Вы здесь

Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 3. Дуплет. Глава 4 (Л. Р. Сафо)

Глава 4

Утро следующего дня в Дерябино выдалось просветлённо благонравным. Взъерошенные накануне дождём кроны деревьев в парках отряхивались и тянулись вверх к солнечному светилу, слегка примятые к земле цветы на многочисленных клумбах поднимались и прихорашивались, а снующие повсюду голуби своим воркованием вносили умиротворение в природу. Взбодрённые благодатным теплом горожане торопились насладиться галантной погодой, умильно восхищаясь безоблачной синевой неба.

И только припозднившийся к следователю прокуратуры егерь, он же лесник и охотовед в одном лице по произволу власти, двигался в людской стае с тщательно скрываемым видом тамбовского волка. Егор Волков мрачно хмурился, бормотал косноязычные проклятия при попадании сапогами в лужи и при воспоминании о проведенном накануне дне.

Вчерашний путь лесника в город пролегал через местный погост, где егеря радостно приветил кладбищенский сторож Игнат Васильевич Безрукий. И внезапно на охранителя лесов аппетит напал во всех смыслах – захотелось ему обсудить с душеполезным другом текущий политический момент с проглатыванием внутрь домашней пищи.

Всё бы сложилось как должно, да только супруга смотрящего за могилами усопших была не в духе: внук весь день рыдал над тяготами младенческой жизни. Посему Вера Сергеевна прислала мужу с кормящей матерью отварную картошку без масла с ломтиками селёдочки без лука.

Душа Егора Волкова при виде имеющей статус русской закуски еды воспарила к небесам, метнув сверху усердный призыв к неожиданно обретённому другу. Смекалистый Игнат Васильевич извлёк из-за пазухи бутылочку, воровато оглядываясь по сторонам. К счастью для него, утомлённая материнством дщерь прикорнула в конторском вагончике на мягкой постели, и наябедничать матери возможности избегла.

Товарищи уселись трапезничать за гранитным столиком на мраморной скамейке возле могилы отвечавшего за городские закупки чиновника. Привыкший к скудной пище охотовед немедленно пустился в пространные, навеянные усопшим государственным служащим рассуждения о коррупции.

– Я давеча в своей сторожке прогнившие половицы менял, – начал издалека Егор Волков петляющей в лесной чащобе звериной тропой, смачно обсасывая рыбий хвост. – И наткнулся на завёрнутый в дерюгу старинный фолиант о первом народном выступлении против казнокрадства. Там же на земляном полу в полотняном мешке были рукописные листочки.

Один в трёх ипостасях государственный служивый масляными руками бережно достал из залатанного кармана брюк бумажки, разгладил на коленках и начал читать текст сосредоточенно обгладывающему голову солёной рыбы Игнату Васильевичу:

– В конце царствования Пётр I страшно лютовал – повесил сибирского губернатора Гагарина за утаивание огромных сокровищ, воровство и злоупотребления властью. Позднее император приказал генерал-прокурору Ягужинскому написать указ: «Если кто-нибудь украдёт настолько, что можно купить верёвку, он будет на ней же повешен».

Вдохновленный жуткой участью давно умерших сребролюбцев егерь прищёлкнул языком, поперхнулся сухой картофельной долькой и тут же пригорюнился:

– Однако исторических свидетельств издания такого указа не сохранилось. А Екатерина II снисходительно относилась к чиновничьему недугу – подарила большой вязаный кошелёк одному из сановников, другого называла Роман – Большой карман. И поэту Державину разъяснила, почему негоже менять одного генерал-губернатора на другого. Мол, старый чиновник уже поживился казённым добром, а новому начальнику ещё предстоит…

– Будто бы у нас не так! – вознегодовал кладбищенский сторож, со злостью ударив кулаком по каменистой лавке и выплюнув на землю выпученный рыбий глаз. – Бывший министр обороны страны занимает целых восемь государственных должностей! Недавно правительство выдвинуло сего рачительного деятеля в имеющий отношение к Камскому автомобильному заводу совет директоров.

Служитель местного погоста опрокинул в горло живительную влагу из столовского стакана и сокрушённо крякнул:

– Ну, теперь раздираемый на части господин развернётся – на таком-то автомобиле. А на улице Красноармейской плакат видел? Там помещён призыв позвонить при проявлениях казнокрадства в чиновничьей среде. Но номер телефона не указан!

И тогда укоризненно оглядевший просветлённый лик проворовавшегося чиновника на памятнике гость прохрипел ещё один текст на листочке с волчьим завыванием на небесный ночник:

– Великий князь Владимир Александрович после гибели своего отца Александра II курировал строительство храма Спаса на Крови, задрав смету проекта втрое от первоначальной стоимости. В наши дни сие явление происходит сплошь и рядом!

– Подумаешь, – хмыкнула заинтригованная дочь кладбищенского сторожа, привлечённая из обители отца к месту трапезы тоскливыми звуками. – Я зимой в оконные щели детской комнаты газеты толкаю. Так вот, журналисты пишут: нынче коррупционеры с суммами меньше одного миллиарда рублей дел иметь не желают. В квартире одного задержанного генерал-лейтенанта обнаружили мешки денег, арестованный мэр городка из Золотого Кольца России обвиняется в растрате именно такого количества рублёвых купюр. Сегодня, если в окнах фешенебельного дома всю ночь горит свет – то это не юбилей, а обыск. Но не факт, что хозяина хором посадят! А в элитной китайской тюрьме, между прочим, закончились камеры для чиновников…

Успевший скинуть под гранитный столик опустошённую водочную тару кладбищенский сторож хихикнул, и стал деловито собирать огрызки пищи в пакет на прокорм бродячим собакам. А не державший в потемневших от дубовой коры пальцах более десяти тысяч отечественных ассигнаций лесник внезапно озверел: вломился на могилку усопшего государственного служащего, вырвал заботливо посаженные розы и стал хлестать ими физиономию на постаменте.

И Игнат Васильевич вынужден был принять недюжинные меры – скрутил фрондёра и вынес того оглоблей за оградку. Оцепеневшая от экспрессивной сцены дщерь кладбищенского сторожа пришла в себя, внеся водевильную нотку в мелодраматический спектакль:

– Один юморист считает – пора уже легализовать коррупцию и платить налоги с взяток и откатов. Представьте – на каждую тысячу россиян зарегистрировано по три официально оформленных факта казнокрадства. Это сколько деньжищ в доход государства накапает!

Но это предложение Егор Волков уже не услышал, заснув от обильного пития прямо на кладбищенской траве. Разбросанные рукописные листочки, как и выпавший из кармана замасленных брюк древний фолиант служитель погоста подобрал с намерением презентовать стародавнему другу санитару морга. Замусоленную же тетрадку на груди лесника трогать не стал: школьная принадлежность была приколота булавкой к внутренней стороне потёртого пиджака.

Посему и припозднился местный егерь к следователю прокуратуры этим утром, проспав всю ночь на впитавшей прах местных аборигенов земле. Любитель волков был озлоблен на казнокрадов, встревожен живучестью либералов и раздосадован импотенцией власти одновременно. А тут ещё по ходу следования Егора Волкова по городскому скверу образовалась людская воронка, в которую лесника засосало со страшной силой.

Высвободившийся из объятий Морфея ударенный молнией пожарный Сидоров Пётр Павлович в окружении ревущих малолетних детей и подпорченной временем женщины ловко увёртывался от цепких захватов полицейского. Тот настырно толкал обитателя парковой скамейки к стоящему рядом воронку с синей полосой по центру, стараясь не оставлять следов на филейных частях мужского тела. А оно вертело руками подобно ветряной мельнице, вставая в позу борющегося за всё хорошее испанского идальго.

Симпатии ротозеев были явно на стороне многодетного отца семейства и признавшей в нём супруга измученной борьбой за выживание бабы. Граждане и гражданки душераздирающе кричали о душителях свободы, а равно о бесчинствах власти. Одна егозливая вертихвостка крутилась волчком среди мирян, собирая подписи в поддержку своей кандидатуры на муниципальных выборах. Рассказанная соискательницей депутатского мандата история о грубом пленении правоохранителями читающего на площади Шекспира мальчика возымела осатанелое действие: толпа оттеснила Сидорова от полицейского, чуточку помяв казённые бока.

Впрочем, поспешивший на выручку собрата водитель воронка в грязь лицом не ударил: заволок упирающегося Петра Павловича в машину, прихватив для порядка одного плечистого буяна. Слегка поразмысливший Егор Волков в эту кутерьму вмешиваться не стал, но обрел уверенность в свободолюбии русского народа и зело приободрился. Лесной страж участливо проводил глазами удалявшийся полицейский газик с ударенным молнией пожарным на борту, ретировавшись восвояси.

Здание городской прокуратуры встретило егеря замурованными шторами окон и вселяющим надежду на хрустальность российского законодательства мраморным парадным крыльцом. Двухэтажный белокаменный особняк бывшего купца Малышева давно смирился со своей участью охранителя государственных устоев, изредка ропща дрожанием лестничных балясин.

А кабинет следователя прокуратуры Петра Ефимовича Бессмертного с прошедшего года приобрёл вид явочной квартиры заговорщиков. Стоящий неприметным на сейфе ещё год назад бюстик Дзержинского переместился на тумбочку по левую руку от хозяина кабинета, висящая в то же время на стене ядовитого цвета будёновка заняла почетное место календаря прямо над часами, а роль письменного прибора на рабочем столе исполняла миниатюрная революционная тачанка. Похоже, прекраснодушные порывы прокурорского работника по защите прав простолюдинов ежечасно подвергались попранию, и радетель всеобщего блага утратил веру в торжество справедливости увещевательным путём.

Как раз в этот момент перед ним на стуле сидел арестованный за экстремизм во время уличного пикета возле полиции расхристанный тип, жестоко бередя кровоточащие раны сторонника левых взглядов.

– Почему у нас такое избирательное правосудие? – пёр смутьян танком «Армата» с зубовным скрежетом от негодования на понуро сидящего за столом Петра Ефимовича. – Почему за кражу миллионов дают условный срок, а за бутылку пива – реальный? Совладелец одного банка получил условные четыре года за растрату полутора миллиардов рублей. Тот же суд отправил двадцатидвухлетнего парня на три года колонии за кражу трёх плюшевых медведей из цветочного киоска. По году за каждую зверушку!

Следователь прокуратуры поднялся на негнущихся ногах со своего места, подошёл к окну и отдёрнул тёмные шторы. И лучи яркого солнечного света тут же осветили помещение подобно маяку во мраке ночи, напомнив о посаженных в тюрьму губернаторах. А многоречивый сиделец за столом с говорящей фамилией Правдолюбов не унимался, молотя обличительную речь с противным скрипом жерновов:

– Прозванные местными жителями «плюшевыми воришками» подростки взламывали тиры, забирали призовых медведей для своих подружек. Двоим из них, несовершеннолетним, дали пять и четыре года лишения свободы. Осенью прошлого года жителя приморского города посадили на пять лет за кражу алкоголя, сигарет и шоколада из супермаркета. Обездвиженного инвалида чуть было не осудили к четырём с половиной года лишения свободы за разбой, а обманувшего дольщиков миллиардера милосердно освободили прямо в зале суда!

Бьющее через край возмущение переполнило задержанного возмутителя спокойствия на столько, что из глубины его сознания утлым судёнышком всплыло завещанное дедом, историком русского искусства кино, мимолётное знание:

– В одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году в числе других судили родоначальника российского кино Ханжонкова. Режиссёру вменялось в вину распыление народных средств. Это нашло отражение в эпизоде из «Золотого телёнка», в котором Остап Бендер продаёт сценарий звуковой народной трагедии «Шея» за триста рублей.

На секунду внук достопочтенного предка позволил следователю прокуратуры насладиться в душе отрывком из бессмертного творения двух мужчин, но тут же выдернул хозяина кабинета в унылую реальность укорительным речением:

– Обвиняемый был немолодым человеком в инвалидной коляске. Так проклинаемая либералами пролетарская власть приговорила Ханжонкова к полугодовому заключению, а затем вовсе освободила по состоянию здоровья.

– Хватит! – проревел корабельным морским колоколом Пётр Ефимович, покинув помещение со скоростью боевого крейсера. Прикинувшийся же спасательной шлюпкой на борту морской посудины раскрепостившийся юноша спустился со стула, робко выглянув за дверь. Однако поймал стреляющий взгляд постового в коридоре и юркнул обратно. Обличитель российского правосудия решил не искушать судьбу, безропотно дожидаясь своей участи.

А она настигла очернителя государственных основ через четверть часа. Вернувшийся в свой кабинет Пётр Ефимович имел вид переплывшего в корыте Волгу бесстрашного матросика. Роскошная шевелюра правоохранителя взмокла, по лицу катился пот, а влажные губы тряслись. Прокурорский чин обошёл похолодевшего айсбергом сидельца, приземлился на своё место и с ледяной учтивостью в голосе распорядился:

– Я вас больше не задерживаю. Вами будет заниматься другой следователь в третьем кабинете. Прошу вас пройти к нему.

Первая фраза прозвучала как пароль между двумя дружественными воинскими соединениями. Вдохновившись несомненной агитационной победой над сотрудником прокуратуры, Правдолюбов заговорщически подмигнул Петру Ефимовичу и направился к выходу непреоборимым трибуном.

– У меня полно других более важных дел, – на всякий случай уточнил надзирающий за полицией орган из-за боязни попасть в число неблагонадёжных государственных служащих перед всевидящим оком. Оное вполне могло прятаться в шкафу, слегка прикрывшись для конспирации томиком с Уголовным кодексом.

Злоречивый парень понимающе кивнул и вышел вон. А в распахнутую дверь кабинета вломилось лосем одно из важных дел в образе лесника Егора Волкова. С торжествующим видом презренного браконьера посетитель бросил подстреленной дичью на прокурорский стол вчерашний выпуск нелегального издания «Вилы».

– Я всё понял, – удачливым охотником за сохатым возвестил егерь, легко опустившись на присутственный предмет мебели. – Эти знаки на деревьях оставляет подавшаяся в леса городская ребятня. С этим собственно и пришёл, дабы приняли меры.

Добровольный помощник отечественного правосудия отогнул ворот землистого цвета пиджака, извлекая из потайного кармана тетрадку с рисунками.

– Никто кроме меня и внимания бы не обратил, – с апломбом природоохранного инспектора прихвастнул доброхот, открыв ученическую принадлежность для письма на пятой странице. – Вот, посмотрите сами…

Конец ознакомительного фрагмента.