10
Усы пришлось сбрить практически сразу. Предмет мальчишеской гордости, настоящая гусарская атрибутика, был срезан под корень по приказанию заместителя командира взвода сержанта Нёмы. Как говорил сам сержант, эту безболезненную операцию ему поручил провести командир батареи, во что Юра, конечно же, не поверил, но деваться было некуда: в Ленинградском высшем военно-политическом училище ПВО ношение военнослужащими усов было запрещено. Это касалось не только курсантов, но и офицерского состава и прапорщиков. Любой, кто начинал здесь службу, вынужден был считаться с подобной постановкой вопроса и неукоснительно соблюдать приказ начальника училища, ревностного служаки и редкостного самодура.
Правда, как в каждом правиле бывают исключения, так и в данной, казалось бы, тупиковой ситуации, такое исключение тоже нашлось. Им, как ни странно, оказался полковник Слободян, носивший длинные усы чёрного цвета, закручивающиеся своими концами аккурат под нижнюю губу так, что при желании вышеупомянутый полковник, образцовый офицер, член КПСС и вообще – отличный семьянин, мог при желании их покусывать, что он и делал, когда переставал говорить и погружался в размышления.
Он был один такой – усатый, а потому каждый раз удивлённые взгляды других военнослужащих задерживались именно на его лице, даже со временем, когда, казалось бы, все вокруг привыкли к его густым зарослям над верхней губой. Из-за этого полковник Слободян был, как бельмо на глазу, являлся именно той ложкой дёгтя, которая портила всю бочку мёда, именуемую ЛВВПУ ПВО, а потому начальник училища не мог долго терпеть небритую физиономию какого-то там полковника, который был ниже по рангу, званию, занимаемой должности и возрасту. Не мудрствуя лукаво, он приказал своему заместителю, чтобы тот решил вопрос с усами быстро и безапелляционно.
– И чтобы в двадцать четыре часа их не было! – поставил точку генерал.
Откуда только начальник училища почерпнул это выражение: в двадцать четыре часа? Но заместитель уточнять такую пикантную подробность, чтобы удовлетворить своё разыгравшееся не на шутку любопытство, не стал, а сразу же, без промедления направился на кафедру философии на встречу со Слободяном. Тот в гордом одиночестве что-то писал в кабинете за столом, и был вынужден отвлечься от своих дел, когда к нему в кабинет постучали. Вошёл полковник Седов, сухо поздоровался, а потом минут десять вёл беседу ни о чём. Однако, Слободян сразу понял, что заместитель начальника училища пожаловал к нему в гости неспроста, а потому, пригладив кончики своих усов, спросил напрямую:
– У Вас ко мне какое-то дело, товарищ полковник?
– Скорее миссия, – Седов кашлянул. – Начальник училища приказал Вам сбрить усы.
Слободян приподнял удивлённо брови и, взглянув собеседнику в глаза, спросил:
– И это всё?
– Да, – выдохнул Седов.
– Тогда пусть он мне прикажет лично, – сказал, как отрезал, усатый полковник.
– Совсем офонарел! – воскликнул Слободян, когда оппонент удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
Он еле сдержался, чтобы не высказать всё, что думал по этому поводу в лицо заместителю начальника училища, впоследствии похвалив себя за сдержанность.
– Ты даже не знаешь, что в старину тех, кто приносил плохие вести, сажали на кол, – прошептал взбешённый полковник и, с силой сжав пальцы рук в кулаки, резко ударил по столу.
Усы полковник носил давно, ещё со времён лейтенантской юности и никогда их не сбривал, а только аккуратно подравнивал края ножницами, придавая опрятный вид. Лет пять назад Слободян заметил седину на своих усах, а потому стал их подкрашивать басмой, чтобы они по-прежнему оставались чёрными. Эксперимент с хной его разочаровал, потому что хна хоть и закрашивала бесцветные волосы, зато делала их рыжими, а это уже было смешно, во всяком случае, ему так казалось.
И вот теперь это сокровище, настоящие гусарские усы, предмет гордости и, можно сказать, неиссякаемый источник вдохновения, он должен теперь просто сбрить по приказу генерала?
– Дудки! Не выйдет! – подумал полковник и ещё раз на всякий случай перечитал в уставе параграф о внешнем виде военнослужащих.
К собственному удовольствию он отметил, что ношение усов устав не запрещал, а потому состава преступления даже на самый предвзятый взгляд в этом никакого не было.
– Чушь собачья! – уже вслух произнёс Слободян и, убрав устав во внутренний ящик стола, направился в триста шестнадцатую аудиторию проводить лекцию.
А на следующий день произошла знаменательная встреча на ковре в кабинете начальника училища, куда полковника Слободяна вызвали прямо из учебного корпуса, сорвав занятие с курсантами: генерала до глубины души возмутил тот факт, что кто-то посмел не выполнить его приказ. Он так и спросил своего заместителя:
– А что, Вы не передали мой приказ?
А когда получил ответ, что приказ был передан точно и в срок, то сразу же задал очередной вопрос:
– А почему тогда кто-то посмел ослушаться?
Генерал нервно подёрнул плечами, вспоминая, как на утреннем построении во второй шеренге коробки офицеров управления и преподавательского состава по-прежнему обнаружилось лицо с усами, принадлежавшими всё тому же полковнику Слободяну.
– Равняйсь! – по этой команде усы метнулись вправо.
– Смирно! – наглое лицо полковника Слободяна застыло в строю, как на только что отпечатанном фотоснимке.
– Офицеры управления прямо, остальные напра-во! – усы издевательски торчали, нагло и беспардонно насмехаясь над обстоятельствами, и генерал почувствовал себя обиженным, униженным и оскорблённым, и всё это в одном флаконе.
– Шагом марш! – усы приближались к трибуне, подпрыгивая вверх при каждом шаге, а потом так же ритмично стали удаляться, а генерал больше ни о чём уже думать не мог.
Он мрачнее тучи вошёл в свой кабинет, машинально повесил фуражку на крючок вешалки, а затем приказал дежурному по училищу вызвать в кабинет полковника Слободяна.
– Но уже лекции начались… – робко попытался объяснить дежурный.
– Немедленно! – начальник училища повесил трубку телефона, с шумом резко выдохнул воздух через нос и взглянул на наручные часы.
Ровно через шестнадцать минут преподаватель кафедры марксистско-ленинской философии полковник Слободян постучал в дверь:
– Разрешите войти?
– Входите, – генерал не стал подниматься из-за стола и не предложил вошедшему сесть.
Вместо этого он измерил прибывшего на аудиенцию с ног до головы уничтожающим взглядом и выдал терзавший душу вопрос:
– Вы почему не выполнили мой приказ, товарищ полковник?
– Какой приказ?
– Привести свой внешний вид в порядок, – чеканя каждое слово, произнёс генерал.
– А что в моём внешнем виде не так, позвольте поинтересоваться? – спокойным голосом, без дрожи и разрывов речи спросил Слободян.
– Вы небриты, – начальник училища непроизвольно сделал взмах правой рукой, указав на густые чёрные усы.
– Никак нет, товарищ генерал, – возразил Слободян и, проведя ладонью по щекам и подбородку, добавил. – И выбрит гладко, до синевы.
– А усы?
– А что не так с усами? Они аккуратно пострижены. Только вчера их подравнивал.
– В том-то и дело, что вчера, – генерал добавил строгости в голосе. – Их вообще не должно быть.
– Извините, товарищ генерал-майор, но устав не запрещает ношение усов.
– Но Вы же коммунист! – возмутился генерал.
Такого поворота Слободян не ожидал, а начальник училища, заметив явную растерянность оппонента, решил, что попал в точку, что ещё немного, и противник сдаст свои позиции и капитулирует окончательно и бесповоротно, а потому спросил:
– Как же Вы будете воспитывать курсантов, когда сами небриты и носите усы?
Это был проверенный способ воздействия на чужое сознание, стопроцентный, и любой растерялся бы от подобного вопроса, не зная, что ответить и как возразить, любой, но только не Слободян, нашедший оригинальный выход из данной тупиковой ситуации. А потому растерянность во взгляде сменилась озорным блеском в глазах, и он, ни минуты не раздумывая, ответил вопросом на вопрос:
– А как же тогда Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ильич Ленин воспитывали весь мир, когда они такие заросшие?
После этого вопроса в кабинете начальника училища воцарилась тишина. Полковник Слободян молча ожидал ответа, а генерал-майор впал в оцепенение из-за обрушившейся на его извилины головоломки. Можно было бы долго рассуждать о том, кто в большей или меньшей степени является коммунистом, но все эти доводы разваливались в пух и прах перед основоположниками научного коммунизма, перед этой почти святой троицей бородатых гениев, изображённых на всех плакатах и транспарантах, чьи «идеи живут и побеждают». Как сказали бы игроки в карты:
– Крыть нечем.
– Ну что же, убедили, – генерал усмехнулся после затянувшейся паузы. – Можете идти.
– Есть! – полковник Слободян отдал честь, а затем, повернувшись через левое плечо кругом, вышел из кабинета начальника училища.
– Один ноль, – произнёс он уже в приёмной, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что дуэль ещё не окончена, и что следующий ход в завязавшейся партии за генералом.