаясь, точно пущенное оружие великана чудесным образом обогнуло убегающего, но тут же ударилось поперек ствола той самой сосны, на которую забрался Евпатий, и, пружинисто отскочив, ударило несущегося со всех ног Глеба прямо в лоб. От мощного удара Глеб тут же распластался на земле, не проявляя признаков жизни. Мало того, принявшую на себя силу летящей дубины сосну тряхнуло так, что сидевший на ветках Евпатий кубарем полетел вниз на землю.
Теперь уже победоносно завопивший великан в два прыжка добрался до Глеба и Евпатия, схватил каждого своими огромными лапищами и устремил хищный взгляд на Ульвэ.
Сейчас у Ульвэ была только надежда, что болотный великан удовлетворится двумя пойманными жертвами и не станет преследовать третью. Так или иначе, но не желая разделить участь болотной крысы и совершенно отчетливо понимая, что своим спутникам он уже никак не поможет, Ульвэ побежал что было сил, теперь уже совсем не оглядываясь.
Несмотря на все случившиеся, бежал Ульвэ не куда попало. Он отлично запомнил дорогу из лагеря русичей и сейчас, выбежав на нужную тропу, торопился в лагерь врагов. Иного выхода у него просто не было. Во-первых, там остались его боевые братья. А во-вторых, если болотному великану все же вздумается его преследовать, то находящиеся в лагере русские воины помогут отбиться от страшного чудовища.
По всем ощущением Ульвэ казалось, что до лагеря он уже должен был добежать, но проклятая тропинка все петляла из стороны в сторону и никак не хотела заканчиваться. Когда Ульвэ уже почти окончательно выбился из сил, он вдруг заметил характерное, треснутое и обгоревшее, видимо, от удара молнии дерево, мимо которого он уже пробегал раньше.
Ульвэ остановился. Неужели он бежал по кругу? Но как такое возможно, ведь он строго придерживался тропы, а та не имела поворотов и разветвлений.
Тяжело дыша, рыцарь стал осматриваться вокруг. И тут он встретился с жутким взглядом непонятно откуда взявшегося старика. Старик стоял возле того самого ударенного молнией дерева и внимательно, не мигая, смотрел на Ульвэ. От взгляда старика рыцарю стало жутко, тем более что Ульвэ был готов поклясться, что еще секунду назад возле дерева никого не было. Жуткий старик вырос словно из под земли. Картину дополняло еще то обстоятельство, что старик был одноногий, а пятка на единственной ноге была не как у всех людей, а развернута вперед. Но на земле при этом старик стоял более чем уверенно.
– Ну ты и бегать, мил человек! Насилу тебя догнал! – раздался вдруг позади Ульвэ знакомый голос.
Ульвэ обернулся и увидел целого и невредимого, но тоже запыхавшегося Евпатия. А непонятный старик тут же исчез, как будто его и не было.