Глава 3
Векториус с криком проснулся и резко сел на кровати. Пот лил с него градом, постельное белье было насквозь мокрым. Что-то во сне ужаснуло его до глубины подсознания, но что именно, он никак не мог вспомнить. Рена прильнула к нему и принялась нашептывать какие-то милые глупости, чтобы успокоить. Правитель Южных Клочков ни как не мог унять мелкую дрожь в напряженном теле. Девушка же через некоторое время убаюкала его нервное возбуждение, и Дарн пришел в себя.
На ее вопросы по поводу приснившегося кошмара он не смог дать какого-либо вразумительного ответа. Рена, как обычно, несколькими милыми и незатейливыми фразами увела беседу в сторону от неприятных ощущений, так и засевших внутри Векториуса. Они пробыли в постели недолго, пора было подниматься и приниматься за дела. День обещал выдаться долгим и тяжелым. Сегодня предстояло провести несколько раз откладываемый прием просителей, съехавшихся со всей округи.
Утреннюю трапезу омрачал льющий за окном настырный дождь. Но Векториуса преследовало навязчивое тревожное чувство, что далеко не разбушевавшийся на улице ливень был причиной его внутреннего дискомфорта. Что-то в принципе шло не так. Какое-то едва заметное давление исходило, из всей окружающей Дарна атмосферы.
– Любимый, что-то ты совсем рассеян, – нахмурила брови Рена. – Вот, выпей.
Она подвинула ему фужер с рубиновым зельем. Обычно Векториус не отказывался от любимого напитка, но сейчас ему совсем не хотелось вермута. Поняв это по его равнодушному выражению лица, девушка накрыла его руку своей ладонью и, чуть склонив голову набок сказала:
– Сделай хотя бы пару глотков. Может, любимый вкус вернет твоему лицу улыбку, а состоянию – тепло.
– И то, и другое можешь сделать со мной только ты, – но та улыбка, которую он натянул во время ответа, содержала больше грустной задумчивости.
Тем не менее, Дарн отпил немного из фужера и принялся вглядываться в ажурную жидкость цвета заката.
Что же было не так? Какое невидимое обстоятельство заставляло его мышцы находиться в напряжении? На чем нужно было сосредоточить внимание, чтобы понять, что на самом деле происходит? Что так неумолимо гнетет его?
И вдруг его уныло обводящий комнату взгляд сфокусировался на мольберте. Холст, закрепленный на нем, был чист.
– Так, – поднимаясь из-за стола, протянул Векториус. – Как же это…
Он направился через покои к месту, где находилась его творческая атрибутика. Приблизившись к мольберту, он смотрел на пустоту холста недоумевающим взглядом.
– Не могу понять, здесь должно было что-то быть… – обратился он к Рене.
Но когда повернул голову к столу, не обнаружил за ним девушку. Она только что была здесь, и вдруг ее не стало. Дарн буквально раскрыл рот в немом удивлении. Он не слышал, ни звука ее шагов, ни стука двери. Куда она могла деться?
– Рена? – его голос разрезал тишину.
Тишина эта показалась ему какой-то слишком пустой, даже отчасти пугающей. Краски окружения будто поблекли, испустили дух под его пытливым мечущимся взглядом.
– Рена! – настойчиво и более громко произнес Дарн.
Эхо его голоса резануло стеклом по ненастоящей, нагнетающей жути тишине. Он в очередной раз нервно и бегло обшарил взглядом комнату и задержал его на холсте. Теперь он разглядел их – крохотные точки, оставленные на пустоте полотна самым кончиком щетины кисти. Часть их была рассредоточена в нижней части холста, а часть – в верхней. Как показалось сначала, их расположение не имело какой либо упорядоченности. Но стоило вглядеться внимательнее, и начала просматриваться некая последовательность разброса точек.
Рука инстинктивно потянулась к кисти, обмакнула щетину в краску и принялась за дело. Выводимые Векториусом линии соединяли точки одну за одной. В результате в нижней части холста получился изломанный замкнутый горизонтальный эллипс. В верхней части полотна кисть создала два небольших замкнутых контура, похожих по форме на лежащие на боку лимоны.
Отступив на пару шагов назад, Дарн не сразу понял, что за изображение у него получилось. Но через мгновение обжигающий сознание ужас пронизал его тело. Два лимонообразных объекта, ставшие глазами, сузились, а кривой эллипс внизу картины зашевелился, оказавшись мерзкой пастью:
– ПОКАЖИ! – прогремел в голове Векториуса громоподобный голос.
Дарн невольно отодвигался от картины, пятясь назад.
– ПОКАЖИ НАМ! – вновь зазвучал раскат в голове, а нарисованные очертания пасти на холсте шевелились согласно произносимым словам.
Дарн, отступая, наткнулся на стул, ноги его заплелись, и он повалился на пол. Глаз от говорящей картины он оторвать не мог.
– ПОКАЖИ НАМ!
Векториус отползал от картины по полу.
– Кто это? Что показать? – дрогнувшим голосом вопросил он.
Но пояснений не последовало. То, что начало происходить, вновь заставило замереть трепещущего правителя южных островов. Полотно начало выпячиваться, словно его кто-то прогибал с задней стороны мольберта. Белая субстанция формировалась в нечто червеобразное, выбирающееся из потустороннего пространства. Глаза и рот, изображенные Дарном, вели себя теперь, как естественные органы порожденного из ничего существа.
За продолговатой змеевидной частью толщиной как раз с величину полотна в реальность ввалились первые две конечности. Они были узловатыми, словно с несколькими коленными суставами, расположенными близко друг к другу. Далее вновь тянулось туловище, части которого, выбираясь из холста, разбухали, словно расслабившееся брюхо толстяка. Еще несколько конечностей, Векториус не считал, сколько именно, выбрались в его мир, в его покои, где он, лежа на полу, был не в силах противостоять собственному сознанию, охваченному сковывающим ужасом.
Уродливое существо цвета меловой кучи целиком очутилось в комнате, после чего дрожащий мольберт опрокинулся на пол. Десяток пружинящих конечностей отходящих от продолговатого туловища делал существо отдаленно похожим на сороконожку.
Отвратительное создание двинулось к Векториусу через комнату. Мужчина начал отползать, дергаясь, как в бешеном припадке. Он сумел подняться на ноги и броситься к двери. Выскочив из комнаты, он очутился в коридоре. Но это был совсем не тот широкий и светлый коридор, по которому он проходил десятки тысяч раз за время своего проживания во дворце. Этот коридор давил багровым цветом неровных каменистых стен, сочащихся пузырящейся темной слизью. Низкий свод потолка был покрыт мириадами микроскопических бурых сталактитов.
Дверь, из которой Дарн выбежал, заполнилась белой массой преследующего его существа.
– ПОКАЖИ НАМ! – ревела рожденная его кистью пасть.
Векториус бросился бежать. Кто такая эта Элливиана, он не знал. Где он находился, и чьих рук делом была подмена окружения, тоже не имел понятия. Что с ним могло сделать многоногое существо, было страшно представить. Горькая мысль об исчезновении Рены сверлила и без того пораженный рассудок.
Оглянувшись назад, он увидел, что существо преследует его, перемещаясь с пола на стену, со стены на усеянный бурым налетом потолок, и вновь на стену и пол. Там, где проносилась уродливая фигура, за ней оставались толстые шлейфы бледной пустоты. Нелепо, но быстро перебирающая кривыми конечностями тварь стирала за собой визуальное окружение, словно влажная тряпка толстый слой пыли с полированной поверхности.
Существо настигало, а коридору, уходящему вдаль, не было конца.
– ПОКАЖИ ЕЕ НАМ! – гулким шепотом принуждало существо.
Векториус выжимал из себя все силы, но чувствовал, что все равно не оторвется от твари.
– ПОКАЖИ…
Дарн упал на пол, на четвереньки. Глаза непроизвольно зажмурились, и его начало тошнить. Рвало жестоко и довольно долго, как после сильнейшего пищевого отравления. Когда организм выжал все возможное количество жидкости, и последние спазмы прекратились, Векториус открыл застланные от натуги слезами глаза. Перед ним была большая черная лужа, от которой исходил отвратительный гнилостный смрад.
Он медленно осмотрел обстановку перед собой. Это были не его покои, а какая-то незнакомая комната с низким, повисшим футах в десяти от деревянного пола, потолком. В стене, которую он видел перед собой, находилось овальное окно, две рамы пересекали его по диагонали. Сквозь вертикальный овал этого оконного проема в помещение проникал яркий и теплый свет Диска, образуя на плиточном полу оранжевую проекцию с тенью в форме знака Незримого. По обе стороны от окна стояли одинаковые продолговатые шкафы, полки которых были заполнены разноцветными корешками книг.
На нем была пропитавшаяся запахом его пота ночная пижама бежевого цвета. Он одной провел одной рукой по лицу и снова уперся ею в пол. Лицо обросло неопрятной неровной бородой длиной, наверное, в целый дюйм.
– Ваше Величество? – услышал он позади себя мужской голос.
Король, продолжая стоять на четвереньках и отплевываясь, через силу обернулся назад. Над ним чуть склонился и настороженно вглядывался в его глаза очень знакомый человек. Черты его немолодого лица были резкими, но не отталкивающими. Голубые глаза и светлые волнистые волосы, широкие плечи и в целом могучая фигура. Кто же он?..
– Рэндольф? – прохрипел Дарн, не узнав собственного голоса.
– Векториус! – будто не веря в чудо, просияв, воскликнул блондин. – Векториус, то есть, Ваше Величество, вы узнали меня!
– Что… – Дарн снова тяжело прокашлялся и оторвал руки от пола, оставшись сидеть на коленях. – Что происходит, где я?
– Слава Незримому! Помогите королю сесть на кровать! – возбужденно распорядился Рэндольф.
Тут же рядом с правителем возникли двое мужчин, которые, судя по одеждам, являлись лекарями, и, подняв его под руки с пола, заботливо усадили на край кровати, с которой он несколькими мгновениями ранее лихо соскочил на пол.
– Рэндольф, что со мной, где я?
– Вы в центральном храме, в комнате настоятеля. В последний раз мы решили, что находиться здесь вам будет, и полезнее, и удобнее.
– В последний раз? – хрипло переспросил Дарн.
Рэндольф коротко взглянул на лекарей, те молча и понимающе смотрели в ответ.
– Векториус, – вздохнув, начал блондин, – то, что ты хочешь узнать, слушать будет не просто. И, боюсь, в двух словах всего передать не получится.
– Что это значит? – король попытался встать, но тело ему подчинялось плохо, а лекари тут же воспрепятствовали попытке Дарна подняться с кровати. – Что происходит? Где Рена? С ней все в порядке?
– Наверное, да, – неопределенно ответил Рэндольф, с неприязнью рассматривая черную жидкость, извергшуюся из короля.
– Почему – наверное? Как это понимать? Что с ней? – требовательно вопросил правитель и закашлялся.
– Думаю, что с этой женщиной все хорошо, – поджав губы, ответил Рэндольф. – Господа, будьте добры, оставьте нас.
Лекари поклонились и поспешили удалиться из комнаты. Рэндольф настоял, чтобы король прилег, пока он будет давать ему разъяснения по поводу всего происходящего. Дарн не стал сопротивляться и позволил Рэндольфу помочь себе устроиться поудобнее в горизонтальном положении.
В аккуратных движениях блондина чувствовалась уверенность и сила. Рэндольф Милгрей приходился Векториусу племянником и, в общем-то, единственным оставшимся в живых родственником. Помимо этого он был его самым близким другом и доверенным лицом во всех делах, в которых по той или иной причине не мог принять личного участия король. Ныне его племянник выглядел старше своего дяди, поскольку полученный когда-то Векториусом перстень с кристалликом, заряженным магической энергией от древнего артефакта, замедлял его старение. Вспомнив о перстне, Дарн обнаружил, что его нет на пальце, где он должен был быть.
– Векториус, – усевшись рядом на его кровати, заговорил племянник. – Во-первых, надо сказать, что я безумно рад, что ты выкарабкался из того, что с тобой творилось в последнее время.
Он накрыл ослабленную руку правителя своей и кивнул, глядя в его замутненные скверным самочувствием глаза.
– Все началось с того, что ты отдал приказ… Хотя, нет. Все началось с того, что ты притащил с собой с Центрального Континента сюда эту женщину.
Король напрягся, хотел что-то сказать, но передумал и молча продолжил слушать.
– Я думаю, то время ты должен помнить. По твоему виду можно было легко понять, что ты счастлив и готов пожертвовать чем угодно во имя своей женщины.
Дарн вздохнул, окунувшись в глубокий омут воспоминаний, в которых он вез Рену в свою цитадель с трепетом в сердце, делился с ней самыми сокровенными мыслями, сливался в пылких актах любви. Но Рэндольф еще тогда относился к ней с подозрением, а сейчас разговаривал так, что Векториус невольно ежился от предвкушения какой-то неотвратимой неприятной правды.
– И, вроде, все у вас с виду было хорошо. Ты даже начал доверять ей некоторые дела, позволял в мелких вопросах действовать от твоего имени. И вот, в один дождливый день, возможно, ты помнишь его, должен был состояться прием просителей, съехавшихся со всей округи. Ты еще откладывал его перед этим пару раз, припоминаешь?
Векториус болезненно кивнул, память подбрасывала цепь событий того дня рваными кусками.
– Так вот, прямо во время приема ты почувствовал себя плохо и потерял сознание. Тебя унесли в твои покои, подумали, что сильное отравление. В тот день твоя ненаглядная всем растрепала, что ты жаловался на боли в желудке, похлопотала даже, чтобы на кухне сменили, якобы, бездарных поваров. С того самого момента ты и превратился в приросший к кровати овощ. Рена вилась вокруг тебя днями и ночами. Она не препятствовала попыткам вылечить тебя, выглядела весьма озабоченной твоим состоянием, пыталась во всем чем-то помогать. Но меня не покидало ощущение, что в этом всем крылась какая-то фальшь. Объяснить это было невозможно, но избавиться от тревожного предчувствия я ни как не мог. Я приставлял к тебе лучших придворных лекарей, да и не только придворных, но все они лишь разводили руками. Все версии сводились к тому, что против тебя было применено какое-то колдовство. С колдунами да магами, сам знаешь, как у нас на островах обстоят дела. А про то, что твоя эта Рена обладает магическими силами, ты ни разу не упомянул. Или ты и сам не знал?
– Знал, – проводя рукой по заросшему каштановой бородой лицу, признал Вектрориус. – С этой девушкой связана долгая и невероятная история, как-нибудь я расскажу ее тебе.
– Расскажешь, – покивал Рэндольф. – А пока я расскажу дальше, а ты послушай. Когда в итоге в одном из поселений на северо-восточном берегу основного острова нашелся-таки человек, разбирающийся и наделенный колдовским даром, я незамедлительно выслал за ним эскорт. Но до столицы все они так и не добрались. На самых подступах к городу наши патрули обнаружили их тела, растерзанные, будто большим и страшным зверем. В очередной раз мне закрались в голову подозрения. Я вспомнил, что ты пару раз упоминал о некоем существе по имени Рон, которое твоя возлюбленная считала кем-то вроде домашнего питомца. Это создание ни кто никогда не встречал, но иногда приносились слухи, что с некоторых окрестных животноводческих ферм пропадала скотина, а ты в ответ на эту информацию все отмахивался, да закрывал глаза. Помнишь?
Векториус помнил. Рена с ангельскими глазками молила его не обращать на это внимания, якобы, чтобы Рон, являвшийся ее рабом на каком-то немыслимом неразрывном никакими силами уровне, оставался вне их взаимоотношений и не мешал их счастью. Она уверяла, что это существо не способно намеренно причинять вред людям без крайних на то причин.
– Но высказать что-либо Рене и уж тем более обвинять, основываясь на слухах, да домыслах, я, разумеется, не мог.
Рэндольф встал с кровати, заметив, что ограничивает позу пытающегося повернуться Векториуса. Он пересел на стоящий у изголовья ложа невысокий табурет.
– Спустя две недели, как ты оказался в состоянии комы, мне пришлось отлучиться в один из городов, в Артенд, по праву твоего заместителя. Там назревало восстание, возмущенный бездействием местного управителя и его свиты народ вышел на улицы города, и дело попахивало штурмом их резиденции и самосудом. На то, чтобы утихомирить толпу горожан, разобраться в сути проблемы и переназначить управителя у меня ушло несколько дней, дорога заняла четверо суток. Итого недели полторы я отсутствовал здесь.
– Сколько же я находился в этом состоянии всего? – перебил король.
– Почти два с половиной месяца.
Векториус покачал головой, виновато прикрыв полные горечи глаза. После небольшой смысловой паузы племянник Дарна продолжил:
– Так вот, когда я вернулся в столицу, я был просто ошеломлен новостями, поджидавшими меня здесь. Оказалось, что на следующий день после моего отъезда, ты пришел в себя и, вроде как, принялся за дела. При этом ты почти не выходил из своих покоев и передавал распоряжения в основном через свою драгоценную даму сердца. На следующий день после, так называемого пробуждения, ты собрал в своей комнате несколько советников, главного казначея и верховного генерала нашей армии. Им ты объявил, что почтовая птица одного из твоих шпионов в Креоле принесла весть о том, что королевство янтарных озер претендует на наши земли, и Сиддэн Ордан намерен силой захватить их в самое ближайшее время. В связи с этим ты уверял их, что необходимо нанести упреждающий удар, чтобы не допустить кровопролития на нашей территории. Каждый из присутствовавших в тот день на этом странном совете рассказывал потом, что ты был, будто не в себе. Глаза были пустыми, голос – безучастным, движения – малочисленными и неестественными. Рена находилась все время рядом с тобой, поглаживая твою руку, как будто пыталась успокоить. Когда собранные тобой люди попытались узнать подробности и обсудить поспешность такого судьбоносного решения, ты обрубил их слова утверждениями о том, что королевские приказы не обсуждаются, а беспрекословно выполняются.
Видя, как глаза правителя расширяются все больше и больше, Рэндольф сделал паузу и предложил Дарну воды. Но Векториус отказался и пожелал услышать продолжение истории о своих собственных деяниях.
– В результате, – вновь заговорил племянник, – согласно твоим указаниям, в рекордные сроки, буквально за считанные дни, были снаряжены десять наших новых боевых парусников и отправлены к берегам Креола. На борту одного из них отправилась на Центральный Континент твоя ненаглядная, а с ней, якобы по твоему распоряжению, следовал огромный детина в темным длинном балахоне и с укрытым повязками лицом. Думаю, не сложно догадаться, кто именно это был.
– Рон, – прохрипел Векториус, представив это существо, которое ему доводилось видеть, когда оно переправлялось с ним и Реной сюда, по ее настойчивым просьбам.
– Вот-вот, – покивал Рэндольф. – Корабли же имели приказ обстрелять с воды ближайший к нам портовый город Креола Коргон. А во время обстрела два отряда наших спец войск должны были десантироваться на берег с целью захвата береговых охранных постов. Все затеянное предприятие прошло успешно, поставленные цели были выполнены. Одновременно с этим, прикрываемые катапультным огнем и атакой пехотинцев Рена и ее зверь тоже высадились на берег, и больше их ни кто не видел.
– А что же с нашими воинами и кораблями? Как отреагировал Ордан? – взволнованно спросил Дарн, чувствуя, как в горле растет чугунный ком.
– В этом-то вся и беда, – цокнул языком Рэндольф. Векториус только сейчас разглядел, что на висках племянника было больше седых волос, чем родных белых.
– Оба наших отряда имели приказ удерживать захваченные на берегу Коргона объекты до поступления новых приказов от верховного генерала, который, в свою очередь, ждал приказа короля. В этот момент я уже прибыл в столицу, но было слишком поздно. Ты, если и приходил в себя нес несвязный бред, и вид твой становился все хуже и хуже. Оба отряда были уничтожены на позициях, которых они не смели покинуть. Я, конечно же, первым делом послал сразу две птицы в Креол с одинаковыми максимально подробными пояснениями о твоем состоянии и о наших нелепых действиях у их портового города. Но там это, видно, сочли, либо за отвлекающий маневр, либо попросту за бред сумасшедшего. Возможно, птицы и вовсе не добрались до адресатов, но это, сам понимаешь, вряд ли. На наши стоявшие у Коргона корабли Ордан наслал втрое больше своих. Креольцы гнали наши ринувшиеся домой суда, расстреливали всю дорогу, не жалея припасов. Единственный из добравшихся до Южных Островов парусник они разгромили прямо у родных берегов. После этого три десятка кораблей Ордана встали на якоря, растянувшись вдоль наших берегов, и стоят там по сей день. Каждую неделю пребывают новые суда и увеличивают линию оцепления. В переговоры они не вступают, отплыть какому либо из наших судов, даже торговым – не дают, открывают огонь. На послания по птичьей почте Ордан ответил лишь однажды. В его коротком письме говорилось, что пока ты лично не прибудешь к берегам, где стоят его корабли, никаких переговоров не состоится. Что он замышляет – не понятно. Но ясно одно: мы во всей этой истории являемся главными агрессорами и сейчас, если мы не хотим развязать серьезную войну, на мой взгляд, должны делать максимально осторожные ходы.
Векториус лежал, прикрыв глаза и прислонив ко лбу руку.
– Мне все же казалось, что ты должен был восстановить силы, прежде чем во все это вникнуть, – вставая с табурета и поправляя подушку Дарна, проговорил Рэндольф каким-то сочувственным тоном.
– Прости меня, Рэндольф, – взглянув на племянника из под лежащей на лбу руки, пролепетал разбитый король.
Милгрей не ответил. Он лишь поджал губы и печально улыбнулся. Обойдя зловонную черную лужу на полу, Рэндольф окинул ее очередным брезгливым взглядом.
– В тот день твой любимый вермут и женщина сыграли с тобой жестокую шутку, – констатировал он. – Надеюсь, это вся гадость, которая в тебе была. Я пока оставлю тебя, но позову лекарей и уборщиков. Сейчас они будут тебе более полезны, чем я.
– Ты сказал, что это комната настоятеля, а где он сам?
– Ведет службу внизу, в молельном зале. Каждый день по много часов идут массовые службы о твоем выздоровлении. На них присутствуют тысячи прихожан. Думаю, им будет приятно узнать, что Незримый услышал их молитвы и привел тебя в чувства. Лично я, не вижу другого объяснения такому внезапному улучшению.
Рэндольф был уже у двери, когда Векториус озвучил свою последнюю просьбу:
– Попроси, пожалуйста, преподобного, как закончит службу зайти ко мне.
– Само собой, Векториус.
Милгрей вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, а ослабленный правитель остался наедине со своим скверным самочувствием и не менее скверными мыслями. Воспоминания о Рене, ее улыбке, мелодичном голосе, знойном красивом теле заставляли его сердце сжиматься и колоть. При этом осознание всех последствий ее подлых деяний и своей безрассудной беспечности кипятили его едва прочистившуюся от колдовской отравы кровь. Как же она могла так поступить с ним! Как она могла!