Глава вторая
Страшный вихрь
Воздухоплаватели погрузились в мир красных тонов. Их настиг порыв горячего ветра, будто вырвавшегося из гигантской топки, уши Прутика разрывал ужасный визг. У него свело живот, он с трудом дышал и едва смог приоткрыть один глаз, от ветра по щекам в три ручья катились слезы.
– О небо! – воскликнул он.
Корабль находился внутри бушующей красной пасти чудовищного атмосферного вихря. Вокруг завывали и свистели крутящиеся воздушные потоки. Однако здесь, в центре, царило жутковатое, липкое спокойствие.
– Наполнить грот, Тарп! – скомандовал Прутик, пытаясь перекричать ревущий ветер. – И проверить еще раз, надежно ли закреплены ванты!
– Есть, капитан.
Трудно было даже вообразить, насколько огромным оказался смерч. Казалось, будто само небо превратилось в страшного прожорливого зверя. А «Танцующий-на-Краю» был внутри его, точно проглоченный целиком.
– Сохранять скорость! – ревел Прутик. – Гуум, привяжись к штурвалу и держись этого курса.
Толстолап немедленно повиновался. А Прутик занялся парусами и рычагами, контролирующими балласт. Воздух меж тем закручивался все быстрее и быстрее, рассерженная красная стена, которая их окружала, постоянно грозила сбить корабль с курса и кинуть его в ужасный круговорот, поэтому главное было поддерживать баланс, по мере того как они продвигались в глубь вихря.
– И что теперь? – спросил Прутик Птицу-Помогарь.
– Обратного пути нет! – прогремела Птица. – Мы входим в бушующее сердце Матери Штормов, в место, где рождаются бури и торнадо, в место ужасающего безумия. Но в самом его центре абсолютное спокойствие и…
– И что? – закричал Прутик. Воздух вокруг стал голубоватым и ледяным, малюсенькие злобные градинки ударили в лицо.
– И, – донесся до него громоподобный голос Птицы-Помогарь, наполовину скрытой облаком клубящегося тумана, – там найдете твоего отца, если кто-нибудь из вас выживет.
Прутика охватило чувство неизбывной тоски. Он упал на колени, и страшные рыдания вырвались из его груди. Лесорыб закричал пронзительным печальным голосом. Хит свернулся калачиком у ног плачущего Тугодума. Крошечные градинки отбивали барабанный ритм по доскам палубы.
– Что происходит? – удивился Прутик. – Что значит эта мировая скорбь? – Он с трудом заставил себя встать на ноги. Это было почти невыносимо.
Тарп Хаммелхэрд тоже стоял на коленях, повесив голову, и выл, как раненый тильдер.
– Но почему? – вопил бедняга, и все его тело сотрясалось от горя. – Почему ты умер? – обращался он неизвестно к кому.
Шпулер кубарем спустился с мачты и склонился над ним.
– Тарп, друг мой, – умолял он.
Но Тарп его не слышал. Потом посмотрел вверх и невидящими глазами уставился на древесного эльфа.
– О Тендон, брат мой! – рыдал он. – Бедный, бедный мой братишка… – и рухнул на палубу, укрывая голову от градин.
Прутик ухватился за штурвал. Позади него вой Гуума-толстолапа заглушал все остальные звуки. На нос корабля безмолвно наползал зеленый туман. Плотный и зловещий, он клубился по палубе, скрывая из виду членов команды. Погода менялась и постепенно рыдания экипажа перешли в вой ужаса.
Прутик вздрогнул, когда зеленый туман добрался до него. Туман проникал под кожу, пронизывая тело холодом до мозга костей. Прутика охватила слепая паника.
– Мы обречены! – завопил он. – Нам никогда не выбраться отсюда. Мы все погибнем в этом ужасном месте. Мы…
– За печалью следует страх, – донесся голос Птицы-Помогарь. – И это пройдет. Будь мужествен, капитан Прутик.
Прутик тряхнул головой. Туман слегка рассеялся, и ужас тоже ослабил свою хватку. Теперь пошел моросить мелкий дождь, капли его сверкали и переливались, как маленькие драгоценные камешки. Рован Хит вскинул голову и разразился хохотом. Прутик стоял, запрокинув голову, и пил прохладные капли. У него перед глазами все поплыло. Окружающее сделалось так чудесно, так красиво, так невероятно…
– А-а-а-а-а!! – завопил Хит.
Прутик глянул вниз и увидел рулевого, который отшатнулся от фальшборта и отчаянно царапал себе лицо ногтями. Над его головой сверкала шаровая молния, похожие на змеек язычки пламени извивались вокруг искаженного ужасом лица. Лесорыб закричал и нырнул вниз, укрываясь от сверкающих клубков, с треском ударявших о палубу.
– Вниз! – скомандовал Прутик. Все его приподнятое настроение разом улетучилось.
Рован Хит безжизненной тушей свалился на палубу рядом с телом Тарпа Хаммелхэрда.
– Спасите! Спасите! – голосил Лесорыб высоким свистящим голосом.
– Мы должны лететь вперед! – отвечал Прутик.
А затем все вокруг оказалось в красной туманной дымке. Плотная, всепроникающая, едкая, со зловонным запахом горелого дерева, она замутила взгляд Прутика. Его охватил гнев. Глаза засверкали. Ноздри затрепетали. Он мотал головой и скрипел зубами.
– Пути назад нет! – яростно закричал он, стукнув кулаком по штурвалу.
«Танцующий-на-Краю» угрожающе содрогнулся и задрал нос. Прутик бил по рычажкам с костяными ручками так, что они разлетались в разные стороны. Воздушный корабль, казалось, задыхался оттого, что все отвесы и балласт направлялись в разные стороны. Рядом с Прутиком Гуум тоже не мог совладать с чувствами, которые вызывала у него красная дымка.
– У-ух! – закричал он, охваченный безумным гневом, и стал крушить парапет и пробивать дыры в обшивке корабля. – У-у-у-ух!
Бешенство Прутика тоже возрастало.
– Чтоб ты сгнил в открытом небе!
Позади него толстолап дико рычал, срывая с петель двери, выбивая задраенные люки, так что только щепки летели. Скрипя и потрескивая, «Танцующий-на-Краю» парил теперь, абсолютно неуправляемый. В любую минуту крутящийся вихрь мог разорвать его на куски.
Прутик помчался вниз, на главную палубу, и вперед, к бушприту. Красная дымка наполняла рот, застилала глаза и давала мускулам дикую, незнакомую прежде силу. Безумие нарастало, все чувства покинули его. Он сделался слеп к тому, что являли ему собственные глаза, глух к тому, что слышали его уши. С мечом в руке рубил направо и налево, колол и резал, а ужасный рев толстолапа громыхал у него в голове.
Затем все покрылось мраком.
Прутик открыл глаза и обнаружил, что все вокруг залито молочно-белым светом. «Танцующий-на-Краю» висел в воздухе под каким-то диким углом и абсолютно неподвижно.
– Мы победили, – тихо сказал он самому себе и оглянулся вокруг в изумлении. Внезапно все показалось более ясным и отчетливым, чем прежде.
Тарп Хаммелхэрд лежал еле живой, все еще тихо всхлипывая. Рован Хит валялся, не шевелясь, прижав руки к лицу. Тугодум был без сознания, обломок мачты пригвоздил его правую ногу к палубе. Рядом с ним, посреди обломков мачты и обрывков снастей, лежала абсолютно неподвижная меховая куча – толстолап, лишь прерывистое дыхание выдавало в нем присутствие жизни. Одна его огромная лапа лежала на голове Шпулера, древесного эльфа. Тихое хныканье подсказывало, что он тоже еще цепляется за жизнь. Лесорыб сидел на носу, покачивая головой из стороны в сторону.
– Я ничего не слышу, ничего не слышу… – монотонно повторял он.
На верхних ступенях лестницы, ведущей к капитанскому мостику, появился Каменный Пилот.
Прутик слабо улыбнулся.
– Слушай, – прошептал он, – я в порядке. А ты?
Из недр капюшона донесся приглушенный голос:
– Ох, капитан!
– Что? – спросил Прутик. – Я… – Он проследил взглядом, куда показывал палец Каменного Пилота. Он указывал на его собственные руки. Прутик глянул вниз и увидел в одной руке кусок свободно повисшей веревки и меч в другой. – Что я натворил? – пробормотал он.
Медленно и со страхом капитан подтянул к себе конец постромки. Веревка двигалась свободно, без сопротивления. Вдруг над парапетом показался ее кончик и упал на палубу к ногам Прутика. Он был аккуратно обрублен.
– Помогарь! – закричал Прутик. – Помогарь, где ты?
Ответа не было. Птица-Помогарь – его проводник и защитник – исчезла. Прутик в ужасе повернулся к Каменному Пилоту.
– Что произошло? – прошептал он.
– Я… я пытался остановить тебя, – сказал Каменный Пилот. – Но ты оказался слишком сильным. Ты ругался и отбрыкивался. Схватил веревку и подтянул к себе. Птица-Помогарь закричала, когда ее крылья ударились о бушприт. Тогда ты поднял меч и бросился вперед…
Прутик ахнул.
– Я убил ее? – не веря себе, спросил он.
– Не знаю, – ответил Каменный Пилот. – Последнее, что я помню, – это то, как Гуум сшиб меня с ног.
– Моя команда, моя команда, – качал головой Прутик. – Что с нами теперь будет?
Огромный тяжелый капюшон Каменного Пилота качнулся из стороны в сторону. Краем глаза Прутик заметил, как что-то черно-белое соскользнуло с накренившейся палубы. Он оглянулся и увидел, как одно из хвостовых перьев Птицы-Помогарь соскользнуло за парапет и упало за борт. Оно упорхнуло в блестящую пустоту, а Прутик содрогнулся от непоправимости ужасного деяния, которое сам сотворил. Чудесная Птица-Помогарь, присматривавшая за ним с тех самых пор, как вылупилась из яйца, исчезла, возможно, погибла, причем от его собственной руки. Теперь Прутик был предоставлен самому себе.
– Что мне делать? – потерянно бормотал он. Потом вытащил подзорную трубу и поглядел вокруг. Молочно-белый свет искрился всеми цветами радуги: одуряюще, гипнотизирующе – красный, оранжевый, желтый и…
Каменный Пилот ухватил его за локоть и призывно крикнул:
– Посмотри-ка в ту сторону!
Прутик опустил подзорную трубу и скосил глаза туда, где полыхал белый свет.
– Что? Я… – и тут он увидел.
Там, слабо вырисовываясь в тумане, маячили призрачные очертания корабля, висящего в воздухе. Корабль был почти перевернут, мачта сломана, а паруса бессильно повисли, как мятые крылья древесного мотылька. У Прутика мурашки побежали по телу и глухо стукнуло сердце.
– О Птица-Помогарь, – прошептал он, – все-таки ты меня не подвела. Ты привела меня к «Громобою».
Дрожа от волнения и страха, Прутик наклонился над бортом, сложил руки рупором и поднес ко рту.
– Отец! – закричал он. – Отец, если ты там, ответь мне!
Но с потерпевшего кораблекрушение судна не доносилось ни звука, кроме поскрипывания разбитого корпуса и хлопанья порванного такелажа о сломанную мачту. «Танцующего-на-Краю» ветром отнесло ближе к останкам некогда гордого «Громобоя». Прутик внимательно рассмотрел воздушный корабль. Он светился так, что глаза слепило.
– Я должен выяснить, есть ли там мой отец, – сказал он.
Он схватил один из абордажных крюков с передней палубы, обвязал его веревкой и бросил тяжелый крюк вниз, на соседний воздушный корабль. Казалось, тот прошел почти сквозь «Громобой», и вдруг с содроганием и треском раскалывающегося дерева он ударился обо что-то твердое и там застрял. Каменный Пилот закрепил конец веревки на бушприте. Прутик влез на парапет, положил на веревку обломок доски и ухватился за него.
– Пожелай мне удачи, – попросил Прутик и прыгнул вниз, соскользнув по веревке так быстро, что Каменный Пилот ничего не успел ответить.
Спуск был таким крутым и быстрым, что Прутику показалось, будто у него сейчас руки вывихнутся из суставов. Под ним мелькала лишь зияющая пустота, он набирал скорость и вдруг – бум! – свалился на палубу «Громобоя».
Какое-то время Прутик лежал неподвижно, с трудом веря, что добрался живым. Затем он огляделся. Воздушный корабль был разбит и искалечен почти до неузнаваемости. Казалось, даже дерево обшивки и оснастка обесцветились. Они сделались почти прозрачными, так что Прутик видел все, что находилось внутри корабля. Потом он услышал голос:
– Прутик? Неужели это ты, Прутик?
Прутик резко обернулся и увидел изможденного, бледного человека, который сидел рядом с ветхим штурвалом.
– Отец!
Облачный Волк выглядел теперь намного старше. Его одежда висела лохмотьями, волосы поседели, а глаза были гораздо голубее, чем их помнил Прутик, – неестественно голубыми. На правом плече у него виднелись свежие шрамы от недавнего ранения. Прутик бросился к отцу с бешено колотящимся сердцем, упал рядом с ним и со слезами на глазах выдохнул:
– Папа, наконец-то я тебя нашел.
– Я так долго ждал, мой мальчик, – устало прошептал Облачный Волк. Он притянул Прутика поближе к себе. – Ты много странствовал, чтобы добраться сюда. Птица-Помогарь, которая меня нашла, говорила, что ты прилетишь, и она была права, ты прилетел. Ни один отец в мире не мог бы так гордиться своим сыном, как я.
Прутик стыдливо опустил голову. Слезы капали на его кожаную нагрудную пластину.
– Ну-ну, не надо, – мягко сказал Облачный Волк. – Я знаю, знаю… – Тут его голос стал тверже. – Прутик, ты должен выслушать очень внимательно то, что я тебе сейчас скажу. Я затащил тебя в очень опасное место, – вздохнул он, – если б только раньше знать об этом, никогда не попросил бы птицу, чтобы ты мне помог.
– Но, папа, я сам хотел…
– Не прерывай меня, Прутик, – сказал Облачный Волк. Все его тело, с головы до ног, сверкало. – У меня осталось немного времени, этот жуткий вихрь занес меня… нас сюда, в самое сердце Матери Штормов. Это место спокойствия и просветления, но за то знание, что оно дает, приходится платить ужасную цену.
– Платить? Цену? – с волнением переспросил Прутик.
– Те, кто здесь оказываются, медленно сливаются с Матерью Штормов, Прутик. Она входит в твое тело через глаза, уши, поры кожи. Она наполняет тебя знанием самой погоды, тем знанием, которое ученые Санктафракса вот уже много столетий пытаются заполучить, но одновременно растворяет тебя в себе.
Прутик ахнул:
– Ты имеешь в виду?..
– Я слишком много времени провел здесь, в этом месте успокоения, мой мальчик. И больше не могу сохранять собственные мысли… – Облачный Волк помахал у Прутика перед носом своей бледной, почти прозрачной рукой.
– Папа, – прошептал Прутик, – это значит?…
– Я исчезаю, Прутик, я растворяюсь в Матери Штормов. Самое печальное, что мне приходится покидать тебя как раз тогда, когда мы только обрели друг друга. Но сначала нужно кое-что рассказать тебе, нечто, о чем я узнал здесь. Мать Штормов скоро возвратится.
– В Край? – воскликнул Прутик.
– Да, Прутик, – ответил Облачный Волк. – Тот сильный шторм, который некогда оплодотворил жизнью эту землю, возвращается, как возвращался каждую тысячу лет с начала времен. Она прилетит из открытого неба, пролетит над Топями, Сумеречными Лесами и затем к самой высокой точке в Темных Лесах, к Риверрайзу.
– Риверрайзу? – выдохнул Прутик. – Но это всего лишь миф…
– Риверрайз существует, – твердо возразил Облачный Волк. – Когда Мать Штормов долетит до него, она обновит его воды, Река Края вновь станет полноводной и хлынет мощным потоком, распространяя силу по всему Краю, принося новую жизнь, новые надежды, – все начнется заново. – Он замолчал. Прутик заглянул ему в глаза и увидел, что они полны боли. – По крайней мере, – прошептал Облачный Волк, – так должно произойти. Но есть существенная проблема.
Прутик нахмурился:
– Не понимаю.
Облачный Волк терпеливо кивнул.
– В последний раз, когда Мать Штормов прилетала в Край, ее путь к Риверрайзу был свободен, – объяснил он. – Но теперь кое-что стоит на ее пути.
– Санктафракс! – воскликнул Прутик.
– Санктафракс, – шепотом подтвердил Облачный Волк, и глаза его затуманились. – Наш воздушный город со сверкающими шпилями и почтенными учреждениями; когда-то давно он был истинно великим, мой дом… – Он закашлялся, прочищая горло. – Санктафракс лежит прямо на пути шторма. Когда они встретятся, энергия Матери Штормов разрушит его.
– Но… – начал было Прутик.
– Тс-с, – устало остановил его Облачный Волк, – есть кое-что похуже: если Санктафракс загородит дорогу Матери Штормов, она никогда не достигнет Риверрайза, чтобы дать ему новую жизнь. Воды Реки Края окончательно высохнут. И тогда, если это случится, мрак из Темного Сердца Темных Лесов распространится, подобно плесени, и поглотит весь Край дюйм за дюймом. – Облачный Волк взглянул на сына. – Прутик, – прошептал он, – Санктафракс не должен встать на пути Матери Штормов.
– Но что я могу сделать? – спросил Прутик, напряженно вглядываясь в лицо отца в поисках подсказки.
– Якорная Цепь… она удерживает воздушный город на месте… ее нужно… перерубить, – с трудом выговаривал слова Облачный Волк.
– Перерубить Якорную Цепь! – в изумлении воскликнул Прутик. – Но… но…
– Санктафракс взмоет ввысь, и Мать Штормов беспрепятственно долетит до Риверрайза. Край спасется, но… – его голос становился все тише, – Санктафракс будет потерян.
Пока он говорил, все его тело стало не только светиться, но и поблескивать.
Прутик ахнул и отступил назад.
– Ч-что п-происходит? – с запинкой выговорил он.
Облачный Волк поднял руки и ошеломленно смотрел, как они сверкают, подобно миллиардам танцующих светлячков.
– Ну вот она и пришла за мной, – вздохнул он.
– Что ты имеешь в виду? Что происходит?
– Я говорил тебе, Прутик. Я слишком долго пробыл здесь, – еле слышно прошептал отец. – Мать Штормов наполнила меня собой. Именно поэтому я знаю, что должно вскоре произойти. Но, обретя это знание, я потерял себя, Прутик. Чем ярче свечусь, тем слабее становлюсь.
Он говорил, и, сверкая все ярче и ярче, фигура Облачного Волка, капитана воздушных пиратов, становилась едва различимой.
– Мать Штормов призвала меня к себе. Мне придется оставить тебя, Прутик.
– Нет! – закричал Прутик. – Я не отпущу тебя! – Он подполз к отцу на коленях и попытался обхватить его и поднять на руки, но это было все равно что убаюкивать свет. – Отец!
– И еще, Прутик, – сказал отец. – Ты должен знать вот еще что… Когда Мать Штормов разразится…
– Когда, отец? – спрашивал Прутик. – Когда?
Сверкающие губы Облачного Волка задвигались, но не было слышно ни звука.
– Отец? – в отчаянии закричал Прутик. – Когда?
…Привязанные друг к другу, два корабля воздушных пиратов медленно кружились в воздухе. Прутик покинул растворяющийся «Громобой» и сквозь зияющую пустоту полетел обратно, к «Танцующему-на-Краю», которого Каменный Пилот опустил ниже. С тяжелым стуком Прутик приземлился на палубу. Веревка за его спиной свободно провисла. «Громобой» полностью исчез.
Каменный Пилот пристально вглядывался в посеревшее лицо Прутика:
– Что произошло?
Прутик попытался привести мысли в порядок.
– Это… это было так странно, – прошептал он. – Необычно…
– Капитан Прутик, – повторял Каменный Пилот и тряс Прутика за плечи, – приди в себя. Расскажи мне, что произошло на борту «Громобоя». Что с Облачным Волком, твоим отцом? Ты нашел его?
Прутик взглянул на Каменного Пилота так, будто видел впервые. Его глаза наполнились слезами…
– Да, но… Нет, я не знаю, что и думать…
Ни слова не говоря, Каменный Пилот протянул руку и расстегнул внутренние замочки, которыми его капюшон с застекленной прорезью для глаз был пристегнут к плащу. Застежки отскочили, и Каменный Пилот снял капюшон. Под капюшоном оказалась изящная девичья головка. Рыжие волосы струились по плечам.
– Прутик, это я, Моджин, – мягко произнесла она. – Помнишь? Ты когда-то спас мне жизнь. – Она помолчала. – А теперь успокойся и расскажи мне, что там произошло. – Она стащила с себя тяжелый наряд Каменного Пилота и взяла Прутика за руку.
Прутик покачал головой.
– Я действительно видел отца, – сказал он, – но он ушел. Навсегда. – Капитан шмыгнул носом, как маленький, безуспешно пытаясь проглотить болезненно вставший в горле ком. – Перед тем как исчезнуть, он сказал мне, что я должен сделать. Нужно разрушить Санктафракс.
– Разрушить Санктафракс? – воскликнула Моджин. – Но зачем?
Прутик жестом остановил ее:
– Мы должны вернуться в Санктафракс, чтобы я мог предупредить Верховного Академика.
– Но, Прутик, – заметила Моджин, – мы попали в штиль в открытом небе.
Прутик сжал голову руками и покачивал ею из стороны в сторону.
– Прутик, ты должен рассказать мне то, что знаешь, – настаивала Моджин. – Может, по милости неба хоть один из нас выживет и сможет передать послание твоего отца.
– Да, – согласился Прутик, собравшись с силами. – Ты права. – И начал рассказывать Моджин то, что передал ему Облачный Волк, а ее глаза от удивления открывались все шире и шире.
– Мать Штормов, – прошептала она, – Ри-веррайз… я всегда думала, что это просто легенды.
– Я тоже думал, – ответил Прутик. – Я… – Тут у него рот раскрылся от изумления. – О небо! – воскликнул он. – Что же это происходит?
Они оба оглянулись вокруг. Казалось, что блестящий воздух сгустился в ком и летел прямо на них.
– Скорее, Прутик, – торопила Моджин. – Расскажи мне все, пока не поздно.
Белый свет приближался, воздух стал плотнее. Боль у Прутика в ушах стала невыносимой.
– Он сказал мне… он сказал…
Вокруг него свет разгорался все ярче. Свистело в ушах. В голове пульсировала боль. Несмотря на то что воспоминания его, казалось, были абсолютно отчетливы, слова, чтобы выразить их, никак не приходили на ум.
– И что, Прутик? – спрашивала Моджин.
– Когда разразится Мать Штормов? Он сказал тебе или нет?
Прутик сжал голову. Воздух становился все гуще, все тяжелее.
– Я… он… – шептал Прутик. Его глаза готовы были вылезти из орбит, а голову, похоже, зажали в тиски. – Когда… когда упадет последняя капля, тогда она придет. Тогда, когда над Риверрайзом забрезжит заря, – слабо прошептал он. – Над Санктафраксом будет полночь… – Но Прутик не знал, слышит его Моджин или нет, ветер относил его слова в сторону, белый свет затуманивал глаза, и высокий хнычущий звук свистел в ушах. – Надень… капюшон! – закричал он Моджин и двинулся вперед, чтобы помочь ей натянуть тяжелое одеяние.
Воздух стал еще белее. Ярко-белым. Ослепляюще белым. Он застилал глаза, скрывая окружающее, так что Прутик, наконец, полностью ослеп. Небо задрожало. Капитан упал в стороне от Моджин, поднялся с трудом и, спотыкаясь, побрел обратно – медленно, невозможно медленно – сквозь этот злобный воздух.
– Моджин!.. – крикнул Прутик или, скорее, попытался крикнуть, ибо голос больше не слушался его.
Он опустился на палубу. Приглушенные звуки отдавались эхом вокруг: пощелкивание, треск, хруст. Белый свет становился все ярче. Звеневший в ушах тонкий плач перешел в визг. Прутик с трудом закрыл глаза, заткнул уши руками и свернулся плотным калачиком.
Но все было бесполезно. Он не мог избавиться от этого света и звуков. Чудовищная белизна была внутри его, столь же ослепляющая и оглушающая, что и снаружи. Она лишала всех чувств. Она уничтожала его память.
– Моджин, – выдавил Прутик. – Моя команда… У-у-упф!
Неспособный выдержать все возрастающее давление, белый шторм взорвался сам собой. На мгновение стало тихо. Затем с громоподобным лязгом ослепительно светящаяся сфера с «Танцующим-на-Краю» в центре вырвалась наружу с такой силой, что даже небо содрогнулось.