Второй закон Ньютона
Ускорение, полученное телом в результате…
прямо пропорционально равнодействующей всех сил,
действующих на тело, и обратно пропорционально
массе тела:
F = m x g, где F – это сила, m – масса тела, а g – это «ж»,
то есть постоянно действующая в России константа,
равная примерно 9,8 м/с. Именно с таким ускорением
все тела у нас приближаются к ожидающей их «Ж»…
Автобус Toyota Coaster, легонько скрипнув тормозами и хрустнув попавшей под колесо шишкой, остановился в сосновом бору где-то под Токсово в Ленинградской области. Из его шипящих гидравликой распахнутых дверей весело, с шуточками и прибаутками, на живописную, залитую ранним июльским солнцем поляну высыпала весёлая группа молодых людей.
Они с радостными и довольными лицами вдыхали свежий воздух, пропитанный тёплыми и приятными ароматами сосновой смолы, шишек и иголок, по которому так соскучились за неделю работы в душном городе. Все пакеты и сумки с личными вещами, а также несколько коробок с пивом Carlsberg были быстро свалены под стоявший там же навес.
Начинался традиционный корпоратив питерского офиса «ИЛьФ энд Партнерс», посвящённый окончанию очередного финансового года и суливший, помимо пива на свежем воздухе, повышение зарплат и бонусы. А пока…
* * *
– Ура! Джордж, отличная идея!
– Мистер Боумен, вы здорово придумали!
– Спасибо, шеф!
– О’кей, пар-р-р-ни! Но сначала будэт вер-р-рьёвочный кур-р-рс! – как всегда, то ли улыбался, то ли гримасничал Боумен, странно вытягивая уголки своих губ то к правому, то к левому уху.
– А это что за хрень?!
– Это очень важ-ж-жно для нашего team spirit! – по-американски надавливая на «эр», произнёс Джордж.
– А просто напиться в этой компании нельзя?
– Нэт-нэт, для воспитания командного духа я спецъялно пр-р-ригласил тр-р-ренер-р-ров…
– Похоже, что босс вляпался в очередную секту! – поделился своей циничной догадкой Тараканов с Ириной Бове.
– Ну что ж, верёвочный курс так верёвочный курс! На какую только фигню не подпишешься, чтобы выпить на халяву! – так же цинично и разумно прокомментировала новость Ирка.
– Едут все, включая секр-р-рэтарэй, водитэлэй и IT-пер-р-р-сонал. Автобус будет здесь, на Большой Мор-р-р-ской, в девять утра! Не опаздывать – я всех дождусь! – так с юморком – всё-таки русская жена многое значит для иностранца – подвёл итоги пятницы американский управляющий партнёр.
* * *
Светилась, падая, ракета,
Как догоревшая звезда.
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
– А как это место называется? – первым делом спросил Ник – просто Коля среди своих русских коллег.
– Да никак это не называется! Сосняк и сосняк, – бросил кто-то из водителей фирмы.
– Безымянной высотой, Коленька, это ещё иногда называется! – пошутил Тараканов, ещё не догадываясь о своём пророчестве.
– Не понял?
– Потом поймёшь!
Ник, как значилось в его канадском паспорте, или Николай Стопкин, был потомком русских эмигрантов и внуком последнего настоятеля Казанского собора, бежавших из России после Октябрьской революции. И вот теперь он работал юристом в российском отделении международной юридической фирмы, поскольку его семья, видимо, посчитала, что пора возвращаться, и послала Колю в числе первых посмотреть, что стало с их исторической родиной. Хотя кто-то из родственников наверняка считал его самоубийцей.
А так это был симпатичный молодой человек чуть за тридцать, с открытым, всегда улыбающимся лицом, сплошь усеянным веснушками. Эти рыжие конопушки только добавляли его физиономии радости и оптимизма, с которыми Стопкин близоруко смотрел на жизнь сквозь круглые очки а-ля Леннон. А как ещё можно смотреть на жизнь в России с такой фамилией?
Вот такая, довольная всем и всеми, полная и рыхлая, но ещё не толстая фигура весом под 90 кг стояла на лесной поляне в костюме бойскаута цвета хаки и живо интересовалась происходящим вокруг.
А компанию юристов уже ждали молодые тренированные ребята, по виду похожие на безработных выпускников института физической культуры имени Лесгафта, для которых по досадной случайности не хватило медалей чемпионов мира и Олимпийских игр. Вот поэтому они, собственно, были тут…
– Просим вашего внимания! – подали голос физкультурники-сектанты. – Мы сейчас раздадим вам контракты с условиями прохождения нашего тренинга «Верёвочный курс». Просьба ко всем участникам расписаться на последней странице.
– Почитать-то хоть можно? – попытался взять тайм-аут Брусникин.
– А вот это засада!
– Ты о чём, Таракан?
– Смотрите, что написано на последней странице: «Организаторы не несут никакой ответственности за возможные случайные инциденты и происшествия, а также ущерб здоровью. Участник гарантирует, что состояние его здоровья позволяет… и что он не имеет каких-либо медицинских и иных противопоказаний для участия в тренинге…»
– Эй, жулики, а мелкий шрифт для кого?
– А это стандартная фраза ни о чём… Подписывайте, и мы начнём!
– Погодите-погодите! Мистер Боумен, а фирма несёт ответственность за причинение вреда здоровью?
– Что-что, пр-р-ростите?
– Понятно! Тогда пусть эти с «физкульт-приветом» идут куда подальше! – и небольшая группа грамотных мятежников вместе с Таракановым и Брусникиным демонстративно отошла в сторону под сосну и начала распаковывать пиво.
– Пить нельзя! Это грубое нарушение условий верёвочного курса! – попробовали блефовать организаторы спортивно-массового мероприятия.
– На понт не берите! Никто и не собирался ничего подписывать! Мы вас здесь подождём.
– А что такое «взять на понт»? – спросил Скотт Бриггс, английский юрист, ухаживавший за русской девушкой и поэтому живо интересовавшийся современным русским языком.
– Он их так послал на три буквы! – помогла с переводом Ирина.
– Igor, you can be mean!
Вот если вам американец скажет: «You are bustard», то это ещё ничего не значит. Ну, сволочь и сволочь. Обижаться ещё рано. У американцев, людей в основном простых, это слово может обозначать и восторг, и одобрение, и лишь в самом крайнем случае то, что оно действительно означает. Никого вам не напоминает?
Но если вы услышали такое от англичанина, то поздравляю: вам удалось задеть настоящие струны этой вечно закрытой туманом и «двойной палубой» души родоначальников футбола, колониализма и дипломатии, также именуемой с их лёгкой руки «двойными стандартами»! А сколько значений имеет слово mean? Вот-вот, это то, что I really meant to say: Биггс был настоящим англичанином. Никто, кстати, не запомнил, принимал ли он участие в верёвочном курсе.
* * *
Земля в иллюминаторе видна…
…Оправдан риск и мужество,
Космическая музыка
Вплывает в деловой наш разговор.
В какой-то дымке МАТовой
Земля в иллюминаторе…
– Внимание! Очень ответственное и сложное задание! Каждому из вас сейчас предстоит спрыгнуть вон с той сосны вниз! Не волнуйтесь, вас будут страховать ваши же товарищи. Через метров пять вы остановитесь, потому что сработает страховка.
– Ну, со страховкой другое дело!
– Коленька, лучше не лезь туда, – осторожно начал подошедший к Стопкину Тараканов. – Ты не понял: страховка – это не полис, а верёвка с карабином, на которой ты будешь висеть, как рыба на крючке, а твои коллеги…
– Не понял, что мои коллеги?
– Они будут проверять вашу дружбу на разрыв!
Все, не только близкие друзья Николая, задрали головы, чтобы оценить высоту и красоту свободного падения. Пронзительно голубое небо с кудрявыми барашками облачков красивым фоном оттеняло стройные мачты деревьев и ажурную вязь зелёных иголок.
Как пел Александр Розенбаум: «Посмотри на это небо, посмотри на эти звёзды, взглядом, блин, тверёзым посмотри на это море – ты видишь это всё…»
Коля ещё не успел познакомиться с творчеством своего известного земляка с потенциально эмигрантскими наклонностями. В стопкинской стопке дисков с новорусскими песнями пока что было в основном «Золотое кольцо» да «Любэ», неизвестно как попавшее в компанию к Бабкиной.
– Игорь, скажите, пожалуйста, а чья это песня? Это новая русская народная? Её можно петь за столом, правда? У него много таких песен? – интерес ко всему новорусскому у Стопкина был очень искренним, можно даже сказать, удвоенным, так как все CD он всегда покупал по два и один отсылал своей семье за океан.
– Немерено! – подкинул ему Тараканов новое словечко, но про себя подумал: «Если бы ты не оторвался так от своей исторической родины, то мог бы сейчас напевать тематическое: „Фраер, толстый фраер на рояле нам играет. Девочки танцуют, и пижоны поправляют свой кис-кис. Сегодня Ланжерон гуляет…“»
С Колей в эту загородную поездку увязалась Машенька, его жена, симпатичное хрупкое создание из знатного аристократического рода, для которого шуршание одесских пляжей никогда не было простым звуком и, окажись она сейчас там, шипящие и пенящиеся, как шампанское, волны, по-одесски раскованно и весело набегавшие на ланжеронский пляж, наверняка сложили бы красивую ностальгическую мелодию, предназначенную только ей, Маше.
Вот такая, напуганная рассказами о страшной России своими же русскими родственниками и хорошо знавшая наивный оптимизм своего мужа, Маша старалась в России далеко его не отпускать от себя.
– Таракан, – подошёл к Игорю Максим Брусникин, – помнишь, как она явилась на балет в Мариинку?
– ???
– Да ладно! Я такой стою у входа, жду Стопкиных, мёрзну, а их всё нет. Тут смотрю: рядом со мной стоит какая-то девчонка – мелкая, в несуразных ботах с калошами, вытертом пальто и замотанная с головы по пояс старым пуховым платком с узлом на спине. Лица не видно – прям дитя блокады! И оно мне кивнуло ещё – типа «привет»! Я отвернулся и жду их. Тут меня кто-то осторожно трогает за рукав. Оборачиваюсь, а это опять она, в платке и калошах. Я ей: «Отойди, девочка!» – а она мне так жалобно (замёрзла, видимо): «Я Маша…» – «А я Дубровский, и чё?» Короче, это была наша Маша, которая ждала Колю Стопкина, а оделась так убого, чтобы её не ограбили на улице. В таком виде и пришлёпала в театр оперы и балета!
Пока Брусникин травил свою байку, Машенька сама пыталась определить высоту, с которой хотел сигануть её муж, но яркие солнечные лучи, бившие ей в глаза, сильно мешали.
– Примерно метров пятнадцать будет!
– Хороша мачта!
– Ага, только реи на ней не хватает, чтоб… – хотел было съязвить Тараканов, но вовремя вспомнил, что Маша всё-таки жена этого добровольца.
На самом деле на сосне всё необходимое было: и лесенка, прибитая к стволу, и площадка для ног, и та самая рея, но для рук. Не хватало только белок и медведей для полноты картины Шишкина «Утро в сосновом лесу»! Но эти твари не дураки сигать сквозь колючие ветки вниз! А вот…
– Ну, кто первым пойдёт? – браво вызывал добровольцев один с сумасшедшими искрами в глазах, физкультурный «шизик», явно уже не раз летавший с этой сосны.
– Коля, не надо!
Но, защёлкнув карабин в замке на груди, канадский бойскаут всё-таки полез на дерево. А пока он медленно переставлял руки-ноги на перекладинах, тренеры инструктировали группу страховщиков. Ну, это те четверо, которым предстояло держать страховочный фал и ловить Ника Стопкина. Инструктаж инструктажем, но никто из этих юристов цирковое училище не заканчивал и в шапито ковёрным рабочим не подрабатывал, иначе бы…
Иначе не кувыркался бы Коля все четырнадцать метров вместо обещанных пяти, не летели бы во все стороны из-под кроссовок страховщиков опавшие иголки и шишки, не слетали бы на хрен шляпки всяких сыроежек и маслят, необдуманно вылупившихся на пути неопытной четвёрки, отчаянно тормозившей пятками своих модных кроссовок!
Кто-нибудь видел, как тормозит перед чугунным тупичком четвёрка бобслеистов с отказавшими в бобе тормозами? Вот это как раз об этом, только с одним выпавшим на капот спортсменом в… шлеме на всякий случай!
1 метр до «Ж»
Эх, если бы кто-нибудь им напомнил второй закон Ньютона и сказал, что сто килограммов живого веса при ускорении g = 9,8 м/с пять метров пролетят так быстро, что они на жопу свою сесть не успеют! А садиться на задницы с такими характеристиками болида в свободном падении, чтобы всем своим весом амортизировать его и притормаживать фал, нужно было сразу. Но кто об этом знал?!
И как вы думаете, метр – это много или мало?
Примерно на таком расстоянии от земли остановилась отчаянная от незнания законов физики башка Стопкина, почему-то перевернувшегося в воздухе вниз головой. Глуповатая – а какая ещё? – улыбка блуждала на бледном и потном конопатом лице. Съехавший набекрень и непригодившийся мотоциклетный шлем раскачивался, как маятник, перед сидевшим под сосной Таракановым.
– Игорь, у меня, кажется, получилось?
– У тебя – не знаю, а вот у страховщиков, слава богу, получилось! – сказал Игорь, оценивая длину и глубину пропаханной ими борозды. – Ты же в бога веришь, да? – задал зачем-то потомку церковных эмигрантов риторический вопрос Таракан.
Ну, нужно же было чем-то занять время, пока все пришли в себя от прыжка, остановили качавшегося Колю и отстегнули его от страховки. А в голове Тараканова вертелся уже прилипший на весь день мотивчик: «Лонжерон гуляет, Бэллочка справляет…» – и дурацкая мысль о том, что ведь это и вправду чей-то почти настоящий день рождения. Много позже, когда он смотрел, как болтался на тросе потный Том Круз в Mission: Impossible, Игорю казалось, что идею этого эпизода режиссёру фильма «слили» Коля и Маша Стопкины – больше некому!
– ??? Так ведь шлем был! Он бы помог, да? – ходил среди обалдевших коллег всё ещё не осознавший своего счастья Николай.
– Мы тебе анекдот про мотоциклистов и зачем им нужен шлем потом расскажем! – уклончиво ответил кто-то из водителей.
– Ага, или про парашютиста в затяжном прыжке: «Ой, красота! Люди как муравьи! Идиот, это и есть муравьи!», – поддакнул им Брусникин.
– Ну, на этом мы, пожалуй, закончим данное упражнение, – отмороженные на голову физкультурники пытались вернуть к себе внимание публики, – и перейдём к следующему!
* * *
…Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой – для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг…
– Ну, в этом упражнении даже я поучаствую!
И Тараканов, к великой радости своего управляющего партнёра, прыгнул с полутора метров спиной на руки своим коллегам.
– «Зенит» – чемпион! – орал Таракан, выбираясь из ненадёжных объятий друзей.
– Качать Пал Фёдорыча Садырина! – это следом падало тело Брусникина.
– А теперь заключительное задание для всех, – таинственно понизил голос физкультурник, подойдя к дощатой стене высотой примерно в три метра.
– Вам нужно молча, не издавая ни звука, договориться о том, как вы будете перебираться через эту стенку! Для командного духа очень важно смотреть в глаза и понимать друг друга без слов! – продолжал упоённо петь его приятель по секте сайентологов или какой-то её низшей лиге.
– Не бздеть! Перелезем! – Брусникин, как самый высокий в офисе и отслуживший на Байконуре в кочегарке, первым оценил свои возможности.
– Как?!
– А вот так!
И толпа жуков-скарабеев полезла на вертикаль, становясь сначала на руки коллегам по стае, потом им на спины, прижимаясь плотнее к стенке, чтобы дать возможность другим залезть себе на горб и через пару итераций перемахнуть через заветный край. Главное в задании было не забыть про последнего. Но это потом, в конце, а пока… А пока нужно попытаться подсадить наверх Ирку Бове – то ещё упражнение!
– А-а-а! – послышался жалобный стон откуда-то из глубины горы человеческих тел.
– Молчать! Не разговаривать, иначе всех вернём на исходную позицию! – завопили инструкторы.
– Т-п-п-р-р-р! Фу!!! – это не выдержал перепада между внешним и внутренним давлением чей-то кишечник, громко выпустив в чистый сосновый воздух избыток смеси углекислого газа с азотом и метаном.
– Блин! Ведь просили же молча!
– Такой team spirit испортили!
* * *
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним.
Счастье дано повстречать иль беду ещё,
Есть только миг – за него и держись!
Есть только миг между прошлым и будущим —
Именно он называется жизнь.
Подъехал автобус, зашипели закрываемые двери и открываемые банки с пивом, и вся компания «ИЛьФ энд Партнерс», вздохнув наконец свободно, поехала назад в Санкт-Петербург, чтобы завершить свой корпоратив пивной вечеринкой и поскорее забыть этот верёвочный курс. Хотя жена Джорджа Боумена, который неосторожно пригласил всю фирму к себе в гости, наверное, долго ещё поминала добрым словом пивные банки и пакеты от чипсов, разбросанные по всей роскошной квартире с балконом на набережную реки Мойки. А с другой стороны, как иначе? День рождения всё-таки…