Хроники новой Земли. Разящий крест. *** (А. В. Панов, 2016)

Октябрь 2043 года. Россия, Воронеж

С некоторых пор Савве Васильеву было неуютно на общекурсовых лекциях. Когда он подходил к аудитории, однокурсники презрительно косились в его сторону, и кто-нибудь, бывало, цедил сквозь зубы «Отступник!» или «Сатанист!»

Но так было не всегда.

Сентябрь 2042 года. Россия, Воронеж

Савва провёл детство в самом густонаселённом районе Воронежа – Северном, где высотки без стеснения налезали друг на друга, а улицы лопались от вечных пробок. Отец, Леонид Владимирович, работал на городском молокозаводе начальником отдела сбыта. Мать, Алиса Михайловна, была бухгалтером в небольшом магазине. Семья Саввы, как и большинство обычных семей, регулярно посещала церковь и считалась православной. Леонид Владимирович крестил сына, когда тому не было ещё и года, а в дальнейшем воспитывал, как настоящего христианина.

В школе худощавый белобрысый Савва был прилежным учеником, не грубил, не спорил с учителями, старался не конфликтовать с одноклассниками. Видимо, поэтому он сдружился с чересчур активным черноволосым крепышом Андреем Коржаковым, который не мог минуты просидеть без дела, постоянно искал приключений и непременно брал с собой Савву. Сегодня он мог утащить друга в готовящийся к сносу дом искать тайники с сокровищами, а завтра увезти на левый берег воронежского водохранилища, чтобы вскарабкаться на маяк. Однажды одноклассники целый день провели в лесу за городом, безуспешно разыскивая тайную избушку сатанистов, где, по рассказам старших товарищей, часто приносились в жертву кошки и собаки.

Андрей также вырос в православной семье и с каждым годом становился всё более ревностным последователем христианства. В первый день учёбы десятого класса Коржаков пришёл с большим серебряным крестом на груди. Летние каникулы Андрей провёл в православно-патриотическом лагере, друзья не виделись почти три месяца, и Савве не очень пришлись по душе резкие перемены в поведении товарища. Тот стал совершенно нетерпимым к неправославным, называл их всех без разбору сатанистами и вредными для общества элементами. Класс Саввы был практически полностью христианским за исключением невысокого молчаливого Миши Гущина из семьи атеистов. С первых же дней по возвращении из лагеря Андрей начал придираться к Мише без всякого повода, оскорблять, а иногда позволял себе влепить Гущину подзатыльник или пинок. Когда Гущин попытался сопротивляться, Андрей чуть не вскипел, как чайник, от возмущения, побагровел, вытаращил глаза и, схватив Мишу за грудки, предупредил, что если тот вздумает ещё раз сопротивляться, не оставит от него и мокрого места. Савва стоял неподалёку, наблюдал всю сцену и не узнавал друга. Сам Васильев, разумеется, тоже считал атеистов и им подобных ограниченными и неполноценными, однако отец с детства учил его, что таким людям следует помочь раскрыться, пересмотреть жизненные позиции и придти к богу с покаянием, но никак не унижать, оскорблять или желать им смерти. Савва попробовал поговорить об этом с другом, но Андрей только с сожалением покачал головой и заметил: «Смотри, Савва. Мягкотелость сейчас не в чести».

Ещё в четвёртом классе, когда им начали преподавать православие, целый урок был посвящён другим религиям и атеизму, где детям кратко рассказали, что представляют собой эти ошибочные верования. И только в десятом классе в курсе православия снова вернулись к этой теме. Каждой религии школьный священник посвятил отдельный урок. Так Савва узнал о теории Дарвина и её несостоятельности. И понял, что атеизм – такая же вера, как и все другие, только тут люди верят не в бога, а в его отсутствие. И что это страшнее для человека, чем даже сатанизм, ведь неверие в существование бога – один из самых больших грехов.

Как-то встретив на улице Мишу, Савва поинтересовался, почему тот избрал своей верой атеизм, а когда Гущин пустился в пространные объяснения о какой-то бритве Оккама, прервал его и воскликнул: «Как же ты можешь вот так вот своими руками душу свою в ад загонять?!» На это Миша ответил, что души нет, а Савва только развёл руками: «Не понимаю я тебя. Сам себя губишь».

С тех пор Васильева не покидала одна мысль: как человек, отрицая акт творения всего сущего, бессмертную душу и даже самого бога, может верить в какую-то эволюцию? Что такого особенного заключается в этом, что может завладеть разумом, обратить человека против самого себя и бога? И если это некая бесовская одержимость, как от неё избавиться? Можно ли изменить человека, привлечь его на свою сторону, сторону света, бога и веры? На какие такие потайные кнопочки следует нажать, какие рычажки секретные подвигать в душе атеиста, чтобы изменить его?

Для получения бóльших знаний об эволюции и атеизме, чем заключала в себе школьная программа, нужны были книги. Однако подобная литература имелась лишь в библиотеках университетов, и, к тому же, только для студентов некоторых специальностей. В сети же доступ к сайтам с атеистическими или эволюционными материалами был закрыт. Именно поэтому ещё в десятом классе, за полтора года до получения аттестата, Савва твёрдо решил поступать на биологический факультет воронежского Центрально-европейского федерального университета. Каково же было его удивление, когда, рассказав о своём намерении Андрею, услышал в ответ: «Я буду поступать с тобой. Хочу изучением природного разнообразия постичь всю глубину и величие творения господа!»

Центрально-европейский федеральный университет появился в Воронеже почти за десять лет до рождения Саввы. Образовали его на базе Воронежского государственного университета путём слияния с ним некоторых других учебных заведений города. Приоритет ВГУ в новой организации был неоспорим: он являлся старейшим в городе высшим учебным заведением, открытым в 1918 году. В его стенах преподавали такие великие учёные как профессор Борис Михайлович Козо-Полянский, предложивший филогенетическую систему растительного мира, Михаил Семёнович Цвет – создатель хроматографии, академик Николай Нилович Бурденко – организатор здравоохранения в Советском Союзе, основоположник российской нейрохирургии. Одним из выпускников ВГУ был лауреат Нобелевской премии по физике 1958 года Павел Алексеевич Черенков – за открытие и истолкование эффекта Вавилова-Черенкова: свечения заряженной частицы, которая движется в прозрачной среде со скоростью, превышающей скорость света в этой среде.

Когда-то напротив главного входа в университет стоял монумент времён СССР, изображающий земной шар, опоясанный надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Студенты 90-х прозвали его «чупа-чупсом» из-за длинной опоры, к вершине которой крепился шар. В начале 20-х XXI века стелу разрушили, а на пустующее место от Первомайского сквера перенесли более уместный металлический памятник, с давних времён носящий народное имя «ДНК». Сооружение состояло их трёх вертикальных штырей с нанизанными на них шарами различного размера. Вокруг по всей длине закручивалась спиралью лента с лозунгом «Слава советской науке!», а на квадратных щитах у подножия были изображены символы научной деятельности: микроскоп, атом с электронами, химические реторты, диаграммы и обвивающая медицинскую чашу змея.

По иронии судьбы именно тогда в ЦЕФУ появился факультет богословия, и в рекордные сроки была выстроена университетская церковь. Когда Савва и Андрей увидели свои имена в списке поступивших на сайте биофака, то сразу же приехали туда и поставили свечки преподобному Сергию Радонежскому – покровителю учащихся. А на следующий день отстояли благодарственную службу в Благовещенском кафедральном соборе, третьем по величине в России православном храме, построенном в начале 2000-х. Под строительство тогда отдали целый Первомайский сквер, и теперь храм, возвышаясь над оградой с коммунистическими звёздами и серпом-молотом, словно подавлял их своим величием и возвещал о победе православия в борьбе идеологий.

Конкурс при поступлении на биологический факультет в последние годы традиционно отсутствовал – лишь немногие школьники изъявляли желание обучаться по этой специальности. Отбор проводился, в основном, по анкетным данным: преимущество отдавалось абитуриентам из православных семей. Однако университет был обязан взять и некоторое количество студентов иного вероисповедания в случае, если таковые подавали документы. Потому среди тридцати четырёх учащихся на курсе вместе с Саввой и Андреем оказались два мусульманина и один атеист.

Последний, Данила Гусельников, русоволосый здоровяк с добродушным лицом, сразу пресёк всякие попытки поиздеваться над ним, пригрозив первому осмелившемуся «разбить мурло в кашу». Однако во всех остальных случаях он вёл себя пристойно и уважительно относился к собеседникам, хотя они находились редко: мало ли что на уме у атеиста – сегодня вежливый, а завтра – нож в спину.

Когда курс разделили надвое, Андрей оказался в одной группе с мусульманами, а Савва – с атеистом Данилой. Короткие перемены Гусельников проводил в одиночестве, сидя за партой с наушниками в ушах или стоя у окна на лестничной площадке. Во время больших перемен Данила куда-то исчезал и возвращался только к началу занятия. Никто из группы не общался с ним, и даже за партой он сидел один.

Сентябрь 2042 года. Россия, Воронеж

Первая неделя учёбы прошла спокойно. А вот вторую лекцию по «Основам современной биологии» невысокий седовласый профессор Трофим Сергеевич Нелюбов неожиданно начал со слов:

– Господа студенты, сегодня я расскажу вам о Дарвине, его путешествии на «Бигле» и о рождении теории происхождения видов.

При этих словах у Саввы всё внутри сжалось в крепкий комок: наконец-то у него появилась возможность услышать то, чего жаждал уже давно и нестерпимо. Все полчаса он внимал красочной речи преподавателя как завороженный, словно в реальности ощущая на лице солёные морские брызги и хлёсткие удары ветра побережья Фолклендских островов. Ему явственно представлялись туземцы Огненной земли в меховых накидках, стреляющие из лука в гуанако, скелеты вымерших ленивцев, бережно извлекаемые Дарвином из земли, галапагосские вьюрки с разнообразной формы клювами, порхающие среди тропических деревьев.

После перемены речь пошла о выводах, сделанных исследователем, и о самой теории. Ближе к концу лекции Савва заметил, что сидевший рядом Андрей начал беспокойно ёрзать. Не прошло и пары минут, как Коржаков не выдержал и крикнул:

– Трофим Сергеевич, а почему вы не говорите, что теория в корне ошибочна?

Профессор перевёл взгляд на Андрея:

– А зачем, молодой человек? Вы, как видно, и без меня это знаете, не так ли?.. А теперь, господа студенты, – продолжил Нелюбов, – если больше нет вопросов, предлагаю всем заинтересовавшимся подойти ко мне и получить на свои электронные устройства файл книги Чарльза Дарвина «Происхождение видов».

– Во даёт! – вырвалось у Андрея, но, к счастью, не так громко, чтобы услышал лектор.

– А я возьму, – сказал Савва.

– Зачем тебе эта мура?!

– Врага надо знать в лицо, так ведь?

Коржаков не нашёл, что ответить, а Васильев направился вниз к демонстрационному экрану, где уже рядом с профессором стоял Данила.

Так Савва впервые открыл запретную книгу. Каждый день после занятий он, не дожидаясь Андрея, спешил домой и принимался за чтение. Постепенно Савва узнавал новый для себя мир: мир фактов, научного анализа и логических умозаключений. Прежде не до конца ясные понятия изменчивости, естественного отбора и борьбы за существование обрели теперь объём и глубину. Дарвин последовательно и невероятно обоснованно подводил к мысли, что эволюция – это единственно верное объяснение процессам, приведшим к разнообразию видов живых существ. Он показывал, что индивидуальная изменчивость – основа эволюции, а борьба за существование – неизбежна и не прекращается ни на минуту. Ведь в каждом поколении животных выживают те, кто наилучшим образом приспособлен к условиям, в которых им предстоит существовать. Однако и эти условия непостоянны. Они меняются, а преимущество в борьбе за жизнь получают особи с высокой изменчивостью, т.е. способные приспособиться ко всему спектру изменений среды обитания. Так происходит естественный отбор.

Недели хватило Савве для того, чтобы прочесть книгу полностью. И не только прочесть, а осмыслить и сравнить с тем, что рассказывали в школе. Так у него возникло несколько вопросов, с которыми Васильев и подошёл к Трофиму Сергеевичу после следующей лекции. Договорились встретиться на кафедре профессора после занятий.

– Ну, господин Васильев, – начал Нелюбов, садясь за парту рядом со своим студентом, – о чём вы хотели поговорить со мной?

Собеседники находились в пустой семинарской аудитории, куда профессор привёл Савву подальше от чужих ушей.

– О вашей книге… Ну, то есть не о вашей, а о дарвиновской. О «Происхождении видов».

– Вы прочитали её?

– Да.

– И что думаете по этому поводу?

– Мне трудно это выразить, Трофим Сергеевич. Я… в некоторой растерянности.

– Ну? Не стесняйтесь.

– Об изменчивости и естественном отборе я, в общем-то, всё понял. Но это же говорилось о каких-то предковых формах. А как сейчас? Сотни лет лисы оставались лисами, медведи – медведями, а зайцы – зайцами. Мы не видим изменений. Не видим эволюции. Она остановилась или, может быть, её нет совсем, и Дарвин всё придумал?

– Видите ли, Савва. На примере высших форм жизни трудно наблюдать эволюцию воочию, поскольку у них смена поколений требует длительного времени. Однако мы можем в полной мере изучить эволюционные процессы на примере микроорганизмов, бактерий. Ведь они размножаются очень быстро: некоторые виды – каждые пятнадцать минут. Вот возьмём такой случай. Если мы будем какое-то время постоянно воздействовать на культуру микроорганизмов определённым ядом, то весьма скоро можем получить новую культуру, устойчивую к этому яду. И всё потому, что имел место естественный отбор: менее устойчивые клетки погибли, а более устойчивые выжили и оставили потомство. В строении микроорганизмов произошли определённые изменения, например, клеточная стенка перестала быть проницаемой для молекул яда, отчего он не смог проникнуть внутрь клетки и убить её. Вот вам и изменчивость. Причём заметьте, что подобное вполне можно наблюдать и у многоклеточных организмов, однако для этого понадобится не один год.

– То есть, получается, изменяются все виды, но медленно, так, что мы не замечаем за свою жизнь этих изменений? Если рассуждать по аналогии с воздействием яда на бактерий, то, например, лисы постоянно совершенствуют механизмы ловли зайцев, а зайцы, в свою очередь, механизмы спасения от лис. И выживают лучшие. То есть, лучшие лисы и лучшие зайцы. Но как соблюдается такой баланс, почему лисы не уничтожат всех зайцев до того, как эти зайцы изменятся?

– Природа не может такого допустить, Савва. Реакция происходит мгновенно. В биологическом смысле, разумеется. И применительно к каждому конкретному случаю. Лисы просто не успевают съесть всех зайцев, как появляются те, кого они поймать не могут, и размножаются. А когда их становится много, реагируют уже лисы, потому что им не хватает еды – неизменившихся-то зайцев успели поесть. Это всё, конечно, утрировано и схематично, однако в природе всё именно так и происходит. Вы, господин Васильев, читали «Алису в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла?

Савва кивнул.

– Так вот, то, о чём мы сейчас говорим, называется «принципом Чёрной Королевы» и гласит буквально следующее: «В этом мире нужно бежать изо всех сил только для того, чтобы остаться на месте». Это есть суть борьбы за существование. Чтобы остаться в живых и размножиться, вид должен непрестанно «бежать», то есть изменяться. Приспосабливаться к меняющемуся климату, совершенствовать способы борьбы с паразитами. А те в ответ будут меняться таким образом, чтобы подольше прожить в хозяине. Вечная борьба изменений. Как говорил древнегреческий философ Гераклит, всё течёт, всё изменяется.

– А человек? Он тоже изменяется?

– Естественно.

– А обезьяны? Тоже? Почему же они тогда не превращаются в людей?

– А как вы думаете, Савва, могут ли два писателя независимо друг от друга написать абсолютно одинаковые книги? Слово в слово? Нет? А если они, к тому же живут в разных эпохах, если их разделяют тысячи лет?

– Я думаю, это невозможно, – уверенно ответил Васильев.

– Так и один и тот же вид не может независимо возникнуть дважды. Современные обезьяны – такие же потомки того древнего примата, нашего предка, что и мы с вами. Те условия, в которых наши эволюционные ветви разошлись, уже давно в прошлом. Даже если вдруг когда-нибудь возникнут новые подходящие условия, позволяющие потомкам какого-либо вида развиться в существ, не менее разумных, чем мы, они будут во многом не похожи на нас. Человек не есть венец эволюции, как многие того хотели бы. Наша цивилизация существует относительно недолго, и кто знает, что придёт ей на смену? Но то, что эта смена произойдёт, я глубоко убеждён.

– А знаете, Трофим Сергеевич, в школе нам говорили, что Дарвин сам был христианином и хоть и отступил от веры ненадолго, но перед смертью признал свою ошибку и отрёкся от теории. Это правда?

– Да, Савва, – признался профессор, – Дарвин был христианином. Однако, обосновав свою теорию, он перестал им быть. Хотя и не только поэтому. Тут ещё смерть его дочери повлияла, другие факторы… Но не будем о частностях. Главное, что он никогда не отрекался от теории. Всё, что вам говорили в школе – вымысел. И распространила этот вымысел некая леди Хоуп – британская проповедница. Она утверждала, что посетила умирающего учёного, и он при ней отрёкся от теории и принял Христа. Однако все последние дни с Дарвином пробыла его дочь, Генриетта, которая подтвердила, что Хоуп ни разу не приезжала к отцу, и что тот едва ли вообще когда-либо с ней встречался. А тем более не отрекался от своей теории, что стоила ему стольких сил, моральных и физических. Это всё зафиксировано в воспоминаниях современников, во многих книгах. Если будете иметь такое желание, я могу дать вам что-нибудь почитать. А ещё посоветовал бы вторую работу Дарвина – «Происхождение человека». Вам будет полезно.

– Спасибо, Трофим Сергеевич. – Савва чуть помедлил: – Скажите, вот Дарвин был первым, кто заметил возможность эволюции, а были ли другие учёные после него? Те, кто продолжал изучение и сбор доказательств. Или все остальные книги по эволюции, что читают атеисты, лишь толкования учения Дарвина?

– Молодой человек, – взмахнул руками профессор, – да вы, оказывается, не имеете ни малейшего представления, что читают и что думают люди, не верующие в бога! За время, прошедшее после выхода книги Дарвина, было проведено невероятное количество исследований. Вы знаете, Савва, что за наука – генетика?

– Немного, – замялся Васильев, опустив глаза. – В школе говорили, что в каждой клетке есть гены, по которым строятся белки, составляющие наше тело. Генетика изучает эти гены, чтобы понять, как формируются живые объекты.

– Мне всё с вами ясно, – хлопнул по столу Трофим Сергеевич. – Обязательно заходите ко мне на следующей неделе – я принесу вам несколько книг из своей библиотеки. Заметьте, бумажных, так что захватите крепкую сумку.

У входа в университет Савва столкнулся с Андреем.

– Савка, я тут тебя жду, – объяснил Коржаков. – Давно домой вместе не ездили. Ты освободился?

– Ага. Пойдём.

Друзья направились к остановке.

– Когда тебе папашка машину-то выделит?– спросил Андрей. – Возил бы меня в универ и обратно.

– Я пока особо и не стремлюсь. В принципе, доверенность он может хоть сейчас сделать. Только что-то рулить в пробках не тянет.

– Ну, ты уж как-нибудь решай побыстрей: я ведь тож страдаю! Девчонок на курсе полно, а мы без машины! Сейчас бы сели, в кафешку какую сгоняли, вот жизнь!

– Ладно, Андрюх, я подумаю, как тебя осчастливить, – подмигнул Савва. – Во – наш едет.

Друзья влезли в троллейбус и уселись на заднее кресло.

– Ну что, прочитал «библию» атеистов? – усмехнулся Андрей.

– Дарвина что ли? Прочитал.

– Ну и как?

– Да никак пока. Вроде всё логично: ископаемые там, птички, борьба за существование. Но ведь наша «Библия» совсем другое говорит.

– Вот-вот. А её не какой-то там Дарвин написал. Сам бог диктовал. Разве можно не верить богу?

– Но ведь и у Дарвина целая система выстроена. Всё одно к одному.

– И что? – хмыкнул Коржаков. – Я тебе таких систем навыдумываю! Хотя их и так в мире полно: ислам, буддизм, язычества всякие. Чёрт ногу сломит! И всё мимо цели. Ты же веруешь в бога, в Христа?

– Конечно.

– Ну вот. Чего ж тебе ещё надо-то?! «Люби господа своего, как самого себя», помнишь? Любишь – значит, и верить должен безоговорочно. Так?

– Так.

– Вот и весь сказ. Что там ещё Нелюбов тебе наплёл?

– Ну, во-первых, что Дарвин не отрекался от теории перед смертью.

– Это с чего он взял?!

– Так утверждала дочь Дарвина.

– Ха! Такая же атеистка! А ты поверил? Знаешь же – нельзя верить атеистам. Они соврут и глазом не моргнут. Это же кривые души, совершенно безнравственные люди.

– Не думаю, чтобы Нелюбов был таким уж безнравственным, – покачал головой Васильев.

– О-ой! – скривил губы Коржаков. – Ты его давно знаешь-то? Без году неделю! Он же окучивает тебя, неужели не понятно? Переманивает в свою секту. А ты уже и готов, нашёл профессор дурака!

– Похоже, – согласился Савва. – Он мне ещё обещал на следующей неделе принести книги по эволюционной генетике.

– Генетике? Это клеточки-белóчки? Ну-ну. Забивай себе голову мурой. Смотри только не увлекайся слишком, – Андрей легонько толкнул друга кулаком в плечо, – а то потом доставать тебя оттуда не буду.

– О чём речь, Андрюх! У меня пока голова на плечах имеется.

– Знаешь что, в воскресенье с тобой на литургию пойдём: помолимся, причастимся. Изгонишь из себя мысли атеистические.

– Давай. А то уже неделю в церкви не был.

Друзья ненадолго замолчали.

– Профессору твоему ещё повезло, что он уже давно профессор, – глядя в окно, заметил Андрей. – Вот двоюродный брат одногруппника моего, Лёхи Попова, стал атеистом в университете, а теперь работает рядовым инженером. И никогда ему не стать даже руководителем группы. Подумай над этим на досуге.

– Я уже об этом думаю.

Октябрь 2042 года. Россия, Воронеж

Осень сорок второго года была необычайно промозгла и холодна. Пробирающий до костей ветер и постоянная морось отбивали всякое желание выходить лишний раз из дома без крайней необходимости. В один из таких вечеров Савве позвонил Андрей и пригласил его посетить одно занимательное местечко. Едва Савва успел одеться, как в дверь позвонили.

– Здравствуйте, Леонид Владимирович, – поздоровался Андрей с открывшим дверь старшим Васильевым. – Я за Саввой. У нас на сегодняшний вечер запланирована культурная программа.

– Заходи, – пригласил хозяин.

– Я уже готов, – откликнулся Савва и появился за спиной отца, натягивая куртку. – Пошли.

– До свидания, Леонид Владимирович.

– Я позвоню, – бросил на выходе Савва.

– Ну, и куда мы направляемся? – поинтересовался Васильев, когда друзья вышли из подъезда.

– Ты слышал о клубе «Кресты»?

– Ничего определённого.

– Это на Миронова, недалеко от окружной. Там собираются Православные дружинники. Местные, в основном. Пока ты свои писульки атеистические изучал, я познакомился с одним парнем, дружинником. Он меня пригласил, а я решил и тебя захватить. Хоть отвлечёшься немного.

Клуб «Кресты» располагался в подвале жилого дома под магазином церковной утвари. Над лестницей висела яркая мигающая время от времени вывеска, где вместо буквы «т» был изображён православный крест. Спустившись вниз, Савва и Андрей оказались в большом слабо освещённом зале, уставленном деревянными столами с лавками. Колонны и стены были расписаны замысловатыми орнаментами, использующими крест, как центральный элемент. В глубине зала виднелась барная стойка, над которой красным светилась надпись «За Русь православную!» Звучала музыка. Сквозь тяжёлые гитарные риффы пробивался хриплый бас, поющий что-то о храме господнем на Земле. Людей было не много – человек двадцать. Большинство в чёрном. У многих на рукавах красные повязки с белым православным крестом – знак дружинника. Следуя за Андреем к стойке бара, Савва прошёл мимо приоткрытой двери в соседнюю комнату. Через щель он успел заметить иконы и горящие свечи – часовня.

Бармен, плотный паренёк лет тридцати с рыжей щетиной на лице, поинтересовался, что налить гостям.

– Пива, – ответил Андрей за двоих. – Нашего «Воронежского».

– Отличный выбор, – улыбнулся бармен, доставая кружки.

– Скажите, – обратился к нему Коржаков, – Пётр сегодня придёт?

– Он здесь, в часовне. Посидите, выпейте – он скоро к вам присоединится.

Друзья взяли кружки и опустились на лавку за ближайший стол. Когда пиво было уже почти допито, подошёл высокий коротко стриженый дружинник с бородой канадкой:

– Приветствую! – Пётр протянул руку. – Решил всё-таки прийти? И товарища привёл. Молодец!

Он сел напротив, заказал себе пива и спросил:

– Ну, как учёба идёт, перваки? Биолухи вам ещё голову не заморочили своими идеями?

– Есть немного, – ответил Андрей. – Вот моему другу Савве уже один профессор книжек надавал гору. Теперь читает.

– В самом деле? – поднял брови Пётр. – Тебе зачем?

– Да так, – отмахнулся Савва. – Для общего развития.

– Не в ту сторону развиваешься. Смотри, не увлекайся больно.

– Вот и я ему о том же, – поддакнул Андрей.

– Лучше жития почитай. Или вот – я тебе книжку нашу дам. Разберёшься, за что и против чего мы боремся, какие идеи несём в массы. Будете уходить – напомните.

– А ты, стало быть, дружинник? – поддержал тему Савва.

– Да, уже три года, – гордо ответил Пётр. – Надо же кому-то стоять на страже моральных устоев общества, если полиция не справляется. Мы делаем мир чище и светлее!

Тут дверь клуба распахнулась, и в зал ввалился объёмный бородач чуть за сорок в джинсовом костюме и с увесистым золотым крестом на шее. Компания за крайним столиком зашумела, к толстяку приветственно потянулись руки. Перекинувшись парой слов с приятелями, джинсовый бородач окинул взглядом зал, прищурился в сторону Саввы с Андреем и направился к их столу.

– Лёха! – крикнул он по пути. – Что за бурда у тебя играет?! Давай что-нибудь старенькое! «Морену» поставь или «Екклесиаста».

Бармен поспешил выполнить просьбу, а толстяк тем временем остановился рядом со вскочившим для приветствия Петром.

– Здорóво, Петя, – с улыбкой похлопал его бородач по плечу. – Что, новичков вербуешь? Меня зовут Назар.

– Лидер нашего отделения дружины, – вставил Пётр.

Гости представились, Назар сел за стол и спросил:

– Откуда вы, ребята, чем занимаетесь?

– На первом курсе биофака учимся, – ответил Савва. – В ЦЕФУ.

– О-о. В самом логове врага окопались? Умнó. И много у вас дарвинистов?

– На нашем курсе один всего.

– Повезло – мозги пудрить будут меньше. – Назар поднял руку: – Лёша, четыре пива и отбивных с картошечкой. Я угощаю, – объяснил он гостям. – И без разговоров.

– Я тут рассказывал ребятам о роли нашей организации в жизни общества, – начал Пётр. – Предлагал им литературу…

– А они хотят вступить в дружину?

– Ну, мы думаем пока, – уклончиво ответил Андрей.

– Думайте, – наклонился к столу Назар. – Хорошо думайте. Сейчас такое время… Скоро понадобятся все силы. Каждый человек будет на счету. Недолго осталось нечисти по городу шататься. И наше дело – этот процесс ускорить. Только когда адепты других религий перестанут выносить свою веру из храмов, когда на улицах не останется содомитов всех мастей, а все православные девушки будут считать рождение детей смыслом своей жизни, только тогда мы будем спокойны за будущее России.

– А что вы думаете с ними со всеми делать? – поинтересовался Савва.

– С верующими других конфессий договориться проще всего. А вот с остальными придётся решать дела грубой силой. Иначе ведь они не понимают! Геи, например, всякие, лесбиянки – этих уже не изменишь. Лично я бы таких элементарно ликвидировал. Но, скорее всего, их просто лишат гражданства и выпрут из страны без права въезда. Атеистам можно предложить отречься от эволюционизма и принять Христа. Либо тоже – вон из России. Не все они безнадёжны, надо признать. А всяких чайлдфри посадить на годик-другой: пусть подумают. Освободятся – сразу рожать кинутся.

– Законов пока таких нет, – заметил Андрей.

– Пока. Наша партия «Православная Россия» недаром тридцать шесть процентов составляет в Думе: ребята работают. Нужные законы пишутся, будьте спокойны. Скоро мы всех этих гавриков под уголовку подведём. И содомитов, и атеистов, и детоненавистников. Вот так!

Назар легонько стукнул кулаком по столу и откинулся на спинку лавки. Принесли ужин.

Домой Савва вернулся поздно. Голова трещала от выпитого пива и проповедей Назара. Сил хватило только, чтобы, умывшись, доползти до кровати. Рано вставать не было необходимости: завтра суббота, и занятий в университете не планировалось.

Наутро Савва встал, когда время уже приближалось к обеду. Родители давно позавтракали, потому Васильев ел в одиночестве и одновременно с пищей «переваривал» вчерашние разговоры. Убеждать Назар умел, спору нет. Но не слишком ли всё это круто? Одних в тюрьму, других за границу? Дискриминация кого-либо в человеческой истории пока ни к чему хорошему не приводила. Да и дело ли христианина дубиной вбивать веру в головы окружающих? Или дубинкой? Как у дружинников. Разве Христос этого хотел? «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное… Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю… Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут… Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Вот истина, вот руководство к действию. Не так, как сейчас, жить нужно, не так. «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное». Об этом-то православные и забыли. Не кулаком в морду, не дубинкой по почкам, не штрафы и тюрьмы должны быть мерами воздействия на общество. Только слово божье, кротость и стремление к миру. Только стойкостью в часы гонений можно проложить путь вере в народные умы. Только на своём примере надо показывать, насколько вера в господа крепка и нерушима. Лишь когда люди увидят, что христианство – не безудержная агрессия, не дубина с наручниками, а миролюбие, праведность и доброта, тогда не станут отворачиваться от веры, она перестанет вызывать неприятие и ненависть. Ведь это ж всё от злобы происходит. От того, что видят люди, какими средствами пользуется церковь. Неужели патриарху и приближённым его трудно понять такую простую истину?! Всё же написано: бери Евангелия и читай! Всё перед тобой. Но они выбрали путь лёгкий. Путь древней католической инквизиции. А что такое дружинники, если не инквизиция? Она самая.

А Андрей-то как увлёкся! Прямо таки видит себя в чёрной униформе с красной повязкой на руке. А главное, с дубинкой на поясе. «Пора научить выродков уму разуму!» – напутствовал вчера Назар. Но если подумать, все ли они – выродки? По поводу содомитов трудно спорить: как их перевоспитывать – не понятно. Это уже окончательно отданные сатане души. А атеисты? Чем они хуже тех же мусульман? Или индусов? Верят в свою эволюцию, и пускай верят. Ведь если научные факты были бы верными, неужели остальные люди не признали бы этого? Значит, что-то в теории не так. Значит, есть какие-то ошибки, и стоит лишь указать на них – и атеисты могут засомневаться. А такого рода сомнения есть путь к богу. И никакого применения силы! Стоит только найти эти ошибки и указать.

– Савва…

Отец стоял в двери комнаты и нерешительно почёсывал затылок:

– Я тут увидел книги у тебя на столе… Может, объяснишь сей странный факт?

Савва отложил в сторону увесистый томик и повернулся к отцу:

– Эти книги мне дали в университете. А что не так?

– Ладно, если бы это были одна-две с общей информацией. Но тут их четыре, как я вижу. Причём, парочка – узкоспециальные. Дело в чём… Мама тоже увидела и очень разволновалась. Ты, надеюсь, понимаешь, почему? Пришлось её успокоить, сказать, что ты пишешь реферат по биологии.

– Так и есть, – ответил Савва. – В некотором роде.

– В некотором роде, – повторил Леонид Владимирович и вздохнул. – Что ж… Будем так считать и далее. Только, прошу тебя, убирай книги в стол, когда уходишь.

– Хорошо, папа.

– И не забывай, кем я работаю, и какие последствия может повлечь твой… «реферат» в определённых обстоятельствах.

– Я понимаю.

Леонид Владимирович уже собрался выйти, но на секунду задержался:

– Савва, как ты смотришь на то, чтобы нам завтра втроём на утреннюю службу сходить?

– Я не против.

– Вот и славно, – улыбнулся отец.

Ноябрь 2042 года. Россия, Воронеж

Чем больше книг читал Савва, тем меньше у него оставалось надежды найти те несоответствия в теории эволюции, которые позволили бы признать её ошибочность. Он понял, что теория Дарвина – лишь основа, на которой построена современная синтетическая теория эволюции, объединяющая в себе данные различных наук, и прежде всего, генетики, палеонтологии, молекулярной биологии.

Доказательств было настолько много, что Савва в какой-то момент поймал себя на мысли, что начинает сомневаться в правильности своего жизненного пути. Васильев поначалу испугался такого чувства: он вовсе не хотел стать перебежчиком и предателем бога, которого по-настоящему любил и которому был благодарен за своё существование в этом мире. Потому единственно верным решением в сложившейся ситуации Савва посчитал разговор со своим духовником – отцом Ионой, которого знал с детства и считал умным, начитанным и проницательным человеком.

В небольшой чайной комнатке отца Ионы было тихо и уютно. Две чашки зелёного чая и вазочка с имбирными пряниками уже ждали собеседников, когда те вошли. Усаживаясь за стол, Иона спросил:

– Итак, Савва, что тебя тревожит? Рассказывай.

Васильев кратко изложил причину своего прихода: сообщил об изучении трудов по эволюционизму и признался в возникших сомнениях. Сухопарый высокий священник внимательно слушал, поглаживая длинную с проседью бороду.

– Такое сомнение, сын мой, совершенно естественно, – поспешил успокоить гостя Иона. – Не почитай это за преступление и не вини себя. Странно было бы, если таких помыслов никогда не возникло бы. Ведь у тебя, Савва, ум пытливый от рождения. Не надо пугаться: помни, предметы веры потому и требуют веры, что они непостижимы для ума. Так и должно быть!

– Но что же мне делать?

– «Сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой». Нельзя вечно сомневаться, иначе вскоре не сможешь вернуть цельность души. Помни, что сомнения в вере происходят не от нашей воли, но от диавола. Разрешить такого рода сомнения путём умственных упражнений невозможно. Это было бы подобно тому, как если кому захотелось бы понять конечность или бесконечность пространства и времени. Или поднять себя самого за волосы. Настоятельно тебе рекомендую, сын мой, пренебрегать такими искушениями. Послушай одну историю. В монастыре поселился молодой послушник. Однажды на него напали хульные помыслы неверия, и он так испугался, что не осмелился рассказать об этом своему игумену, опасаясь быть выгнанным из монастыря. Старец, видя печальное лицо послушника, спросил, что с ним. Но тот лицемерно ответил: «Ничего, отче, всё хорошо». Так прошло несколько лет. Игумен опять поинтересовался, в чём причина уныния. Послушник снова ничего не ответил. Через некоторое время старец спросил его в третий раз и повелел открыть свою душу. Тогда послушник со страхом упал ему в ноги и раскрыл причину своего долговременного мучения. Игумен повелел распахнуть на груди одежду, а когда тот распахнул, сказал: «Стань против ветра!» Послушник повиновался. «Ты можешь запретить ветру прикасаться к груди твоей?» – «Нет». – «Так знай: не можем мы запретить и злому духу прикасаться к душе нашей!» И послушник успокоился. Совет мой таков: не обращай, сын мой, внимания на эти пугающие чувства и мысли. Душа должна быть тверда, а помыслы – чисты.

– Благодарю, святой отец. Но это путь спасения для меня, для человека верующего. Я же хочу спорить с атеистами, попытаться переубедить их.

– Тяжёлую задачу поставил ты себе, Савва. Не каждый решится на такое великое дело, «ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем». С атеистами надо разговаривать на их языке, языке науки, иначе понимания не добьёшься вовек.

– Святой отец, вы человек мудрый, прочитали множество книг. Известны ли вам слабые места теории эволюции? Помогите мне.

– Должен огорчить тебя, сын мой, – признался священник, – я не так много знаю. Но кое-чем помочь смогу. Вот, например, утверждается, что одни виды произошли от других. Но где тогда переходные формы? Почему не обнаруживают ископаемые с только развивающимися руками, ногами, крыльями и другими органами? Должны же были палеонтологи хоть однажды встретить плавники рыб, превращающиеся в ноги земноводных, или жабры, постепенно превращающиеся в легкие. Должны были бы существовать пресмыкающиеся, передние конечности которых превращались бы в птичьи крылья, чешуя – в перья, а рот – в клюв. Но таких до сих пор не обнаружили. Это ли не странно?

Скажу больше, – продолжил отец Иона. – Совершенно не понятно, как смогли сформироваться некоторые структуры в процессе эволюции. Полагаю, сын мой, ты владеешь хотя бы общей информацией о бактериях? Очень хорошо. Возьмём бактериальный жгутик – орган движения. Внутри клетки, у основания жгутика, находится особый молекулярный мотор, использующий энергию химических связей. Когда он работает, жгутик вращается, и бактерия перемещается. Ты удивлён, Савва, глубиной моих познаний? Просто я с должной ответственностью подхожу к своей работе. Иначе какие бы я давал советы прихожанам? – священник хитро прищурился. – Вот, например, тебе сейчас? «Общающийся с мудрыми будет мудр, а кто дружит с глупыми, развратится». Но вернёмся к жгутику. Я глубоко убеждён, что он не мог развиться путём эволюции. Эволюция есть постепенное усложнение, но изыми из механизма жгутика хоть одну составляющую, и он перестанет работать. Следовательно, этот орган движения никак не мог развиваться постепенно. Ну что, Савва, достаточно тебе доказательств для того, чтобы рухнул карточный домик дарвиновской теории?

– Факты, бесспорно, удивительные, святой отец. Но как быть с происхождением человека?

– А что с ним не так, сын мой?

– Генетики – и я сам читал все подробности – показали, что геном человека – это изменённый, эволюционировавший геном нашего общего с обезьянами предка. Значит, человек не создан богом?

– «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его. …и стал человек душою живою». Но на минуту предположим, что человек – бездушное животное. Тогда вся наша мораль – это что-то надуманное, надо срочно отказаться от неё. Можно блудить, прелюбодействовать, даже скотоложествовать, ведь любой скот – то же, что и человек! И убийство несовершенных с той или иной точки зрения людей тоже не является чем-то ужасным! Ведь если никто не создал меня, то никого нет надо мной, и не существует абсолютного добра и зла. Так думал Гитлер, так думал и Сталин. Они уничтожили миллионы и не считали, что в этом есть что-то дурное. Их действия лишь способствовали достижению главной цели дарвинистской философии: выживают сильнейшие. Я не прав?

– Конечно, правы.

– Тогда почему человек настолько отличается от других животных? Почему он настолько разумен, почему способен абстрактно мыслить, владеть языком, обучаться? Животные сами приспосабливаются к среде, а человек меняет среду по своему усмотрению, создаёт искусственные экосистемы, строит города, используя рукотворные орудия труда. В конце концов, человеку удалось приручить многие виды животных и использовать их в хозяйстве. А всё это лишь потому, что мы – не часть животного мира. Да, мы похожи по строению на братьев наших меньших, но это просто дань единообразию всего живого. В одной и той же экосистеме не могут жить абсолютно разные существа, так ведь? Потому мы и созданы богом по той же схеме, что и другие животные, но отличаемся от них наличием души. В ней вся суть, сын мой. Она в нас – от бога.

– Я очень рад, что решил прийти к вам, святой отец, – сказал Савва. – Вы мне очень помогли: вернули спокойствие и уверенность в себе, своих силах и правоте.

Он встал из-за стола, поклонился священнику и поцеловал его руку:

– Спасибо вам за поддержку в трудную минуту.

– Иди с миром, сын мой, – перекрестил Савву отец Иона. – «Облекись во всеоружие Божие, чтобы можно было стать против козней диавольских». Да пошлёт тебе господь успеха в делах твоих. «Если будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас».

Всю ночь валил снег, первый в этом году. К утру сугробы доросли почти до полуметра, и Савве на отцовском «Рено» пришлось около двадцати минут стоять в веренице автомобилей на выезде с подземной стоянки, ожидая, пока дворники расчистят дорогу. Карауливший снаружи Андрей, практически на ходу впрыгнул в салон:

– Ну и погодка!

– Да уж, придётся нам изрядно в пробках постоять сегодня.

Они вывернули на Хользунова и стали ещё одним члеником автогусеницы, медленно ползущей к Московскому проспекту – главной правобережной «артерии» города.

Ещё вчера вечером Савва основательно обдумал разговор с отцом Ионой и пришёл к выводу, что некоторые тезисы священника довольно спорны, даже если рассматривать их с высоты школьных знаний. Например, что человек, в отличие от животных, способен обучаться. Какое же это отличие, когда даже собаки прекрасно обучаются! А шимпанзе сами учат потомство ловить муравьёв на прутики. Менять среду обитания и строить города может опять же не только человек: кроты роют норы, бобры создают великолепные плотины на реках, а уж каковы по сложности своего устройства муравейники! Самые настоящие города! Просто каждый вид применяет те инструменты, какие имеет в соответствии со своим положением на эволюционной лестнице. Да и в использовании других видов себе на пользу человек далеко не одинок. Муравьи расселяют по растениям тлей, защищают их от божьих коровок и питаются их выделениями. Ведь прямая же аналогия с коровами! Так что отец Иона сам во многом заблуждается. И авторитет его в вопросах критики эволюции становится от этого весьма сомнительным.

Припарковавшись возле университета, Савва взял с заднего сидения сумку и сказал:

– Ты, Андрюх, меня не жди сегодня. Езжай домой сам. Я Нелюбову книги понесу, возможно, поговорим ещё с ним немного.

– Далась же тебе эта эволюция! – хмыкнул в ответ Коржаков, открывая дверцу.

Перекусив в столовой после третьей пары, Савва отправился на кафедру профессора Нелюбова и в дверях чуть не столкнулся лбом с выходившим Данилой. Гусельников удивлённо посмотрел на Васильева, но задерживаться не стал, и Савва вошёл внутрь:

– Здравствуйте, Трофим Сергеевич.

В кабинете, кроме профессора, никого не было. Нелюбов поднялся из-за стола и пошёл навстречу Васильеву.

– Добрый день, молодой человек. Чем порадуете? Книги принесли? Все?

– Нет, только две, – Савва вынул книги из сумки и протянул профессору. – Остальные ещё не прочитал.

– Но представление уже имеете, так? Вопросы какие-то возникли?

– Конечно, Трофим Сергеевич.

– Тогда прошу садиться, господин Васильев. Будем разговаривать: есть у меня ещё минут двадцать.

Савва взял стул от соседнего стола и подвинул ближе к Нелюбову.

– Во-первых, я хотел спросить о переходных формах. Мне показалось странным, что нигде не пишут, например, об ископаемых с полуплавниками-полуногами или полужабрами-полулёгкими. То есть о формах с только начавшими развиваться новыми органами. Как это объясняют эволюционисты?

– Очень просто, Савва, – улыбнулся профессор. – Вы пока ещё не владеете всей информацией. Учёным хорошо известны лапообразные плавники кистепёрых рыб. Снято немало фильмов о том, как латимерии ходят по каменистому дну на своих плавниках. Это – факт. Жабры никогда и не превращались в лёгкие. Это совсем разные органы. Лёгкие развились как выпячивание стенки пищевода, и у многих даже современных рыб жабры сочетаются с лёгкими. Перейдём к птицам. Как показывают эмбриологические данные, перья птиц являются преобразованными чешуйками рептилий. Известны даже ископаемые рептилии с перьями. Да и клювы имеются не только у птиц. Клюв – это же роговой покров, расположенный на челюстях. Клювы неоднократно возникали в разных группах рептилий. Яркий пример из ныне существующих видов – черепахи, которые потеряли зубы и пользуются замечательными клювами. У птиц приспособление к полёту потребовало облегчения тела, а особенно головы. Челюсти с зубами, оказались тяжелее, чем покрытые роговым чехлом. Потому естественный отбор оставил птиц с клювами. Я удовлетворил Ваше любопытство?

– Более чем. Выходит, переходные формы всё же есть?

– Разумеется.

– Тогда я хотел бы узнать следующее, – и Савва описал профессору неоднозначную ситуацию с бактериальным жгутиком.

– Ничего странного в этой системе нет, – начал Нелюбов. – Естественно, исключив какую-то деталь из механизма жгутика, мы нарушим его работу. Однако установлено, что некоторые бактерии обладают системой, включающей все компоненты крепления жгутика, но не «двигатель». Такой жгутик работает как «шприц» для введения яда при нападении на других бактерий. Замечательно, что различия между двумя системами допускают эволюцию одной системы из другой с изменением функции.

– Я понял, Трофим Сергеевич. – Профессор импонировал Васильеву открытостью и доброжелательностью, а потому Савва решил признаться: – На самом деле, я всё пытаюсь обнаружить уязвимые места теории. Хочу понять, насколько она крепка и устойчива.

– И правильно делаете, молодой человек, – поддержал Нелюбов. – Продолжайте в том же духе. Чем больше будете во всём этом копаться, тем быстрее найдёте истину.

– А в чём она?

– Это вы должны понять сами. Приходить к каким-либо выводам надо своим умом. Но опираясь на непреложные факты, о которых можно узнать из книг или от других людей.

– В таком случае, у меня ещё один вопрос. На этот раз он связан с человеком. В христианстве считается, что человек создан отдельно от животных и наделён, в отличие от них, бессмертной душой. Отсюда происходит наша потребность в моральных принципах и законах. Но если мы всё-таки произошли от общего с обезьянами предка, то мы – животные. А раз так, то, может быть, потребность в нравственности у нас искусственная? Может быть, не стоит нам заморачиваться со всеми этими правилами и законами? Будем вести себя как животные, поскольку такое поведение для нас, как животных, нормально. Возможно, и Раскольников Достоевского был прав, считая, что настоящий человек должен переступать через правила общественной морали?

– Савва, вы поставили себя в зависимость от явной логической ошибки. Если человек – животное, это ещё не значит, что к нему применимо всё то и только то, что присуще животным. И наоборот. Ведь вы же не будете утверждать, что деревянный шкаф и деревянный стул – это одно и то же, правда? Человек хотя и животное, но высокоразвитое животное. Мозг человека весьма сложно устроен, в нём огромное количество нейронных связей. Потому мы обладаем замечательным абстрактным мышлением, хотя зачатки его есть даже у попугаев. Стоит ли упоминать обезьян с их способностью обучаться языку жестов? Так вот, поскольку мы – существа высокоразвитые, а к тому же социальные, нам просто необходимы некие правила поведения в обществе. Муравьи тоже живут большими колониями, однако им проще: мозг их достаточно примитивен, они действуют инстинктивно. У человека же, в силу высокого развития его мозга, наряду с общественными обязанностями возникают личные потребности: желание выделиться, чего-то добиться в жизни, желание исследовать окружающий мир, теоретизировать, отстаивать свою, личную, точку зрения. Разумеется, при этом неизбежны конфликты с другими людьми. Вот поэтому уже первобытные социумы начинают придумывать правила поведения, чтобы сохранить общество жизнеспособным. И эти правила находят отклик в психике человека, ведь само по себе высокое развитие мозга в условиях совместного проживания группы людей обеспечило нас способностями к сопереживанию и самопожертвованию, а также механизмом, препятствующим убийству и насилию. И наличие таких способностей есть результат именно эволюции человека как социального существа. Вспомните, ведь даже Раскольников в итоге не смог переступить через свою совесть, которой изначально противно всякое насилие.

– Трофим Сергеевич, так вы считаете, что «Библия» не права?

– В вопросе мироустройства – да, не права.

– А если «Библия» не права, то, может, и бога, который её диктовал, нет?

– Моё личное мнение таково, что бога, описываемого в христианской книге, не может существовать. Вы читали сие сочинение, молодой человек?

Савва смущённо отвёл взгляд:

– Да, но не всё: «Ветхий завет» частично. Но «Новый» полностью прочёл.

– И неужели Вы не заметили странностей и несоответствий?

– Может быть, но ведь «Библия» – древняя книга. Не следует всё написанное воспринимать буквально.

– Этак можно что угодно перевернуть с ног на голову! – усмехнулся Нелюбов. – Здесь понимаем буквально, а здесь у нас метафора. И всё – в произвольном порядке. А точнее, в том, какой требуется церкви. В этом ключе вы не думали?

– Нет.

– Так вот, если воспринимать буквально всё, что говориться в этой книге, можно вполне прийти к заключению о невозможности существования библейского бога.

– Ну, хорошо, предположим, библейского бога нет. А вообще бог? Он для вас существует?

– Здесь, Савва, ситуация такова. Наука не может доказать как существование, так и несуществование бога. Как некоего высшего существа. Существование его – даже не гипотеза, поскольку гипотеза должна быть основана на каких-то фактах, которые можно зафиксировать. А зафиксированных проявлений бога до сих пор нет. Доказать же существование явления, которое себя никак не проявляет, невозможно. Равно как и несуществование. И в этом случае наука придерживается позиции невключения подобного явления в систему мира, пока явление себя не проявит.

– То есть, если бы бог себя как-то проявил, наука бы признала его существование?

– Разумеется.

– А чудеса и деяния, описываемые в «Библии», в расчёт не берутся?

– Нет, Савва. В книге можно написать, что угодно. Бумага всё стерпит. Но это не значит, что нужно принимать любые написанные слова на веру. Знания дают только повторяемые эксперименты. Однако применить научный метод к явлениям из «Библии» не представляется возможным. Кстати, вы оставьте мне адрес своей электронной почты – я пришлю подборку небольших статей о противоречиях в «Библии». Почитаете, подумаете… – Нелюбов поднялся. – А сейчас мне, к сожалению, уже пора, молодой человек. Заходите ещё как-нибудь.

По пути из гардероба Савва заметил в холле Андрея. Подошёл:

– Ты здесь ещё?

– Да, Петруху встретил, поболтали. А перед этим забежал в спортивный отдел. Представляешь, они до сих пор набирают в секцию по баскетболу!

– Ну? – оживился Савва.

– Я записался. Тебя ждать не стал и записал тоже. На следующей неделе тренировка. Ты же не против?

– Нет, конечно!

– Мы с тобой неплохо в школе сыгрались, по-моему. А?

– Точно! Молодец, что записал. Теперь поиграем!

Друзья отыскали на парковке автомобиль Саввы и, удобно устроившись в мягких креслах, стали ждать прогрева салона.

– Кстати, есть новость, – сообщил Андрей. – В субботу идём на митинг против дарвинизма. Пётр пригласил.

– А какая программа?

– Да я точно не знаю. Плакаты, речи… Как обычно. Но я сразу согласился: нечего дома сидеть! Гражданскую позицию надо проявлять активно: не болтовнёй в клубах, а на демонстрациях. Я так считаю. Согласен?

– А смысл?

– Как это? – Коржаков аж подскочил в кресле. – Ты разве не понимаешь, что чем чаще мы будем публично заявлять о своей позиции, тем быстрее могут произойти нужные нам изменения? Мы ж не абы где митинговать будем – перед администрацией! Пусть власти видят, что хочет народ.

– Думаешь, эффект будет?

– А как же?! Обязательно! Нас же большинство, а мнение большинства власти учитывать обязаны.

– Ладно, схожу с тобой за компанию.

– За компанию, говоришь… – прищурился Андрей. – Тебя, что, Савка, Нелюбов уже сагитировал? Ты уже не против атеистов и прочих содомитов?

– Никто меня не агитировал. Я ещё со школы считаю, и ты об этом знаешь, что атеистов надо перевоспитывать, а не бороться с ними.

– Хрен ты безбожников перевоспитаешь! Как? Если душа не способна принять бога, ты не сможешь её изменить. Не сможешь заставить людей почувствовать бога, поверить в него, полюбить. Это ж как о стену биться!

– Вот ты говоришь, что атеист Нелюбов меня агитирует. А знаешь, в чём меня убедили все эти разговоры с ним?

– В чём же?

– У меня недавно было появились сомнения, но Нелюбов их развеял полностью. Я отчётливо понял, Андрюха, что бог есть.

Площадь Ленина – просторная, вымощенная гранитной брусчаткой – располагалась в центре «старого города». Посредине – памятник вождю коммунизма, Владимиру Ильичу Ленину, сохранившийся с советских времён. Идеолог революции решительно указывал рукой путь в светлое будущее. В данном случае куда-то на северо-восток. За спиной Ильича находилось облицованное гранитом семиэтажное здание областной администрации. Слева над площадью величественным пилястровым фасадом нависала научная библиотека имени воронежского поэта Ивана Саввича Никитина. Справа стоял театр оперы и балета с массивными колоннами портика и лепниной театральной тематики на фронтоне. Напряжённым взглядом всматривался Ленин в голые кроны деревьев Кольцовского сквера, пытаясь разглядеть своего коллегу по нынешней работе – бюст поэта Андрея Васильевича Кольцова. Обогнув сквер справа, можно прийти к выстроенному в духе классицизма кинотеатру «Спартак». Слева же мимо углового здания с часами на башне и парусником на шпиле, мимо одного из корпусов ЦЕФУ, дворца бракосочетаний и старой уютной филармонии с двумя сфинксами-грифонами на фасаде можно добраться до Никитинской площади перед магазином «Утюжок», названным так по форме здания, напоминающего утюг, остриём обращённый к площади.

Когда Савва и Андрей приехали в центр города, вокруг Ленина уже толпилось более сотни человек. У подножия памятника соорудили небольшой помост и растянули транспаранты с лозунгами «За Русь православную!» и «Атеизм не пройдёт!» Большинство собравшихся были в чёрной форме дружинников подпоясанные широкими кожаными ремнями с искусно выполненными коваными пряжками и резиновыми дубинками на правом боку. Некоторые держали флаги и хоругви с изображением креста, двуглавого орла или ликов святых. Друзья вклинились в толпу и стали протискиваться поближе к помосту. Тем временем на него поднялась группа начальников районных отделений Православной дружины и расположилась полукругом, выгнутым в сторону памятника. У каждого при себе имелась икона или крупный крест, которые держались на уровне груди. Затем на помосте появился дружинник, несущий хоругвь с крупной надписью «С нами Бог!» За ним шли начальник городского управления дружины и настоятель Петровского храма в золотой ризе.

Митинг начался с пения священником молитв Пресвятой Богородице и Спасителю Иисусу, слова которых были тут же подхвачены многоголосым хором собравшихся. Затем вперёд вышел пузатый седобородый начальник городского управления дружины:

– Отцы, братья и сестры! Отечество наше всё ещё в опасности. Ещё не оставили сатана и его приспешники попыток упразднить христово дело спасения человечества от тьмы страстей и рабства греха. Не иссякла ярость бесовская в порывах уничтожить святую Русь в душах людей русских. Атеисты и содомиты то и дело пытаются навязать обществу свои извращённые идеи греха и разврата, разрушить вековые христианские устои. Смешение всех во всеобщем хаосе – вот чего желает дьявол. Отжившая идея дарвинизма продолжает мучить души некоторых граждан нашей страны. До сих пор находятся и учёные мужи, которые упорно заявляют о своём родстве с обезьянами. Под лозунгами атеизма в двадцатом веке расстреливали, топили и гноили в лагерях миллионы православных христиан. Мы не должны допустить этого снова! Знайте: дьявол боится света и истины, поэтому честное, открытое и бесстрашное исповедание святой православной веры уничтожит его тайную власть, основанную на наших грехах и страстях. Задача православного человека в том, чтобы быть предельно внимательным и бдительным, всегда готовым к борьбе за святыни веры. Нельзя загонять болезнь вглубь, надеясь, что всё уладится «само собой». Каждый из нас должен сделать всё от него зависящее, дабы свести к минимуму пагубное влияние сатаны на себя и своих близких. Сказано в «Откровении»: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни… Побеждающему дам сесть со мною на престоле моём, как и я победил и сел со отцем моим на престоле его». Бейтесь со всеми кощунниками и моральными разлагателями. Идите в наступление на врага с молитвой к господу и с уверенностью в победе. Нам нечего терять, когда впереди лишь битва с антихристом и Страшный Суд. Остановим хулителей церкви христовой!

Площадь взревела в едином порыве. Затряслись от праведного гнева хоругви и флаги, взметнулись к небу кресты и иконы, зажатые в могучих кулаках митингующих. Под звуки всеобщего ликования на помост выволокли мусорный контейнер и несколько увесистых мешков. Оратор поднял руку, и толпа успокоилась.

– Сейчас в этом помойном баке мы огнём праведным уничтожим плоды дьявольских козней. То, чем сатана более ста лет совращает людские души. Это книги, рассказывающие об эволюции. Богохульные и богопротивные писания. Высыпайте!

Парочка чёрноформенных прислужников подхватили мешки и принялись вытряхивать их содержимое в контейнер. Когда в металлические недра упала последняя книга, начальник городского управления дружины поднял над головой толстый томик:

– В моих руках библия атеистов – «Происхождение видов» богохульника Чарльза Дарвина. Сожжение этой и других книг символизирует скорую смерть теорий воинствующего безбожия и дарвинизма, а также победу веры православной над всеми их последователями. Да не останется от вас и пепла!

Помощники к тому времени подпалили смоченные в бензине тряпки и кинули их в контейнер. «Происхождение видов» полетело следом в уже разгоревшийся костёр под ликующие крики толпы. Седобородый толстяк-оратор повернулся к Ленину и погрозил ему кулаком:

– Смотри, сатанинское отродье! Скоро и твой черёд придёт. Рухнешь, как стены иерихонские.

Тут стоящие на помосте заволновались, и вскоре вперёд вышел Назар.

– Братья! – вскричал он, подняв руку, призывая к тишине. – Нам только что сообщили, что у «Утюжка» собираются на ответный митинг дарвинисты. Выродки дьявола пришли снова совращать неокрепшие души публичными выступлениями. Да ещё во время святого рождественского поста. Мы не должны допустить этой вакханалии!

Толпа одобрительно загудела.

– Иисус говорил, – продолжил Назар: – «Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч». Настал час вынуть меч из ножен, братья! Вспомните слова Иоанна Златоуста: «Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом; и если обвинят тебя, повлекут в суд, иди. Пусть узнают, что христиане – хранители, защитники, правители и учители города; и пусть то же самое узнают распутники и развратники, что именно им следует бояться рабов Божиих, дабы, если и захотят когда сказать что-либо подобное, оглядывались всюду кругом и трепетали даже теней, опасаясь, как бы христианин не подслушал, не напал и сильно не побил». Так сокрушим же уста богохульников! Вперёд, братья!

Человекоморе нетерпеливо заколыхалось, пришло в движение и вскоре потекло к Никитинской площади, разделившись на три потока: один спешил напрямую через Кольцовский сквер, а два других – огибая его справа и слева. Андрей и Савва оказались в хвосте левой группы и шли вперёд, будучи не в силах сопротивляться течению. Андрей, похоже, был рад сложившейся ситуации.

– Наконец-то дадим прикурить этим мартышкам! – воодушевлённо высказал он свои мысли Савве.

– Назар хочет устроить побоище?

– А как же!

– Но там наверняка будет полиция.

– А нам-то что? Задержат и отпустят, а этим точно по пятнадцать суток влепят. Пусть посидят, подумают.

– И ты собираешься в этом участвовать?

– Конечно! Это теперь моя святая обязанность. Сегодня вечером я официально вступаю в дружинники. Уже договорился с Назаром. Кстати, на – нацепи, – Андрей протянул Савве повязку дружинника. – Вчера у Петрухи взял. Мне, как дружиннику, положена, а вторую я для тебя выпросил. Это чтоб полицаи поняли, кто ты есть. Потом вернёшь: она только на один день тебе.

Пока Савва надевал повязку, движение замерло: людской поток наткнулся на полицейский кордон у «Утюжка». Тут же из громкоговорителей раздались призывы к митингующим расходиться и не совершать необдуманных поступков. Толпа осуждающе зашумела и начала напирать на полицейских. Андрей, ничего не замечая вокруг, стал пробираться вперёд, а Савва, опасаясь давки, наоборот, двинулся на «обочину», поближе к домам.

Видимо, стражи порядка прикладывали небольшие усилия по сдерживанию разъярённой толпы, потому что очень быстро ряды их дрогнули и расступились. Митингующие православные, размахивая дубинками, крестами и хоругвями, хлынули в образовавшиеся бреши. Площадь взорвалась матерными ругательствами, криками и визгом. Савве не было видно всего, что творилось у «Утюжка», но даже звуки, доносившиеся оттуда, рисовали в его воображении страшные картины. Вот из самой гущи на заснеженный тротуар вылетела чья-то шапка, в вот двое полицейских потащили к машине какого-то мужчину лет пятидесяти. Тот вырывался и что-то кричал. Из толпы вынырнули двое молодых чёрноформенных, ведя под руки третьего. Огляделись и направились к Савве. Подойдя, посадили товарища на снег у стены и кинулись обратно, не сказав ни слова. Сидевший балансировал на грани сознания, лицо его залилось кровью из раны на бритой голове. Он мычал и водил рукой по снегу, будто искал что-то. Савва достал почти пустую упаковку бумажных платков и попытался протереть лицо дружинника. Не хватило. Тогда развернул хлопковый платок, и приложил к кровоточащей ране. Савву трясло от нервного напряжения, поле зрения сузилось до небольшого «окна», в котором только его окровавленные руки и бессмысленное лицо дружинника. Стало трудно понимать происходящее. Бред, абсурд! Какое-то христианство наоборот! Что для них заповедь «возлюби ближнего своего»? Ничто, пустое место… Бессмысленная бойня. Никогда, больше никогда…

Из ступора Савву вывели подкатившие со стороны площади Ленина автозаки и фургоны с ОМОНом. У «Утюжка» раздались звуки выстрелов. Полицейские со щитами и дубинками ринулись в толпу. Приехала «скорая». Санитары сразу же подскочили к Савве, подхватили дружинника и понесли в машину. Мимо пробежали несколько человек, спасаясь от полиции. Толпа потихоньку рассеивалась.

Савва сел, прислонился к стене и, потянувшись ко лбу стереть пот, увидел свою окровавленную ладонь. Он тут же перевернулся на колени и принялся ожесточёно тереть руки снегом, пока полностью их не отмыл.

– С вами всё в порядке? – тронул Савву за плечо санитар.

– Да, нормально, – дрогнувшим голосом ответил Васильев.

– Хорошо. – И санитар поспешил к другим раненым.

Васильев встал и пошёл к почти опустевшей площади. ОМОНовцы ловили замешкавшихся бойцов, всё ещё рвущихся в бой. По асфальту разбросаны шапки, ботинки, порванная одежда и листовки. Лужицы крови и людские тела, которые подбирали санитары. Только бронзовый поэт Никитин, угрюмо опустив глаза, сидел на своём постаменте и не желал видеть происходящее.

Зазвонил телефон. Андрей.

– Савка, – раздалось из динамика. – Ты в порядке? Значит так, я в автозаке. Куда нас везут, не знаю. Включаю маячок. Подходи к отделу – нас отпустят быстро.

Ждать у двери отдела полиции пришлось, и правда, недолго. Из здания вывалилась группа весёлых дружинников. Человек десять. Среди них был и Андрей. Он сразу заметил Савву и, попрощавшись, направился к другу.

– Что я тебе говорил?! – воскликнул Коржаков. – Мы – на воле, а они – в ивээс!

Савва заметил у Андрея опухшую верхнюю губу и разбитую бровь. Он вытащил из кармана красную повязку и сунул её другу:

– Держи. Не потеряй смотри.

– Дали мы им, а? – не унимался Коржаков. – А ты прям как новенький. Повезло.

– Я не участвовал в вашей бойне. И вообще пришёл сюда только, чтобы сказать тебе одну вешь.

Савва ткнул указательным пальцем в грудь Андрея:

– Больше не втягивай меня в такие истории! Ясно?

– Ты чего? – опешил Коржаков.

– Понял?

– Да понял, понял. В чём дело-то?

Савва молча развернулся и зашагал прочь. Андрей непонимающе посмотрел ему в след:

– Савка!.. Савва!.. Да чтоб тебя! – всплеснул руками от досады и пошёл в другую сторону.

Декабрь 2042 года. Россия, Воронеж

В понедельник Савва специально поехал в ЦЕФУ на автобусе: он всё ещё был зол на Андрея и не хотел с раннего утра никаких эмоциональных разговоров. Даже на единственной в этот день лекции Васильев сел достаточно далеко от друга, а на переменах слушал плеер, закрыв глаза и всем своим видом давая понять, что к общению не расположен.

На четыре часа пополудни была запланирована тренировка по баскетболу. В раздевалке друзья встретились, сухо поздоровались, но объяснение отложили на потом – рядом натягивали спортивную форму ещё пятеро студентов с других факультетов и курсов. Андрей переоделся быстро и, выходя, столкнулся с Данилой:

– О! И этот тут! Посмотреть что ль?

– Смотреть предпочитаю по телевизору, – буркнул в ответ Данила. – Тех, кто красиво играть умеет.

– Ой-ой, – презрительно скривил губы Коржаков. – Какие мы эстеты! А чё ж пришёл?

– Круглого потискать.

Андрей хмыкнул и вышел.

Всего в спортзале собрались одиннадцать человек, и тренер решил играть на два кольца с одним запасным. Объединять старался тех, кто учится вместе. Так Андрей, Савва и Данила оказались в одной команде. Уже на первых минутах игры Васильев приметил замечательный дриблинг Гусельникова, то как он обманывал соперников и прорывался под кольцо. Несколько очковых бросков, пара эффективных блокшотов в своей зоне, и Савва проникся уважением к Даниле-баскетболисту.

С Коржаковым по ходу игры Васильев тоже разыгрывал неплохие комбинации, а когда Андрей перехватил мяч соперника и, имея возможность забросить из-под кольца, дал пас другу, Савва не упустил момент и с лёгкостью влепил трёхочковый.

– Совершенно в дырочку! – воскликнул, как бывало, Андрей, и подбежав к Савве, обнял того левой рукой за шею, а правую подставил для хлопка. Васильев звучно хлопнул и улыбнулся. Вся обида улетучилась, как утренний туман под лучами солнца.

Два часа тренировки пролетели незаметно. В раздевалке было шумно и потно. Кто-то мылся в душе, кто-то ждал своей очереди.

– Ну, что, так и будешь на меня дальше обижаться? – вытирая мокрые волосы, спросил друга Андрей.

– Проехали, – махнул рукой Савва.

На выходе из университета друзья нагнали Данилу.

– Погóдь, Гусельников, – крикнул Коржаков.

– Чего тебе? – обернулся тот.

– Хорошо играешь, молодец. – И не забыл «подколоть»: – Даром, что атеист.

Данила в ответ лишь хмыкнул и мотнул головой.

– Слушай, – не унимался Андрей. – Давно хотел спросить: как по-твоему, бога нет? Вообще никакого высшего существа нет?

– Не известно. Это вопрос веры или неверия. Наука ответить на такой вопрос пока не может.

– Ага! Значит, оспорить его существование вы не можете?

– Нет. Но меня устраивает научная картина мира. Поэтому предпочитаю не верить. Доказательств бытия бога тоже ведь нет.

– А нам и ни к чему. Верить надо сердцем и душой.

– А разум как же? Выключаете?

– Разум вторичен. Он – для быта, для жизни. Не для веры.

– У меня вот разум с верой изначально в противоречие пришли.

– А не стоит использовать мозги не по назначению, – посоветовал Андрей. – Тогда и проблем меньше было б.

– А вот если бы вы получше мозгами пораскинули, поняли бы, что вера ваша ни на чём не основана. Так, выдумки одни.

– Ты за веру нашу не беспокойся, – чётко проговорил Коржаков. – Что может отлучить нас от господа? Горе, преследование, голод или холод, опасность или смерть? Нет. Веруя, я знаю, кто я, откуда, зачем здесь и что будет со мной в будущем. У меня есть смысл и цель жизни. И я счастлив, что бы со мной не произошло. Так вот.

– Я рад за тебя, Коржаков, что ты уже определился в этой жизни и знаешь будущее, – ответил Гусельников. – Ну, я пошёл. Всего хорошего.

Савва всё время стоял рядом и не вмешивался в разговор. Во время последней тирады Андрея он с большим усилием сдержал смех и очень удивился своей реакции. В чём дело? С каких это пор слова о боге и вере начали вызывать в нём подобные чувства? И, самое удивительное, что Савве было совершенно не стыдно за них.

Дочитав книги Нелюбова, Савва уже две недели мучился внутренним противоречием: он ясно осознал, что готов принять теорию эволюции, но совсем не готов отказаться от бога. Как, как объединить два учения без ущерба для себя, своей души и веры? Очень смутно Савва помнил, что говорилось в школьной программе о креационизме: будто бог создал основные виды живых существ, и те развивались далее не за счёт мутаций и естественного отбора, а направляемые исключительно волей бога. Такое положение вещей Васильева, понятное дело, в сложившейся ситуации не устраивало. Неужели эволюционизм настолько далёк от христианства, что совершенно невозможно их непротиворечивое взаимопроникновение? К Нелюбову с таким вопросом идти было бессмысленно. И отец Иона уже не внушал былого доверия. Так к кому же обратиться за разъяснением и советом? Ответ пришёл сам собой: стоит поговорить с университетским преподавателем богословия протоиереем Димитрием Ключевским, известным среди студентов своими прогрессивными взглядами на христианство.

Отец Димитрий, полный, черноволосый мужчина в очках и с небольшой бородкой, с радостью согласился обсудить дилемму Саввы. Выслушав Васильева в своём светлом и тихом кабинете, преподаватель улыбнулся:

– Прежде всего, сын мой, хочу успокоить твои волнения: теория эволюции нисколько не противоречит православному христианству. Кто бы что ни говорил, в «Библии» не написано ни слова против эволюции, а есть лишь её подтверждение. Существует несколько взглядов на текст священной книги. Одни считают, что каждое слово в ней продиктовано богом и есть истина. Другие – что бог посылал людям лишь видения, а те записывали, как понимали. Я придерживаюсь второго мнения. И думаю, что «Библия» во многом метафорична, а метафоры следует интерпретировать должным образом. «Ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам».

Например, Шестоднев. Глупо было бы трактовать шесть дней творения, как шесть реальных земных суток. Вспомни: «у господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день». Здесь с научными данными никаких расхождений нет: чему равен каждый день творения, знает лишь сам господь. А наука пытается только в первом приближении это определить. Ведь «непостижимы судьбы его и неисследимы пути его!»

При непредвзятом чтении Писания невозможно не заметить, что в книге «Бытие» возникновение жизни представлено как эволюция по повелению божию. Ведь не написано: «И создал Бог траву». Но «и сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву». Таким же образом возникли и животные. «И сказал Бог: да произведёт вода пресмыкающихся… да произведёт земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их». Бог не скульптор, вырезающий статую из пассивного камня. Он дал лишь толчок, а природа уже сама исполняла его волю. В нашем мире ничто не происходит мгновенно, потому и этот процесс был длительным и постепенным. Для господа «тысяча лет, что день вчерашний». Это и есть эволюция, сын мой.

– А как же человек? – воскликнул Савва. – Неужели вы поддерживаете эволюционистов?

– Здесь всё несколько сложнее, – начал богослов. – Своим телом человек родом из животного мира, что не противоречит науке. Однако в какой-то момент антропогенеза он был наделён душой и именно с этого момента стал человеком. Библейская история его начинается с поселения в Эдем. «И насадил господь бог рай в Эдеме на востоке, и поместил там человека, которого создал». Как видишь, Эдем был создан позже человека и лишь тогда, когда господь «вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». У бога возникло справедливое желание защитить своё совершенное творение от дикой природы с её борьбой за существование. Потому был насажен рай в Эдеме. А еврейское слово «ган», что переводится у нас как «рай», происходит от глагола «ганон» – «защищать». Поэтому правильнее следует переводить его словом «огород», то есть как огражденное и защищенное место. Внутри этого огорода был самый настоящий рай: не действовали законы эволюции, хищники стали травоядными, а человек – бессмертным. И только своим грехом человек снова оказался во внешнем мире, снова стал смертным, и законы дарвиновской биологии стали его законами. Как видишь, сын мой, религия и наука могут идти вместе, рука об руку, не страшась и не враждуя.

– Я и подумать не мог, что всё так просто, святой отец! Как вы ловко привязали одно к другому! Выходит, единственное, что разъединяет нас и дарвинистов – это вера в бога? Но можно ли как-то доказать его существование?

– Зачем, сын мой? В бога надо уверовать. Только так возможно прийти к спасению. Да и разве само существование окружающего мира не является доказательством существования бога? Ведь кто, кроме него, был способен создать всё это? – и отец Димитрий рукой описал в воздухе полукруг. – Можно ли верить в опариновский бульон? Это равноценно вопросу: «Может ли ураган, кружа по свалке, собрать из мусора боинг?» Ведь яснее ясного, что даже за миллионы лет этого не случится. Можно обосновать данную мысль и сугубо научно. Самовозникновение высокоорганизованной жизни из неживой хаотичной материи невозможно, поскольку такой процесс противоречит одному из фундаментальных законов физики – Второму началу термодинамики. Которое гласит, что упорядоченная система всегда стремится к беспорядку, и напротив, никогда беспорядок не может упорядочиться сам по себе. А эволюционисты пытаются перекроить основы физики, являясь при этом ярыми последователями официальной науки! Абсурд! «Левая рука твоя не знает, что делает правая».

Протоиерей снял очки, тщательно протёр салфеткой стёкла и снова водрузил на нос.

– Надо заметить, сын мой, что ещё в 1802 году Уильям Пейли объяснил всё более чем понятно. Представь, что ты в чистом поле нашёл часы. Возникнет ли у тебя мысль, что часы сформировались сами по себе, в результате случайных взаимодействий молекул? Разумеется, ты подумаешь о часовщике. Но Вселенная неимоверно сложнее часов. Даже живая клетка намного сложнее. Очевидно, что и Вселенную, и жизнь на Земле создал «часовщик» с неизмеримо более мощным разумом, чем создатель простых часов. Бог есть, сын мой. И это – непреложная истина.

– Спасибо вам, святой отец, что примирили меня самого с собой, – горячо поблагодарил Савва. – Я уже не знал, что и делать. В предатели себя чуть не записал. Спасибо вам.

– В любое время буду ждать тебя для общения. И в горести, и в радости приходи, – отец Димитрий перекрестил Савву. – Благослови тебя господь!

В приподнятом настроении шёл Васильев по университетскому коридору. Вот идеальная система мироздания! Ничего лишнего в ней нет, и ничего иного не требуется. Пошатнувшийся было окружающий мир вновь обрёл устойчивость. Жизнь снова заиграла красками, а Савву охватила такая лёгкость, что хотелось бежать, бежать и радоваться всему в этой жизни.

В десять часов предновогоднего вечера Савва и Андрей стояли у подъезда, ожидая такси. В свете фонарей кружили снежинки, под ботинками хрустело, а мороз уже начинал пощипывать щёки и нос. Друзья собирались провести эту ночь в общежитии ЦЕФУ на праздновании Нового года у одногруппника Саввы – Тимофея Сысоева. Должна была собраться небольшая компания из трёх парней и пяти девушек, однако Савва не постеснялся пригласить ещё и Андрея, а тот, в свою очередь, девушку из его группы – Катю Пантелееву, за которой друзья пообещали заехать на такси. Коржаков специально надел форму дружинника с красной повязкой на рукаве, чтобы покрасоваться перед женской половиной общества, и теперь, приосанившись, стоял на тротуаре, всматриваясь в темноту домовой арки. В руке он держал пакет с бутылкой вина и большой коробкой конфет, остальные припасы были уложены в рюкзак, что висел на спине Саввы.

Наконец, во двор въехал жёлтый «Форд» со светящейся шашечной лампой на крыше, и друзья, устроившись в тёплом салоне, покатили на бульвар Победы за однокурсницей. В этот поздний час автомобилей на улицах почти не встречалось, потому дорога заняла всего несколько минут. Катя, укутанная в полушубок из меха нутрии, прыгнула на заднее сиденье, и такси продолжило свой путь к университетскому кампусу.

Конец ознакомительного фрагмента.